Тайна «Болотных Елей» (джен)

Анна захрипела, чувствуя, как ледяные иглы впиваются в горящие лёгкие, и припустила что было сил. Топот позади становился все громче, все ближе. За крутым поворотом дороги она услыхала отчаянное лошадиное ржание, а затем увидела в лунном свете тёмный силуэт коня, вставшего на дыбы. Всадник, пытаясь удержать животное, грязно выругался, и сталь в его руке хищно блеснула голубым.

Силы окончательно оставили Анну. Зашатавшись, она рухнула на колени прямо в дорожную пыль и, издав последний жалобный стон, вцепилась в стремя всадника, как утопающий в спасительную соломинку.

— Богом молю, помогите! — задыхаясь, взмолилась она, поднимая на незнакомца обезумевшее от ужаса лицо. — Эта тварь... Она убила Басю! Она гонится за мной! Смотрите!

Сквозь дрожащую бахрому кустов, там, откуда она только что выбежала, сияли два огненных шара-близнеца.

Всадник выругался ещё раз, коротко и зло. Тут же прогремел оглушительный револьверный выстрел, затем ещё один. Едва погасли в ночи оранжевые пороховые искры, всадник резко вырвал стремя из ослабевших рук Мироновой и, пришпорив коня, скрылся за поворотом.

Анна с трудом привстала; перед глазами все кружилось в мутной пелене, она боялась упасть в обморок. Выстрелы, погоня, зверь... все смешалось в один кошмарный клубок.

Всадник исчез, но спустя мгновение вернулся, натянул поводья.

— В кусты подался, — коротко и немного сердито сказал он. — Похоже, волк, хоть я и не знал, что здешние волки так дерзко нападают на людей. А вы, барышня, сами-то рассмотрели, что это был за зверь?

Анна лишь отрицательно покачала головой, от пережитого не в силах вымолвить и слова.

Всадник, словно выгравированный в призрачной лунной ночи, высился перед ней. Его правая рука все ещё сжимала дымящийся револьвер. Это был высокий, ладно скроенный молодой мужчина. Элегантная шляпа-котелок, дорогой дорожный костюм, идеально сидящие бриджи и высокие, начищенные до блеска сапоги — все в его облике говорило о столичном жителе, волею судеб занесённом в эту глушь. Лицо все ещё пряталось в густой тени от полей шляпы.

Разглядев, в каком состоянии находится Анна — ее изорванное, перепачканное платье, расцарапанные руки и, главное, застывший в глазах ужас, — незнакомец изменился в лице. Он тут же соскочил с коня и, в два шага оказавшись рядом, крепко схватил девушку за плечи, не давая ей упасть. По ее мертвенно-бледному лицу и неестественно расширенным зрачкам он понял: несчастная вот-вот грохнется в обморок.

Лунный свет, наконец, выхватил из тени его лицо, и оно было по-настоящему встревоженным. У незнакомца были резкие, но правильные черты: высокий лоб, чётко очерченные скулы и волевой подбородок. Темные волосы были аккуратно зачёсаны, а в темных, глубоко посаженных глазах застыло выражение острой, неподдельной тревоги и растерянности. Он явно не ожидал встретить посреди ночного леса молодую барышню на грани безумия.

XXX

— Так что же стряслось? — уже более мягко, почти ласково спросил он, поддерживая ее, чтобы она не упала. — Судя по вашему виду и платью, вы не из здешней деревни.

— Не знаю... — Анна беспомощно покачала головой, пытаясь собрать воедино рваные, окровавленные клочки мыслей. — Моя фамилия Миронова. Анна Викторовна Миронова. Меня... меня пригласила сюда подруга... Варвара Сикорская — хозяйка «Болотных Елей»... Она чего-то страшно боялась, какого-то семейного проклятия... и поэтому... поэтому попросила меня провести рядом с ней эту ночь в ее... пустом доме, там, у дороги. Кто-то...

Девушку вновь затрясло от воспоминаний, так сильно, что зубы застучали.

— Господи! Кажется, я спятила! Кто-то стоял на лестнице и смотрел на нас. У него было жёлтое лицо! Я думала — приснилось, но, наверное, это было на самом деле. Потом сверху послышался свист, и Бася встала, она поднялась по лестнице. Она шла, как сомнамбула, будто во сне или под гипнозом! И тут раздался крик — ее или кого-то другого, и... и Сикорская вернулась... с окровавленным топором в руке. О Боже! Она была мертва, слышите! Мертва! Ей раскроили голову! Видели бы вы ее лицо, забрызганное кровью! Но она спускалась по лестнице! Бог свидетель — Варвару Сикорскую убили там, наверху, а потом ее... ее труп вернулся с топором в руке, чтобы убить меня!

