Акцептация (гет)

Она подтянула ноги на кровати к себе. Несколько дней подряд отделение гудело, словно улей, а сейчас всё стихло. Последний час был беззвучным, будто под заклятием.

Гермиона задумчиво смотрела на запертую дверь, на окошко, в котором виднелась часть коридора. В которое, увидев Тома в первый раз в больнице, она чуть не поседела от страха. Потому что он смотрел тогда без злобы, а просто равнодушно — как будто внутрь палаты поместили манекена, а не Гермиону.

Спиной она прислонилась к холодной, шершавой стене. Кто вообще мог подумать, что всё так обернётся? На пятом курсе, в Отделе Тайн, все маховики времени были разрушены во время вторжения Волдеморта и его Пожирателей. Почти все. Оставшаяся часть, как выяснилось, оказалась неисправной. После победы, спустя несколько месяцев, ей понадобилось испытать один — отмотать время всего на пять часов… Но он перенёс её на целых пятьдесят лет. В прошлое. Теперь неизвестно, что стало с будущим, из которого она прибыла. Было ли куда возвращаться?

Она повернула голову и прислонилась щекой к стене, ощутив шероховатую, выкрашенную поверхность. В каком-то бездумном порыве она пошла в Хогвартс, где последний год учился будущий Волдеморт — Том Реддл. А дальше — всё, что могло пойти не так, пошло не так. Попытка к нему подобраться — и полное его игнорирование странной девчонки, бежавшей от войны в Европе в Британию. Особенно после того, как по школе прошёл слух, что она грязнокровка. Её шрам на предплечье, оставленный Беллатрисой Лестрейндж, заметили в душе, сразу поняли, кто она, а затем растрезвонили всему Хогвартсу. Конечно, после такого она столкнулась с полным игнорированием не только от слизеринцев, но и от некоторых учеников с других факультетов.

И последний, отчаянный шаг — устранить Тома Реддла физически. Самый глупый. Она знала, что успех стремился к нулю: молодой Волдеморт был не так силён, конечно, но гораздо сильнее и проворнее её.

Потом — психушка. Попытка побега. Ложная. Не подними она шум — Тому, наверное, не было бы смысла сюда приходить, так как Гермионы просто не стало бы. А он пришёл. Чтобы её убить. Но почему-то не убил.

Как-то вечером он зашёл в её палату. Насколько Гермиона поняла, он поступил сюда на учёбу и устроился на подработку — вместо «Горбин и Бэрк». Только чтобы подобраться поближе. Он испугался её знаний, выведывал о своём прошлом, а она... хлестала его этой неудобной правдой, не жалея, понимая, что ей нечего терять.

Правда медленно ломала его — это было видно по нему. Его шок от осознания, что крестражи не уберегут от смерти; что его будущее «я» может и не принести волшебникам процветания, а лишь усугубит ситуацию. Его неуверенное: «Можем всё изменить...» — не делало его лучше. Делало другим.

И он почему-то всё про неё понял. Про больницу. Про «побег». Без слов.

За дверью мелькнула тень. Гермиона встрепенулась и выпрямилась на кушетке. Том? Обычно он приходил вечером, днём почти никогда… Она спустила ноги на ледяной пол, намереваясь встать. Но… поведение за дверью было странным: там стоял не Том. Обычно он быстро отпирал дверь, а не топтался за ней минутами, накладывал заглушающие чары, игнорировал усмиряющее заклинание, быстрым шагом заходил в палату и…

Дверь открылась. В освещённом дверном проёме стоял не Том. Стояла та личность, которая в последнее время пугала её куда больше молодого Волдеморта. Потому что она была менее предсказуема и куда более истерична.

— Пруэтт… — одними губами прошептала Гермиона. — Почему ты?

— А ты ждала этого змееныша? — неприятный оскал расчертил губы Магдалены. — Ему не до тебя сейчас.

