Выбор (гет)

Библиотека. В библиотеку в доме Гермионе можно было заходить, запрета на чтение книг для неё не существовало. Ограничение касалось лишь времени, которое она могла здесь провести — не более двух часов в день. Учитывая, как долго она была лишена и такой малости, роптать она не смела.

Когда её опаивали зельями, то существование её сводилось к тесной комнате с узеньким окном, через которое едва пробивался солнечный свет. Редкие прогулки, скудная еда. Теперь же границы её клетки стали шире: весь дом и сад в распоряжении, дана возможность читать. И с каждым разом, с каждым новым выученным словом оков становилось всё меньше — будто в награду. Чаще — переселило её в хозяйскую спальню, хотя наградой это сложно было назвать. Мягче — позволило гулять по особняку. Слаще — вывело её во двор. Тише — подарило пять заклинаний. Сильнее — впустило в библиотеку.

Но с каждым новым словом она ощущала, как её связь с Волдемортом крепнет. Когда мысли относили Гермиону к нему, то она уже видела не разрушенную школу, не переправленное на новый лад Министерство. Перед ней вставала страсть, похоть, сладость в самых сильных проявлениях. Она и представить не могла… От его тихого шипения бежали мурашки, разносящие желание.

Некоторые книги в библиотеке шептали, некоторые начинали завывать на неведомых языках, стоило коснуться их переплёта. Пара фолиантов даже пела, как только Гермиона проходила мимо полки. К сожалению, большая часть книг написана была на языках, Гермионе неизвестных. Что удручало. И заставляло проникнуться к Волдеморту ещё большим интересом — раз он их здесь собрал, то и прочесть мог?

Два часа почти истекло. Гермиона провела пальцем по своей метке, сравнивая её с рисунками в одном из трудов по ритуальной магии. Ничего похожего там не было. Либо Волдеморт взял информацию из другого источника, либо, что хуже… придумал сам.

Дверь в библиотеку скрипнула, Гермиона быстро отправила книгу на полку и одёрнула рукав своего извечного чёрного платья.

Выйдя из-за деревянных стеллажей, она прошла в часть, предназначенную для чтения, довольно удобно обустроенную парой кресел, маленьким столиком для чая, а также длинным столом, заваленным бумагами и книгами, над которыми работал Волдеморт. На столе порядка никогда не было, всё вечно разбросано в хаосе. Гермионе казалось, что это не слишком похоже на Волдеморта, который в мелочах был педантичен до скрежета зубов. Возможно, бардак был лишь для отвлечения? Чтобы в глаза не бросалось что-то важное?

У окна уже стоял сам хозяин дома — высокий, худой, бледный. Он был словно изваяние, выточенное из камня. Только пылающие красные глаза давали понять, что он не скульптура.

— Можешь ещё почитать, пока я здесь, Гермиона, — отстранённо произнёс он, глядя на неё.

— Спасибо, мой Лорд, — она слегка склонила голову. После того, что творилось в Визенгамоте, взгляд на Волдеморта вызывал у неё смешанные чувства. Всё внутри завязывалось в тугой узел переплетённых вожделения и страха. — Но я, наверное, пойд…

И он обо всём знал.

— Труд, который ты ищешь, стоит вон там, на седьмой полке, — он продолжал на неё смотреть. Теперь с хищным любопытством, от которого пробрал холод. — Но… он на санскрите.

Гермиона хотела было дёрнуться к полкам, но тут же застыла, коря себя за то, что едва не выдала свои намерения. Хотя, если он предлагал ей эту книгу, то он точно понял её замысел. И всё же… санскрит? Она его даже прочесть не сможет…

— Если хочешь, Гермиона, — он вытянул руку вперёд, и книга влетела в его раскрытую ладонь, — я сам тебе почитаю. — Его глаза сверкнули. — Переведу.

Она побледнела, ей вновь захотелось поправить рукав, но… она сдержала порыв. Выходить из библиотеки тоже было нежелательно. Гермиона улыбнулась и направилась к одному из кресел у камина, присела на подлокотник, взглянула на Волдеморта из-под ресниц. Она ощутила дрожь, понимая, насколько дерзкой будет её просьба.

