Любовь подчиняет (гет)

Сон Гермионы Грейнджер (записанный со слов Джиневры Поттер)⁽¹⁾

Гермиона оказалась в огромной комнате. Что-то вроде Большого зала в Хогвартсе только такой, что не видно стен по обе стороны. Мягкий полумрак, очень низко летали свечи. Издалека раздавался хор, многоголосием исполнявший какую-то популярную песню, но слова было не разобрать.

На ней было то самое небесно-голубое платье со Святочного бала.

— Выглядишь как всегда восхитительно, — услышала она откуда-то сзади.

Она развернулась и увидела Малфоя. Она думала, что сны с ним просто возьмут и исчезнут. Зря…

— Сложно поспорить, — ответила она с усмешкой. — Особенно с кем-то, кто выглядит вот так…

Вместо парадной мантии, он был одет в смокинг. Еще и без бабочки. Со слегка приоткрытым воротником. Конечно, Малфою правила не писаны.

— Не откажешь мне в танце? — спросил он, протягивая ей руку.

— С удовольствием.

Схватил ее за талию, крепко, как будто они так танцевали уже сотни раз. Закружил ее по залу. Животом он прижимался к ее нижним ребрам, от этого тепла, у нее приятно сжималась грудь, тяжелели руки на его плечах.

[— Ты подозрительно много подробностей знаешь об этом сне, ты случаем это все не придумала?..

— У тебя когда-нибудь была близкая подруга?

(пауза)

— Ну тогда, откуда тебе знать что такое много, а что — мало? Ты хочешь услышать, что было дальше или нет?

— Ладно-ладно. Молчу.]

Она оступалась пару раз, но он каждый раз ее непринужденно подхватывал и увлекал дальше в следующий шаг. Никогда раньше ей не было так легко позволить себе сделать ошибку.

— Представь, что могла бы так танцевать тогда со мной, а не с Крамом.

— Да, танцор из Виктора был не очень. Но ты никогда бы не…⁽²⁾

— Мы бы сначала скользили вот так по залу…

Он покружил её на вытянутой руке, а потом мягко притянул обратно. Повел дальше в танце.

— А потом я бы вывел тебя на балкон…

Они вальсировали вглубь зала, и она вдруг поняла, что они приблизились к хору.

— И я бы взял тебя за руку…

Он подхватил ее правую руку со своего плеча и сплел их пальцы вместе.

Хор состоял исключительно из бывших преподавателей. Там был даже Снейп, даже Локхарт. Дамблдор всем этим хаосом дирижировал.

— И может быть я бы даже тебя…

Хорек сбился. Они наконец смогли разобрать слова песни.

— Не целуйтесь, дети, между факультетами…— пела профессор Макгонагалл хриплым альтом, бросая недовольные взгляды на пару, кружащую перед ней.

— Львица и змея — это грех вдвойне.

Профессор Квирелл дрожащим, слишком высоким для его партии голосом выбивался из общего строя.

— Область ягодичная — строго под запретами…

Снейп глубоким и ожидаемо приятным баритоном держал нижний голос, в паузах раздраженно зевая. Петь про студенческие ягодицы явно претило его принципам.

— Ниже поясницы — нет, нет, нет! — Профессор Флитвик сидел на плечах у Хагрида, и они пели свою строчку красивыми нисходящими терциями. Гермиона даже уловила краем глаза, как профессор чар увлеченно махал рукой в такт этим «нет-нет-нет», будто мух отгонял.⁽³⁾

Малфой задорно улыбнулся ей на этих словах и провел пальцами от ее талии вдоль позвоночника вниз, вызывая разряд электричества по коже. Она успела подумать: «Но это же против правил», но быстро одернула себя и крепче сжала его плечо.

Вдруг комната начала сжиматься, профессора стали с громким хлопком исчезать один за другим. «Нет-нет-нет-нет…» разносилось эхом по комнате как заезженная пластинка.

На следующем шаге Гермиона внезапно поняла, что пол под ногами стал каменным, а свечи исчезли. Они всё ещё кружились, но уже между стеллажами. Запах пряной пыли и сушёных лягушачьих желёз лез в ноздри.

Они оказались в кладовке Снейпа. Окруженные всевозможными ингредиентами. Все еще продолжали вальсировать, но уже практически на одном месте. Гермиона вдруг почувствовала, что наступила на что-то склизкое.