* * *

Чёрт! Неужели эта сумасшедшая и правда настолько обезумела от страха, что решила избавиться от Гермионы прямо накануне приезда? Не просто накануне — судя по суете, — вот-вот появится победитель Гриндевальда. И прямо у него под носом Магдалена решила устроить…

— Идиотка! — прорычал Том, спешно поднимаясь по лестнице.

Он перескакивал ступеньки через одну, боясь опоздать. Сердце билось, как ненормальное. Если произошло то, о чём он думал… Он просто убьёт Пруэтт. Наплевав на всё, просто наведёт на неё палочку и прикончит одним махом. Или задушит собственными руками — от этого хоть удовольствие можно будет получить.

Дыхание сперло в груди, и от быстрого рывка вверх по лестнице каждый вздох отдавался обжигающей болью в лёгких. Пролёт четвёртого этажа… Ещё немного — и он будет на месте.

Том резко свернул в коридор и понёсся вперёд, доставая на ходу палочку. Персонала на месте не было, что удивляло. Мог бы хоть кто-то остаться дежурить, хотя… Пруэтт и дежурила. Казалось, что он бежит слишком медленно, как в кошмаре, где бежишь изо всех сил — а всё равно не сдвигаешься с места.

По пустому коридору гулким эхом разносились его торопливые шаги. Уже подбегая к палате, Том услышал за дверью борьбу и сдавленные крики. Если была борьба, значит… Возможно, он не опоздал. Он был в метре от двери. Если не успел — всё. Если опоздал — она уже…

Одним взмахом палочки Том распахнул дверь, она едва не слетела с петель от его ярости. За долю секунды, прежде чем осознал, он увидел её глаза. Полные боли. Но всё ещё живые. Гермиона лежала на полу с прокушенной губой, обездвиженная, но всё ещё сопротивлявшаяся. Растрепанная Пруэтт сидела на ней верхом, держа в одной руке флакон с тем странным тёмно-фиолетовым зельем, а в другой — палочку, направленную в грудь пленнице. Гермиона мотала головой и изо всех сил плотно сомкнула губы.

— Ты что, не понимаешь? — голос Магдалены едва не повысился до визга. — Они повесят всё на меня!

— Экспеллиармус! — палочка мигом вылетела из пальцев Пруэтт и оказалась у ног Тома. Он едва поборол желание растоптать её ногой.

Но флакон со злосчастным зельем она из рук не выпустила; напротив — сжала его сильнее, её ладонь потянулась к лицу Гермионы, и она попыталась разжать ей челюсть. Даже при свидетеле.

Том вновь вскинул палочку, но заклинание, обездвиживавшее Гермиону, спало, и она резко подняла корпус, подавшись вперёд, — лбом боднула Пруэтт в подбородок. «Экспульсо», выпущенное Томом, просвистело мимо уха Магдалены и врезалось в стену, оставив скол на краске.

Воспользовавшись замешательством, Гермиона спихнула с себя Пруэтт и… отбежала к Тому. Он буквально ощутил, как она юркнула к нему за спину и вцепилась пальцами в его мантию. По коже пробежали мурашки. Том расправил плечи, выпрямился, всё ещё держа Магдалену на прицеле.

— Мелкий гадёныш! — она была в отчаянии. — Почему тебе не сидится на месте?

Том молча на неё смотрел, плотно сжав губы. Костяшки пальцев, державших палочку, побелели от напряжения.

— Ну почему тебе нужно во всё влезть? — голос Пруэтт срывался к истерике, будто она была вот-вот готова переступить черту.

Том по-прежнему молчал, не сводя с неё ледяного взгляда тёмных глаз.

— Почему ты её защищаешь? — её настолько захлестнула паника, что она теряла над собой контроль. Пальцы впились во взлохмаченные рыжие волосы — будто она понимала, что всё. — Ты же пришёл, чтобы от неё избавиться! Почему? Почему теперь?

Почему? Это был невероятно сложный вопрос для Тома. Ответ на него был самым простым.