— Мой Лорд, — снова склонив голову, начала она. — Лучше научите…

— Моя плутовка, — сколько коварства сквозило в его голосе.

Он уже был рядом с креслом, поддел пальцем её за подбородок и заглянул в карамельные глаза.

— Тебя никак не сломать.

Волдеморт медленно обогнул кресло, не сводя пристального взгляда с Гермионы, его чёрная мантия шелестела в тишине библиотеки. Он опустился на мягкое сиденье и положил книгу на чайный столик рядом. Затем поднял руку вверх, повёл пальцами в воздухе, и к нему приплыла другая, куда новее по виду, но с несколькими слегка затрепавшимися закладками.

Затаив дыхание, Гермиона смотрела на него. Он пока так и не ответил, открыл новую книгу, пробежал глазами первые страницы и, хмыкнув, положил её раскрытой на подлокотник, пёстрой обложкой вверх.

— Я научу, — он испытующе посмотрел на Гермиону, во взгляде мелькнула знакомая ей чертовщинка. — Но я строгий учитель, имей в виду…

— Учту, мой Лорд, — она чуть нагнулась к нему.

Его предложение выглядело довольно странно, хоть и заманчиво. Волдеморт снова затеял с ней какую-то игру… Она ещё помнила, как под сводами Визенгамота в его власти её голос разрывал тишину.

— С какого дня вы желаете начать… обучение? — машинально она облизнула верхнюю губу.

— С этого мгновения, — его рука уже обвила её талию, и он потянул Гермиону к себе на кресло.

Усадил на колени так, что она оказалась на нём верхом. Его алые глаза сверкнули. Пальцы легко коснулись подбородка, приподняли голову, заставляя встретить его взгляд.

— Могу научить тебя всему, Гермиона. Всему, — голос Волдеморта стал вязким, как отравленный мёд. — Но и плата будет высокой. Выдержишь?

Сейчас она не знала, чего хочет больше — знаний или поцелуя. Решив продолжить эту игру, она склонилась к нему ближе и прошептала в самые губы:

— Я упорная, мой Лорд.

Взгляд она не отвела, продолжая упрямо смотреть в его лицо. Волдеморт плотоядно ухмыльнулся. На миг Гермионе показалось, что свет в библиотеке померк, а книги на задних полках громко и взволнованно зашептали на своих древних языках.

— Смелая. Настойчивая, — произнёс он. — Меня это устраивает.

Он провёл ладонью по её плечу, задержался на ключице, будто проверял её реакцию, а затем наклонился к уху:

— Первое, чему ты должна научиться… — шёпот Волдеморта тянулся, обволакивал, — это слушать меня дольше, чем можешь выдержать.

Гермиона кивнула решительно. Ещё год назад она и представить себе не могла, что Волдеморт согласился бы её чему-то научить. Хотя бы даже и санскриту. Сколько всего можно было бы узнать, если бы…

Пальцы Волдеморта сомкнулись на подбородке, заставляя её снова смотреть на него.

— Слушай меня, а не мечтай, — его губы разошлись в усмешке. — За каждую ошибку я возьму с тебя плату, Гермиона. И заплатишь ты сполна.

Волдеморт не отпустил её подбородок, продолжал держать так, чтобы она смотрела только на него.

— Начнём, — произнёс он медленно. — С простого.

Его ладонь коснулась книги, лежавшей обложкой вверх на подлокотнике, пальцем он простучал три раза, и к потолку взвились горящие символы — витиеватые письмена, похожие на вязь. Под каждым из них загорелась короткая транскрипция с диакритическим знаком у большинства.

— Это сорок восемь зафиксированных в письме фонем, — он усмехнулся, увидев, как она удивлённо посмотрела вверх, на буквы. Её губы слегка приоткрылись, словно новое знание проникло в её голову. — Мне нужно тебе пояснить, какие категории есть у деванагари?