— Крысиные хвосты…⁽⁴⁾ — прошептал ей хорек нежно на ухо.

Они ударились о другую полку, и с нее посыпался какой-то белый порошок прямо им на головы. Малфой врезался в нее, вдавил ее в другую полку. Его тело теперь прижимало ее к банкам, которые пахли чем-то травянистым.

Он задержал на ней взгляд, его руки остановились где-то в районе поясницы. Он потянулся к ней, замер. Гермиона затаила дыхание. И Малфой наклонился ближе, задержался у её скулы, будто вслушивался в запах. Он провёл подушечкой пальца по её щеке, на которой осталась пыль от порошка, и поднёс к губам. Лизнул. Улыбнулся.

— Измельченный корень валерьяны… — выдохнул он почти касаясь губами ее носа.

— Не возражаешь, если я проверю? — спросила она, не отрывая от него взгляд.

Он кивнул. И Гермиона встала на цыпочки, коснулась губами его губ, легонько проводя по ним языком — не жадно, она просто хотела запомнить их вкус.

— И правда, валерьяна.

Она рассмеялась, хорек смеялся вместе с ней, уткнувшись носом в ее шею. Его ресницы приятно щекотали нежную кожу.

— Драко, это ведь всего лишь сон? — спросила она, ее ладонь притягивала его за загривок.

— Если честно, я уже не очень уверен, — ответил он, все еще посмеиваясь.

Его руки уверенно вернулись на ее талию, он собирался посмотреть ей в глаза…

И тогда она проснулась и обнаружила, что лежит в своей постеле на боку, рука зажата между колен. Вокруг темно. А шея всё ещё покалывала, губы странно пульсировали, как будто ее целовали на самом деле.

На подушке рядом было мокро, она провела пальцами по щеке и с удивлением поняла, что плакала.

В этот раз она даже не пыталась себе врать — ей безумно хотелось обратно в тот сон. Чтобы ее прижимали к себе, целовали и не давали ей оступиться. И не просто кто-то. А чтобы это делал именно он.

* * *

Гермиона выбралась из камина в гостиную — всё ещё мрачноватую, несмотря на многолетние попытки хозяев сделать её менее угрюмой.

— Джинни, я не понимаю, что происходит!

— Я тоже, — подруга показала заспанное лицо в дверном проеме гостиной. — Суббота, восемь утра! Если у тебя не вопрос жизни и смерти, я тебя прокляну!

— У меня, кажется, что-то с Малфоем…

— Надеюсь, это что-то заразное?

— Я не знаю, как объяснить…

— Так, погоди. В моем организме недостаточно кофеина для этого разговора.

Джинни направилась на кухню, и Гермиона поплелась за ней следом. Коридорные портреты осматривали ее с тщательно выпестованным презрением, а один пожилой Блэк в чепчике даже шепнул что-то похожее на «раньше мы грязнокровок травили, а теперь…»⁽⁵⁾

— А где Гарри?

— Спит, он вчера посреди ночи вернулся с задания.

Отточенными движениями Джинни наполнила кофеварку водой и душистым кофе и отправила ее на огонь. Повернулась к подруге и сложила руки на груди.

— Ну рассказывай.

— Так, ладно, в общем, мы оба активировали шкатулку, она что-то сделала, ну, начала — неважно, я работала в его кабинете, у нас сны были синхронные, потом ещё видения — и в общем, последнее было…

Гермиона замолчала, чувствуя как к лицу приливает краска.

— Слишком интимным…

— Мы не виделись всего неделю, и ты приходишь ко мне с такими новостями! Гермиона, мне что заставить тебя отчитываться о каждом дне совиной почтой? Давай подробности!

— Мы… — Румянец Гермионы уже можно было разглядеть с другого конца огромной кухни. — мы переспали…

Она закрыла лицо руками, а в голове настойчиво звучало лишь одно: «только бы не спросила когда».

— То есть как переспали? По-настоящему?

— А как еще, Джинни?

Кофе внезапно вырвался из кофеварки, будто тоже имел претензии к этой истории. С яростью заливал плиту, шипел, местами пригорал и источал запах тошнотворно-стыдный. Джинни на секунду забыла о романтической несуразице подруги и метнулась спасать варварски атакованную поверхность. «Вот бы кто-то так же кидался разбирать мой бардак — и внутренний, и внешний,» — подумала Гермиона.

— И тебе понравилось? — поинтересовалась Джинни, когда авария была устранена.

