Госпиталь Конохи (джен)

В первые недели я воспринимал чакру как некую данность. Детская часть моих воспоминаний слишком сильно влияла на меня: «ты знаком с этим понятием с самого детства, видел взаимодействие этой силы с миром, она часть тебя, о чём тут задумываться?». Даже после прочтения общеобразовательных книг для академии моё восприятие не продвинулось дальше, чем отношение к чакре как к странной форме магии. Только ознакомившись с физиологией, у меня начали возникать реальные вопросы.

К моей чести, в первые недели мой разум был занят куда более серьёзными материями. Как бы я ни кичился своим опытом и деловитым стоическим характером, помогающим мне делать всё для выживания, факт оставался фактом: моё сознание пребывало в состоянии близком к шоку. Поэтому я искал привычные моему сердцу занятия, избегал людей и стремился вернуть себе чувство безопасности.

А когда у меня сформировалась целостная картина мира, и путь вперёд стал более-менее понятен, я смог с головой уйти в изучение основных законов этого мира.

Чакра — это энергия, пронизывающая всё. Она способна создавать материальные объекты, пусть и кратковременные. Может поддерживать полноценную жизнь (вспомнить хотя бы хвостатых демонов), преобразовываться в тепло и электричество. Но самое удивительное — способна моментально изменять свойства физических объектов: заставить землю подняться, дерево вырасти, клетки поделиться. Будто художник решил подправить текст прямо в черновике. В моём прежнем мире за событиями стояла закономерность (по крайней мере, на макроуровне), а здесь причинность могла изгибаться под желанием отдельного шиноби.

Чакра существует только в живых объектах, что делает её основой жизни. А шиноби, как сознательные существа, способны ею управлять. Словно какое-то усовершенствованное физическое понятие о наблюдателе. Если с помощью чакры можно изменить что угодно, эту энергию следовало бы описать как божественную.

А когда богов много, возникают те же трудности, что и в политеизме: почему один сильнее другого? Античные люди решали этот вопрос просто: у кого больше последователей, тот и могущественнее. Только вот шиноби никто не почитал. Я раздумывал о возможности того, что коллективное бессознательное наделяло соответствующими возможностями каждого проявившего себя. Но при проверке эта идея казалась бессмысленной.

Эти размышления привели меня к довольно пугающим мыслям о существовании в этом мире чего-то, что установило законы, по которым и возможна разница в способностях. И, поскольку взаимодействие с чакрой требует сознательности, этот регулятор — субъект, обладающий способностью манипулировать всей чакрой мира. Термин «Всевышний» так и всплывал в голове

Я бы, конечно, продолжал размышлять об этом, если бы не последствия моих социальных выборов, приведших к тому, что недальновидный ребёнок потоптался своими дрянными ногами по моему свитку-словарю. Улыбка с еле скрываемой издёвкой не убедила меня в его уверениях о случайности случившегося.

Уже через два часа я вновь стоял в госпитале, и мне протягивали мой любимый инвентарь — моё орудие молодости, сопровождавшее мои первые годы в госпитале.

— Два раза за месяц разбить нос одному и тому же однокласснику, — приговаривал Сайто. — Подозреваю, это личное.

Я поудобнее перехватил швабру и начал отрабатывать столь дорогие услуги ирьёнина. Мои учителя из академии с некоторым облегчением одобрили придумку медика по моему наказанию, отдав меня на поруки и бесплатный труд.

— Вам так кажется, Сайто-сан? — придал я своим словам иронии.

— Что ты не поделил с Кенджи-куном? — У ирьёнина был небольшой перерыв, который он решил потратить на наблюдение за моими непревзойденными навыками в уборке.

— Я его имя-то впервые услышал, — пробурчал я, продолжая отдраивать пол приёмной.

— Тогда ещё услышь, что он сын джонина, — посуровел Сайто. — И дело не только в том, что его отец обладает серьёзным влиянием, а в том, что Кенджи-кун обладает высоким потенциалом. Он — твой будущий товарищ, который будет прикрывать тебе спину, а ты — ему.