Незнакомец долго молчал, внимательно, не перебивая, слушая этот сбивчивый, безумный рассказ.

— Думаете, я спятила?! — в отчаянии воскликнула Миронова. — Что ж, я бы на вашем месте подумала так же.

— Не знаю, что и сказать, — наконец, пробормотал мужчина, задумчиво потирая подбородок. — Случись то не в старом поместье Сикорских, а в любом другом доме, я бы, пожалуй, так и подумал... Ладно, барышня, поглядим. Я — Ардашев, Клим Пантелеевич, присяжный поверенный. Вот, после одного дела в Вильно, решил отдохнуть у старого друга в соседнем имении. Покататься под луной... — он криво усмехнулся. — Отдохнуть. Развеяться...

Он окинул взглядом ее дрожащую фигуру, а затем посмотрел в сторону темной дороги, ведущей к дому.

— Вы не побоитесь вернуться туда? — прямо спросил он. — Или хотите, чтобы я немедленно отвёз вас в имение моего товарища?

Миронова задрожала при одной мысли о возвращении. Но затем в ее взгляде, полном ужаса, блеснул знакомый упрямый огонёк. Она и так вдоволь опозорилась перед этим незнакомцем. Хватит быть хныкающей трусихой!

— В дом, — тихо, но решительно прошептала она. — Даже подумать об этом страшно. Но... — девушка тяжело вздохнула. — Бедная Бася! Надо... надо забрать ее тело. Боже мой! — воскликнула она, вновь содрогнувшись. — Что мы там найдём? Если мертвец способен ходить, то...

— Увидим, — коротко прервал ее Ардашев.

Он ловко подсадил девушку на своего коня, сам же набросил поводья на согнутую в локте левую руку и пошёл по дороге, на ходу пополняя барабан револьвера новыми патронами.

Анна поехала за ним, медленно приходя в себя и цепляясь за луку седла. Ее все ещё била крупная дрожь. На секунду она живо представила, что сейчас увидит бредущую им навстречу фигуру Сикорской с кровавой маской вместо лица, и к горлу подступила тошнота.

Но за поворотом оказался только старый, молчаливый дом в зловещем окружении древних сосен.

XXX

— Господи, — прошептала Анна, не отрывая взгляда от тёмного силуэта дома. — Как страшен этот дом среди черных деревьев! Он с самого начала показался мне жутким, когда на наших глазах с балюстрады взлетела стая голубей...

— Голубей? — Ардашев резко остановился и бросил на неё быстрый, пронзительный взгляд. — Вы видели здесь голубей?

— Ну да! Их была тьма-тьмущая. Целая туча.

Минуту они двигались в полном молчании. Клим Пантелеевич хмурился, о чем-то напряжённо размышляя. Наконец он сказал:

— Мой старый приятель, у которого я гощу, прожил в этих краях, почитай, всю жизнь. И тысячу раз бывал в «Болотных Елях». Но ни разу не видел поблизости голубей. Вообще, он говаривал, в здешних лесах они не водятся. Голуби — городская птица.

— Но их здесь была целая стая, — удивлённо, но твёрдо повторила Миронова.

— Мой приятель — большой любитель здешней старины, особенно мифов да легенд, — продолжил Ардашев, пряча наконец остывший револьвер в карман пиджака. — Он-то мне и рассказал намедни одну сказку... как раз о голубях из «Болотных Елей». Дескать, он знавал людей, которые клялись, что видели здесь голубиную стаю на закате. В основном, это были местные крестьяне да случайные бродяги.

Он сделал паузу, словно решая, стоит ли продолжать.

— Однажды вечером он проезжал мимо поместья и встретил одного из таких бродяг. Тот развёл костёр прямо во дворе, решил переночевать. Тоже божился, что видел голубей. На следующее утро мой приятель возвращался и из любопытства завернул в поместье. Во дворе остались зола от костра, консервная банка, служившая бедолаге кружкой, сковорода, на которой он жарил свинину, и расстеленное одеяло. Но самого бродяги никто с тех пор не встречал. Это случилось год тому назад. Тогда же, кажется, и ваша знакомая, Варвара Сикорская, спешно перебралась в Варшаву, после какого-то странного дела...

