Взаперти (гет)

— Настойка бадьяна. Рябиновый отвар и чистые бинты. Предстоит много работы.

— Осторожно, срезаем мантию… Проклятье, грязь попала в рану.

— Бедный мальчик…

Матч Гриффиндора против Пуффендуя обернулся настоящей трагедией. Игра шла своим чередом. Свист метлы, крики комментатора — все это сливалось в привычный для квиддичного поля гул. Посреди игры случилось немыслимое: дементоры, презрев все правила и предостережения, вторглись на территорию поля. Паника охватила стадион. Зрители вскрикивали, пытаясь укрыться, игроки в замешательстве замирали на своих метлах.

Гнев Дамблдора был подобен грому небесному. Его глаза сверкали, когда он, вскочив со своего места, начал произносить заклинания, но беда уже свершилась. В этот момент, когда один из дементоров пронесся особенно близко, Гарри Поттер, потеряв равновесие, сорвался с головокружительной высоты.

Крик ужаса пронесся по стадиону. Метла Гарри, словно подбитая птица, упала на землю, а сам ловец Гриффиндора, бесчувственный, безвольно падал вниз. Несколько игроков, забыв о матче, бросились на помощь. Но было поздно.

Бесчувственного Гарри на руках внесла целая делегация, состоящая из его друзей и нескольких старшекурсников. Его бледное лицо, покрытое ссадинами, и полное отсутствие реакции вызывали тревогу у всех присутствующих. Мадам Помфри, с лицом, выражающим крайнюю обеспокоенность, тут же приняла его в лазарете. Ей понадобился весь ее немалый авторитет, чтобы выпроводить взволнованных зрителей из палаты. Их встревоженные голоса ульем жужжали в коридоре, каждый шепот был пропитан страхом и надеждой.

Быстро наложив несколько швов на глубокую рану на лбу, Кэтрин, уверенными движениями обработала ссадины дезинфицирующим раствором. Когда она заканчивала с накладыванием заживляющей мази, мальчик пришел в себя.

Распахнув зеленые глаза, Гарри подслеповато сощурился. Свет в палате казался ему слишком ярким. Его восстановленные очки лежали на тумбочке около кровати, ожидая своего хозяина.

— Мистер Поттер, не вставайте. Мы еще не закончили. — Строгий голос мадам Помфри был достаточно громким, чтобы ее услышали за дверью. Улей притих. — Ничего сломанного, к счастью. Но у тебя сильные ушибы и, похоже, сотрясение.

В этот момент дверь палаты распахнулась, и в нее ввалились Рон Уизли и Гермиона Грейнджер, их лица были искажены тревогой.

— Гарри! Гарри Очнулся! — воскликнул Рон, бросаясь к кровати.

— Уизли, Грейнджер, чтобы через десять минут в палате никого не было, поняли? — свела брови к переносице мадам Помфри, ее взгляд был полон решимости. — Так, молодые люди, а вы все куда?

Практически полный состав команды Гриффиндора топтался у входа в лазарет, словно стая взволнованных сов. Их лица были бледны, а глаза полны тревоги.

— Я останусь и понаблюдаю, чтобы Мистера Поттера не переутомили — мягко улыбнулась Кэтрин.

Гарри попытался приподняться, но резкая боль пронзила его голову, заставив застонать. Он снова откинулся на подушки, чувствуя, как мир вокруг него плывет.

— Тише, тише, мистер Поттер, — смягчилась мадам Помфри, подходя к нему с кубком, в который уже было налито густое, изумрудное лекарство — Это пройдет. Главное, что вы в порядке. Почти в порядке.

Она осторожно помогла ему выпить зелье. Его горький вкус тут же начал действовать, принося долгожданное облегчение. Гарри закрыл глаза. Дементоры на территории школы. Это было немыслимо.

— Что... что случилось? — прошептал Поттер, его голос был хриплым.

— Вы упали, — ответила Кэт, убирая пустые флаконы от мази. — Очень сильно упали. Но, к счастью, профессор Дамблдор успел наложить на вас заклинание, которое замедлило ваше падение. И, как видите, вы живы и почти невредимы. Несколько ушибов, сотрясение, но ничего серьезного. Мы справимся.

Гарри попытался кивнуть и поморщился.