Она левитировала кофеварку к двум кружкам. Фарфор наполнился горячим напитком, и одна из кружек прилетела прямо в руки Гермионе.

— Да…

— Мерлин, горчит-то как… Ну наверно если не брать в расчет его невыносимый характер, мужчина он действительно сексуальный…⁽⁶⁾

— Джинни!

— Что? Это ты с ним зажималась, а не я… так что, нам теперь нравится Малфой?

— Нет… Да… Я не знаю!

— Ого, если Малфой смог с тобой такое сотворить за неделю…

Джинни потянулась за сахарницей, положила пару ложек в чашку и начала помешивать так, что ложка с громким звоном билась об обод, заставляя Гермиону морщиться.

— Я просто никак не могу понять, Джинни. Мне иногда кажется, что он изменился, а иногда — нет. Отца от домашнего ареста откупает…

— Хмм, как на счет мысленного эксперимента?

— Мм?

Грейнджер отпила из своей кружки и вздрогнула. Кофе оказался настолько горьким, что на секунду ей показалось: это вкус ее новой реальности.

— Если представить, что отца он ни от чего не откупал? Нравился бы он тебе от этого больше? Только честно!

— Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Все ты понимаешь, отвечай.

Рука сама потянулась к сахарнице. Одна ложка. Вторая. Третья. На четвёртой стало неловко. И только потом до Гермионы дошло — именно так его пил Малфой. Глупо, конечно. Но делать вид, что это не имеет значения, было бы ещё глупее.

— Ну, наверно, тогда проще было бы позволять себе…

— Значит, не поменяло бы?

— Не поменяло бы. Просто зазрений совести было бы меньше.

— Так я и думала. Ну вот тебе тогда, новости напрямую из Аврората: Малфой наотрез отказался, когда Министерство предложило сделку, просто вложил деньги в этот проект и все.

— Нет…

— Ага. Он, конечно, ворчал что-то про гриффиндорское слабоумие, особенно когда речь заходила о его отце. Но за этим ворчанием следовали вполне конкретные действия.

— Он не заплатил за Люциуса?

— Неа… Гарри тоже не поверил.⁽⁷⁾

— Значит, он все-таки изменился…

— Ну как минимум перестал зализывать волосы своим ужасным гелем. Я видела его как-то на…

— Я не об этом. Знаешь, что он мне сказал? Он назвал меня обворожительной. Всерьез, понимаешь?

Джинни громко рассмеялась. Отставила в сторону допитую кружку и внимательно посмотрела на Гермиону.

— Раз мы устранили все твои зазрения, или как ты их там называешь, давай, рассказывай, что ты в нем нашла.

— Не знаю, Джинни, я же говорю я не понимаю.

Она замолчала, уставившись на вытертый узор ковра, как будто тот мог подсказать ответы. Странное чувство дежавю охватило ее — будто они уже вели этот разговор. Много-много раз. Может, где-то в кафе в Косом переулке, или в её квартире, а может, в этих же угрюмых стенах. Иногда Джинни кричала на неё в гневном возмущении, но чаще — просто смотрела с сочувствием и пониманием как сейчас. Как будто уже знала, каково это — что-то чувствовать к Малфою. Гермиона глубоко вздохнула и продолжила:

— Наверно, в этом и дело. Он не укладывается ни в какие формулы,⁽⁸⁾ не поддается упрощениям и я… я хочу его разгадать… а еще он так на меня смотрит…

— Ого, значит, ты его не просто хочешь…

— В смысле?

— Ты влюблена, Гермиона.

Она замерла на секунду, но потом резко мотнула головой.

— Нет!

— И знаешь, что я думаю. Очень похоже, что он влюблен в тебя тоже.

Влюблен. Что-то в этом слове, таком беззащитном, почти жалком, накрыло ее взрывной волной не хуже точно выпущенной Бомбарды. Безжалостно рвались в клочья шаткие отговорки, тщательно выстроенные объяснения, почему нельзя — и, при этом, странным образом, ощущался порядок.

Влюблена. Как в замедленной съемке все эти кусочки оправданий, уговоров, недосказанностей пересобирались в ясную картину. Картину из мягких касаний, пленительных поцелуев, смеха, улыбок и взглядов. Там были и темные пятна: споры, сомнения, укоры. Но они были всего лишь тенями, а не дырами, которые невозможно залатать.

Гермиона еще раз вздохнула.