— Потому что у неё никого нет.

Пальцы на его мантии дрогнули. Она как будто стала ближе к нему.

— Три месяца, Том, — за спиной он услышал тяжёлый голос Альбуса Дамблдора.

— Что? — он обернулся.

— Ты продержался три месяца, прежде чем устроить бедлам, — Альбус вздохнул, будто предполагал, что всё закончится именно так. И винил он во всём Тома.

Альбус не стал заходить в палату, он всё так же стоял в коридоре. Высокий, величественный, как настоящий победитель. Его длинная тень тянулась от порога почти до самой середины палаты. Он с укором смотрел на застывшего с палочкой в руках Тома и Гермиону, спрятавшуюся за его спиной.

— Выяснил, что хотел?

Голова Тома опустилась вниз, подбородок упрямо стремился к ключицам… Пальцы за его спиной перестали сжимать мантию. Плечи Тома ссутулились, и… Гермиона положила ладонь ему на лопатку, мягко, почти невесомо погладила, ободряя.

— Нет, — коротко ответил Том.

С лестницы звучали приближающиеся шаги — чеканные, неторопливые. А через мгновение к ним присоединились ещё несколько идущих — куда более суетливых.

Том скосил взгляд на Пруэтт, сидевшую на полу. Она обхватила плечи руками, её била мелкая дрожь… Снова посмотрев на Альбуса Дамблдора, Том встретил выражение, которое он ненавидел, — полное разочарование.

— Почему она напала на тебя? — взгляд Дамблдора перешёл к Гермионе, всё ещё стоявшей за спиной Тома. — Она сумасшедшая?

— Нет, — процедил Том, сжимая палочку.

— Такой же… — вдруг начала срывающимся голосом Пруэтт. — Никому не нужный… — она продолжала раскачиваться на полу, всё ещё обнимая себя за плечи. — Увидел в ней себя…

— А ты что увидела? — неожиданно для себя огрызнулся Том. — Инструмент? Вещь?

Гермиона за спиной тихо выдохнула. Её ладонь всё так же лежала на его лопатке. Том замер. Было ощущение, что она делит с ним его злость, напряжение, страх. Он уже не один.

Кто-то торопливо шёл по коридору, приближаясь к палате.

— Это всё из-за него… — шептала Пруэтт. — Всё из-за этого мальчишки…

— Знал, что нельзя позволять тебе сюда приходить, — вздохнул Альбус, снял очки и потер переносицу двумя пальцами. — Тебе здесь не место.

Его снова опускали на землю — даже ниже. Сколько бы Том ни пытался влиться, стать равным, каждый раз ему давали понять, что он никто. Он зубами и когтями выгрызал себе место в школе, чтобы с ним считались. Теперь он вновь стал никому ненужным, обезличенным никем. Том хотел ответить, сказать что-то острое, язвительное, вернуть себе равновесие.

Только позади Дамблдора он услышал знакомый усталый голос с хриплыми нотками. Рядом с ним был ещё кто-то — незнакомый; судя по мантии, из Министерства. Должно быть, волшебник прибыл вместе с Альбусом.

— Ну, в своём отделении — вроде бы, пока я решаю, кому и где место, — Герострат прислонился к стене, устало потер переносицу средним пальцем. Почти как Альбус. Почти. — Я попросил тебя подняться наверх, Альбус, чтобы убедиться, что всё в порядке.

Герострат не торопясь подошёл к палате; волшебник, который пришёл вместе с ним, двинулся следом. Войдя в палату, Суинни бегло, но цепко оценил обстановку. Взгляд его скользнул по Магдалене, всё ещё сидевшей на полу. Он на мгновение закусил губу.

— Пруэтт… — его взгляд сделался стальным. — Позже. Том, — он кивнул на его рыжую коллегу, — надо принять меры. Пока она не навредила себе или… — Герострат кинул взгляд на Гермиону. — Ещё кому-нибудь. Какой диагноз поставишь?