Кэтрин отошла к аптекарскому столу, давая ребятам возможность пообщаться. Некоторое время спустя в палате остались только Рон и Гермиона, тихо переговаривались, их голоса сливались в приглушенный шепот, чтобы не потревожить спящего Гарри.

Кэтрин, погруженная в свои мысли, начала заполнять толстый амбулаторный журнал. Чернила скользили по пергаменту, фиксируя показания, назначения, наблюдения. В этот момент, когда ее внимание было полностью поглощено рутиной, на больничное крыло неслышно опустились сумерки. Теплые, золотистые лучи заходящего солнца сменились мягкими, сиреневыми оттенками, проникающими сквозь высокие окна.

Гриффиндорцы, один за другим, покинули палату, оставив Кэтрин наедине с Гарри и тишиной. Еще одна порция зелья, заботливо приготовленного Мадам Помфри, унесла Гарри в глубокий, спокойный сон. Его дыхание было ровным и мерным, словно у младенца, а жар, который еще недавно обжигал его лоб, отступил. Никаких других симптомов ухудшения не прослеживалось, и это было лучшей новостью.

Мадам Помфри, с ее привычной деловитостью, ушла на ужин, пообещав Кэтрин принести что-нибудь вкусненькое.

— Ты же знаешь, дорогая, что голодной оставаться нельзя, — проворчала она, прежде чем исчезнуть за дверью.

Теперь, когда Кэтрин больше не была служащей Министерства Магии, ее связь с Хогвартсом стала более гибкой. Она могла оставаться здесь на ночь, если это было необходимо, но все же чаще предпочитала возвращаться домой, в свой уютный маленький дом в Ароншире. Тишина и пустота этого дома дарили ей особое, ни с чем не сравнимое ощущение счастья. Это было ее убежище, ее крепость, где она могла быть собой, без масок и ожиданий.

Приведя в порядок кухню, где еще витал легкий аромат трав, и две небольшие спальни, Кэтрин провела несколько вечеров за разбором старых вещей. Каждый предмет, каждая пожелтевшая фотография, каждый забытый свиток — все это было частью ее прошлого, частью ее истории. Она перебирала их с нежностью, вспоминая моменты, которые казались такими далекими, но в то же время такими живыми.

Мадам Помфри, вернувшись и проверив состояние Гарри удовлетворенно кивнула.

Когда последний луч солнца окончательно растворился в небе, Кэтрин подошла к кровати Гарри. Бледное лицо, обрамленное растрепанными темными волосами, казалось особенно беззащитным в полумраке палаты. Она осторожно прикоснулась ко лбу, убеждаясь, что температура остается стабильной. Удовлетворенно вздохнув, она накинула на него одеяло, стараясь не разбудить.

Тихий скрип половиц заставил ее обернуться. Это был профессор Люпин. Его уставшее осунувшееся еще больше с последней встречи лицо смягчилось при виде спящего Гарри.

— Как он? — прошептал Люпин, кажется избегая взгляда Кэтрин.

— Стабилен, профессор. Кризис миновал. Однако очень жаль его метлу. Как только проснется нужно будет накормить его шоколадом. — Кэтрин вежливо улыбнулась. — А как себя чувствуете вы?

— Я? — Люпин устало провел рукой по тронутым сединой волосам. Темные круги под глазами говорили громче слов. — Знаете, как это бывает… Неприятности редко спрашивают, когда им заканчиваться.

— Если позволите, я кое—что приготовила для вас. — Кэтрин отошла к своему столу и извлекла из ящика небольшой пузырек, наполненный опалесцирующей голубоватой жидкостью. — Это тонизирующее зелье. Один глоток перед сном. Оно помогает… восстановить силы.

Люпин поднял глаза, и их взгляды встретились. В его зеленых глазах мелькнуло что—то трудноопределимое — благодарность, примешанная к страху. Или, возможно, это была сложная смесь обоих чувств, приправленная глубокой, всепоглощающей усталостью. Он вздохнул, словно собирался с духом, и протянул руку к пузырьку.

— Вы знаете… — произнес он скорее как утверждение, чем вопрос.

Кэтрин смотрела в его уставшие, но по—прежнему живые глаза. Ей отчаянно хотелось сказать, что она выше предрассудков. Что она видит в нем не чудовище, а человека, отчаянно борющегося со своей… особенностью. Но как подобрать нужные слова, обращаясь к едва знакомому человеку, тем более в столь деликатный момент? Любое неверное слово могло прозвучать снисходительно или, что еще хуже, с жалостью.

