Стереть твой номер (гет)

Люмин старалась убедить себя, что все это ей просто кажется. Но мир вокруг нее, такой привычный и серый, начал покрываться странными, яркими мазками, и у всех этих мазков было одно имя — Скарамучча. Он не названивал ей и не заваливал сообщениями. Его тактика была куда более изощренной и действенной.

Люмин, как обычно, нашла самый дальний и неприметный столик в углу, надеясь спокойно съесть свой салат и дочитать главу для семинара. Но ее уединение было нарушено. К ее столику подошел высокий старшекурсник из спортивной команды, чьего имени она не знала, но чью репутацию задиры слышала не раз.

— Эй, первоклашка, — протянул он, нагло усаживаясь напротив. — Слышал, ты шаришь в истории. Мне тут реферат задали, а у меня лапки. Поможешь красивому парню?

Люмин вжала голову в плечи, ее щеки залил румянец. Одно дело дать списать, а другое — сделать чужую работу, потратив своё время.

— Я… я очень занята, извини.

— Да ладно тебе ломаться, — парень наклонился над столом, его голос стал неприятно-масляным. — Мы можем договориться. Может, сходим куда-нибудь, и ты по пути мне все расскажешь?

Он протянул руку, чтобы коснуться ее, и в этот момент на его запястье легла чужая ладонь.

— Она сказала, что занята, — голос Скарамуччи был обманчиво спокойным, но в столовой вокруг их стола будто похолодало. Он возник из ниоткуда, держа в руке поднос со своим обедом. — Или тебе нужно персональное приглашение, чтобы свалить?

Старшекурсник побледнел, узнав его.

— Скара… я не знал, что она…

— Что она со мной? — Скарамучча слегка сжал его запястье, и парень дернулся. — Теперь знаешь. Проваливай.

Парень, не говоря больше ни слова, пулей вылетел из-за стола. Скарамучча с легким стуком поставил свой поднос на стол и сел на место, которое только что освободилось. Он посмотрел на застывшую Люмин, на ее нетронутый салат и раскрытую книгу.

— Научись давать отпор, звёздочка, — бросил он, лениво подцепив вилкой кусок своего стейка. — А то сожрут.

Он не стал ее утешать. Не спросил, все ли в порядке. Он просто сел рядом и начал есть, словно пометил территорию и теперь лениво ее охранял. А Люмин сидела, не в силах проглотить кусок, и чувствовала, как фраза «Она со мной», брошенная для другого, намертво впечатывается в ее сознание.

После того случая в столовой Люмин еще усерднее зарылась в учебу. Это был ее способ сбежать от мыслей, которые роем кружились в голове. Было поздно, библиотека почти опустела. Она сидела, склонившись над конспектами, и терла уставшие глаза.

Тихий стук заставил ее вздрогнуть. Рядом с ее стопкой книг стоял бумажный стаканчик. Тот самый. С карамельным латте. Она подняла глаза. Скарамучча стоял, засунув руки в карманы, и с насмешкой смотрел на ее рабочее место.

— Ты… откуда ты знаешь, что я здесь? — прошептала она.

— Ты всегда здесь, — он пожал плечами, будто это был самый очевидный факт во вселенной. — Еще немного, и от твоих мозгов пойдет дым. Пей.

Он не спрашивал, хочет ли она кофе. Он не спрашивал, какой именно. Он просто принес то, что она любила, поставив это перед ней как неоспоримый факт. Это была забота, обернутая в приказ.

— Спасибо, — пролепетала она, обхватывая пальцами теплый стаканчик.

— Не стоит, — он уже развернулся, чтобы уйти. У самого выхода он обернулся и добавил с ухмылкой: — Просто уставший вид тебе не идёт.

И ушел, оставив ее в оглушительной тишине, наедине с дурманящим ароматом карамели и его последними словами.

