You’ve got mail (гет)

Едва они успели разместиться, как Джеймсу позвонили, и он уехал в Лондон за срочными делами, перепоручив заботы о своей «маленькой жене» Чарльзу и Джорджу. Но стоило ему исчезнуть, как Люси враз растеряла всю свою маленькость и превратилась в саму себя — женщину, самодостаточную примерно настолько, насколько это было нужно для того, чтобы при случае выжить в ядерную зиму. И хотя Анри не имела ровным счетом ничего против Джеймса Хэя, она всегда находила эти преображения крайне забавными. 

В присутствии мужа Люси флиртовала со всеми мужчинами, которые казались ей симпатичными, в его отсутствие она как правило сосредотачивалась на том, кто нравился ей больше всего — или на том, с кем она спала в данный период времени. Анри отказывалась понимать почему, но последние полгода это был Джордж, и хотя Люси определенно была слишком умна для кого-то вроде него, она похоже действительно была влюблена в этого клоуна. 

Приняв душ и переодевшись в сухое, Анри почувствовала себя значительно лучше. Они собрались в теплой просторной гостиной, где Генри растопил камин, и провели вечер по типичной для этого случая программе за барбекю, музыкой и алкогольными играми. Чарльз как всегда поднялся к себе раньше всех — очевидно для того, чтобы избежать участия в развлечениях по типу «правда или действие» — но по нему никто и не скучал. Анри веселела с каждым бокалом и в конце концов примирились даже с присутствием Вильреса. Его самого занимала только Люси, и хотя их очевидная симпатия друг к другу все еще выглядела как шутка пьяного амура, ближе к полуночи Анри готова была признать, что по крайней мере с точки зрения внешности они вдвоем смотрятся довольно неплохо. 

Она просидела до последнего, не имея большого желания подниматься наверх, где ей предстояло провести ночь в одной комнате с Чарльзом, но в конце концов ей пришлось уйти, чтобы не обременять клюющего носом Генри обязанностью сидеть с ней до утра в гостиной. Они немного поболтали, когда Люси с Джорджем ушли, и он проводил её до дверей её спальни. 

Анри надеялась, что Чарльз уже спит, но когда она вошла, он сидел в кресле с ноутбуком на коленях и пялился в экран с выражением тоскливой озабоченности. Анри тоже еще не хотелось спать — она проснулась довольно рано сегодня, но благодаря свободному графику имела привычку ложиться поздно и редко могла заснуть раньше двух часов ночи. Ей, к тому же, хотелось проверить телефон, который она не трогала почти весь день и — стоило признать — её очень интересовало, как этот день провел без нее её анонимный друг. 

Стараясь игнорировать мужа, она принялась рыться в своих вещах. Анри хорошо помнила, что телефон был при ней на прогулке, но его не нашлось ни в карманах одежды, в которой она ездила верхом, ни в сумках, ни на видимых поверхностях. Она совершенно точно не оставляла его в гостиной, потому что ей пришлось брать айфон Люси, когда она пыталась загуглить, какая страна первой в мире отменила рабство (она уже забыла эту информацию). Её собственного телефона, в любом случае, по-прежнему не наблюдалось. 

Ей не хотелось говорить с Чарльзом, но он был единственным, у кого она могла спросить о судьбе своей пропажи, и он действительно мог что-то знать, потому что — Анри не знала, как у него это получалось — часто был в курсе местонахождения её вещей и сам редко терял что-либо. Возможно так выходило просто потому, что он был душнилой-перфекционистом, который думал только о том, чтобы в его ограниченном маленьком мире все лежало на своих местах. 

— Ты не видел мой телефон? — спросила Анри, еще раз перерыв содержимое всех сумок и в очередной раз — безрезультатно. 

Чарльз оторвал взгляд от ноутбука и посмотрел на нее с легким недоумением, как будто хотел спросить, кто она вообще такая. 

— Я без понятия, где ты постоянно оставляешь свои вещи, Мари, — сказал он равнодушно и снова уткнулся в экран. 

— Ты мог просто сказать, что не видел его, — раздраженно бросила Анри. 

— По крайней мере, все слова, которые я использовал, были печатны, — заметил он, подняв брови. 

— Боже, какой же ты лицемер… 

— Ты путаешь лицемерие с вежливостью, — возразил Чарльз невозмутимо. — Но это неудивительно, учитывая то, что последняя тебе совершенно не свойственна. 