Люпин взял пузырек, его пальцы на мгновение задержались на ее. Теплота его кожи передала легкую дрожь. Очевидно, Профессор ожидал, что девушка брезгливо отдернет пальцы. Кэтрин мягко улыбнулась. Люпин посмотрел ей в глаза, и в его взгляде плескалось нечто, похожее на робкое облегчение. Тяжесть, давившая на плечи, словно немного отступила. Вероятно, он ожидал увидеть осуждение, брезгливость, страх, но вместо этого встретил лишь спокойное и сочувственное принятие.

— Спасибо, мисс Кейм, — прошептал он, и в простом слове звучала такая искреность, такая глубокая и неподдельная благодарность, что у нее на мгновение перехватило дыхание. — Спасибо.

— Ох, профессор, добрый вечер. — Мадам Помфри возникла в дверях своего кабинета, словно призванная тишиной момента. — Вы зашли проведать мальчика?

Наступила пауза, хрупкая, как стекло, наполненная невысказанными мыслями. Воздух в палате словно очистился, напряжение развеялось, уступая место сдержанному спокойствию. Римус Люпин, человек, казавшийся вечным пленником печали, теперь выглядел чуть более свободным.

— Я рад видеть, что он в порядке. Принес мальчику кое—что, — с этими словами Люпин положил на стол Кэтрин большую плитку темного шоколада. — Пусть спит. Я еще зайду утром.

Мадам Помфри кивнула, взгляд ее скользнул между Люпином и Кэтрин, но не задержался ни на ком слишком долго.

— Что ж, профессор, если вы закончили, — произнесла она, — я бы хотела попросить вас проводить нашу дорогую мисс Кейм до границы чар. Уже поздно, а дорога небезопасна. И не вздумайте возражать, Кэтрин. Вы на ногах с самого утра, а время далеко за полночь.

Они покинули Больничное крыло под мерцающим светом факелов, освещавших пустынные коридоры Хогвартса. Ночная тишина обволакивала их, нарушаемая лишь тихими шагами и отдаленным уханьем совы. Римус шел рядом, и в полумраке его фигура казалась более гибкой и менее скованной.

— Спасибо, что не… — начал он, запнувшись, словно слова застряли в горле.

— Я понимаю, профессор, — мягко ответила Кэтрин, не поворачивая головы. — Иногда самые тяжелые ноши приходится нести в одиночку. Но это не значит, что их нужно нести вечно. И уж если вам понадобится нейтральный собеседник…кабинета у меня нет, но уютное кресло найти я смогу.

— Вы очень добры, мисс Кейм. И удивительно проницательны. — Римус тихо вздохнул, словно сбрасывая с плеч невидимое бремя.

Они шли молча, тишина эта была наполнена не неловкостью, а взаимным уважением и только зарождающимся доверием. Колеблющийся свет факелов играл на каменных стенах, отбрасывая причудливые тени, пока они углублялись в лабиринт коридоров Хогвартса. Ночь, густая и обволакивающая, казалась почти осязаемой. Римус, все еще немного смущенный, нарушил молчание тихим покашливанием.

— Чай. — произнес он, словно внезапно вспомнив нечто жизненно важное. — Вам бы сейчас не помешал хороший, крепкий чай, мисс Кейм.

Кэтрин едва заметно улыбнулась, не отрывая взгляда от пола.

— Я не откажусь от чая, профессор. Но уже дома. Хотя, признаться, сейчас я бы предпочла что-то покрепче. К счастью, завтра у меня все—таки выходной…

Римус усмехнулся.

— Понимаю. Но чай, мисс Кейм, это не просто напиток. Это… ритуал. Это утешение в чашке. Это способ остановить время, хотя бы на мгновение, и собраться с мыслями.

— Вы говорите, как истинный знаток, профессор.

— Мой… э-э… друг, — Римус запнулся, словно тщательно выбирая слова, — был большим поклонником чая. Он утверждал, что чай способен решить любую проблему.

— И он был прав?

— Иногда. — Римус посмотрел на нее, и в его глазах мелькнула тень грусти — Иногда чай действительно помогал. Иногда… просто давал возможность перевести дух.

Их шаги эхом отдавались в ночной тишине.

— Какой чай предпочитаете вы, профессор? — спросила Кэтрин, стараясь сменить тему разговора.