Последняя фраза прозвучала так буднично, как будто Суинни только что провёл здесь лекцию на живом примере, а теперь спрашивает, хорошо ли усвоен урок. Глаза Тома расширились, а брови поползли вверх. В такой ситуации?

— Нет диагноза… — начал он, нервно сглотнув. — Состояние острого психоза…

— Не смей! — вдруг заорала Пруэтт, сжимая руки в кулаки. — Не анализируй! Только не ты!

— Сильный стресс, многое держала в себе… — продолжал Том, чувствуя, как сердце колотится. — Нужно наблюдение для полной… — он выдохнул, — клинической картины.

— Это не диагноз, — сухо прокомментировал Альбус, глядя на Герострата.

Тот присел рядом с Пруэтт на корточки и ощупывал её пульс, попутно заглядывая в бледное, перекошенное лицо девушки. Он почесал висок у взлохмаченных светлых вихров и поднял голубые глаза на Альбуса.

— Мы не развешиваем ярлыки, — достав палочку, Герострат обездвижил Пруэтт. — Сначала оценить состояние, понять причины, понаблюдать. — Он поднялся и выпрямился. — А ставят диагноз без полной клиники либо гении, либо… шарлатаны.

Он медленно подошёл к дверному проёму, его ладонь легла на плечо Тома и чуть сжала его.

— Молодец. — И чуть тише добавил: — Выдыхай.

Том поднял на него глаза. Герострат Суинни всегда казался ему человеком среднего роста, но когда он встал рядом с Альбусом Дамблдором, то казалось, что они почти вровень, просто телосложение Герострата было чуть плотнее. И всё равно они не были друг на друга похожи ни капли.

— Кстати, Том, где карты? — наставник снова повернулся к нему.

Опустив палочку, Том замер, оглянулся на Гермиону, прежде чем ответить:

— В ординаторской, приклеены к задней стенке шкафа.

Он готов был поклясться, что Альбус снова был им разочарован — всем этим: сценой, диагнозом, поведением Герострата и произошедшим с Пруэтт. Только теперь это не имело значения.

— Спасибо, — он снова посмотрел на Тома, а затем пошёл дальше по коридору. — Очень кстати, мистер Вейзи из Министерства решил нас посетить вместе с Альбусом Дамблдором. Полгода я его зазывал…

Альбус всё ещё стоял у палаты, глядя то на Тома, то на Гермиону.

— В-вам, наверное, лучше пойти за… цели…телем… — вдруг подала голос Гермиона, всё ещё стоя позади Тома и всё ещё касаясь его спины, словно она и сама искала у него поддержки.

— Тому удалось сберечь очень интересные дела, Альбус, — Герострат обернулся и поманил волшебника за собой. — И тебе, и Вейзи будет любопытно. И газетчикам обломится немного сенсации…

* * *

Когда за Пруэтт закрылась дверь, в палате стало неожиданно тихо. Том остался с Гермионой наедине. В тишине. Впервые они могли бы говорить без обиняков и колкостей, но предпочитали молчать. Она сидела на кушетке, как и обычно, подобрав ноги к себе. Том — на стуле напротив, глядя в матовое окно, через которое пробивались последние закатные лучи засыпающего солнца. Серые стены окрасились рыжеватыми тёплыми тонами, будто осень решила заглянуть сюда на мгновение и внести багряных красок.

— Завтра эта история будет во всех газетах, — тихо заметил Том.

Гермиона кивнула в ответ и закусила губу.

— Ты… правда пришёл, потому что я… — она замялась, будто не знала, как спросить. — Потому что я — одна?

— Да, — он кивнул и встал со стула.

— Дурак, — тихо, без злости произнесла она.