Клим Пантелеевич помолчал, а затем добавил более тихим голосом:

— Крестьяне тоже говорят, будто видели голубей, но ни один из них не решится пройти ночью по этой дороге. Они считают, что голуби — это души Сикорских, которых на закате выпускают из ада, а красное зарево на западе — не что иное, как пламя самой преисподней. Мол, в это время врата ада отворяются, и их бывшие господа вылетают на волю.

— Кто такие эти Сикорские? — поинтересовалась девушка. — Бася мне особо об их... генеалогии не рассказывала.

— Раньше все тут принадлежало им. Это старинное шляхетское семейство. Говорят, они владели этими землями ещё со времён Гедимина. Рыцарский род — своенравный и жестокий... Как и многих других, Сикорских разорили польские восстания. Одни погибли на войне, другие умерли сами.

Они остановились в нескольких десятках шагов от особняка. Миронова с тошнотворным страхом вглядывалась в его зловещий фасад. Пыльные окна были тусклы и пусты, но ей мерещилось, будто из темных проёмов за ними плотоядно, не мигая, следят невидимые призраки.

— Пойдёмте? — Клим Пантелеевич помог Анне спешиться.

— Осторожно, — предупредила его девушка, вспомнив свой недавний ужас. — В здешней траве водятся гадюки.

— Спасибо, что предупредили, — усмехнулся мужчина, привязывая коня к низкой ветке и вытаскивая из седельной сумки большой ручной фонарь с рефлектором. — Ну что ж, давайте поглядим, в чем тут дело.

XXX

Он так спокойно и деловито перебрался через разрушенную кирпичную ограду, будто шёл в гости к добрым друзьям на чашку вечернего чая. Анна не отставала ни на шаг, хотя сердце ее колотилось, как после пятимильной пробежки, а ноги стали ватными и непослушными. Ночной ветерок доносил до них густые запахи плесени, болотной гнили и мокрой листвы. Неожиданно Анна почувствовала, как в ее душе закипает острая, иррациональная ненависть к этим черным лесам, источающим затаённую злобу, к этим старым шляхетским имениям — молчаливым свидетелям забытых трагедий, панщины, проклятой спеси и застарелой жестокости. Раньше она считала этот край прекрасной, романтической землёй — свидетельницей славных битв, отважных рыцарей и великих деяний. Но сейчас она видела его изнанку — таинственную, мрачную обитель первобытного ужаса — и чувствовала растущее отвращение к нему...

Как и накануне, тяжёлая дубовая дверь, приоткрытая после ее панического бегства, заскрипела на ржавых петлях. Ардашев не спешил входить. Он остановился на пороге и посветил фонарём в разбитое окно рядом с дверью. Яркий, сфокусированный луч рассеял мрак в прихожей и пополз вверх по широкой лестнице. Анна, сжав кулаки до боли в суставах, затаила дыхание. Тварь не показывалась.

Ступая бесшумно, как кошка, с фонарём в одной руке и вновь извлечённым револьвером в другой, Клим Пантелеевич вошёл в дом.

Когда, миновав лестницу, яркое пятнышко света скользнуло по холлу, Миронова издала тихий, сдавленный вскрик, вцепившись в руку своего спутника.

По полу, от подножия лестницы, тянулся широкий, прерывистый кровавый след. Он вёл к изящному диванчику, тому самому, на котором она с Басей неожиданно очутилась посреди ночи. Кровь была повсюду — темными, густыми брызгами на стенах, лужей на потускневшем мраморном полу и огромным, впитавшимся в обивку пятном на самом диване.

На нем, лицом вниз, лежала Варвара Сикорская.

Луч света упал на ее ужасно расколотый, превращённый в кровавое месиво череп... Вытянутая правая рука мертвеца все ещё сжимала топорище. А широкое, зазубренное лезвие, разрубив дорогую парчу диванной спинки, глубоко застряло в набивке... как раз в том самом месте, где, по логике вещей, должна была сидеть сама Анна.

XXX

Миронова зашаталась, и мир перед ее глазами превратился в чёрное, кружащееся месиво. Она упала бы, не подхвати ее Клим Пантелеевич своими сильными руками. Когда зрение и слух, оглушённые ужасом, вернулись, она обнаружила, что стоит, прислонившись горячим лбом к холодной мраморной каминной полке. Ее тело сотрясалось в приступе тошноты.