— О, я не привередлив. Эрл Грей, Дарджилинг, даже обычный черный чай с молоком и сахаром. Главное, чтобы он был горячим и крепким. А вы, мисс Кейм?

— Я люблю травяные чаи. Ромашка, мята, лаванда… Они успокаивают. Особенно после… таких дней, как сегодня.

— Да, — согласился Римус. — Успокоение сейчас как нельзя кстати.

Они прошли мимо гобелена с изображением танцующих троллей. Римус на мгновение остановился, словно что—то вспомнив.

— Знаете, мисс Кейм, — сказал он, — чай — это еще и отличный повод для беседы. За чашкой чая можно обсудить все, что угодно. От самых важных вопросов до самых незначительных мелочей.

— Вы хотите сказать, что мы должны обсудить что-то важное? — с улыбкой спросила Кэтрин. — Например, погоду, как вам?

Люпин облегченно рассмеялся. Смех его был тихим, но искренним, он растаял в ночной тишине Хогвартса, оставив после себя ощущение легкости и спокойствия.

— Знаете, профессор, — сказала Кэтрин, — я думаю, что иногда именно такие моменты, как этот, когда можно просто пройтись по коридору и поговорить о чае или о троллях, и помогают нам справиться с «такими днями».

— Вы абсолютно правы, мисс Кейм, — сказал он.

Римус остановился и повернулся к ней. В его глазах больше не было тени печали, лишь мягкое, теплое понимание. В согласном молчании они дошли до границы очерченной защитными чарами территории.

— Спокойной ночи, мисс Кейм, — ответил Римус. — И пусть ваш травяной чай сегодня будет особенно успокаивающим.

— Спокойной ночи, профессор, — сказала Кэтрин, чувствуя, как легкое волнение отступает, сменяясь ощущением покоя и уверенности. Легкий хлопок трансгрессии возвестил об ее исчезновении.

* * *

Несколько дней спустя Гарри Поттер выписался из больничного крыла, унося с собой длинный свиток предписаний от мадам Помфри. Дни тянулись лениво, словно сонные мухи в летний зной. Госпиталь пустовал, а Хогвартс, казалось, погрузился в тихую дрему. Ни единой вести о Сириусе Блэке, ни тени паники — жизнь в школе магии медленно, но, верно, возвращалась в привычную колею. Кэтрин, вернувшись в свою тихую деревушку, даже осмелилась несколько раз провести вечер в местной таверне, пытаясь уловить обрывки разговоров местных жителей. Но ничего, кроме рассказов о гигантских пауках, замеченных в лесу, не нарушало сонного течения деревенской жизни.

Девушка даже рискнула вернуться домой пешком по широкой дуге огибая обычный маршрут дементоров. Кэтрин шла по пыльной дороге, ведущей вдоль кромки Запретного Леса. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона, но тени, сгущающиеся под сенью древних деревьев, казались неестественно темными и холодными. Воздух был пропитан запахом влажной земли, прелой листвы и чего-то еще — дикого, неуловимого, что всегда витало вокруг этого места и приятно щекотало внутри. Каждый раз Запретный Лес вызывал в ней смесь трепета и любопытства. Сегодня же ее внимание привлекло что-то необычное. У обочины, примостившись на поваленном стволе, сидел кот. Рыжий, с шерстью, выгоревшей на солнце до оттенка старой меди, он выглядел потрепанным, но в его золотых глазах горел острый, внимательный взгляд.

Кэтрин остановилась. Она узнала его. Несколько дней назад, в одну из своих ночных вылазок, она видела его. Тогда он не был один. Рядом с ним, словно тень, двигался огромный, волкодав. Их силуэты, вырисовывающиеся на фоне луны, казались частью древней, забытой легенды.

Тогда Кэтрин замерла, пораженная этим странным, почти мистическим дуэтом. Кот, казалось, вел, а волкодав следовал за ним, как верный страж. Они не обращали на нее никакого внимания, погруженные в свои ночные дела. Она так и не поняла, что они делали вместе, куда направлялись. Это было похоже на сон, на видение из другого мира.

Сейчас волкодава рядом не было. Только кот. Он по-прежнему сидел на дереве, но его взгляд стал более пристальным. Казалось, он узнал ее. В его глазах не было страха, только спокойная уверенность.