— Знаешь, что мне сегодня приснилось? Мы с ним танцевали на Святочном балу, а потом целовались в кладовке Снейпа.

— А если бы это было на самом деле, вы бы драили котлы у Снейпа на следующий день, тоже вместе, — Джинни усмехнулась. Сделала паузу. — Слушай, ты конечно, можешь засунуть все эти чувства куда подальше, я тебя знаю. Но стоит ли?

Джинни взяла подругу за руку — нежно, но крепко, как тогда в Хогвартсе перед СОВами.

— Никогда не думала, что скажу это, но может тебе стоит дать хорьку шанс, раз уж он активно пытается не быть мудаком?

Гермиона улыбнулась в ответ.

— Я буду слать тебе письма каждый день, Джинни, обещаю.⁽⁹⁾

Они обе рассмеялись, и тишина в гостиной стала чуть теплее.

А внутри у Гермионы медленно расправлялось новое, еще хрупкое, но уже неудержимое чувство.

И было совершенно ясно: бояться этого — слишком поздно.

* * *

Гермиона вернулась домой с улыбкой и ощущением лёгкости в груди. Квартира встретила её привычным хаосом — повсюду книги, одежда, немытая посуда и прочий беспорядок. Ей сразу захотелось этот беспорядок устранить. Она взмахнула палочкой, произнесла заклинание — и ничего не произошло. Попробовала снова. Опять ничего.

От пальцев к плечам прокатилась волна напряжения, по шее к векам она подчиняла себе каждый незначительный мускул. Ее тело немело — словно нечто медленно замораживало её изнутри. Не помня, как оказалась за рабочим столом, Гермиона дрожащей рукой выцарапала на пергаменте пару строчек:

«Драко, у нас ОГРОМНАЯ проблема. Нужно, чтобы ты пришел. Я открою тебе каминную сеть.

ГГ»

«Огромную проблему» она подчеркнула несколько раз. Долго смотрела на свой неразборчивый почерк, прежде чем отправить сообщение. Она почти надеялась, что он не придёт.

Запыхавшийся Малфой появился спустя почти пятнадцать минут, но по её внутренним ощущениям прошла целая вечность. За это время она успела несколько раз обойти гостиную суетливыми шагами, открыть и захлопнуть пару бесполезных книг, умыться на кухне прохладной водой — и всё равно лицо не переставало гореть ни на секунду.

Он шагнул из пламени, как будто возвращался с войны, выжатый и неуверенный.⁽¹⁰⁾ С минуту просто стоял, обводя комнату взглядом, будто сомневался, что имеет право быть здесь.

Когда он всё же подошёл ближе и сел рядом на пол, движения его были немного скованными.

— Что-то пыльно у тебя, — выдавил он хриплым голосом, который сопровождался легким перегарным амбре.

Гермиона проигнорировала его комментарий.

— Ты знаешь, после нашего разговора вчера, я даже не думал, что ты…

Грейнджер его прервала:

— Ты уже пробовал колдовать сегодня?

— Что? Нет, я только проснулся. Между прочим, меня разбудила твоя…

— Попробуй.

Драко закрыл рот на полуслове и достал палочку из пиджака. Попытался вызвать Люмос, но ничего не вышло.

— Что за?..

Гермиона подняла на него глаза. Его мутные зрачки горели, еле слышно он произносил магические ругательства под нос, о существовании которых Гермиона раньше только догадывалась.

Он попытался еще раз и опять ничего не вышло. Гермиона начала различать признаки подступающего отчаяния на его лице, но оно так и не обрело форму.⁽¹¹⁾ Он одернул рубашку, выдохнул и сдержанным голосом ответил:

— Мы с этим разберемся, только дай мне сначала…

— Разберемся?! Ты вообще понимаешь, что произошло? Это не просто шуточки и флирт в министерских коридорах, это катастрофа!

С каждым словом её голос становился громче, и паника в груди нарастала, как буря — вот-вот готовая вырваться наружу и захлестнуть их обоих.

— Гермиона…

Она встала и начала ходить по комнате туда-сюда. Он смотрел на неё и про себя, не мигая, считал. Один вдох. Второй. Не срываться. Если она сорвётся. Он выдержит.

Мерзко сжалось горло, то ли от подступающего рвотного рефлекса, то ли от того как она мельтешила перед глазами.