Сегодня он соблазнял её знаниями, как оказалось, такой метод на Гермиону действовал не хуже телесного. Её щёки уже зарделись, глаза заблестели в предвкушении. Её кудрявая головка согласно кивнула Волдеморту.

— Итак, тридцать три согласных делятся на… — он сделал паузу, и Гермиона опустила на него взгляд, в котором расплескалась жажда. — Зубные, шипящие, горловые, губные…

— Придыхательные… — выдохнула она ему в губы.

Его ладонь тут же легла на её бедро и властно сжала.

— Успела прочесть, — взгляд Волдеморта был слегка удивлён. Но в нём тут же появилась жёсткость. — А я велел меня слушать, Гермиона.

С бедра его рука двинулась выше, к вздымавшейся от тяжёлого дыхания груди, к самому вырезу, который он начал нетерпеливо расстёгивать. Не желая, чтобы в порыве он вновь порвал платье, Гермиона поспешно стала с этим помогать. И заслужила маленькую награду — Волдеморт тут же поцеловал её в шею и стал спускаться губами ниже. Он тихо прошипел:

— Прочти мне придыхательное.

— Ха… — выдохнула Гермиона, глядя на символы санскрита.

— Теперь губные, — он прихватил зубами кожу, не дойдя до груди.

Гермиона замерла. Такого стиля преподавания она ещё не встречала. Усваивать материал было… необычно. Широко распахнув глаза, она смотрела на символы, пытаясь разглядеть те, которые он просил.

— Па… Пха, — прошептала она, едва не сорвавшись на стон, когда его губы всё же спустились ниже, а ладонь пробралась под её юбку. — Ба… Бха… Ка…

— Ошибка, — Гермиона ощутила его зубы на своей груди. — Это был горловой. Я упрощу тебе задачу, — тихо усмехнулся он.

Раздвинув полы мантии, он потянул её к себе так, что её грудь коснулась его обнажённой кожи. Преград между ними не осталось — ни ткани, ни воздуха.

— Ты будешь считать до десяти. Но с одним нюансом… — его голос стал обволакивающим, будто связывал её.

Его кожа обжигала, дыхание сбивало ритм её мыслей. Словно каждое слово уже было прикосновением. Желание по капле наполняло её, поднимаясь выше.

— Один, — горячо прошептал Волдеморт в самое ухо.

— Эка, — выдохнула Гермиона, и её голос дрогнул, когда его ладонь сомкнулась на её бедре, сдавив кожу.

— Хорошо… — почти ласково. Но пальцы сжали сильнее, оставляя ноющее напряжение.

Он прижался к её шее, губами провёл по коже, подарил лёгкий поцелуй — и тут же впился зубами, отчего у неё пробежала дрожь.

— Два.

Гермиона запоздала на мгновение, и этот миг стоил ей короткого резкого толчка, от которого по телу пронеслась волна жара.

— Дви… — на последнем звуке её голос сорвался в стон.

— Ошибка, — хрипло сказал он и, не дав опомниться, обвёл её сосок языком, прикусил. — Правильнее, чище. Повтори.

Гермиона зажмурилась, пальцы вцепились в его плечо, но она выдохнула вновь, собрав голос в чёткий звук:

— Дви.

Его усмешка обожгла сильнее, чем укус.

— Уже лучше.

Ладонь Волдеморта скользнула выше, под платье, уверенная и требовательная, в тот же миг он толкнулся вновь, глубже, заставив Гермиону выгнуться к нему.

— Три, — его голос был глухим, прямо у её уха.

— Трини… — выдох сорвался на стон, когда он снова резко ворвался, не давая ей собраться. Колени подогнулись, и она ухватилась за подлокотник кресла, цепляясь, будто за спасение.

Волдеморт тут же перехватил её запястье и прижал к спинке кресла, лишив даже этой опоры.

— Ты не упадёшь, — шепнул он, удерживая её и в то же время задавая новый ритм — медленный, давящий, мучительно полный. — Пока я держу.

Её дыхание сбилось, а он продолжил, ещё сильнее войдя в неё:

— Четыре.

— Чатвари… — поспешный ответ сорвался вместе с дрожащим стоном.