Кэтрин медленно, стараясь не делать резких движений, сделала шаг вперед. Кот не шелохнулся. Она чувствовала, как по спине пробегает холодок, но это был не страх, а скорее предвкушение чего—то необычного.

— Привет. — тихо сказала Кэтрин.

Кот моргнул, его золотые глаза казались бездонными. Он издал тихий, мелодичный звук, похожий на мурлыканье, но более глубокий и резонирующий.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, хотя и понимала, что ответа не получит.

Кот повернул голову в сторону Запретного Леса, его взгляд устремился в гущу деревьев. Затем он снова посмотрел на Кэтрин, и в его глазах мелькнуло что—то, что она не могла расшифровать — то ли предупреждение, то ли приглашение.

Кэтрин почувствовала, как ее тянет к лесу. Это было иррационально, опасно, но в то же время неодолимо. Она вспомнила казалось разом все рассказы о Запретном Лесе — о его тайнах, о существах, которые там обитают, о тех, кто осмелился войти и не вернулся. Но взгляд рыжего кота, его спокойная уверенность, словно говорили ей, что здесь нет места страху.

Кот снова издал свой глубокий, мелодичный звук. Он сделал шаг назад, в сторону леса, и остановился, ожидая. Его рыжая шерсть казалась еще ярче на фоне темнеющих деревьев.

Кэтрин колебалась. Ее разум кричал об опасности, но сердце шептало о приключении. Она посмотрела на дорогу, по которой пришла, и на темную, манящую чащу Запретного Леса. В этот момент она поняла, что не может просто уйти. Что—то в этом рыжем коте, в его связи с этим таинственным местом, пробудило в ней жажду узнать больше.

Она сделала глубокий вдох.

— Хорошо, — сказала она, обращаясь к коту. — Я пойду с тобой.

Кот шел уверенно, петляя между стволами деревьев, иногда останавливаясь и оглядываясь, словно проверяя, идет ли она за ним. Лес становился все гуще, тени удлинялись, и воздух наполнялся запахом влажной земли и прелой листвы. Кэтрин чувствовала, как ее сердце бьется быстрее, но любопытство пересиливало страх.

Вскоре кот привел ее на небольшую поляну, освещенную лишь тусклым светом пробивающихся сквозь кроны деревьев лучей. И там, у подножия старого дуба, лежал волкодав. Тот самый, что был с котом. Он был огромен, его тело казалось высеченным из камня, но сейчас он лежал неподвижно, тяжело дыша. Его шерсть была спутана и испачкана землей. Но самое страшное было видно сразу — его правая передняя лапа. Она была неестественно вывернута, а вокруг нее темнело пятно крови, уже успевшее засохнуть. Кот подошел к товарищу и потерся о его бок, издавая тихое, жалобное мурлыканье. Пес приоткрыл один глаз, и в нем мелькнула искра узнавания, но сил, чтобы поднять голову, у него, казалось, не было.

Кэтрин медленно подошла ближе, стараясь не спугнуть ни кота, ни раненого зверя. Она видела раны и раньше, но эта была особенно тяжелой. Пес, должно быть, попал в ловушку или столкнулся с чем—то очень опасным.

— Ты привел меня сюда, — прошептала Кэтрин, обращаясь к коту. — Ты знал, что я смогу помочь?

Кот поднял голову и посмотрел на нее своими золотыми глазами, в которых, казалось, читалась мольба. Он снова потерся о волкодава, а затем посмотрел на Кэтрин, словно указывая на раненую лапу. Пес угрожающе зарычал, но словно отвечая ему рыжий кот обошел его морду и посмотрел зверю в глаза. Их молчаливый диалог был настолько красноречивым, что Кэтрин захотелось отвесить себе пощечину, дабы удостовериться что это не сон.

— Хорошо, — сказала она, ее голос стал тверже. — Я попробую.

Она осторожно приблизилась к волкодаву, стараясь не делать резких движений. Пес наблюдал за ней, его рычание стихло, сменившись тихим, хриплым вздохом. Кэтрин присела рядом, ее взгляд скользнул по раненой лапе. Кость, казалось, была сломана в нескольких местах.

— Это будет больно — предупредила она, хотя знала, что зверь и так страдает.