Он просто пожал плечами и сел рядом. Как в тот раз. Устало положил голову ей на плечо, а Гермиона мягко коснулась кончиками пальцев его тёмных растрёпанных волос. Не отпрянула, не дёрнулась от него. Такой дурацкий сегодня был день — самый худший, — и он вымотал его до предела. Наверное, если бы он не увидел, как сдали нервы у Пруэтт, то вполне мог бы впасть в точно такое же безумие.

— Сегодня мог быть пятый труп, — прошептал Том, скорее сам себе, чем Гермионе. Но она услышала его и склонила голову к нему. — Мне… нужен компас, ориентир… Иногда бывает сложно…

— Я понимаю… — едва слышно согласилась она.

Как же он боялся, что не успеет вовремя. Что придёт, когда будет слишком поздно. Он бы тогда точно убил мерзавку, без раздумий и сожалений. Даже если бы Дамблдор стал этому свидетелем.

В дверь палаты неожиданно постучали, а затем она приоткрылась, и заглянула старшая медсестра. Кажется, её звали Саманта. Том никогда не старался запомнить.

— Мистер Реддл, вас хотят видеть в кабинете старшего целителя, — передала она сообщение. Её серые глаза скользнули по палате, по Тому, прислонившемуся к Гермионе.

Он поднял голову и посмотрел на Саманту.

— Хорошо, спасибо.

Выходить из палаты было страшно. Жутко оставлять её одну, боязно спускаться вниз, в кабинет Ленгдона. Мистер Реддл… Том встал с кушетки и снова посмотрел на Гермиону. Его ещё ни разу так официально не называл персонал, обычно просто — Том. Наверное, его всё же выгонят отсюда. Вдруг Дамблдор убедил главного целителя, что Том не вписывается сюда.

Гермиона обхватила его ладонь и ободряюще сжала. Молча. Просто глядя ему в глаза. Плотно сомкнув губы, Том засунул руку во внутренний карман мантии и вытащил старый, затёртый ключ — вещь незначительную на вид, но важную настолько, что носил её с собой всё это время. Секунду он смотрел на него, а затем положил на серую простыню рядом с Гермионой — как бы между ними.

— Я… давно думал его тебе дать, — едва слышно сказал он. — Если захочешь воспользоваться, то ключ… — он нагнулся к её уху и прошептал, обдав дыханием её прохладную щёку, — моё тайное имя.

Брови Гермионы поднялись вверх в немом вопросе, а Том уже развернулся к двери. Девушка дрогнувшими пальцами взяла ключ в руки и поднесла к глазам.

Дверь за спиной Тома закрылась, и он услышал слабый хлопок сработавшего портала за ней.

Теперь оставалась не менее тяжёлая часть — встреча с главным целителем и, скорее всего, не только с ним. Медленно Том спускался по лестнице. Если утром в больнице была напряжённая суета, к обеду она гудела, как улей, то сейчас, к вечеру, будто впала в летаргический сон — почти не ощущалось дыхания жизни.

Подходя к кабинету, он услышал уставший, но громкий голос Герострата — с непривычными резкими нотами:

— Видите, сколько несоответствий? — звук сминаемой бумаги. — И здесь, и тут…

— Работать и работать с этим… — кажется, этот голос должен был принадлежать мистеру Вейзи. — Задал ты нам работки, Суинни, со своим протеже…

— А, вот и он, — Герострат заметил Тома, застывшего в дверях.

В кабинете Ленгдона самого Ленгдона не было, и Том решил не спрашивать почему, так как уже догадывался, каков будет ответ на этот вопрос. Альбус Дамблдор у стеллажа возле окна изучал одну из старых папок, которые, видимо, не успели донести до архива. Некоторые коробки были опалены, словно их пытались сжечь второпях.

— Звали меня, целитель? — Том вошёл в кабинет и застыл на пороге, решив, что лишний раз не нужно навязываться. Сегодня и так приключилась буря.

