Тень (джен)

Ему было шесть. Мама говорила, что он взрослый мальчик и бояться засыпать одному должно быть стыдно, но он все равно боялся. Что поделать, если мама просто их не видела? Если бы увидела, она бы точно поняла, что он боится не просто так…

Мальчик забился в самый дальний угол кровати, завернувшись в одеяло с головой и оставив только маленький просвет для наблюдения. Ставни мама тоже отказывалась закрывать на ночь, если не было плохой погоды, а шторы помогали плохо.

На улице царила обманчивая тишина. Ночного освещения, как на больших улицах, у них рядом с домом не было, и когда появлялись они, становилось сразу понятно…

Жуткое, белесое свечение и разбудило чуткий сон мальчика в первый раз где-то месяц назад. Любопытство взяло свое, и в первый раз он рискнул выглянуть в окно… И с тех пор каждую ночь просыпался в одно и тоже время, прислушивался к неестественно звенящей тишине за окном и с ужасом прятался в одеяло. Мама никогда не просыпалась вместе с ним. Он несколько раз бегал в ее комнату, пытался разбудить, пару раз даже остался в ее кровати — за что ему конечно попало утром, ведь он уже слишком большой, чтобы спать с мамой, — но… Полная неподвижность маминого лица, ровное, никак не меняющееся дыхание, даже если он кричал и плакал, пугали еще сильнее.

Вот и сейчас мальчик одним глазом, сквозь опущенные ресницы поглядывал на темное окно, ожидая что вот-вот начнется шествие. Ужасающий парад прозрачных фигур со случайными, словно приклеенными к их головам лицами, четкими и яркими на фоне почти невидимых тел... Они каждую ночь куда-то брели по улице, издавая бессвязные и тихие звуки — плакали, кричали, молились, звали кого-то, смеялись…

От окна медленно поползло по полу и стенам, полностью игнорируя плотную штору, то самое свечение. Мальчик судорожно вздохнул и завернулся посильнее.

Он очень, очень сильно боялся, что однажды не выдержит, выглянет и увидит там свое лицо… Или мамино… Или вовсе даже выглядывать не понадобится и однажды чье-то лицо просто приклеится снаружи к окну и будет звать его…

Когда слабый белый свет буквально полился из окна на пол, мальчик зажмурился что есть сил. Было очень страшно… Каждую ночь казалось, что страшнее уже не будет, но снова и снова жуть накатывала так сильно и неожиданно, что…

Ему хотелось заплакать, но он опасался издать лишний звук, так что оставалось только как обычно терпеть и ждать, пока все закончится...

Под плотно сжатые, намокшие ресницы вдруг пробился более яркий свет. Мальчик не удержался, любопытство все же пересилило страх, и он осторожно, с опаской приоткрыл глаза.

С окна, из под штор, совершенно нормальным образом, не игнорируя ткань и рамы, пробивалось совсем другое свечение. Холодные, голубые лучи скользили по стенам, будто снаружи кто-то шел с фонарем в руке.

В какофонию страшных голосов врезались, распугивая их, очень тихие, но все же совершенно человеческие шаги…

Мальчик рванул к окну так, что чуть не упал, запутавшись в одеяле. Хотя бы одним глазом посмотреть на этого бесстрашного человека…

Ребенок все же помнил про сковывавший буквально секунду назад страх, и сначала аккуратно отогнул угол шторы. А затем все же сдвинул посильнее, выглядывая в окно уже полноценно, не в силах поверить глазам. Накрывшее его облегчение, совмещенное с щекочущим ощущением проходящей мимо тайны, заставили совсем забыть про панику и страх.

По улице тем временем шел человек. Его темная фигура сильно выделялась на фоне фонаря, который он действительно нес. Фонарь заливал улицу синим светом, и фигуры с пугающими, слишком неживыми лицами живых людей то ли таяли в его лучах, то ли втягивались в них…

Поравнявшись с окном мальчика, мужчина безошибочно посмотрел прямо в его окно. На смуглом лице сверкнули такие же синие глаза. Мужчина белозубо улыбнулся и прижал к губам палец в перчатке призывая и дальше сохранять молчание. И продолжил свое почти бесшумное шествие, оставляя позади себя тихую, пустую улицу.

Мальчик проводил взглядом фигуру, объятую синим светом, и когда последний проблеск пропал из его поля зрения, наконец-то успокоенно забрался в кровать.

Он был твердо уверен, что лица на их улицу точно больше не вернуться.