Ардашев направил ей в лицо слепящий луч фонаря. Его голос звучал холодно и отстранённо из-за этого сияющего круга, сам он при этом оставался невидимым, превратившись в безжалостный силуэт следователя.

— Анна Викторовна, в ваш рассказ, мягко говоря, трудно поверить. Я видел, как за вами гнался какой-то зверь, но это мог быть волк или просто бешеная собака. Не вижу никакой связи между этим животным и тем, что я нашёл здесь. Если вы что-нибудь скрываете, лучше сразу признайтесь. В противном случае никакой суд вам не поверит, и вас обвинят в жестоком убийстве вашей подруги. По закону, я обязан вас арестовать. Признавайтесь, вы убили ее?

Его слова падали, как удары молотка, — холодные, веские, неопровержимые.

— Из ревности иль ещё из-за чего? Не могло ли случиться так: вы поссорились, и... в пылу гнева метнули топор в подругу? Признайтесь. Я адвокат и даже могу взяться за ваше дело. Возможно, вы и минуете петлю... Если сейчас же во всем признаетесь!

Анна тяжело опустилась на стоящее рядом кресло и закрыла лицо ладонями.

— Я не убивала Басю! — она застонала, качая головой. — И зачем, с какой стати мне ее убивать? Мы едва познакомились... Согласна, она была странной девушкой... Но... Я сказала вам правду и не в обиде, что вы не верите. Но клянусь Богом, я не лгу.

Ардашев вновь осветил фонарём окровавленную голову, и Анна зажмурилась, чтобы не видеть этого кошмара. Через несколько секунд она услышала деловитое ворчание поверенного:

— Должно быть, вы убили пани Сикорскую тем топором, который у неё сейчас в руке. На лезвии кровь, кусочки мозга и прилипшие волосы того же цвета, что и у вашей подруги. Плохи ваши дела, мадемуазель Миронова.

— Почему? — тупо спросила девушка.

— О самообороне не может быть и речи. Не могла Варвара бросить в вас топор после того, как вы этим же топором раскроили ей череп. Должно быть, убив подругу, вы всадили лезвие в диван, а пальцы Сикорской сомкнули на топорище, чтобы представить дело так, будто она напала на вас. Именно так все и выглядит...

— Я не убивала! — всхлипнула Анна. — И я не собиралась изображать убийство при самозащите!

— Вот это меня и сбивает с толку, — задумчиво признался Клим Пантелеевич. — Какой убийца выдумает столь безумную, столь фантастическую историю, чтобы отвести от себя вину? Обычный преступник сочинил бы что-нибудь правдоподобное. Гм-м... — Луч фонаря заметался по комнате. — Капли крови ведут от двери. Тело перетащили... Нет, похоже, не перетаскивали его. Кровь не размазана по полу. Наверное, вы убили ее в другом месте, а потом перенесли сюда. Но если так, то почему на вашей одежде нет ни единого пятнышка? Да и смогли бы вы это с вашей-то комплекцией? Конечно, можно было переодеться и вымыть руки... Но Сикорскую зарубили совсем недавно. Я бы сказал, только что...

— Она спустилась по лестнице и пошла ко мне, — сказала девушка безнадёжным, мёртвым тоном. — Чтобы убить. Я это сразу поняла. Не проснись я вовремя, она зарубила бы меня на этом самом месте.

— Допустим, все так и было. Но если мертвец ходил тогда, почему он не ходит сейчас?

— Не знаю! Мне очень плохо, и мысли путаются... Боюсь, вдруг она сейчас поднимется и пойдёт ко мне опять! Когда я услышала за спиной топот, то решила, что это Бася за мной гонится в темноте... С окровавленным топором, разрубленной головой и ухмылкой мертвеца... — У Мироновой застучали зубы, так ясно она представила эту картину.

Ардашев опустил фонарь.

— Капли крови ведут в коридор. Идёте туда.

— Они ведут к лестнице! — Анна съёжилась, инстинктивно вжимаясь в кресло.

Ардашев нахмурился.

— Вы что, боитесь подняться со мной наверх?

Анна побледнела ещё сильнее, если это было возможно.

— Да, — прошептала она. — Но я все равно поднимусь, с вами или без вас. Возможно, та тварь, которая убила несчастную Басю, все ещё прячется там.

