Притяжение Бездны (гет)

Бирюзовое свечение, просачивающееся сквозь щели в древних сводах, окрашивало узкий коридор в призрачные аквамариновые тона. Воздух здесь был настолько густ от вековой пыли, что каждый вдох оставлял на языке привкус древности — смесь окислившегося металла, выветрившегося камня и чего-то органического, давно превратившегося в прах. Стены, покрытые полустертыми фресками с изображением змееподобных существ, местами отслаивались, обнажая грубую каменную кладку времен, когда мир был моложе.

Они нашли небольшое углубление в стене — возможно, когда-то служившее нишей для ритуальных светильников. Теперь это было их временное убежище. Том щелчком пальцев вызвал бледно-голубое пламя («Игнис Минор»), которое зависло между ними, отбрасывая мерцающие тени на резные изображения нага-хранителей, чьи безглазые лики наблюдали за ними сверху.

В этом призрачном свете Нагайна казалась существом из другого времени. Её высокие скулы, обычно мягко очерченные солнечным светом, теперь резко выделялись, создавая игру теней на лице. Губы, обычно сжатые в тонкую линию настороженности, слегка приоткрылись от усталости. Но больше всего поражали глаза — миндалевидные, с вертикальными зрачками, которые в этом свете расширились, поглотив почти всю радужную оболочку цвета тёмного мёда. Выбившиеся из косы пряди чёрных как смоль волос вились у висков, слегка влажные от пота.

Том выглядел не лучше — его обычно безупречный вид был нарушен. Льняная рубашка, когда-то белоснежная, теперь потемнела от пыли и пота, прилипнув к плечам и спине. Тёмные волосы, обычно аккуратно уложенные, растрепались, и несколько прядей беспорядочно упали на высокий лоб. Но больше всего изменились его глаза — обычно холодные и расчётливые, теперь в них читалось странное возбуждение, словно он стоял на пороге великого открытия.

— Дай посмотреть, — сказал он, протягивая руку к её ладони с неглубокой царапиной. Его голос звучал хрипло от пыли и напряжения.

— Внезапная забота, мистер Элдрич? — Нагайна подняла бровь, но всё же протянула руку. Её пальцы слегка дрожали от усталости. — Или просто не терпится изучить еще один «артефакт»?

Том достал из внутреннего кармана небольшой серебряный флакон, который ловил голубые отблески магического пламени. — Если бы я хотел изучить тебя, мисс Шарма, — он аккуратно смочил уголок своего уже небезупречного носового платка, — я бы начал с более... интересных мест.

Она фыркнула, но не отдёрнула руку, когда холодная жидкость коснулась раны.

— А-а-ай! Это что, яд для полного набора ощущений?

— Антисептик моего собственного состава, — его пальцы, вопреки ожиданиям, оказались удивительно нежными при перевязке. — Я называю его «Правда-жжет». Подходяще, не находишь?

— Очень мило, — она скривилась, но позволила ему закончить. — Хотя я бы предпочла менее поэтичное и более безболезненное средство.

Вокруг них храм дышал — где-то в глубине капала вода, создавая странную, почти музыкальную последовательность звуков. Казалось, само здание наблюдало за ними, оценивая.

— Ты умеешь быть осторожным, — заметила Нагайна, наблюдая, как он завязывает узел на импровизированной повязке.

Том поднял взгляд, и в его тёмных глазах вспыхнул знакомый огонек азарта. — Только когда это того стоит.

— И я... того стою? — её голос звучал насмешливо, но в нём проскользнула искренняя нотка любопытства.

Он замер, его пальцы непроизвольно задержались на её запястье чуть дольше необходимого.

— Покажи мне, кто ты на самом деле, и я отвечу.

Она резко рассмеялась, и эхо разнеслось по коридорам, заставляя тени на стенах вздрогнуть.

— О нет, мистер Элдрич. Если я это сделаю, игра закончится, — её глаза сверкнули в полумраке. — А ты ведь так любишь играть, не правда ли?

Пламя между ними вспыхнуло ярче, окрашивая их лица в голубоватые тона. Где-то в глубине храма что-то скрипнуло — то ли древний механизм, то ли камень, сдвигаемый невидимой силой.