— Ну, конечно. Это в вашем английском духе — прикрываться сраной вежливостью, чтобы оправдать то, что вы просто слишком трусливы, чтобы говорить правду. 

— Какое отношение моя национальная трусость имеет к тому, что ты потеряла свой телефон? 

Анри сверкнула на него злобным взглядом. Она ненавидела, когда он так делал — притворяясь, что не замечает, в чем на самом деле была проблема. Это был его способ существовать, и Анри не представляла, как он умудряется жить таким образом, не теряя уважения к себе. 

Она села на колени перед раскрытой сумкой, запихивая в нее разбросанную одежду, и вдруг поняла, куда пропал телефон. 

— Он упал в ручей, — сказала Анри, неприятно пораженная этой догадкой. 

— Вполне вероятно, — проговорил Чарльз с такой неохотой, как будто она заставляла его открывать рот. — Но если ты хочешь предъявить мне какие-то претензии, я должен тебе напомнить, что в воду меня толкнула ты. 

Именно это она и собиралась сделать. 

— Тебя нужно было там утопить, — огрызнулась Анри, уязвленная тем, как хорошо он держал оборону сегодня. 

— И что же тебя остановило? — спросил он с намеком на иронию. — Гордая женщина, которая не считается с социальными нормами.

— Я вспомнила, что твоя жизнь достаточно жалкая, чтобы смерть оказалась для тебя избавлением, — сказала Анри, с раздражением отпинывая сумку в угол комнаты. 

— Если бы смерть избавила меня от тебя — в самом деле, — вздохнул Чарльз. 

Анри закатила глаза. 

— Как будто ты не знал, на ком женился. Я никогда не притворялась кем-то другим. 

Он собирался что-то сказать, но его прервал внезапный звук. Анри подняла голову. Звук повторился — еще громче, и такой недвусмысленно выразительный, что им обоим сразу стало ясно, кто и по какой причине его издавал. 

— Боже… — пробормотал Чарльз, закрывая лицо рукой. 

В другой ситуации Анри бы посмеялась, но учитывая, что Люси была там с Вильресом, она испытала почти такое же чувство испанского стыда, что и Чарльз. Интересно, Генри тоже это слышал? 

Непотребные стенания между тем превратились в ничего себе такой бит, с четким ритмом, который чеканила стукающаяся о стенку спинка кровати. Если бы кто-то решил сделать из этого трек, он имел бы все шансы ворваться в чарты спотифая. 

Анри уселась на кровать, жалея, что выпила недостаточно для того, чтобы просто вырубиться. Молчание, повисшее между ней и мужем, становилось все более невыносимым, и стоны похотливых газелей, которые его сопровождали, явным образом не улучшали положение. 

— Дай мне свой телефон, — в конце концов не выдержала Анри. У нее все еще оставались наушники, и она питала слабую надежду на то, что Мэрилин Мэнсон или Black Sabbath могли отвлечь её от этой порно-оперы. 

— С какой это стати? — поинтересовался Чарльз, все также не отрывая глаз от ноутбука. 

— Тебе жалко? 

— Учитывая то, что случилось с твоим — да. 

— Не будь такой занозой в заднице. 

— Это не лучшая стратегия для того, чтобы заставить меня делать то, что ты хочешь, — заметил Чарльз, и в который уже раз ей захотелось ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. 

Люси — или, возможно, это был Джордж — перешла на фальцет. 

— Да кончат они там когда-нибудь или нет?! — не выдержала Анри и вскочила с кровати. 

— Что ты делаешь? — настороженно спросил Чарльз, наблюдая за тем, как она хватает свой сапог. 

Анри быстрыми шагами подошла к стене, через которую в их комнату проникала эта мартовская вакханалия, и со всей силы заколотила каблуком сапога по деревянной панели. 

— Мари, прекрати это. 

— Эй, вы двое! — крикнула Анри, игнорируя его робкие возражения. — Трахайтесь потише, будьте так любезны! 

Затем она бросила сапог на пол и вернулась на кровать. Воцарилась благословенная тишина. Чарльз сидел, спрятав лицо в ладонях, и выглядел так, как будто хотел распасться на атомы. Анри была собой весьма довольна. 