— О, не дай Ками, — честно воскликнул я. — Кривой-нос-кун даже засаду полноценную организовать не может, что уж говорить о прикрытии кого-то.

— Засаду? — вопросительно приподнял бровь ирьенин.

— Да, с камнями и двумя дружками — причина, по которой я носил утки, — пожал плечами я.

— Почему не сказал? — потеплел голос Сайто.

— О чём? — действительно не понял я, о чём ирьенин. — Я же к вам пришёл на приём тогда с гематомами и ушибами. Про что тут рассказывать? Что они напали исподтишка, трое на одного? Честь им, мы тут на шиноби учимся.

— Тогда бы отрабатывали они, а не ты, — странно посмотрел на меня медик.

— Вы мне тут про справедливость говорите? — из меня вырвался лёгкий смешок. — Сайто-сан, это лишнее. Я сделал выбор защищаться, а это, — указал я свободной рукой на ведро, — последствия. Я не жалею.

— Почему тогда во второй раз? — поинтересовался спустя секунду мой собеседник.

— Мой свиток-словарь пострадал и требовал отплаты. — я закончил с полом и взял тряпку в руки, приступив к чистке других поверхностей.

— Твой свиток-словарь? — переспросил ирьенин.

— Не все дети знают, что такое парасимпатическая система, иногда им следует записывать термины, дабы их запомнить.

— Ты сделал толковый словарь для себя? — я увидел облегчение в его глазах. — Ты всё же читал.

— Конечно, — возмутился я. — Я же не идиот отказываться от дармовых знаний, тем более интересных. Право, не успел прочитать всё, осталось ещё две главы…

И что же тогда началось. На меня смотрели как на какой-то особо ценный приз; от работы меня то и дело отвлекали оценкой моих знаний, пока Сайто не забрала медсестра со словами о закончившемся перерыве медика. А уже позже, вечером, меня вновь отловили, всунули в руки новые учебники и приказали усиленно их изучать. В тот момент ещё не решался мой статус ученика ирьенина, но Сайто, скорее всего, для себя уже всё решил.

Мои измышления относительно чакры привели меня к острой нужде в экспериментальных методах анализа. Хоть я и не мог узнать свойства элементарных частиц, из которых состояла чакра (про себя я по-ребячески их назвал чакронами), были вопросы, на которые я мог получить ответ с помощью хорошего измерительного прибора. К счастью, один из подобных «инструментов» сидел в нашем классе — представитель клана Хьюга.

Я читал о свойствах бьякугана — о том, что эта мутация позволяет её носителям воспринимать чакру в пространстве. Эти два встроенных «радара» (слово «чадар», в честь чакры, звучало неважно) могли бы помочь мне ответить на самый первый и важный вопрос: есть ли у чакры скорость распространения?

Найти Хьюгу было несложно: характерная внешность выделяла принцессу этого благородного клана среди всех остальных. Как обычно, в учебном классе она сидела почти на последнем ряду. Хотя я видел, что другие дети порой с ней разговаривали и не испытывали проблем, чувствовалась некоторая отстранённость, демонстрируемая самой Хьюгой. Всё-таки она была химе крупнейшего клана Конохи, и я не знал, как она отреагирует на мою просьбу.

— Хината-химе, доброго дня, — отвесил я вежливый полупоклон. Не дожидаясь ответа, я сразу же продолжил, надеясь нагромождением слов получить нужную мне информацию. — Я слышал о замечательном и значимом доудзюцу вашего клана. Моих слов не хватит, чтобы выразить восторг и почтение, которые я испытывал, читая о возможностях вашего кеккейгенкая. И хоть моё сердце полно сожаления из-за того, что мне не дано испытать подобного чуда, я прошу вас поделиться мудростью. — Наблюдая за реакцией девочки, я всё больше и больше начинал сомневаться в своём анализе. — Как вы ощущаете чакру, и как она выглядит?

— Д-д-доброе, — тихо проговорила Хьюга, слегка опешив.

