Warhammer 40000: Аколиты Ордо Ксенос (гет)

222-228.994.М41

Три дня минуло после бойни. Над развалинами стояла тишина; лишь ветер гнал пепел сквозь обуглённые проломы. Капелла, очищенная литаниями, вновь стала сердцем стана: здесь Сёстры Сепфоры возжигали лампады, возносили молитвы и сводили приказы воедино.

Орден Сепфоры, носящий имя святой-исповедницы, павшей в эпоху Ереси, почитался за ревность и непреклонность. Их было немного, но на просторах Каликсиса они служили щитом на торговых путях и в монастырях-крепостях, воздвигнутых среди приграничных миров. Вышедшие из Ордена Святой Розы, они унаследовали его суровую дисциплину и славились тем, что несли веру туда, где грань с варпом была тонка, как дыхание.

У порога сидели трое. Виллем, привалившись к стене, щурился в серый горизонт — усталость тянула его вниз, но глаза оставались насторожёнными. Пий держал колени в ладонях; взгляд метался меж руин и сестёр-часовых, словно он всё ещё не верил, что вышел живым. Иония молчала, руки опущены; в её тишине звенели и усталость, и суровая решимость.

Камни под ногами ещё хранили следы крови. Они ждали вызова.

— Ты ведь влезла в броню-реликвию, — сказал Виллем наконец. — Теперь покоя тебе не будет. У этих сестёр память крепче камня.

Пий дёрнулся, хотел возразить, но осёкся. В глазах мелькнула горечь — и гордость за её дерзость.

— Они и вправду были в ярости, — сказала Иония. — Когда бой стих, на меня смотрели, как на осквернительницу. Я слышала: «кощунство», «дерзость». Для них доспех — святыня, а я лишь послушница.

Она сжала пальцы; голос звенел, как сталь.

— Тогда Палатина остановила спор. Она сказала: «Если Император допустил, чтобы эта девица подняла священный доспех и осталась жива, значит, такова Его воля». После этих слов самые громкие умолкли.

Пий вдохнул глубоко, словно впервые ощутил облегчение. Виллем хмыкнул, но бровь его дрогнула — как признание силы сказанного.

— Они назвали это не безумием, а жертвой, — тихо закончила Иония. — Сказали: даже послушница может стать щитом Его воли.

Из тени арки выступила сестра-вестница. Белая броня сияла среди обугленных развалин; на наплечнике чернел знак Сепфоры, в руках был шлем с выгравированной аквилой. Лицо суровое, будто высечено из камня. Голос прозвучал ровно:

— Палатина ждёт вас в капелле.

Внутри царил порядок, чуждый хаосу войны. На древних плитах — карты и свитки, рядом гудели вокс-станции. Факелы и лампады горели ровным светом, запах ладана перебивал гарь. Каждый шаг подчинялся дисциплине, будто сама вера удерживала стены.

У алтаря ждала Палатина. Её доспех был темнее прочих, отмечен золотым кантом и печатями верности. В правой руке — посох с аквилой на навершии: не оружие, а знак власти и веры. Лицо открыто: резкие скулы, строгие губы, прямой взгляд серых глаз. В осанке чувствовалась уверенность статуи, ожившей для командования.

Позади стояли Сестры-Супериор в полной броне, оружие на боку. Их взгляды были холодны, но в них горела та же решимость, что и в литаниях боя.

Виллем шагнул вперёд. Голос его был глух, но ровен:

— Код, что вы приняли, — мой. Я передал его, потому что мы втроём видели то, что нельзя скрыть. Под арками эльдар заключён клинок. Кость ксеноса, и в дыму над ним — девять горящих глаз, и голос, что прорывается прямо в разум. Купол дрожал, стены пульсировали, будто живая плоть. Это ересь.

— Ты должник Инквизиции, — резко перебила одна из Сестер-Супериор, указывая на клеймо. — С чего нам верить? Ты мог выдумать это, чтобы прикрыть позор или втянуть нас в свои дела.

Палатина подняла руку — требуя:

— Подтверждения.

Пий шагнул вперёд. Голос дрогнул, но он выкрикнул:

— Я тоже видел! Огненные очи — и хор, что звал меня по имени. Я слышал тех, кого там не было: их мольбы, их крики… Но то был обман. Клянусь Троном, это было в тех залах!

Иония подняла голову. Лицо побледнело, но голос прозвучал твёрдо:

— Я читала литанию — и услышала, как уста мои произносили иное: хулу, где Императора называли хитрецом, архитектором судеб. Это был не мой голос. И до сих пор во мне живёт стыд. Скверна там жива.