— Слишком быстро, — прошипел он. Его ладонь прижала её бедро, удерживая в нужном положении, а губы скользнули по её шее, задержались в долгом поцелуе, будто смакуя её голос.

— Ты должна дольше ждать, пока я позволю, — его толчок был медленным, нарочито тянущим, будто подчёркивал слова.

Гермиона зажмурилась, дыхание стало рваным, но она слышала его ясно, как заклинание.

— Пять, — выдохнул Волдеморт, и импульс совпал с этим словом.

Она втянула воздух и, сорвавшись на всхлип, прошептала:

— Панча…

На этот раз — чисто, звонко. Он усмехнулся — и вместо наказания наградил долгим поцелуем, хищным, рвущим дыхание. Его язык глубоко вторгся в её рот, движения под ней стали ритмичнее, грубее. И Гермионе пришлось обхватить его плечи, чтобы удержаться на нём, но он тут же поймал её запястья и прижал к спинке кресла. Дыхание сбивалось, она терялась в ощущениях, стремясь поймать его такт.

Но он будто специально замедлился, оставляя её тело в подвешенном состоянии, когда хотелось только одного — сорваться. Волдеморт неотрывно смотрел в разрумянившееся лицо Гермионы, наслаждаясь тем, насколько она распалилась.

— Шесть, — произнёс он низко, и движение было медленным, мучительным, почти дразнящим.

— Шат… — её голос дрогнул, сорвался на глухой стон, и она тут же прикусила губу, пытаясь удержаться.

Волдеморт прижал пальцами её подбородок, заставив открыть рот, не давая скрыть ни одного звука.

— Громче, Гермиона. Я должен слышать.

Он толкнулся резче, и она, не выдержав, выкрикнула:

— Шат!

Усмехнулся, но не дал ей выдохнуть — снова замедлил, вытянул каждое движение так, что мгновение растянулось в пытку.

— Семь, — прошипел он ей в губы, задерживая её на себе, не давая дойти до конца.

— Сапта… — на последнем звуке она едва не захлебнулась, так рвалось наружу напряжение. Её тело предательски выгнулось, стремясь к сладостному избавлению, но он удержал за талию, не позволил.

— Нет, — сказал Волдеморт тихо, с нажимом. — Ты кончишь только тогда, когда я велю. Когда досчитаешь до конца.

Его ладонь властно сомкнулась на её бёдре, задавая ритм, а дыхание обожгло кожу:

— Терпи.

Пальцы Гермионы судорожно вцепились в его плечи, будто только это удерживало от того, чтобы сорваться прямо сейчас.

— Восемь, — он произнёс почти ласково, но вошёл так глубоко, что у неё перехватило дыхание.

— Ашта…

Гермиона выдохнула, голос её сорвался и дрогнул, будто слово стало стоном. Спину она изогнула, в попытке дотянуться до освобождения, но Волдеморт крепко удержал, не давая.

— Ты на грани, — прошипел он у самого уха. Его пальцы скользнули ниже, доводя её до безумия. — Но я ещё не разрешил.

Хватая ртом воздух, она провела языком по пересохшим губам. Стон стал громче, от чувства, как внутри всё сжимается, готовое разорваться.

— Девять, — его голос превратился в тягучую патоку, оставаясь всё таким же властным.

— Нава… — её крик эхом ударил в потолок, сорвавшись вместе с этим словом. Она уже не могла остановиться, тело вероломно просило конца. Бёдрами она подалась навстречу, предчувствуя, как вот-вот накроет сладостная судорога.

Волдеморт внезапно остановил движение, удерживая её на себе, почти до боли сжав за ягодицы.

— Нет. — Его дыхание коснулось её виска. — Только на десять.

Она дрожала в его руках, вся собранная в тугой узел напряжения, не в силах больше терпеть. Глаза заволокла пелена желания, по румяной щеке стекала слеза. В голове не оставалось ни слова, кроме того единственного, которого он ждал.

— Десять, — прошептал он ей в ухо, но в этом шёпоте было больше власти, чем в любом крике.