— Мы попытались сходить на свидание, и шкатулка все равно отняла у нас магию! Я убью Теодора Нотта! Что нам теперь делать?! Это все… Это все чересчур!

Драко поднялся за ней и подошел ближе, схватил ее за плечо.

— Гермиона, тролль тебя дери, перестань носиться по комнате и кричать, моя голова…

Грейнджер сбросила его ладонь и подошла к нему вплотную. Она ткнула своей палочкой ему в грудь. Не больно, но он почувствовал укол.

— Если мы оба без магии — это не просто сбой! Это значит, что она… она не подстраивается — она контролирует. Следит. Наказывает.⁽¹²⁾ Я не могу дышать, когда что-то меня контролирует, ты понимаешь?!

— Я понимаю, но…

— Я не могу потерять магию! Кто я без магии, Драко?!

— Ты — Гермиона Грейнджер!

— И что это вообще теперь значит?..

— Ты правда хочешь услышать ответ?

— Уж пожалуйста!

— Пожалуйста! Ты невыносима. Ты вечно лезешь куда не просят — в том числе в мою жизнь. Зачем, Гермиона? Зачем тебе это? Кто угодно почувствует себя идиотом рядом с тобой, и я чувствую себя полным придурком, который всё никак…

Он замолчал. Поймал себя, пока не стало неловко.

— …в общем, ты человек, из-за которого я толком не спал с понедельника, страдаю от ужасной головной боли и теперь ещё остался без магии. У тебя нет похмеляющего?

Она покачала головой и опустила палочку. И сама, будто сдувшись, поникла вслед за ней.

Драко пальцами приподнял ее подбородок, так чтоб она посмотрела ему в лицо.

— Грейнджер… о, прекрасно. Грейнджер, я не знаю, как ты это все делаешь, а главное почему, но я на сто процентов уверен, что все это не от магии.

Гермиона уперлась лбом ему в плечо и негромко всхлипнула. Она больше не могла спорить, не могла объяснять, не могла… ничего. Всё внутри нее отказывалось работать. Пока какая-то странная искра из палочки не отвлекла ее от этих страданий.

Драко как-то нелепо дважды похлопал ее по спине. Он стоял в нерешительности, морщась от мигрени. Похмелье лупило по черепу в ритме артиллерийского залпа. Он сглотнул, огляделся, нашел взглядом кружку, забытую на столе.

— Слушай… — выдавил он хрипло, — я не умею… быть полезным, когда умираю. Но могу принести тебе воды. Или чаю. Или может что-то еще выпить?..

Он не дождался ответа. Метнулся на кухню судорожно рыская по полкам. Возился там шумно, роняя столовые приборы, слова, похожие на проклятие, и что-то, что смахивало на просьбу к чайнику не взрываться.⁽¹³⁾

Вернулся с жидкостью болотистого цвета в чашке, глядя на нее так, будто она просто обязана была его осмеять.

— Я не знаю, что это. Но оно горячее.

Протянул кружку ближе к ней и с улыбкой добавил:

— Судя по запаху, в ней была валерьянка…

Уголки ее губ дернулись в подобии улыбки, она потянулась к нему, но вместо того чтобы взять кружку, схватила его за предплечье. Секунда и она уже произносила заклинание:

— Вингардиум Левиоса.

Стопка книг с пола полетела на полку.

Она отпустила его и сделала то же самое: взмахнула палочкой, но ничего не произошло. Обернулась опять к Драко, в глазах ее было еще больше отчаяния чем до того, как он ушел на кухню.

Драко ошарашено наблюдал за ее манипуляциями, все больше разбирая, что к чему. Поднес кружку ко рту и отпил немного, тут же шипя под нос очередной поток ругательств.

Гермиона не понимала, что ей чувствовать. Ей хотелось смеяться над ним, плакать от перспективы впредь делить всю магию на двоих и высказать все, что накопилось, всю благодарность за заботу, за нежность, за сон, который они все же делили на двоих. Вместо этого из нее вывалилось только нечленораздельное «это невозможно… я не могу, ты… это все…»

Он поставил чашку на стол и снова схватил ее за руку — быстро пробурчал какое-то заклинание под нос. Глаза его тут же стали ясными, плечи расправились.

— Так-то лучше.

Она смотрела на него и он почему-то улыбался.

— Драко, что за…

— Грейнджер, сходи уже со мной на это гребанное свидание! Со свечами, романтикой и всем прочим.