Тяжкая пауза. Сёстры переглянулись — и в их взглядах сомнения угасли.

Палатина медленно опустила посох.

— Трое свидетелей. И все — об одном.

Она повернулась к сестрам у вокс-станций:

— Повторить сигнал. С печатями Ордена. Пусть Инквизиция услышит его от нас.

Одна из сестёр коротко склонила голову и ударила по клавишам. Руна передачи вспыхнула красным светом, эфир загудел.

Вечером того же дня в капелле собрали совет. Перед алтарём поставили походный стол, уставленный свитками и картами; рядом трещали руны вокс-станций. Но главным был не пергамент: на камне лежал треснувший инфопланшет Виллема, ещё мерцающий зелёным светом.

К столу встали кругом. Палатина держала посох с аквилой; рядом — Сестра-Супериор, чья броня блестела в пламени лампад. Двое рыцарей Ардана, в помятых латах, опирались на мечи, но головы держали гордо. В стороне — Виллем, Пий и Иония. Но в этом круге равными были все: каждый обязан был слышать и свидетельствовать.

Тишина висела сводом. Сказанное здесь впишется в память Трона — пути назад нет.

— Замок разрушен, стены проломлены. Удержать их невозможно, — первой заговорила Сестра-Супериор.

— Наши предки держали бастионы веками… — рыцарь Ардан стиснул рукоять меча.

Палатина отсекла его движением руки:

— Предков нет. Бастионы пали, святыни залиты кровью. Здесь нет крепости — только пепел.

Виллем усмехнулся уголком рта:

— Хотите сидеть в пепле — сидите. Но когда клинок достанется врагу, все жертвы окажутся пустыми.

Он перевёл взгляд на Палатину:

— Будут ещё сёстры?

— Нет, — ответ прозвучал спокойно. — Нас здесь лишь малая часть: двести сестёр, посланных проверить зов с кодом Инквизиции. Остальные силы связаны боями за города и соборы, где решается судьба мира.

Она встретила взгляд Виллема:

— Мы здесь потому, что ваш сигнал нельзя было оставить без ответа. Подкрепления не будет.

Тишина вновь легла на круг. Каждый понимал: ждать помощи или оставаться здесь — одно и то же. Самоубийство.

Виллем коснулся треснувшего планшета; экран дрогнул, высветив искажённые очертания руин.

— Вот место, — сказал он сухо. — Там купол и клинок.

Сестер-Супериор склонилась над дрожащим светом экрана:

— Слуги архиврага, несомненно, уже идут туда. Если они успеют первыми…

Рыцарь Ардан глухо произнёс:

— Мы не можем позволить, чтобы наследие мира досталось нечестивцам.

Палатина подняла посох; её голос разнёсся под сводами:

— Решение ясно. Мы не будем сидеть в ожидании. Мы идём к месту, где скрыт клинок, и удержим его. Пусть враг придёт — встретит нас. Пусть войска Трона услышат сигналы — услышат их оттуда.

Она окинула круг тяжёлым взглядом. Никто не возразил. Виллем, обычно язвительный, только кивнул. Пий сжал кулаки. Иония склонила голову, прижав ладони к груди, словно охраняя молитву в сердце.

Так постановил совет: идти к руинам. Навстречу архиврагу. Навстречу судьбе.

На рассвете совет обратился в поход. Из капеллы вышла малая армия — две сотни сестёр в броне, шаги которых гремели, как удары по камню. Впереди катились «Иммоляторы» с огненными куполами, их борта покрывали аквилы и печати чистоты. За ними шли расчёты с тяжёлыми болтерами и мульти-мельтами — оружием, что обращало скверну в прах. В стороне держались рыцари Ардана: знамёна изодраны, но головы подняты гордо. В хвосте колонны тянулись ополченцы и слуги; их копья и арбалеты были жалки, но глаза полны решимости идти за бронёй и огнём.

Виллем нёс планшет в сумке, в руках держал трофейный болт-пистолет. На нём — простая кираса, поношенная, но ещё державшая удар. Пий шагал рядом с рыцарями Ардана, в лёгком доспехе и с длинным мечом. Иония — в такой же кирасе; на боку клинок, за плечами старый арбалет. Среди лат и грома машин они выглядели легче вооружёнными, но не беззащитными. Их шаг держал тот же ритм.

