Крыло бабочки, перо феникса (джен)

Сириус застыл с непроницаемым выражением лица, и вот тут Марку стало по-настоящему страшно. Он никогда не видел Блека таким.

Тристан тоже застыл, но был больше удивлен реакцией своего отца, нежели словам Марка. Мальчик недоуменно переводил взгляд с Сириуса на Уайта, силясь понять происходящее.

В конце концов тишину разрушил голос старшего Блека: — У меня только три вопроса, — его голос стал обманчиво-мягким, но лицо по прежнему было непроницаемым, — Первый. Откуда ты знаешь о крестражах. Второй. Где ты нашел инструкцию. Третий, — На этих словах на Марка направилась палочка Сириуса, — Кого ты хотел использовать для жертвы.

Это было просто нереально. Скажи Марку кто-то, что однажды Сириус Блек направит на него палочку — не во время тренировки, не когда проверяет, настоящий ли это Уайт или пожиратель под оборотным зельем, не потому что хочет накинуть на него дезилюминационные чары, а на полном серьезе, он бы ни за что не поверил.

Но сейчас происходило именно это. Наверное, это не должно так удивлять Марка, ведь сейчас он находится не в своем теле. Но в таком случае возникало еще больше вопросов.

Конечно, Марк не думает, что Сириус должен был погладить его по головке за такое признание, но если бы у Уайта был ребенок и он признался бы в таком, Марк бы точно не вел себя… так. В конце концов, хотеть и сделать — совершенно разные понятия.

Да и что-то подсказывает Уайту, что Сириус, которого знал он тоже не поступил бы так.

Тристан в это время отплыл на несколько футов, оцепенев от шока и смотрел на своего отца так, будто видел его впервые в жизни. В его взгляде отразилось такое разочарование и обида, и Марк тут же явственно ощутил эти эмоции на себе. Внезапная гамма эмоций накрыла с головой, парализовав тело, а внутри закипала ярость. Но на этот раз это были уже эмоции Уайта.

Видимо, все чувства отчетливо отразились на его лице, ведь рука Сириуса на долю секунды дрогнула, но потом снова встала твердо, готовая к атаке.

Наверное, впервые боевые рефлексы Марка так сильно опоздали. Но ведь опоздали — это не значит не успели.

Он мгновенно сорвался с места и кинул в Сириуса многострадальной подушкой, но тот, естественно, с легкостью отбил ее.

Сириус явно хорошо знал свою работу: он сидел на той стороне кровати, которая стояла вплотную к стене с дверью, что значительно усложняло побег. Но Марк не был бы собой, если бы не смог найти выход.

Даже, если у него нет палочки. Даже, если вокруг него мельтешит психически неуравновешенное привидение. Даже, если он в теле ребенка.

За подушкой полетело и одеяло, но на этот раз Сириус успел вскочить с кровати и испепелить его еще до того, как оно успело долететь до мужчины. Марк в очередной раз подивился его силой: сжечь огромное шерстяное одеяло в долю секунды, даже не использовав вербальную формулу!

Следующие несколько минут Марк изображал удирающего от тапка таракана — благо, габариты комнаты позволяли — и бесконечно уходил от бросаемых в него stupefay (и не стыдно Сириусу, гриффиндорцу, швыряться заклинаниями в безоружного ‘ребенка’?)

Тристан же решил помогать в меру своих возможностей и время от времени предупреждал о летящих заклинаниях или возможных действиях Сириуса, хотя это было бесполезно: Марк и сам с легкостью уклонялся, но было приятно, что кто-то хочет ему помочь, пусть и таким способом

Подбежав к письменному столу, Марк, недолго думая, схватил аккуратно лежащий пергамент и кинул прямо в Сириуса.

Листки закружились и ненадолго закрыли обзор для Блека. Впрочем, уже через пару секунд он использовал Ventus и пергамент полетел уже в Марка. Но даже этих нескольких секунд хватило, что бы в несколько прыжков оказаться у двери.