— Держитесь позади меня, — коротко велел Клим Пантелеевич. — Если кто-нибудь нападёт, я с ним справлюсь. Но предупреждаю: я стреляю быстрее, чем прыгает кошка, и редко промахиваюсь. Если задумали ударить меня сзади, лучше выбросьте это из головы, милая барышня.

— Не говорите глупостей! — Возмущение на миг пересилило страх. Этот взрыв искреннего негодования, похоже, убедил Ардашева больше, чем все ее уверения в невиновности.

— Хочу во всем разобраться, — сказал присяжный поверенный уже более мягким тоном. — Я вас пока ни в чем не обвиняю и не осуждаю. Если хоть половина из сказанного вами — правда, то вы, Анна Викторовна, побывали в дьявольской переделке. Но вы и сами должны понимать, как трудно во все это поверить.

XXX

Ничего не отвечая, Миронова устало пошла следом. Они вышли в прихожую и остановились у подножия лестницы. Тонкая, прерывистая полоска алых капель, хорошо заметных на грязном полу. Видимо, престарелые слуги Сикорских особо не утруждали себя уборкой.

— Следы человека, — пробормотал Ардашев, направив луч фонаря на пол. — Он шёл медленно. Надо сразу разобраться, пока мы их не затоптали. Гм-м... Одни следы ведут наверх, другие — вниз. Шёл один человек. Не вы, а Сикорская — у неё ступня несколько крупнее, чем у вас. И все время текла кровь... — Он посветил выше. — Кровь на перилах — видимо, идущий опирался окровавленной ладонью... Густое вещество, похожее... на мозг. Так. Теперь...

— Мертвец спустился по лестнице, — дрожащим голосом произнесла Анна. — Одной рукой она касалась перил, а в другой сжимала топор, которым ее убили.

— Или ее несли, — возразил Клим Пантелеевич. — Но в таком случае где следы несущего?

Они медленно поднялись наверх. Верхний коридор оказался просторным помещением, где не было ничего, кроме пыли и пляшущих теней. Окна, покрытые плотной коркой грязи, едва отражали свет. Мощный фонарь Ардашева, казалось, стал светить здесь слабее, его луч вяз в гнетущем мраке. Миронова содрогнулась. Здесь, в этой темноте, умерла несчастная Бася!

— Тут кто-то свистел, — прошептала она. — Варвара пошла на свист, как на зов.

У Ардашева заблестели глаза.

— Следы ведут в этот зал, — произнёс он, указывая на тёмный проем в стене. — Как и на лестнице — туда и обратно. Те же следы... Дьявольщина! — Он осёкся. — Простите, барышня, вырвалось, — тут же извинился он.

Анна едва удержалась от крика, увидев то, что вызвало невольное восклицание у мужчины. В нескольких шагах от лестницы следы Баси на пыльном полу обрывались. И там, где она остановилась, темнело большое, безобразное пятно запёкшейся крови и мозгового вещества. А рядом с ним виднелись другие следы — отпечатки босых ног, с узкой стопой, но широкой, расплющенной пяткой. Эти странные следы тоже поворачивали возле кровавого пятна.

Выругавшись сквозь зубы, Клим Пантелеевич присел на корточки.

— Следы встречаются! И там, где они сходятся, на полу — кровь и мозг. Видимо, здесь и зарубили несчастную Сикорскую. Босой человек вышел из темноты навстречу обутому, затем обутый спустился по лестнице, а босой возвратился в зал.

Он направил луч света в тёмный проем зала. Босые следы исчезали во мраке.

— Предположим, ваша дикая история правдива, — пробормотал Ардашев, обращаясь скорее к себе, чем к девушке. — И это не ваши следы. Предположим, кто-то засвистел, и пани Сикорская пошла узнать, в чем дело. Следы это подтверждают. Но если так, то почему она не лежит там, где ее зверски убили? Неужели она умерла не сразу, а сумела отнять топор у убийцы и спуститься вниз?

— Нет, нет! — На Анну вновь нахлынули воспоминания. — Я видела ее собственными глазами на лестнице! Она была мертва! Ни один человек не остался бы жив с такой раной...

— Я тоже так считаю, — кивнул Ардашев. — А значит, все, что вы мне рассказали, — бред сумасшедшего. Ни один нормальный человек не выдумает столь глупую версию, чтобы избежать наказания. Обычная картина самозащиты выглядела бы куда правдоподобнее. Кстати... приподнимите юбки и выставьте сюда вашу ногу. Только без показной скромности, прошу! Сейчас не до этого!