Она шумно выдохнула и обессиленно бросила свою палочку на диван. Хотела ли она этого свидания? Пожалуй...

— Я не уверена, что…

Драко вздрогнул, но не сдал позиций.

— Пожалуйста?..

— Я собиралась сказать: я не уверена, что это поможет.

— Грейнджер, мне лично уже ничего не поможет…

Он бросил палочку рядом с её — и с громким вздохом плюхнулся на диван.

— Мне кажется, я наконец понял чувство юмора этой коробки, — ответил он, сдерживая улыбку. Он похлопал по обивке дивана рядом с собой. — Она и так позаботилась, чтобы мы постоянно были в одном месте, так что все это даже удобно в каком-то смысле…

— Ты должно быть шутишь! — она все же опустилась на сидение рядом.

— Нет, и касаться тебя, чтобы наколдовать заклинание, мне не кажется такой уж большой ценой…⁽¹⁴⁾

Он подсел к ней ближе, взял опять за запястье, вложил ее руку между своих ладоней.

— И что теперь? Тебе придется ко мне переехать? — сказала она насупившись, полу-шутя.

Заливистый смех Драко заполнил комнату.

— Нет, лучше уж ты ко мне… Но сначала, нам нужно сходить на нормальное свидание.

— Значит, позволим диктовать какой-то деревянной коробке, что нам делать?

— Гермиона, это уже все давно не про шкатулку.

Глядя на него, на их переплетённые пальцы, Гермиона вдруг подумала: если бы эту неделю экранизировали, ни один голливудский режиссёр не смог бы понять, в каком жанре он работает. Там была бы и романтика, и трагикомедия, и психологический триллер, и, возможно, ужастик, где главную героиню сжигают на жертвенном костре.⁽¹⁵⁾ А в центре всего — Драко Малфой. Человек, не вписывающийся ни в один шаблон. Слишком трагичный для комедии. Слишком комичный для драмы.

— Что поменялось, Драко?

— Блейз мне вчера сказал, что я просто никогда не пробовал что-то не портить. Вот, это я так пробую…⁽¹⁶⁾

— Я думаю, я готова попробовать не портить это что-то с тобой вместе… — ответила она осторожно.

Они сидели так рядом долго, молча, будто всё самое важное уже было сказано.

— Ты правда думаешь, что свидание поможет? — наконец спросила Гермиона.

— Уверен. Потому что твое свидание в сквере у мусорки… пускай и ненастоящее… было абсолютным провалом.

Она ударила его в плечо.

— Ай… На месте шкатулки, я бы даже оскорбился. Мне кажется с парной магией, это мы еще легко отделались, — продолжал дразнить он. — Я бы лишил нас магии насовсем…

— Ну посмотрим, что ты сможешь такого «непровального» придумать!

— О, Грейнджер, поверь мне, это будет самое романтичное свидание в твоей жизни, и забыть ты его не сможешь даже на смертном одре. Так что, готовься — завтра…

Она засмеялась. Как будто наконец позволила себе поверить, что он прав. Что все будет хорошо. Что он подхватит, если она оступится.

— Можешь остаться? — спросила она негромко.

— Боишься снова сорваться?

— Нет. Просто я не могу разгрести этот бардак без магии.

Он посмотрел на неё, как будто это было признание.

— Тогда с тебя кофе. Я подумал, что ты тут умираешь, даже носки не надел.⁽¹⁷⁾

Она кивнула.

— Правда у меня сахара нет.

Драко наигранно закатил глаза, а потом протянул ей руку.

— Начнём с пыли?

— Начнём с кухни. Я сломала кофейник.

---

1) Сама Гермиона Грейнджер отказалась свой сон рассказывать и участвовать в дальнейшем исследовании тоже, сославшись на неэтичность эксперимента, и вообще назвала интервьюера козлом. Джиневра Поттер была намного сговорчивее и согласилась на это интервью в обмен на ее фамилию в разделе с благодарностями и возможность прочитать финальную версию перед публикацией (чтобы «подправить кое-где реплики»).

Вернуться к тексту

2) Представить себе Драко Малфоя танцующим с магглорожденной ведьмой на четвёртом курсе мог, пожалуй, только сам Малфой — у которого память короче, чем моменты трезвости у Хагрида в праздничные дни. Мы могли бы списать такую наивность на его веру в любовь и всепрощение, но в такое объяснение не поверила бы даже Нарцисса, которая переодически в приливе материнской нежности все еще называла его Драконюшей.