— Что? — агрессивно спросила она, когда он снова посмотрел на нее. — Я решила проблему. 

— Ты невозможна, — сказал он так, как будто ему было физически больно от её присутствия, и встал со своего места. Но не успел он выпрямиться, как из соседней комнаты донеслось приглушенное подстанывание — сначала короткое, как будто кто-то проверял, не умерла ли кошка, затем громче и длиннее, набирая обороты до предельных. 

— Решила проблему, да? 

Анри зарычала и швырнула подушку в стену. Чарльз проводил её флегматичным взглядом. 

— На этой будешь спать ты, — сказал он и принялся разматывать провод зарядки, чтобы подключить к розетке ноутбук. 

— Я тебе вообще ни одной подушки не дам, если будешь выпендриваться, — заявила Анри, сворачиваясь калачиком на застеленной постели. — И, кстати, ты спишь на полу. 

— Я прошу прощения? 

— А ты что, думал, что я буду спать с тобой в одной постели? 

— Если тебя что-то не устраивает, ты можешь идти в гостиную, — возразил Чарльз оскорбленным тоном. 

— И как ты объяснишь это остальным? 

— Тебя же не волнует чужое мнение. Или я ошибаюсь? 

— Ой, только не делай вид, что ты не понимаешь, в чем разница! — фыркнула Анри. 

— Я действительно не понимаю. Почему тебя не смущает, что посторонние мужчины видят твою грудь, но спать в гостиной ты считаешь чем-то позорным. 

— А тебя так задела моя грудь, да? 

— Мне совершенно все равно на твою грудь, — ответил Чарльз, бросая поднятую им с пола подушку обратно на кровать. — Но, к сожалению, я все еще женат на тебе, и другие люди судят обо мне по твоим поступкам. Которых я не одобряю. 

— Ты просто сексист, — сказала Анри, не открывая глаз. — Женился и думаешь, что я твоя собственность. 

— Отлично. Давай теперь все разденемся и займемся промискуитетом. 

— Перестань превращать все в драму. Я просто не надела лифчик, а не позволяла всем подряд трахать меня. 

Он кашлянул в знак протеста против слова «трахать», и недовольно проворчал: 

— Даже если ты не расцениваешь это так, другие мужчины думают иначе. 

— Это их проблемы. 

— Мари, ты живешь в обществе, — сказал он увещевательным тоном утомленного родителя. — Неужели мне надо объяснять такие простые вещи? 

— Я живу так, как хочу, — отозвалась Анри раздраженно. 

— Да, и это становится проблемой. 

— Если я приношу тебе такие большие репутационные издержки, ты можешь развестись со мной. 

— Чтобы остаться на улице, пока ты будешь транжирить то, что мои предки наживали поколениями? Спасибо большое. 

Анри в очередной раз закатила глаза и села на постели. Он стоял напротив, держась за спинку кровати, и смотрел на нее с осуждением. 

— Ты и без меня скоро просрешь все, что нажили твои предки, — сказала Анри, скрестив руки на груди. — Готова поспорить, что они фейспалмят с тебя после каждого отчетного сезона. 

— Ты не можешь этого знать, — бросил Чарльз с напускным безразличием, но она знала, что его это задевало.

— Как минимум я знаю то, что твой отец думал об этом. 

— Это не имеет никакого значения. 

— Да? — спросила она насмешливо и поднялась на ноги. — С каких это пор тебя не волнует то, что думает твой отец? Ты до сих пор делаешь все, чтобы оправдать его сраные ожидания, хотя он уже почти год как помер. И пока он был жив, ты лизал ему задницу во всех случаях, даже когда он вел себя как конченый мудак. 

— З-замолчи, — выдавил он с заминкой, сжимая бортик кровати. 

— Вот видишь? — сказала Анри, прищурившись с улыбкой. — Неприятно, не так ли? 

— Мои отношения с отцом тебя не к-касаются, — процедил Чарльз, с большим трудом возвращая себя самообладание. — Я много раз г-говорил тебе об этом. 

— Нет, Чарли, — возразила Анри, подходя к нему. — Они касаются нас обоих. Потому что это ты сидел, засунув язык в жопу, когда он обращался со мной, как полная мразь. И до сих пор ты продолжаешь защищать его. 