Анна молча подчинилась.

— С учётом обуви, ваша нога все равно меньше, — вздохнул адвокат. — Ну что ж, пойдём по следам... Что это?

Миронова почувствовала, как ее сердце сдавили ледяные пальцы. Яркая лампочка фонарика начала стремительно угасать.

— Странно, — пробормотал Ардашев. — Батарейка совершенно новая... — Впервые девушка расслышала в его уверенном голосе нотки недоумения и... страха. — Идём отсюда, быстро! — скомандовал он.

От луча осталось лишь слабое, багровое свечение. Тьма быстро сгущалась, наползая на них из глубины зала. Ардашев пятился, толкая Миронову спиной к лестнице. Но револьвер в его руке не дрожал. Сухо щёлкнул взведённый курок. Мужчина прищурился, выискивая невидимую цель. Послышался протяжный скрип, словно где-то неподалёку медленно отворилась тяжёлая дверь. Анне показалось, что сама тьма перед ними угрожающе вибрирует. Она знала, Ардашев тоже это чувствует, — его мышцы напряглись, как у пантеры, готовой к прыжку.

Но все же он, не спеша дошёл до лестницы и начал спускаться. Анна пятилась впереди, преодолевая ужас, борясь с искушением закричать и вновь побежать сломя голову. Она мгновенно покрылась холодным потом, когда подумала: а вдруг мертвец уже подбирается к ним снизу, с застывшей на лице ухмылкой и с топором, занесённым для удара?

Эта мысль завладела ей целиком, и лишь в нижнем холле Миронова осознала, что по мере того, как они спускались, фонарик светил все ярче и наконец засиял в полный накал. Но когда Ардашев обернулся и направил луч в пространство над лестницей, тот не смог рассеять густую, дымчатую мглу, клубившуюся там.

— Проклятие! Не иначе, какая-то тварь заколдовала фонарь, — пробормотал поражённый Клим Пантелеевич.

— Посветите в комнату! — взмолилась Анна. — Посмотрите, может быть, Бася... Бася... — у неё заплетался язык, но Ардашев понял.

Никогда в жизни Миронова не подозревала, что вид лежащего на полу окровавленного тела может принести такое облегчение.

— Она на месте, — проворчал адвокат. — Если она и ходила после того, как ее убили, то теперь не ходит. Но что, черт побери, с этим фонарём?

Направив луч во тьму верхнего этажа, он стоял, хмурясь и покусывая губу. Трижды он вскидывал револьвер, и Анна читала его мысли. Клим Пантелеевич боролся с искушением взлететь по лестнице и помериться силами с неведомым противником. Но осторожность взяла верх.

— В темноте мне там делать нечего, — пробормотал он. — Фонарь, думается, опять откажет. — Он повернулся и посмотрел на Миронову в упор. — Нет смысла гадать, что да как. Тут кроется какая-то чертовщина, и кажется, я начинаю догадываться, какая. Не думаю, что Сикорскую убили вы. Убийца сейчас там, наверху, кто бы он ни был. В вашем рассказе мало здравого смысла, но погасший фонарь тоже не так-то просто объяснить. Сдаётся мне, там, наверху, — не человек. Я никогда не боялся ночных засад, но на этот раз не пойду туда до рассвета. Будем ждать на веранде.

Когда они вышли на просторную, заваленную прелыми листьями веранду, звезды на востоке уже поблекли. Ардашев уселся на каменную балюстраду лицом к двери, не выпуская револьвера из руки. Миронова устроилась рядом, привалившись спиной к растрескавшимся балясинам. Она закрыла глаза, с благодарностью подставляя лицо прохладному предрассветному ветерку.

Происходящее казалось сном. Она была чужаком в этом краю — обиталище чёрного ужаса; над ней нависла тень виселицы, поскольку в доме за ее спиной лежит с раскроенным черепом Варвара Сикорская — странная девушка, верившая в проклятие утонувшей в болоте мулатки... Эти мысли витали в мозгу, словно тени, пока не утонули в серых сумерках сна, незваным гостем пришедшего в ее усталую душу.

XXX

Анна Миронова проснулась на рассвете, не забыв, правда, ни одного из кошмаров минувшей ночи. Она открыла глаза и увидела мир, утопающий в густом, молочном тумане. Он клубился, скрывая черные сосны, а его извивающиеся, влажные жгуты бесшумно переползали через разрушенную кирпичную ограду, словно пытаясь вновь поглотить дом. Со стороны холла доносились приглушенные, взволнованные голоса.