Вернуться к тексту

3) Песня “Не целуйтесь, дети, между факультетами” действительно существовала и часто звучала в Хогвартсе в качестве профилактической меры в период острого всплеска межфакультетской романтики в 1860-х. Согласно архивам, её написал профессор Истории Магии Туллий Страч (не путать с призраком Кровавого Барона, у которого музыкальный вкус был чуть лучше). Примечательно, что хор преподавателей один раз действительно исполнял эту песню на школьном утреннике, но после того как Флитвик случайно добавил в последний куплет "целуйтесь только в шею и по взаимному согласию", песню убрали из репертуара хора навсегда.

Вернуться к тексту

4) Согласно “Соннику для ведьм, волшебников и тех, кому уже не помогает зелье сна без сноведений” (7-е издание, Мунти Бамбл, 1893), крысиные хвосты во сне могут символизировать: а) навязчивые мысли о прошлом, которые заставляют вас ненавидеть себя, б) скрытую тревогу по поводу потери контроля, или в) неожиданный визит кого-то, кто знает вас слишком хорошо. В разделе “романтические подтексты” указано, что крысиные хвосты могут намекать на «пугающе приятные чувства к тому, кого вы раньше считали вредителем». Особенно если хвосты склизкие. Особенно если в кладовке.

Вернуться к тексту

5) Тщательная проверка портретов в поместье Блэков установила, что данный экземпляр изображает пра-пра-пра-прадеда Драко — Арктуруса Блэка, служившего в Министерстве с 1873 по 1893 год в должности “охотника на грязнокровок”. Эта должность была упразднена сразу после его смерти, во многом потому, что Арктурус держал в страхе весь Аврорат, и только из трусости ему позволяли продолжать свои “травли”, выдавая ненастоящий яд за официальные меры. Умер он, по иронии, от инфаркта, когда выяснилось, что в том самом белом порошке, которым он пугал всех вокруг, была всего лишь сушёная валерьяна и немного крахмала, для текстуры.

Вернуться к тексту

6) Значит, и Джинни не осталась равнодушной к эффекту, который бёдра и пальцы Малфоя производят на женщин. Правда, в отличие от большинства, она этот эффект мгновенно положила на полку под названием «не впечатлена». От Джинни он бы в лучшем случае получил не пончик, а язвительный комментарий про его пробор. Поэтому мы советуем нашим коллегам, занимающимся изучением слизеринской харизмы, обратить внимание на этот конкретный пример иммунитета к малфоецентризму.

Вернуться к тексту

7) В это не поверил никто. Вернее, никто не поверил, что Драко мог сделать нечто подобное без какой-либо скрытой выгоды. Кроме Гермионы. Да, его отношения с отцом давно были натянутыми, но настолько жёстко наказывать человека в годах казалось всем откровенным кощунством. Гораздо вероятнее было предположить, что у Малфоя-младшего имелся расчёт: не только впечатлить Грейнджер благотворительным проектом, но и сохранить финансовую независимость от Люциуса, который, восстановив все свои права, получил бы доступ к семейным счетам и лишил бы Драко доступа к ним.

Вернуться к тексту

8) По мнению автора этого исследования, Малфой вписывается в очень простую формулу, и есть вероятность, что когда Гермиона эту формулу наконец разгадает, ей уже будет не так интересно в его компании. К счастью (или к сожалению), сама формула пока останется нерасшифрованной — из соображений научной этики и слабой надежды, что еще пара дней в неведении продлит их шаткое, но захватывающее взаимодействие.

Вернуться к тексту

9) Гермиона не будет каждый день слать письма, потому что с головой окунётся в болото под названием Малфой. В лучшем случае — будет отчитываться Джинни о своих любовных приключениях раз в неделю, по субботам, когда доберётся до дома на площади Гриммо, чтобы убедиться, что никто из Поттеров не взорвал кухню, а Джинни по-прежнему держит себя в руках и ещё не выпустила биографию под названием «Моя лучшая подруга и её хорёк: история выгорания». Лично я обеими руками за этот проект и уже предложил миссис Поттер свои услуги редактора, иллюстратора и, в случае необходимости, психотерапевта.