Том протянул ей флягу, и когда их пальцы соприкоснулись, между ними пробежала почти осязаемая искра.

— Боишься, что я отравил воду? — спросил он, наблюдая, как она подносит флягу к губам.

— Боюсь, что нет, — ответила Нагайна, делая долгий глоток и чувствуя, как прохладная жидкость стекает по пересохшему горлу. Капли воды задержались на её губах, сверкая в голубом свете.

Он улыбнулся — и это была не обычная холодная усмешка, а что-то более настоящее, более человеческое.

— Мираж всегда привлекательнее реальности, Налини.

— Потому что мираж нельзя удержать, — она провела языком по губам, стирая капли.

— Или потому что в нём нет границ, — его голос звучал тише, но чётче в гулкой тишине храма.

Они замолчали, и в этой тишине было что-то новое — не враждебное, но тревожное. Нагайна чувствовала, как её сердце бьется чуть быстрее, и ненавидела себя за это. Том наблюдал за ней с тем же выражением, с каким обычно изучал древние артефакты — с холодным интересом, но теперь в его взгляде появилась новая глубина.

Том, заканчивая перевязку, вдруг ухмыльнулся, его пальцы искусно завязывали узел:

— Твои переходы с «вы» на «ты» напоминают мне маятник в часах старого Диппета — сегодня «ты», завтра «вы»... — он нарочито вздохнул, поправляя манжет. — Если бы я вёл учет, у меня уже была бы целая статистика. В понедельник — «вы», в среду — «ты», а в пятницу — вообще молчание. Интересно, есть ли система в этом хаосе?

Нагайна скосила на него глаза, но уголки её губ дрогнули. В голубоватом свете магического пламени её зрачки сузились:

— Может, это просто реакция на твоё поведение? Когда ведешь себя прилично — «ты». Когда невыносим — «вы». Когда особенно противен — молчание.

Том приложил руку к груди с преувеличенным драматизмом: — О, значит, это система оценок! Тогда мне определенно нужно больше стараться, чтобы заслужить постоянное «ты».

— Не обольщайся, — она потянулась за флягой, намеренно задев его пальцы. — Ты никогда не получишь постоянное «ты». Это лишит меня удовольствия видеть, как ты пытаешься угадать моё следующее обращение.

Том передал ей флягу, намеренно замедлив движение: — Тогда позволь предложить игру — за каждое неожиданное «ты» я рассказываю один интересный факт о древней магии. А за каждое «вы» — ты слушаешь мою очередную теорию о змеиных культах.

Нагайна сделала долгий глоток, затем медленно вытерла губы: — Ужасные условия. Особенно вторая часть.

— Но ты же любишь вызовы, — он наклонился чуть ближе, и в этот момент где-то в глубине храма с грохотом обрушился камень.

Когда эхо стихло, Нагайна протянула флягу обратно: — Тогда давай начнем. Вы, мистер Элдрич, можете рассказать свой первый факт.

Том усмехнулся: — А вот и первое «вы». Очень разочаровывающе предсказуемо, — он взял флягу, его пальцы на мгновение задержались на её. — Знаешь, почему в древних храмах всегда так холодно?

— Потому что такие, как ты, высасывают из воздуха всё тепло своим высокомерием?

— Потому что, — он игнорировал колкость, — камни здесь пропитаны магией, сохраняющей прохладу. Как гигантский холодильник для... ну, в нашем случае — для двух глупцов, играющих в словесные игры.

Она фыркнула, но в её глазах мелькнуло что-то похожее на удовольствие. Храм вокруг будто затаил дыхание, наблюдая за этой странной игрой, где правила писались на ходу, а ставки никто не решался назвать вслух.

— Ты играешь с огнем, Томас, — наконец сказала она, отводя взгляд к тёмному коридору, ведущему глубже в храм.

Он наклонился чуть ближе, и его дыхание коснулось её щеки, когда он прошептал: — А ты разве нет?

В этот момент пламя между ними вспыхнуло так ярко, что осветило весь коридор, и на мгновение им обоим показалось, что их магии, — золотистая и серебристая — сплелись в воздухе, создавая новый, невиданный оттенок.

Но где-то в глубине, за множеством поворотов и ловушек, ждала «Слеза Манасы» — и она, казалось, улыбалась их человеческим слабостям.