А через пару дней началось вообще что-то с чем-то. Люмин пришла в аудиторию на первую пару раньше всех, как она любила. На ее привычном месте, на краю парты, лежал небольшой шоколадный батончик, тот самый, дорогой, который она сама себе никогда не покупала. Никакой записки. Никаких свидетелей. Она огляделась. Пусто. Сердце забилось чаще. Она спрятала батончик в сумку, словно украла его.

На следующий день, в библиотеке, вернувшись за свой стол после того, как ходила за книгой, она обнаружила рядом со своими вещами маленькую упаковку мармеладных мишек.

Это превратилось в игру. В его игру. Он никогда не делал этого при ней. Вкусняшки просто появлялись на ее пути: на подоконнике у аудитории, где у нее будет следующая пара; на ее столике в библиотеке; один раз она даже нашла пакетик с орешками в боковом кармане своего рюкзака, и понятия не имела, как он умудрился его туда подсунуть.

Это были крошечные, молчаливые вторжения в ее личное пространство. Каждое такое подношение было маленьким сообщением: «Я знаю, где ты. Я думаю о тебе. Я здесь, даже когда ты меня не видишь».

Она тонула в этом океане внимания, состоящем из крошечных, но таких пьянящих капель. И чем дальше, тем меньше ей хотелось спасаться.

На этот раз это был моти со вкусом клубники. Он лежал на ее парте, аккуратно упакованный, в той самой аудитории, где через пять минут должна была начаться лекция. Люмин смотрела на него, и что-то внутри нее, долго и мучительно натягиваемое, наконец лопнуло. Хватит. Хватит этой пытки неизвестностью, этих крох, брошенных с царского плеча. Хватит чувствовать себя подопытным животным в его странной игре.

Ее сердце колотилось с бешеной скоростью, ладони вспотели. Но вместо страха она впервые почувствовала что-то похожее на злость. Она схватила моти, засунула его в карман толстовки и, игнорируя удивленные взгляды одногруппников, выскочила в коридор.

Она знала, где его искать.

Скарамучча, как и ожидалось, стоял в центре своей свиты у большого окна. Он что-то рассказывал, лениво жестикулируя, и его друзья, как всегда, смеялись. Он был в своей стихии — бог этого маленького университетского мирка.

Люмин на трясущихся ногах подошла к их компании. Все разговоры мгновенно стихли. Девушки смерили ее презрительными взглядами, парни — любопытными. Она проигнорировала их всех. Ее взгляд был прикован только к нему. Не говоря ни слова, она схватила его за рукав дорогой черной куртки. Хватка была слабой, почти жалкой, но в ней была вся ее решимость.

— Нам надо поговорить, — ее голос прозвучал тихо, но твердо.

На лице Скарамуччи отразилось искреннее удивление, которое тут же сменилось его фирменной насмешливой ухмылкой. Он окинул взглядом ее дрожащую руку на своем рукаве.

— Ого, опять показываешь зубки? — сказал он так, чтобы слышали все. Затем он повернулся к друзьям. — Прогуляйтесь.

Свита неохотно, перешептываясь, отошла на несколько шагов. Скарамучча, не дожидаясь, пока она потащит его дальше, сам сделал шаг в сторону, увлекая ее за собой в более уединенный закуток коридора. Он оперся спиной о стену, засунул руки в карманы и выжидающе посмотрел на нее сверху вниз. Люмин вытащила из кармана моти и протянула ему на ладони.

— Зачем ты это делаешь?

Он лениво скосил глаза на угощение, потом снова на ее лицо.

— Делаю что?

— Это! — она почти встряхнула рукой. — Кофе. Конфеты. То, что ты сказал тому парню в столовой. Зачем?

Он молчал секунду, словно наслаждаясь ее смятением. Уголок его губ дернулся.

— Показываю, что ты мне интересна? — его голос был ровным и издевательским. — Как думаешь, когда парень это делает по отношению к девушке?