— Colloportus! — замок на двери с грохотом закрылся, но Марк был к этому готов. Он с разбегу врезался плечом чуть ниже замочной скважины — самое уязвимое место деревянных дверей. Руку тут же прострелила нестерпимая боль. Тристан рядом болезненно закричал, но Уайт стерпел боль и вновь врезался в дверь, но уже другим боком, чтобы хоть как-то унять боль.

-«Это тело просто отвратительно!»-взвыл про себя Марк, пытаясь отвлечься от боли разговором с 'соседом’.

-«Уж какое есть!» — Тристан, хоть и корчился от боли, не отказал в ответной колкости.

Уайт предпринял еще несколько попыток выломать дверь, но все они были бессмысленны: такое маленькое тельце не было способно буквально ни на что и уже изрядно устало. Конечно, не стоило надеяться на что-то стоящее, но даже истощенное тело Марка из прошлой жизни было ненамного, но явно лучше чем…. это.

И, честно говоря, Марк не знал, что делать.

Конечно, он оставался без магии и был вынужден обходится только за счет физической силы, иногда даже брал в руки магловское оружие… но ни один из опытов его старых битв, кажется, не мог помочь. Когда ты находишься в практически незнакомом месте без палочки и, в теле ребенка, тебе не помогут ни знания, ни тактика.

Марк каким-то чудом сумел отпрыгнуть от брошенного Сириусом Incarcerous, но из-за этого неосторожного движения он врезался ушибленной рукой прямо в каменную стену и уже не стесняясь, взвыл от боли.

Палочка Сириуса больно впилась в грудь, не давая ни единого шанса на побег.

Тристан тоже закричал — не только от физической боли, но и от ужаса перед отцом, который сейчас казался чужим, опасным, почти… врагом.

И хоть сейчас телом управлял отнюдь не он сам, он явственно чувствовал все ощущения от тела.

А Марк… Марк разозлился.

Не просто разозлился — вскипел.

Ярость охватила все его тело.

Это была не просто злость на неудачные обстоятельства. Нет, это было куда больше: все тело оватила обида, боль, разочарование, страх, гнев, и эти эмоции, словно плохосочетаемые ингредиенты для зелья кипели и были готовы взорваться и испортить не только но и все вокруг.

Сириус.

Тот самый Сириус — добрый, заботливый, понимающий, готовый умереть за своих близких, поступает… Так.

«Знаешь, Марк, ты напоминаешь мне того, кем я мечтал стать... до того, как всё пошло наперекосяк. Если бы у меня был сын вроде тебя — может, я и сам стал бы лучше.»

— Тристан, не заставляй меня еще больше разочаровываться в тебе.

«Если бы кто-то сказал мне, что я буду гордиться чужим пацаном больше, чем собой в его годы… я бы послал их к моргане.»

Голубые глаза Сириуса, обычно такие живые и добрые, хоть и усталые, были теперь чужими — холодными, как воды Черного озера в особенно ветреный день.

Руки Сириуса чернеют и покрываются твердой коркой — будто бы тот надел перчатки из драконьей кожи.

— Мерлиновы яйца, — Блек говорит спокойнее, чем следовало, в то время как Марк немеет от ужаса, — Не стоило тебе трогать эту шкатулку, — мужчина морщится, чувствуя, как руки перестают его слушаться, а проклятье продолжает распространятся по телу, — Хорошо, что я успел спасти тебя, — Сириус знакомо улыбается, но Уайт замечает, что по телу вместо тепла разливается чувство обреченности, — Не вешай нос, — хрипит учитель, начиная оседать на пол, — Не забудь, тебе надо всем рассказать как я героически умер смертью истинного гриффиндорца, — юноша наконец отмирает и подпрыгивает к своему наставнику, даже не замечая текущих из глаз слез.

Проклятье дошло почти до головы, немного замедлившись на шее.

— Зайчонок, не плачь, — Сириус посмотрел с небывалой теплотой, — ты слишком хорош для этого мира.

Зелье из котла пыталось взорваться. Но почему-то не могло.

Марк зажмурился от резкой обжигающей боли — будто бы внутри него разлили раскаленный металл.

Сознание плавно исчезало, а Марку стало резко наплевать на весь мир — боль была настолько невыносимой, что Уайт не мог думать ни о чем другом.

Тристан остался один.