— В-возможно, насчет тебя он н-не был так уж неправ, — оскалился Чарльз, и хотя его тон стал жестче, шотландский акцент и усилившееся заикание выдавали его с головой. — В конце концов, это ты живешь за мой счет, в м-моей квартире, п-пользуешься тем, что досталось тебе от моей семьи, которую ты так н-ненавидишь — и после всего обвиняешь в л-лицемерии м-меня. Если ты такая смелая, что тебе мешает в-взять и уйти?

— Ну давай, скажи, что я приспособленка, — процедила Анри ему в лицо. 

— Ты еще хуже, — сказал он, глядя на нее с нескрываемым отвращением. — Ты ч-чертова манипуляторша, которая считает, что все вокруг ей что-то должны. Думаешь, что тебя все обидели, хотя это ты не с-следишь за тем, как унижаешь людей — принимаешь человеческое отношение за слабость и п-пользуешься этим так, как тебе н-нравится. Ты все время ж-жалуешься на то, как ужасно с тобой поступила твоя мать — но дело просто в том, что ты т-такая же, как она. 

Звук пощечины был таким естественным в тишине, повисшей после этих слов. 

Чарльз опустил голову, улыбаясь с неуместной мягкостью. 

— Н-неприятно, не так ли? — сказал он и отвернулся. 

— Я ненавижу тебя, — со злостью, которая должна была скрыть дрожь в голосе, прошептала Анри. 

— Я тебя тоже, — не остался в долгу Чарльз и, взяв с тумбочки свой телефон, вышел из комнаты. 

Несколько минут Анри стояла неподвижно, сражаясь за то, чтобы не разрыдаться. Она чувствовала, что её ладонь жгло в том месте, где она соприкоснулась с щекой Чарльза, и ей хотелось ударить его еще раз. Ей хотелось избить его так, чтобы он не смог дышать — и в то же время она хотела, чтобы он вернулся и забрал все свои слова назад. Чтобы извинился или ударил её в ответ, чтобы наорал на нее. Но он просто ушел — очевидно довольный тем, что спровоцировал её. 

Когда она подумала о том, что хотела бы заплакать, она уже не могла этого сделать. Она чувствовала себя так, как будто внутри нее был промокший ящик петард, и ужаснее всего было то, что во всем гребанном мире не было ни одного человека, который мог бы её понять. Из всей той кучи народа, с которой она регулярно трепалась о Босхе, ценах на бензин и инстаграмных трендах, из всех, с кем она шлялась по выставкам и с кем проводила уик-энды — ни одного сраного человека, который мог бы выслушать её и сказать ей, что делать. 

Анри присела на бортик кровати, глядя перед собой в пустоту. Ей казалось, что у нее поднялась температура. Затем её взгляд упал на ноутбук, который Чарльз оставил в кресле, и, недолго думая, она метнулась к двери, чтобы закрыть её на защелку. Пусть ночует, где хочет — наплевать. 

Она вернулась назад и, открыв ноутбук, села в кресло. С характерным звуком загрузки макоса, система запустилась и потребовала пароль — Анри ввела тот, который стоял у него в прошлом году, и поскольку Чарльз был консервативным лентяем, который не менял пароли десятилетиями — это сработало. 

Можно было бы хорошенько ему напакостить, наведя бардак на его вылизанном до последней папки рабочем столе или поудалять какие-нибудь важные документы, но Анри не стала утруждаться. Она вошла в браузер и тапнула по иконке Фейсбука, которая была сохранена в закладках. 

Она не собиралась жаловаться ObiVanDycknobi на только что произошедшую ссору или вдаваться в подробности, но ей нужно было отвлечься от мыслей, которые доводили её до психопатичных аддикций. Ей просто нужно было, чтобы кто-нибудь сказал ей, что с ней все в порядке, что помимо её проблем существует какая-то другая, нормальная жизнь. Она почти молилась о том, чтобы он еще не ушел спать. 

Она ничуть не удивилась, когда перед ней открылась страница с диалогом — очевидно, Чарльз не выходил из своих аккаунтов. Анри собиралась сделать это за него, но потом вдруг увидела знакомое синее пятно, которое было её собственной аватаркой — и похолодела. 

Jinxtonic 

ахпхпхаххахахахаха

господи, это так смешно 

обязательно расскажи эту шутку на какой нибудь вечеринке 

ты будешь мемом вечера)))