Кот, словно понимая ее намерения, устроился рядом с псом, его присутствие, казалось, успокаивало раненого зверя. Кэтрин достала сумки, которую всегда носила с собой, небольшой набор пузырьков и бинты. Сначала она попыталась аккуратно ощупать лапу, чтобы определить степень повреждения. Волкодав заскулил, но не сопротивлялся. Из открытой раны вновь начала сочиться кровь вперемешку с гноем. Кэтрин старалась быть максимально осторожной. Она обработала рану, стараясь не причинять лишней боли. Волкодав тяжело дышал, но терпел. Кот продолжал мурлыкать, словно подбадривая его. Кэтрин была поражена их связью. Это было что—то большее, чем просто дружба между животными.

Закончив с обработкой раны, Кэтрин приступила к фиксации лапы. Она использовала ветки и бинты, чтобы создать импровизированную шину. Это было не идеально, но должно было помочь стабилизировать лапу на время.

— Все — сказала она, отступая назад. — Это все, что я могу сделать сейчас. Рану нужно зашивать, а в лесу мне это сделать совершенно нечем.

Волкодав посмотрел на нее, и в его глазах, казалось, читалась благодарность. Он попытался лизнуть ее руку, но сил у него было немного. Кэтрин улыбнулась и погладила его по голове.

— Ты согласишься, если я заберу тебя домой? Я смогу создать носилки. Дома я могу зашить рану и срастить кости с помощью зелья.

Она ждала, затаив дыхание. Пес не мог говорить, но его взгляд был красноречив. Он смотрел на нее с надеждой и доверием. Кот внимательно посмотрел ему в глаза, а затем распушив хвост исчез среди деревьев.

— Хорошо, — прошептала Кэтрин. — Господи, я разговариваю с собакой…Тогда решено. Мобиликорпус…

* * *

Кэт вытерла взмокший лоб рукавом домашней кофты. Выправлять и сращивать кости ей ранее приходилось, и увы довольно часто, отправляясь на выезды с командой из Министерства, но вот зашивать рану на лапе огромного зверя…никогда.

Пес тяжело и устало дышал. Он рычал и сжимал челюсти, но ни разу за всю неприятную процедуру не попытался укусить девушку. Кэтрин, несмотря на дрожь в руках, продолжала работать. Она аккуратно промывала рану, накладывала антисептические растворы, а затем, с помощью зачарованных нитей, стягивала края порванной кожи. Каждый стежок давался ей с трудом, но она знала, что от ее мастерства зависит жизнь этого могучего существа. Когда последняя нить была затянута, Кэтрин облегченно выдохнула. Она поднялась, чувствуя, как усталость накатывает волной. Пес, словно почувствовав окончание мучений, тихонько вздохнул. Кэтрин поднялась и наполнила глубокую тарелку густым бульоном, взятым с кухни Хогвартса для собственного ужина. Добродушные эльфы домовики готовы были собрать ей с собой несколько корзин всякой снеди, но девушка отказалась.

— Сразу тебе скажу, готовить я умею исключительно зелья. Так что сейчас ты выпьешь… бульон из столовой Хогвартса и поспишь, дружок.

Пес приподнял ухо, склонив массивную голову на бок. Он медленно, с достоинством, принялся лакать бульон, как будто стараясь скрыть насколько голоден, и с каждым глотком в его истощенное тело словно вливались новые силы. Кэтрин присела рядом на корточки, не сводя с него глаз. Откуда взялся этот зверь, израненный жизнью, она не знала.

— Ты можешь остаться здесь. Даже больше — полежать и не тревожить лапу пару дней. Я рано ухожу на работу, но обещаю вернуться как можно скорее, приятель.

В ответ пес тихонько гавкнул, звук был низким и проникновенным. Кэтрин поражалась его понятливости. Казалось, он улавливал каждое ее слово, малейшее изменение интонации. Она провела рукой по его густой, чуть свалявшейся шерсти, чувствуя под ладонью тепло, робко пробивающееся сквозь усталость. Пес подался навстречу ее руке, прикрыв глаза от удовольствия.

— Да откуда же ты взялся, бродяга? — прошептала девушка, медленно перебирая шерсть на загривке.

Пес вдруг вскинул голову и пристально посмотрел ей в глаза. Хвост несколько раз вильнул, и в глубине проницательного взгляда промелькнуло легкое напряжение.

— Бродяга? — Кэтрин невольно отпрянула. — Это твое имя?

Волкодав опустил голову на лапу, но теперь его хвост вилял увереннее и радостнее.

— Ну, пусть будет так. Тогда это и твой дом тоже, если захочешь.