И всё же мои наблюдения меня не подвели. Она стеснялась — причём не просто стеснялась, но ещё и боялась меня, моей реакции, и была неуверенна до крайности.

Не таких я себе представлял принцесс: наглых, высокомерных, нарциссичных — но никак не явно затравленных и нервозных.

— Сора-сан, я не думаю, что смогу вам помочь. Мои знания о доудзюцу клана невелики, — еле проговорила она.

«Сан». Я не знал, что сделали с этой маленькой девочкой в её семье, но по ней были заметны все признаки типичного «тихого ребёнка». Очередное доказательство того, что в Конохе за детьми не следят. Возможно, из принципа.

— И всё же, сущая малость, Хината-химе. Меня интересует, как вы могли бы описать чакру. Выглядит ли она как река, быть может? — Спрашивать о волнах света не имело смысла: в местной науке просто не существовало таких представлений. Вот в чём этот мир отставал сильнее всего — в понимании физики, выходящей за рамки классической.

— Огонь, — после секундной паузы выдала девочка. — В теле человека чакра — как огонь, охватывающий все каналы.

Так неспешно шёл наш разговор. Хината постепенно смелела, видя, что может спокойно отвечать на мои вопросы — я не представлял угрозы и вёл себя вежливо. Крупица за крупицей я узнавал: чакра распространяется быстро, как молния, но не мгновенно; скорость зависит от среды (в воде — медленнее, чем в воздухе); она подвижна, изменчива и постоянно течёт из тела человека в окружающую среду. А при создании иллюзорных клонов напоминает клубок струн, формирующих поверхность.

Я был бы счастлив узнать, есть ли у чакры масса — но ещё не придумал, как это доказать с нужной точностью.

Но разговорчивость Хьюги резко сошла на нет, как только одно блондинистое нечто с широкой улыбкой понеслось ко мне.

— Йо, Сора! — прямо-таки прокричал он.

При виде Узумаки девушка стушевалась — аж настолько, что залилась краской. Она только и смогла проговорить: «Наруто-кун», — и тут же нервно отвела взгляд.

«Стоп, что?» — проскочило у меня в сознании. — «Серьёзно?»

— Ты опять стал разговаривать с людьми! — весело проговорил блондин. — Пошли спарринговаться, пока снова не нашёл какую-нибудь чушь для чтения. А, и привет, Хината.

От внимания Наруто она буквально обомлела и чуть ли не сползла под парту. Не желая издеваться над девочкой дальше, я направился с блондином к выходу, не забыв поблагодарить.

— Странная она, конечно, — почесал затылок блондин.

— Вы знакомы? — поинтересовался я. Такая яркая и необычная реакция на сироту явно выходила за пределы моего ожидания.

— Эй, Шикамару! — прокричал блондин в сторону нашего общего одноклассника, мирно разминающегося на поляне у академии. — Хочешь увидеть, как я снова надеру зад Соре? — Он замахал рукой, подходя к нему.

Я услышал вздох Нара — он напрягался каждый раз, когда кто-то пытался привлечь его внимание.

— Наруто, не шуми, пожалуйста, — лениво потянулся он. — Что может быть весёлого в том, что вы опять будете ломать друг другу кости?

— Ничего, — согласился я. — Поэтому спарринга и не будет.

Узумаки посмотрел на меня с обидой. И прежде чем он успел разразиться гневной тирадой, я вставил:

— Наруто, ты же понимаешь, что тебе не обязательно со мной спарринговаться, если ты просто хочешь провести время? — уточнил я у блондина. — Мне действительно лень драться, я плохо спал.

— Шикамару плохо на тебя влияет, — всё равно надулся Узумаки. — Смотрите, чтобы вам не стало лень дышать.

— Бытуют легенды, что все Нара так и уходят на тот свет, — примостился в тени представитель этого клана.

— И всё же, Наруто, вы знакомы? — переспросил я.

— А, — вспомнил Узумаки о вопросе. — Да, я как-то защитил её от хулиганов, которые донимали за внешность. С тех пор мы особо и не разговаривали.