Гермиона воскликнула, будто выдохнула всю душу:

— Даша!

— Ты дошла до десяти, — шёпот прошёлся по её щеке. — Теперь я дам тебе то, чего ты ждала.

Рывки стали быстрее, жёстче, и Гермиона вцепилась ногтями в его плечи, будто пытаясь удержаться в этом безумном ритме. Каждое его движение пробивалось сквозь её тело, разносилось дрожью по каждой клеточке. Она не могла сдержать стон, но он жадно проглотил его поцелуем, требовательным, завоевательским.

Она уже не думала о книгах, о санскрите, о цифрах. Всё, что оставалось — это он, его жар, его сила, его голос, который всё ещё отдавался внутри неё, как приказ: дольше, выдержи.

— Скажи, — рыкнул он у её губ, удерживая за бёдра, направляя её движения, — скажи, что выдержишь ещё.

— Выдержу, — выдохнула она, почти в крик.

Его тело напряглось, ее выгнуло в его руках, и кульминация накрыла обоих — бурей, срывающей все остатки контроля. Гермиона не смогла подавить крик, и её голос, как и прежде, заполнил собой всё вокруг, и это был её отклик, её признание, её ответ.

Волдеморт сжал её крепче, прижимая к себе до боли, будто боялся отпустить, и рычание сорвалось из его горла в её волосы.

Они замерли, сплетённые дыханием, дрожью, последними толчками. Его пальцы скользнули по её спине, и он, обессилевший, но не потерявший власти в голосе, прошептал:

— Вот так, Гермиона… — его голос был тихим, хрипловатым после рыка, — дольше, чем ты могла вынести.

Её пальцы сами собой вцепились в его плечи, будто подтверждая, что он был прав. По лицу Волдеморта проскользнула тень улыбки, холодной, но удовлетворённой.

— И всё же ты выдержала, — прошептал он, проведя пальцами по её вспотевшей коже. — Моя упрямица.

По её телу прокатилась дрожь, лёгкая, но отчётливая, как отклик на вызов. Гермиона знала: можно было бы опустить глаза, отвернуться, чтобы остаться в его правилах. Но она впервые решила нарушить их.

Сердце билось так громко, что казалось, он услышит его кожей. Она подалась ближе и сама потянулась к его губам. Начала осторожно, будто проверяя границы, исследуя, а потом глубже, смелее, позволяя дрожи превратиться в решимость. Солоноватый привкус пота и её слёз ощущался на языке, смешиваясь с его терпким вкусом.

Его глаза сверкнули — удивление, раздражение, азарт. Пальцы тут же сомкнулись на её затылке, удерживая, и он ответил требовательно, жёстко, будто хотел наказать её за дерзость. Но в этом поцелуе было и другое: принятие её выбора.

И Гермиона впервые почувствовала — в этом мгновении она принадлежала ему не только потому, что он взял её, а потому, что сама хотела остаться.

Тишина библиотеки стала ощутимой, словно книги вокруг их слушали.

Она рискнула:

— Вы ведь тоже… проверяли себя? — голос её был тихим, но в нём звучало нечто большее, чем вопрос.

Алые глаза медленно сощурились.

— Продолжай, — велел он.

— Я заметила, — она перевела дыхание, и всё же не отвела взгляда. — Как вы… задерживали мгновение. Как будто искали не предел мой, а свой. Дольше… для вас тоже испытание, мой Лорд.

Он молчал долго. Настолько долго, что Гермионе показалось — он разгневан, и сейчас всё закончится. Но Волдеморт лишь чуть наклонился к ней, его губы прошли по её виску, дыхание жгло кожу.

— Скажи, — прошипел он. — Ты боишься меня меньше, чем раньше?

— Я всегда боялась, — ответ вырвался у неё слишком поспешно. Она сжала пальцы в кулаки, затем медленно разжала. — Но… страх не мешает оставаться.

На губах Волдеморта появилась едва заметная усмешка. Не торжествующая, не победная — скорее тёмная, опасная, но в ней таилась искра удовлетворения.

— Вот потому ты со мной дольше остальных, — произнёс он.