Эти слова ударили по ней, как пощечина. Именно этого она боялась, и именно в это она не могла поверить. Воздух вышел из ее легких.

— Я не поверю, что нравлюсь тебе, — выдохнула она, смотря ему прямо в глаза. В ее взгляде смешались отчаяние и вызов. — Таким, как ты, не нравятся такие, как я. Это какая-то шутка? Спор? Скажи мне правду, пожалуйста. Я просто хочу знать.

Она ожидала чего угодно: что он рассмеется, признается в розыгрыше, скажет что-то унизительное. Но Скарамучча не смеялся. Он подался вперед, сокращая расстояние между ними до минимума. Его лицо оказалось так близко, что она могла рассмотреть фиолетовые искорки в его темных глазах.

— А почему нет? — его голос стал тихим, почти интимным, и от этого еще более опасным. — Потому что ты так решила?

Может, мне надоели куклы, которые вешаются на шею и смеются над каждой моей несмешной шуткой, — продолжил он шепотом, не отрывая от нее взгляда. — Может, мне стало интересно попробовать завоевать сердце такой девушки как ты. Если ты не веришь, то это твои проблемы. Но раз уж ты набралась смелости, чтобы вытащить меня сюда… Может, поверишь, если я приглашу тебя на свидание? Настоящее. В субботу.

Он не дожидался ответа. Развернувшись, он бросил через плечо:

— Я напишу время. Увидимся, звёздочка.

И он ушел, оставив ее прислоненной к стене, с гулко бьющимся сердцем и одним-единственным словом, эхом звучащим в голове: «звездочка».

* * *

Всю субботу Люмин провела как в тумане. Она перемерила весь свой скромный гардероб раз десять, в итоге выбрав простые джинсы и уютный кремовый свитер — наряд, в котором она чувствовала себя наименее незаметной. Сообщение от него пришло ровно в пять: «В семь. У входа в центральный парк».

Скарамучча уже был там, когда она подошла, робея и опаздывая на три минуты. Он не стоял, уткнувшись в телефон. Он просто наблюдал за людьми, засунув руки в карманы черной кожаной куртки. Увидев ее, он небрежно кивнул.

— Неплохо для начала, звездочка. Я думал, ты не придешь.

— Я… я думала об этом, — честно призналась она.

— Я знаю, — усмехнулся он. — Поэтому и пришел. Пошли.

Их свидание было странным. Он не тащил ее в дорогой ресторан или шумный клуб, как она себе представляла. Они просто гуляли по вечернему парку. Он купил им по горячему шоколаду и слушал ее сбивчивый рассказ о сложностях перевода древних текстов. К ее удивлению, он не перебивал и не зевал. Скарамучча задавал вопросы — едкие, насмешливые, но по существу. Он заставлял ее защищать свою точку зрения, спорить, и Люмин, сама того не замечая, начала увлекаться, забывая о своей стеснительности. Когда окончательно стемнело, он вдруг остановился.

— Прогулка — это, конечно, мило, но я хочу показать тебе кое-что получше.

Скарамучча повел ее по городским улицам, и вскоре они оказались перед высоким, современным жилым домом. Его домом. У Люмин внутри все похолодело.

— Мы… мы к тебе?

— Не совсем, — его глаза хитро блеснули в свете фонаря. — Я хочу тебе показать звезды. А в этом городе их лучше всего видно с этого места.

Они поднялись на лифте на последний этаж. Дальше шла неприметная дверь на лестничную клетку. Темная, пыльная лестница вела наверх, к тяжелой металлической двери с огромным навесным замком и табличкой «ВЫХОД НА КРЫШУ СТРОГО ВОСПРЕЩЕН».

— Вот, — сказал он. — Пришли

— Но… тут замок, — прошептала Люмин, чувствуя, как паника ледяной волной подкатывает к горлу. — И написано, что нельзя. Нас могут поймать, будут проблемы…

Это было против всех ее правил. Против всей ее натуры. Скарамучча посмотрел на нее, потом на замок, и тихо рассмеялся.

