Любовь, которой не было (гет)

Оставив машину в Чайнатауне, он телепортировался на пустынную набережную — туда, где тропинка вдоль воды сворачивала под железнодорожный мост. Клаус темнил с подробностями, но догадаться, что произошло, было несложно, и Пятого заранее терзало смутное чувство вины пополам с облегчением.

Сумерки сгущались, но он сразу заметил одинокую фигуру на бетонной тумбе. Клаус сидел, обхватив себя руками, а полы его длинного расстёгнутого пальто колыхались на ветру. Обветренные губы шевелились. Он с кем-то разговаривал, но слова тонули в грохоте проходящего поезда.

Пятый подошёл ближе, окинул взглядом россыпь серых булыжников вдоль набережной. Он почти ожидал увидеть в тёмной воде труп, но берег был пуст.

Заметив его, Клаус расплылся в дрожащей, жалкой улыбке.

Несколько дней назад Лютер им сообщил, что Бен начал вставать с постели. Врачи уверяли, что это признак выздоровления. Но на деле Бен оставался в том же отстранённом, безучастном состоянии — не реагировал на окружающих и большую часть времени сидел, уставившись в стену.

А прошлой ночью исчез. Камеры зафиксировали, как он выходит из больницы, но домой он так и не вернулся.

— Где тело? — спросил Пятый.

Клаус шмыгнул носом и неопределённо махнул рукой в сторону воды. Его затуманенный взгляд был устремлён куда-то вдаль. Пятый поднял воротник куртки. Из-под моста сквозило, ветер норовил пробраться под одежду, напоминая о первой зиме в апокалипсисе, и о том, каким он был идиотом, не подготовившись к ней как следует.

— Клаус, — раздражённо произнёс Пятый, — если ты собираешься загадочно молчать, какого чёрта ты меня позвал?

— Чтобы ты привёл Дженнифер, конечно. — Клаус пожал плечами как ни в чём не бывало. — Прости, мон фрэр, но я тебя просто использовал. Ничего личного.

Его голос был полон фальши, как будто бы он передразнивал плохого актёра в плохой трагедии, и Пятому захотелось ему как следует врезать, чтоб не паясничал. Но глаза у Клауса были покрасневшие, и выглядел он скорее несчастным, поэтому Пятый подавил невольный порыв.

Клаус шмыгал носом, а на выразительном лице дрожало какое-то невнятное выражение — то ли он вот-вот расплачется, то ли рассмеётся над собственными кривляниями.

Но он не стал ни плакать, ни смеяться. Вместо этого сжал засветившиеся кулаки, и в тот же миг поодаль, ближе к воде, Пятый различил два полупрозрачных силуэта: девушку с развевающимися волосами и неясную морскую тварь. На миг очертания стали чётче, и у Пятого уже не оставалось сомнений — это были Дженнифер и Бен, тянущий к ней щупальца, при виде которых, рука Пятого автоматически взметнулась, закрывая горло.

Дышать стало труднее, хотя Бен, казалось, вовсе не замечал его. Они с Дженнифер слились в объятии, снова превратившись в мутные тени, а потом окончательно исчезли из виду.

— Не хочу им мешать, это всё же очень интимный момент, — объяснил Клаус, хотя сам продолжал неотрывно смотреть в направлении исчезнувшей в тумане парочки.

— Подвинься, — буркнул Пятый, слегка пихнув его в бок, и опустился рядом, на край бетонной тумбы. Его мутило, а внутренности слиплись в тугой комок.

— Тентакли — это, конечно, очень на любителя, — пробормотал Клаус, не отрывая взгляда от воды. Он сказал что-то ещё, но голос снова заглушил загрохотавший над головой поезд.

В какой-то момент Клаус спрыгнул вниз и медленно побрёл вдоль берега. Он продолжал говорить, но Пятому было не до него. Он жадно и рвано хватал ртом холодный воздух и никак не мог надышаться. Впрочем, к моменту, когда Клаус повернул назад, Пятому уже удалось взять себя в руки. Невидимая хватка на горле разжалась. Осталась лишь тупая пульсация в висках, и волной накатила усталость.

— Хорошо, я передам, — крикнул в пустоту Клаус, оборачиваясь в последний раз. — И не злите девчонку на велосипеде, она там главная.