Вернуться к тексту

10) Свидетельства очевидцев (а именно — портрет тётушки Мелинды Малфой, висящий у камина) подтверждают, что Драко вступил в каминную сеть в помятых тёмных брюках, застёгнутых как-то на перекос, рубашке цвета мокрого пергамента, заправленной только с одной стороны. Волосы у него были в состоянии, которое только приблизительно можно описать как “взъерошенные спешкой и остатками сна”. Общее впечатление создавалось такое, будто он не просто собирался к Гермионе, цитирую, “как на пожар”, а что еще минуту и он сам воспламенится.

Вернуться к тексту

11) Считается, что волшебные ругательства делятся на семь уровней — от безобидного “Мерлина мне в ухо” до тех, что вызывают пожар размером с целый министерский отдел. Гермиона услышала у Малфоя как минимум три — одно из них, кажется, было запрещено международным соглашением. Снаружи он выглядел спокойно, но по меркам Малфоя, который чувства подавлял с профессиональной уверенностью, это был кризис вселенского масштаба.

Вернуться к тексту

12) На этом этапе, по словам одного из наблюдателей, который предпочел остаться неназванным, Гермиона Грейнджер мысленно успела найти в поведении шкатулки повадки некоего Темного Лорда, а после всерьёз задумалась, не отправиться ли в экспедицию за "опасным магическим существом, которое может быть с ней связано". Специалисты по магической психологии, с которыми я консультировался, позже отметили, что это, вероятно, не связано с реальными признаками опасности, а скорее с тем, что магглорожденные героини плохо переносят неоднозначность и очень скучают по временам, когда всё было ясно: был враг, был план, был Гарри.

Вернуться к тексту

13) Малфой и кухня — это как дракон и посудная лавка: никто не знает, как он туда попал и кто пострадает больше. По слухам, его первый (и последний) кулинарный опыт закончился тем, что у него молоко убежало из кастрюли и написало на него жалобу в профсоюз.

Вернуться к тексту

14) С учётом того, с какой настойчивостью Малфой в последнее время касался Гермионы — начиная с локтей и заканчивая позвоночником — такой способ колдовства ему скорее всего показался не проклятием, а приятным бонусом. А если вспомнить, что в это же утро он впервые оказался у неё дома, то для Драко это был не просто успех, а полноценная победа по всем фронтам интимности. Оставалось только найти место у нее в шкафу для его кашемировых свитеров и шелковых сорочек.

Вернуться к тексту

15) К слову, просмотр нескольких голливудских фильмов вызвал у автора стойкое недоумение: почему Министерство не включает подобные картины в учебную программу по маггловедению? Например, лента “Талантливый мистер Рипли” заставила меня серьезно задуматься. Главный персонаж, совсем как я (обаятельный, одержимый эстетикой, подозрительно свободный в отношении морали) просто живет и наслаждается жизнью. Его скоропостижная смерть наталкивает на простой и печальный вывод: людям с веслами доверять нельзя. Если бы подобные фильмы включали в школьную программу, возможно, больше чистокровных начали бы всерьёз относиться к маггловской культуре. Или, по крайней мере, перестали бы думать, что “режиссёр” — это разновидность опасной французской болезни, передающейся через кино.

Вернуться к тексту

16) Разговор произошёл в гостиной Забини в три часа ночи — аккурат между десятым бокалом вина и тем моментом, когда Блейз собирался тактично, но категорично намекнуть, что его винные запасы не выдержат ещё одного визита Малфоя. Блейз: — Ты, кстати, начал что-нибудь делать с тем крылом? Драко: — Ага. Мы выкинули сгоревшую мебель, стены зачистили, трещины залатали. Пахнет, конечно, всё ещё гарью… Блейз: — Ну, главное, ты больше не делаешь вид, будто его не существует. Драко: — Да сделаешь тут вид. Оно мне всё напоминало, что я так ничего и не исправил. Блейз: — Может, потому что ты действительно ничего не исправил. Драко: — Но я пытаюсь, я правда пытаюсь.

Вернуться к тексту

17) Как позже рассказал один из домашних эльфов, записка Гермионы была обнаружена на коврике у камина и немедленно доставлена "господину Драко" в спальню. Эльф робко положил её на подушку рядом с его носом и отошёл на безопасное расстояние. Малфой, открыв глаза, прочитал её вслух один раз, потом молча, но с выражением ужаса на лице — второй, и, не успев понять, одет ли он, метнулся к камину. Путь до камина он преодолел с грацией человека, которого в детстве не учили, что ковры могут скользить.

Вернуться к тексту