— Люмин, вся твоя жизнь состоит из правил. «Нельзя», «запрещено», «так не принято». Неужели тебе не интересно узнать, что находится по ту сторону?

Он достал из кармана связку ключей, на которой, помимо обычных, болтался один странный, явно не от квартиры. Пара ловких движений, и замок со щелчком открылся.

— Я не… я боюсь, — ее голос дрожал.

Он не стал ее уговаривать. Он просто открыл дверь и протянул ей руку.

— Я же с тобой, — сказал он тихо, и в его голосе не было ни капли насмешки. Только спокойная, непоколебимая уверенность. — Никто нас не поймает. Доверься мне.

Люмин смотрела на его протянутую ладонь, потом на его лицо, едва различимое в полумраке. Это был выбор. Остаться внизу, в привычном и безопасном мире правил, или сделать шаг в неизвестность за этим невыносимым, самовлюбленным, но почему-то надежным парнем.

Она медленно, нерешительно вложила свою ладонь в его. Его пальцы тут же крепко сжались вокруг ее, теплые и сильные.

Скарамучча вывел ее на крышу. И она замерла, забыв как дышать. Весь город лежал у их ног, переливаясь миллионами огней, словно кто-то рассыпал драгоценные камни. А над головой раскинулось бездонное, бархатно-черное небо, на котором, вдали горели сотни ярких холодных звезд.

Они подошли к самому краю. Ветер трепал ее волосы, и она инстинктивно шагнула ближе к нему.

— Ну что? — спросил он, не отрывая взгляда от горизонта. — Стоило того, чтобы нарушить одно маленькое правило?

Люмин не могла ответить. Она просто смотрела на звезды, чувствуя тепло его руки и понимая, что в этот момент ей совершенно не страшно. Она была на крыше с самым невозможным парнем на свете.

— Это мое тайное и любимое место… Все еще не веришь, что нравишься мне? — тихо спросил Скарамучча, нарушив молчание.

Она повернула к нему голову. В его темных глазах отражались далекие звезды, и в них не было ни грамма лжи.

— Я… — начала она, — …стараюсь поверить.

Он провел пальцем по ее щеке. Его прикосновение было легким, почти невесомым, но по коже Люмин пробежали мурашки. Она замерла, боясь спугнуть этот хрупкий момент. Ветер играл с прядями ее волос, и она инстинктивно убрала их за ухо, чувствуя, как горят щеки.

— Старайся лучше, звездочка.

Она замерла, боясь спугнуть этот хрупкий момент, когда его обычная колючая ирония сменилась чем-то другим, чем-то теплым и настоящим. Ветер играл с прядями ее волос, и она инстинктивно поежилась.

Скарамучча заметил это. Молча сняв свою кожаную куртку, он накинул ее ей на плечи. Куртка была тяжелой, прохладной снаружи, но все еще хранящей его тепло внутри. Она утонула в ней, и ее окутал его запах — терпкий парфюм, смешанный с едва уловимым ароматом озона и ночного города.

— Спасибо, — прошептала она, кутаясь в куртку, словно в защитный кокон.

— Ты замерзнешь, а мне потом тебя лечить, — привычно съязвил он, но его взгляд был мягким.

Он отошел к парапету и сел на него, закинув ногу на ногу с той же небрежной грацией, с которой делал все остальное. Он выглядел как темный силуэт на фоне светящегося города — воплощение уверенности и контроля.

— Иди сюда, — позвал он, хлопнув ладонью по парапету рядом с собой. — Отсюда вид еще лучше.

— Я… я боюсь высоты, — призналась она шепотом.

— Я же тебя не уроню. Или ты думаешь, я протащил тебя сюда, чтобы сбросить вниз? Слишком много мороки.