Мне приходилось мириться с тем, что принцессу целого клана донимали «хулиганы».

— А кто они были? — право же, не могли они остаться в живых после этого.

— А, да один из них — твой любимец, Кейди… или как его там.

— Кенджи, — поправил я блондина. Я только мог представить, насколько же его отец был влиятельным.

Это казалось мне каким-то неправильным, но, к счастью, у меня был тот, к кому можно было обратиться за разъяснениями.

— Понимаешь, Сора, мы всё-таки будущие шиноби, — зевнул Шикамару. — И если мы не можем за себя постоять сами, то отбрасываем тень на весь клан.

В первые годы мне ещё было трудно привыкнуть к тому, что здешняя элита не такая, как на моей прежней родине. Там бы Кривоноса-куна давно сгноили — это воспринималось бы как вызов авторитету клана. Здесь же, со всеми реками крови — уже пролитой и ещё предстоящей — с самого детства приучали держать удар самому. На войне бывают и точно будут моменты, когда выживание и миссия зависят от индивида, а не отряда. Социальный дарвинизм во всех его проявлениях.

Я всё понимал, но не мог принять. Они же были детьми — заслуживающими не только поддержку, но и защиту взрослых.

— Конечно, то, что описал Наруто, было уже чересчур. Обычно до такого не доводят, — уточнил Нара.

Возможно, такой подход и позволял кланам не выродиться, сохраняя прежнюю мощь — как у спартанцев. Только вот и пресловутый греческий полис сгнил и был уничтожен врагами.

Политика Хирузена, основанная на воле Огня, теперь стала мне понятнее. Также прояснилось его особое внимание к детям и воспитанию в академии.

— Но это же Хьюги. Они даже младшую ветвь клеймят проклятой печатью, чтобы при случае можно было сжечь мозги — для контроля, как говорил отец.

— И это делает их рабами клана, — заключил я. Да, теперь я мог понять, почему Хината настолько неуверенна в себе.

— Серьёзно? — воскликнул блондин. — Да как дедуля мог допустить такое в деревне?

— Дедуля? — Шикамару вопросительно приподнял бровь.

— Лорд Третий, — пояснил я. — Нет, они не «близкие родственники», — показал я кавычки в воздухе пальцами, — просто Наруто — это Наруто, поэтому и называет так Сарутоби. Да и тот не против.

— «Близкие», — повторил кавычки Нара, как будто просил уточнений. Учитывая, что он даже от дерева отстранился и полностью открыл глаза, ему точно стало интересно.

— Этого я ещё не знаю, — с сожалением пожал плечами. — Тайна, покрытая мраком, пока что не раскрыта мной.

— Сора, ты снова говоришь странно и непонятно, — пожурил меня Узумаки. — Что за тайна?

— Расскажу, как узнаю, — пообещал я и перевёл тему. — Ну а «дедуля», как ты говоришь, — просто лидер и, видимо, не может вмешиваться в дела кланов.

«Напрямую», — подумал я. В его руках было обучение детей, в том числе клановых. Оно было обязательным для получения звания генина деревни. Всеобщее образование всегда оставалось ключом к преодолению этнокультурных и семейных различий между людьми.

— Но это же кошмар! — возмутился Наруто. — Так не должно быть, это просто неправильно.

— Наруто, ты же хотел стать хокаге, разве не так? — Я решил направить его возмущение в менее громкое русло. — У тебя будет шанс это изменить. Но пока мир такой, какой он есть — сейчас ты ничего не сделаешь.

— Обязательно, — воспринял он мои слова с полной серьёзностью. — А для этого нужно тренироваться! Сора, спарринг!

Мне было жаль, что ещё один ребёнок со временем разочаруется — и в обществе, и в самом себе. Пока же блондин излучал лишь наивный, но искренний позитив. Даже его слова и вера в правильность не вызывали раздражения — скорее, лёгкую улыбку понимания. Такую, с какой взрослый смотрит на младших, сидя в кресле и слушая их школьные приключения. Будто бы сын, которого у меня никогда и не было.