На периферии зрения что-то вспыхнуло и тут же погасло.

— Всё, ушли, — сказал он, плюхнувшись рядом с Пятым. — Если бы я был старым Клаусом, я бы предложил как следует накидаться, но как новый Клаус, я лишь скромно прошу угостить меня парой пончиков. Ты ведь не откажешь? Это всё надо чем-то заесть.

* * *

Пятый не отказал, и вскоре они сидели друг напротив друга на неудобных стульях в полупустом сетевом кафе. Пятый развернулся так, чтобы не видеть оставленный на соседнем столике надкусанный бутерброд. Он не чувствовал голода — скорее наоборот, после пережитого эпизода ему бы кусок в горло не полез. И всё же раздражало, что еда пропадает зря. Подмывало встать, схватить тарелку и всё доесть до крошки.

Вместо этого он сосредоточился на том, как Клаус по очереди откусывает от каждого из трёх пончиков с разной начинкой, при этом умудряясь ни на секунду не затыкаться. Он больше не выглядел удручённым — Клаус вообще легко переключался.

Пятый цедил чёрный кофе, грея о чашку замёрзшие пальцы и слушал о том, как трупы, прыгнувших с этого моста, не всегда находят. Иногда они застревают в основании свай, или проплывающие баржи цепляют их и уволакивают в океан. Нормальный такой братский разговор за ужином.

— Тебе не приходило в голову спросить, откуда именно он прыгнул? — спросил Пятый.

— Я пытался. А он только и твердил: Дже-е-еннифер.

Клаус выпучил глаза и скривил рот — по-видимому, изображая утопленника.

— Мне жаль, что так вышло, — тихо сказал Пятый. Ему было бы легче, если бы Клаус стал обвинять его в смерти Бена, но тот лишь смотрел на него с понимающей, печальной улыбкой.

— Как духовное лицо, — торжественно произнёс Клаус, взмахивая пончиком и рассыпая вокруг сахарную пудру как волшебную пыльцу, — я отпускаю твой грех.

После обретения бессмертия Клаус отрастил волосы, и теперь снова напоминал пророка-любителя.

— Спасибо, просто камень с души, — буркнул Пятый, отодвигаясь подальше и отряхивая пиджак.

— По крайней мере, Дженнифер не держит на тебя зла, — продолжил Клаус. — Она велела передать, что благодарит за то, что ты ей оставлял на ночь включённый телевизор.

— Меньшее, что я мог для неё сделать, — сказал Пятый. — Мне показалось, что под конец она даже научилась сама переключать каналы.

— Вполне вероятно, — подтвердил Клаус. — Не каждый призрак так может, но самым упорным это удаётся.

Пятый не стал упоминать, что пару раз, когда ему снились кошмары, его будили книги, падавшие на пол с верхней полки.

— Она больше ничего не говорила? — спросил он, вспоминая, как обращался к ней в подпитии. Конечно, это были не настоящие диалоги, как с Долорес — скорее монологи, вроде тех, что ведут с питомцем, не рассчитывая на ответ. Тем не менее он вполне мог наговорить лишнего, и теперь запоздало жалел об этом. Что, если она всё выложила Клаусу? Тот, конечно, вряд ли стал бы его осуждать, узнай он о его чувствах к Лайле, но держать язык за зубами было выше его сил. Уверенности в том, что всё останется между ними, не было.

— Она сказала: больше доверяй своему сердцу, — с пафосом изрёк Клаус, прижимая руки к груди.

Пятый закатил глаза. Нужно было обладать особым даром, чтобы выдерживать Клауса в больших дозах, а таланты Пятого лежали совершенно в другой области.

— А что за девчонка на велосипеде? — спросил он, чтобы сменить тему, и тут же пожалел.

Клаус немедленно пустился в подробное описание своих галлюцинаций. В другой раз Пятый бы его оборвал или попросту телепортировался куда подальше, но сейчас он не перебивал, понимая, что Клаусу нужно выговориться.

Бен, пусть и в этой мудацкой версии, вероятно, значил для Клауса больше, чем для кого-либо другого. А Пятый, как ни крути, был виноват в его гибели. К тому же спешить было некуда. Дома его никто не ждал. Даже невидимая и безмолвная Дженнифер — и та его покинула.