Два дня они шли дорогами, обращёнными в пепел. Деревни стояли чёрными остовами: крыши провалены, стены иссечены огнём. В канавах лежали тела, руки вытянуты к небу в последней мольбе. На тракте кровь чернела лентами; сапоги и колёса каждый раз разбивали её заново. Ночью вдали полыхали пожары — целые селения горели, как факелы. Дым висел низко, резал глаза, и даже молитвы в строю звучали хрипло. На обочинах встречались редкие выжившие — оборванные труженики полей, что жались к земле, как тени. Колонна не сбавляла шаг, и трое держались рядом с рыцарями, ища в их молчании опору.

Виллем криво усмехнулся, глядя на пятно засохшей крови у дороги:

— Пий, помнишь то место, где рядом с тобой рука рыцаря рухнула? Может, до сих пор валяется. Только пальцев, наверное, уже нет.

Иония шла рядом, шепча молитву. Потом едва заметно улыбнулась:

— Пусть и мёртвая рука, но она благословила верного.

Виллем хмыкнул:

— Трон один знает, кто верен, а кто нет.

Пий фыркнул и шагнул вперёд, будто желая уйти от их слов. А молитва Ионии тянулась за ними тонкой нитью, теряясь в громе шагов и грохоте колонны.

На рассвете третьего дня путь вывел их к иным руинам. Сквозь дым и пепел проступили силуэты арок — чужая кость, выгнутая в немыслимых линиях. На рассечённых сводах играли отблески пожаров, словно инородная архитектура сама дышала огнём.

Виллем сверился с планшетом: руны на экране совпали с отметками квадранта.

— Вот оно, — сказал он глухо.

Сёстры ускорили шаг. Рыцари Ардана подняли мечи, ополченцы сложили аквилу на груди. Всё воинство знало: дальше начнётся бой, и дорога приведёт либо к клинку, либо в небытие.

Когда колонна вышла к аркам, стало ясно: они опоздали. В развалинах уже колыхались знамёна Хаоса; на тёмных полотнищах горели знаки Архиврага. Культисты в лохмотьях завывали псалмы, выворачивая святое в насмешку. Среди них высились Несущие Слово в красно-чёрных доспехах, и от их речей дрожала земля.

Виллем остановился, глядя на пылающие символы, и процедил сквозь зубы:

— Трон дери… хоть бы раз нам повезло.

Пий сжал челюсти. Иония — уверенным движением — перекрестила ладони, образуя аквилу.

Сёстры Сепфоры развернулись цепью, чёткой и строгой. Впереди встали расчёты с тяжёлыми болтерами и огнемётами, за ними сомкнулись ряды с мульти-мельтами, фланги прикрывали «Иммоляторы». Металл доспехов сверкал в рассветном дыму. Рыцари Ардана собрались плечом к плечу; латные рукавицы легли на мечи, а обугленные штандарты трепетали над строем. Позади теснились ополченцы и слуги с копьями и арбалетами.

Палатина подняла символ Ордена, и её голос прорезал гул. Сестры-Супериор подхватили литанию, и хор сестёр обратил её в гром веры.

Под арками выстроились Несущие Слово — полсотни воинов в осквернённых доспехах. Рядом гремела техника: почерневший «Рино» с рунами скверны и Хеллбрут, ревущий, словно в вечной муке. Вокруг бушевала толпа культистов: окровавленные лица, ржавые топоры, изломанные винтовки и чёрные копья. Их псалмы били в уши, как насмешка над молитвой.

Две силы остановились напротив друг друга. Рассвет не нёс надежды — только обещание резни.

Пепел летел низко, оседал на броню и рукавицы, но никто не двигался. Мир застыл, будто сам боялся нарушить черту.

Литания гремела ровно и упрямо, как колокол. В ответ взвивались визгливые крики — рваная пародия на молитву. Два хора сталкивались в воздухе, и тишина между строями тяжелела, как камень.

«Иммоляторы» рычали двигателями, лампады дрожали огнём. Рыцари держали мечи опущенными, но пальцы белели на рукоятях. Даже ополченцы не шевелились.

У Несущих Слово горели линзы шлемов; красный свет резал дым. Они стояли статуями, ожившими ради бойни. Рядом ревел Хеллбрут, бил клешнёй в грудь, и звук отзывался в костях.

Небо темнело. Меж строями оставалось всего двести шагов — пустота, натянутая как струна. Каждый вдох казался лишним. Одно движение могло сорвать лавину.

И мир дрогнул. Ряды ринулись друг на друга…