— Да, Том, — Герострат присел на край стола и внимательно посмотрел на него. — По поводу пациентки, к которой сегодня вломилась Пруэтт… — после этих слов Том нервно сглотнул. Он только что позволил ей уйти. — Мне кажется, что ей пока лучше лечиться амбулаторно.

— Амбулаторно? — переспросил Том, подходя ближе.

Ответил Герострат не сразу.

— Тут пока не всё спокойно, а она, сам понимаешь, — главный свидетель, — когда он это произнёс, Альбус показательно закашлял. — Один из, но единственный, кто остался в уме. Ей есть где укрыться?

— Я разберусь, — быстро ответил Том и тут же снова столкнулся взглядом с Альбусом. Тот смотрел на него с интересом. — Ещё кое-что…

Он залез в карман мантии и достал пузырёк, наполовину заполненный тёмно-фиолетовым зельем, которое и стало одним из катализаторов этой истории. Секунду посмотрев на него, будто сомневаясь, Том поставил его на стол.

— Неучтённое зелье, которое подсовывали мисс Грейнджер, — пояснил он, а затем выудил второй пузырёк, в котором плескалось несколько зелёных капель. — А это — миссис Джонс. Про первое зелье вам может рассказать профессор, — он перевёл взгляд на Альбуса, поднявшего на него строгий взгляд. — Гораций же вам поведал про него?

— Откуда ты их достал? — Герострат схватил пузырёк с тёмным зельем и поднёс к глазам.

— В-во время обхода… Они не были похожи на зелья в назначениях, и я…

Суинни хлопнул Тома по плечу размашисто и ощутимо, так что у того едва не согнулась спина. Затем он лукаво посмотрел на Дамблдора.

— Ну, вот и дополнительные улики, а ты боялся.

— Что-то ещё нужно? — заинтересованности сильной у Тома уже не было, но он должен был спросить.

Герострат покачал головой. Том мог идти, судя по всему.

— Как скоро прибудут авроры? — наставник переключился на Вейзи. — Как-то долго они…

Вейзи глянул на часы над столом и хмыкнул:

— Минут двадцать, наверное, ещё ждать. А там и наши министерские подтянутся. Задали вы нам работы не на один день…

* * *

Портал перенёс Гермиону за окраину Литтл-Хэнглтона, к неказистому маленькому каменному домику. Было ощущение, что под тяжестью лет он врастал в землю всё глубже, утопая фундаментом в глине. Взяв в руки палочку, которую ей передал Том, она зажгла на кончике свет и медленно приблизилась к дому. Похоже, это было жилище Гонтов, а сейчас настоящий хозяин дома, как говорил Том, «в длительном отъезде» — в тюрьме, благодаря своему племяннику. За преступление, которого он не совершал.

Лишнее напоминание об истинной натуре Тома Реддла… Хорошо было бы, если бы он и вправду изменился настолько, насколько показывал это Гермионе. И всё же… Если бы он не появился в «Мунго» — пусть даже ради мести, — от Гермионы осталась бы только тень.

Зайдя внутрь дома, она прошла через захламлённую прихожую в маленькую гостиную. Зажгла камин и осмотрелась. Если Том тут и ночевал, то крайне редко. Слой пыли на каминной полке, на тумбе перед окном и диване перед дверью показывал, что здесь не жили. И не убирались.

Прошептав очищающее заклинание, Гермиона убрала с дивана грязь и присела на край. Не просто заброшенный дом. Одинокий — как и Том.

«Потому что у неё никого нет» — эти слова Тома звучали в голове непрерывно.

Он совсем один. У него никого нет. Кроме неё.

Какая ирония: у Тома Реддла не было никого, кроме Гермионы Грейнджер. Как и у неё. И эта правда больно уколола — она нужна только ему.

Она обратила внимание, что один из ящиков комода у окна выглядел слишком чистым. Будто бы специально. Подойдя к нему, Гермиона заглянула внутрь… Кожаная небольшая книжица. Её вдруг осенила догадка: тот самый дневник! Самый первый и пока единственный крестраж Тома.