Его слова были колкими, но почему-то успокаивали. Это было так в его стиле — обезоруживать страх сарказмом. Люмин сделала несколько неуверенных шагов и, держась за край, осторожно присела рядом. Не так близко, чтобы соприкасаться, но достаточно, чтобы чувствовать его присутствие.

Они молчали несколько минут. Тишина не была неловкой. Она была наполнена гулом далекого города и шелестом ветра. Люмин украдкой посмотрела на его профиль. В свете городских огней его черты казались еще более резкими и красивыми. Он не смотрел на нее, его взгляд был устремлен куда-то вдаль, на переплетение светящихся дорог.

— Почему «звездочка»? — тихо спросила она, сама удивившись своей смелости.

Скарамучча повернул к ней голову. Уголок его губ дернулся в знакомой ухмылке.

— Потому что ты звезда падений, конечно же, но такая маленькая и незаметная, что пришлось использовать уменьшительно-ласкательное, — кажется, Скарамучча был очень доволен этим объяснением, но увидел, как Люмин скривилась. — Совсем не романтично, да? Тогда другой вариант. Потому что ты, как и они, — он кивнул на небо, — вроде бы на виду, но так далеко, что никто не пытается разглядеть тебя поближе. Все смотрят на Луну. Яркую, самодовольную, которая просто отражает чужой свет, — он сделал паузу, и его взгляд стал серьезнее. — А до звезд нужно тянуться.

Люмин сглотнула. Она никогда не думала о себе в таком ключе. Незаметная, серая, тихая — да. Но не далекая звезда.

— А ты? Ты Луна? — спросила она.

Он рассмеялся, на этот раз искренне, и от этого звука у нее что-то екнуло в груди.

— О, нет. Я черная дыра, звездочка. Затягиваю все, что оказывается слишком близко. Тебе стоило бы держаться подальше.

— Но я уже здесь, с тобой, — вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать.

Скарамучча перестал смеяться и снова посмотрел на нее. Долго, изучающе, словно пытался прочитать что-то между строк. Он медленно наклонился к ней, и Люмин затаила дыхание. Мир сузился до пространства между их лицами. Она чувствовала его дыхание на своей коже.

— Да, — прошептал он, его взгляд скользнул к ее губам. — Ты уже здесь. И что мне теперь с тобой делать?

Он не поцеловал ее. Он остановился в миллиметре, давая ей возможность отстраниться, сбежать. Это было еще одно испытание, еще одна игра. Но Люмин не отстранилась. Она завороженно смотрела в его темные глаза, в которых, как и на небе, отражались звезды.

И тогда, очень медленно, она сама подалась вперед, сокращая последнее, самое мучительное расстояние. Ее губы коснулись его. Это был неловкий, почти детский поцелуй — ее первый. Но Скарамучча не оттолкнул ее и не высмеял. Он мягко ответил, углубляя поцелуй, превращая ее неуверенное прикосновение в нечто требовательное и пьянящее. Его рука легла ей на затылок, пальцы запутались в волосах, притягивая ее ближе, не позволяя отступить.

Когда он наконец отстранился, Люмин тяжело дышала, чувствуя, что земля уходит из-под ног, хотя они сидели на твердом бетоне.

Скарамучча смотрел на нее, и в его взгляде больше не было ни насмешки, ни самодовольства. Только что-то темное, собственническое, отчего по ее спине пробежал холодок.

— Вот что, — выдохнул он, словно отвечая на свой же вопрос.

Он встал и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься с парапета.

— Пойдем, звездочка. Тебе пора домой. Иначе превратишься в тыкву, а я — в заботливого принца. Последнее мне не идет.

Его тон снова стал привычно-колючим, но теперь Люмин слышала в нем и другие ноты. Она взяла его руку, и ее пальцы больше не дрожали. Спускаясь с крыши в тишине, она понимала, что ни на секунду об этом не пожалела: ни об этом свидании, ни о походе на крышу, ни о том, что на ней произошло…