Как догадалась Анна, это Ардашев с усердием допрашивал престарелых слуг Сикорских и кучера, которые с первым проблеском зари явились в особняк. Сперва до неё донеслись испуганные возгласы и женский плач — очевидно, Клим Пантелеевич показал им то, что осталось от их хозяйки. А затем начался сам допрос. Ардашев говорил ровно, холодно, без нажима, но в его голосе звенел металл.

— Повторяю в последний раз, Казимир, — услышала Анна. — Вы что-нибудь видели или слышали вчера вечером, когда уезжали? Что-нибудь необычное?

— Боже, помилуй, пан адвокат... — лепетал дрожащий голос старого кучера. — Ничегошеньки... темно было... Я... я всегда тороплюсь уехать отсюда дотемна...

— А вы, Бронислав? Ядвига? — продолжал Ардашев. — Ваша хозяйка чего-нибудь боялась? Говорила о врагах? Об угрозах?

В ответ — лишь невнятное бормотание и всхлипы. Было видно, что трое слуг напуганы до смерти. Но их страх был глубже, чем просто боязнь убийцы или полиции. Это был первобытный, суеверный ужас, сковавший их языки. Вскоре они и вовсе замкнулись в себе. На все вопросы адвоката они отвечали либо молчанием, либо бессвязными мольбами о пощаде. Клим Пантелеевич начал терять терпение, его голос стал жёстче, он даже пригрозил им обвинением в сокрытии улик, но слуги все равно молчали, лишь трясясь всем телом, как в лихорадке.

Наконец, поняв, что из них больше ничего не вытрясешь, Ардашев раздражённо махнул рукой. Анна услышала его тяжёлые шаги и подняла голову. Адвокат вышел на веранду, пытаясь на ходу привести в порядок свой слегка помявшийся костюм.

— А, так вы уже проснулись, мадемуазель!

— Я готова идти, — девушка решительно кивнула, указывая глазами на тёмный проем двери, ведущей в дом.

— Я там уже был, — в черных глазах адвоката отражался холодный свет зари. — Не стал вас будить. Поднялся туда сразу, едва рассвело. И, знаете, что? Ничего не обнаружил. Ничегошеньки!

— А следы босых ног?

— Исчезли.

— Как исчезли?!

— Да, милая барышня, представьте себе, — он криво усмехнулся. — Вокруг того места, где кончаются следы пани Сикорской, нарушен слой пыли. Она аккуратно заметена в углы. Мы опоздали! Пока мы тут сидели, кто-то уничтожил всякие улики, а я, будь я проклят, даже ничего не слышал. Я обыскал весь верхний этаж. Ума не приложу, где может прятаться убийца. Вот, допросил слуг, — поморщился Клим Пантелеевич, — нулевой результат. Сперва чуть с ума не сошли, когда узнали, что их хозяйку убили, а теперь молчат, словно воды в рот набрали, только трясутся от страха!

Анна вздрогнула, подумав о том, что она, обессилев, спала на веранде одна, пока неведомый убийца хозяйничал в доме.

— Что теперь делать? — обречённо спросила она. — Мою невиновность нечем доказать!

— Сперва отвезём в город тело несчастной Сикорской, — прагматично заметил Ардашев. — Объяснения я возьму на себя, иначе вас немедленно арестуют. Ни уездный прокурор, ни судебный следователь, ни тем более присяжные вам не поверят. Я сам расскажу то, что сочту нужным. Я не намерен вас арестовывать, госпожа Миронова, пока не разберусь во всем окончательно. В городе никому ничего не говорите. Я сообщу властям о гибели пани Сикорской от рук неизвестного или группы неизвестных и о том, что я веду собственное расследование. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Вы рискнёте провести здесь ещё одну ночь? Спать в той же комнате, где спали вместе с владелицей «Болотных Елей»?

Анна заметно побледнела при этой мысли, но ответила твёрдо:

— Да, рискну.

— В таком случае, ступайте в свою комнату и приведите себя в порядок. Я же пока с кучером перенесу тело в карету. Потом вместе отправимся в город.

— А что мы будем делать… потом?

— Потом... отправимся на болота, — невесело усмехнулся Клим Пантелеевич. — Пришло время навестить местного колдуна.