Осторожно она вытащила его из ящика и, снова сев на диван, принялась внимательно изучать. От дневника не исходило той же зловещей энергии, как от медальона в будущем. С виду это был самый обычный дневник для записей, в красивом переплёте. Она раскрыла его и осторожно провела пальцами по белым пустым страницам. В будущем, когда дневник попал к Гарри, страницы приобрели желтоватый оттенок от времени. Закрыв, она погладила обложку, коснувшись подушечками выделанной кожи. Самая ценная его вещь лежала в ящике, будто специально.

Прижав его к груди, словно сокровище, Гермиона прошептала:

— Я не дам тебе превратиться в Волдеморта.

* * *

Проснулась она от того, что кто-то сел рядом на диван и осторожно коснулся её плеча. Разлепив веки, Гермиона встретилась с чёрными, как ночь, глазами Тома. Он внимательно смотрел на неё, склонив голову на бок.

Затем он вытащил у неё из рук дневник, который она всё ещё прижимала к груди. Задумчиво покрутив его в руках, он снова посмотрел на девушку. Она уже приняла сидячее положение и разглядывала его лицо. С окончания школы он сильно изменился — уже не зазнавшийся мальчишка, который думал, что умнее всех на свете. Том повзрослел. Он положил дневник на диван позади себя.

Наклонился к ней и снова вгляделся в её лицо.

— Ты ведь знаешь, что я не смогу полюбить, даже если очень захочу? — тихо спросил он.

Гермиона кивнула.

— Ты не способен... Я знаю, — она нервно сглотнула. — Но я останусь. Ты не должен быть один.

Том ухватил её за подбородок и медленно склонился; от его пристального взгляда у Гермионы по спине пробежали холодные мурашки, стало трудно дышать. На мгновение он замер — чувствовалось, как напрягся, словно натянутая струна перед тем, как лопнуть.

Он будто сдерживал себя, отгораживался, и при этом пытался быть как можно ближе. Наклонился к ней, сократив расстояние до миллиметра; она ощущала тепло его тела, его сбившееся дыхание на своей коже.

Его губы накрыли её, и всё вокруг, казалось, замерло. Только стук сердца, только неровное дыхание. Чуть сухая, обветренная кожа — Гермиона несмело провела по ней языком, и он в ответ тут же углубил поцелуй. Его ладонь легла ей на шею, крепко; большой палец коснулся линии челюсти. Другая скользнула от подбородка вниз, к талии, медленно проведя опаляющую линию вдоль ключиц, по рёбрам, выпирающим под тонкой мантией. В его прикосновениях ощущалось напряжение, как будто он боялся дать волю своему желанию.

— Ты что-то почувствовал? — выдохнула она в его губы.

— Целостность и… — он всё ещё держал её. — Близость.

И словно опровергая последнее слово, Том чуть отстранился, едва заметно. Его дыхание всё ещё ощущалось на её коже, а взгляд пронзал насквозь. В нём не было презрения и злости, как в школе, не было усталой раздражительности, как в Мунго… Его терзало сомнение — не совершил ли он непоправимую ошибку.

Гермиона поднесла ладонь к его лицу и пальцами мягко очертила линию от виска к скуле, от впалой щеки до подбородка, коснулась его нижней губы. Как тогда, в больнице, когда решила поцеловать его.

Том взял дневник, в котором томилась часть его души. Казалось, под его руками переплёт оживает, теплеет. Сначала она не поняла, для чего он держит его перед ней, и лишь когда, помедлив, он вложил дневник в её дрогнувшие руки, осознала. Его ладони накрыли её пальцы — тёплые, твёрдые — и сжали так, что у неё перехватило дыхание. Это был не просто предмет и не красивый жест — он отдавал ей часть себя, ту, которую никогда никому не показывал.

Между ними пробежало нечто почти осязаемое: доверие, осторожное и хрупкое. И страх, что оно может обернуться предательством.