Принц из клетки (джен)

Кружка оказалась неожиданно тяжёлой. Данил тяжело, с присвистом, выдыхал, таща её в дальнюю башню, в которой, как он знал, находились лаборатории зельевара. Адреналин слегка схлынул, и на него навалилась, в довесок к усталости, ещё и та самая вещь, о которой он мало — точнее, вообще, — задумывался ранее: реакция человеческой части мозга на дополнительные конечности. Теперь, когда енот слегка ослабил свою власть над телом, лишние лапы путались, пардон за тавтологию, под лапами, и Данил постоянно спотыкался. Он старался идти быстро, чтобы минимизировать своё нахождение в пустынных коридорах и случайно не нарваться на человека, который хотел его убить. Но быстрота порождала неуклюжесть, так что не было ничего удивительного, что до лаборатории Данил дотащил не совсем целую кружку.

Ну и пусть, главное, доказательство всё ещё находилось на дне, застыв необычно пахнущим белёсым порошком.

Данил добрался до нужного места и, толкнув дверь носом, отметил, что она легко отошла. Значит, зельевар был на месте. Добро! Должно же хоть в чём-то ему повезти.

Не известно, кто из них был более удивлён встречей — Данил, не ожидавший увидеть здесь этого человека, или Филипп, который зашёл в лабораторию между делом, решив на всякий случай пополнить запасы зелий, которые носил с собой.

Он поставил на огонь очередную основу для превращательного зелья, когда услышал скрип двери. А потом, обернувшись, увидел заглядывающего внутрь енота. По следам подсохшей на голове зверька крови он сразу понял, что это тот самый енот, которого он приказал утилизировать.

"Вот олень! — подумал Филипп с раздражением. — Ничего сделать не может! Право слово, никто не справится с делом лучше, чем ты сам!"

Он оторвался от котла и повернулся к наследнику всем корпусом, прищурившись, играя роль полного недоумехи. Если он нападёт сейчас, енот выскользнет из лаборатории — и ищи-свищи его по всему замку! Нет, надо быть хитрее — тем более Великий наверняка сказал своему щенку уважать тех, кто, по его мнению, радел за "общее" благо.

— Зверь в лаборатории? — Филипп наморщил нос. — Доставка? Учти, я не терплю шерсть в зельях.

"О! Он ещё и зельевар!"

Данил не знал, что советник может быть придворным зельеваром. По его мнению, это две кардинально разные профессии. Советник — тот, кто всегда на виду, кто общается с королём, людьми, постоянно руководит чем-то или кем-то. Как Акиро, например. А зельевар... Он стоит у котла, минутами, часами, днями помешивая варево, шинкуя и нарезая ингредиенты, суша цветки магических листьев, толча пестиком таинственные порошки...

Но, видимо, Филипп каким-то образом умудрялся соединять в себе всё — общительность советника и вдумчивость зельевара. Что ж, тем лучше.

— Филипп! Это я, Данил, — возвестил Данил, забираясь в лабораторию. — Некогда объяснять — кто-то отравил отца!

Филипп скрипнул зубами. Ну да, так и знал, что надо было сразу избавиться от улик! Кто ж знал, что щенок окажется внимательным?

— Это серьёзное заявление, — заметил он, наклоняясь над серым зверьком. — Во имя короны, с чего ты так решил?

Наследник был так взбудоражен, что даже не заметил отсутствие привычного вежливого "сир". Филипп же не собирался лебезить перед полосатой тварью. Пройдя мимо зверька, он осмотрел коридор и, убедившись в его пустынности, плотно запер дверь. Вот так. Никто им не помешает, и долбанный енот никуда не денется. И даже если кто-то зайдёт и увидит, как он добивает зверушку, Филипп всегда может сказать, что исследовал кружку Великого, когда поймал в лаборатории вражеского лазутчика. Никого это не удивит, ведь в их мире мелкие животные достаточно часто служили у сыщиков и лазутчиков.

Подойдя к столу, Филипп осмотрел коллекцию зельеварческих ножей и, остановив свой выбор на самом длинном и остро наточенном — чтобы наверняка, — выдохнул.

Данилу надоело запрокидывать голову, чтобы увидеть лицо советника. По небольшим данным, которые он успел увидеть в глазах Филиппа, тот ему не верил. Ну в самом деле — очевидно, в Дримтери не так часто совершались покушения на кого-либо, тем более на всеми любимого Великого. Подойдя к стулу, Данил запрыгнул на него, чуть было не упав — задние лапы чиркнули деревянные бока сидушки, а живот был немного ушиблен. Недовольно морща усы, Данил перепрыгнул со стула на стол, осторожно избегая подходить к варящемуся зелью, чтобы не запороть Филиппу его готовку — сказал же, что не терпит шерсть, значит, она может помешать.

— В молоко что-то подмешано, Филипп, — пропыхтел он, огибая многочисленные ступки и зельеварческие принадлежности. — В голове не укладывается! Зачем кому-то убивать отца? Он же...

Данил поднял голову, с более высокого и более привычного положения глянув на советника, и резко затормозил, цепляясь когтями в древесину. Перед ним с жутким чпоком в стол вонзился длинный и слегка изогнутый нож.

Филипп неприятно скалился. Его красноватые от недосыпа глаза лихорадочно блестели, густые брови сошлись на переносице, а вскоченные волосы топорщились, как шерсть злого животного.

— Зачем? — он вытащил нож и повертел его меж пальцев, глядя на онемевшего Данила с видом победителя. — Только наивный идиот будет задавать такой вопрос. Щенок!

Данил резво прыгнул в сторону. Енотовые инстинкты вновь проснулись в полную силу. Сзади послышался злобный рык, не иначе, человека, который отреагировал совсем не так, как Данил предполагал. Он спешил в лабораторию, чтобы получить помощь, а в результате запер себя с опасной гремучей змеёй.

Филипп преследовал его, замахиваясь. Данил юркой серой тенью метался по столам, уже не обращая внимания ни на какие зелья. Им овладела паника.

Грохот падающих и разбивающихся колб, пронзительное шипение пролитых зелий, начавших бесконтрольно соединяться друг с другом, свистящий пар, ругань Филиппа и испуганный писк енота — всё смешалось в какафонию звуков. Удивительно, что никто ещё не налёг на дверь, пытаясь прорваться внутрь и понять, что происходит.

Данил прыгал влево — Филипп скакал туда же. Данил, изгибаясь, уходил направо — и советник не отставал. Несмотря на возраст, он был энергичным стариком. Не успевая догонять, он пугал и заставлял метаться. И метал — метко.

— Мхяу! — пронзительно взвизгнул енот, когда резкая боль пронзила его заднюю лапу.

Нож загремел, лишь слегка войдя в плоть, но не закрепившись в ней и упав на пол. Енот спрыгнул туда же и, прихрамывая, забился в угол между столами. Он взъерошился, когда человек навис над ним, и зарычал по-собачьи, пуша шерсть. В его глазах стоял ужас.

Филипп поднял нож, загораживая единственный проход и не давая зверю вновь куда-то бежать. Впрочем, судя по одышке, заставляющей тело енота дрожать, он запыхался и уже не мог маневрировать, поэтому сейчас вжимался в стену так отчаянно.

— Ничего личного, щенок. Это лишь политика, — почти миролюбиво заметил Филипп, занося над ним нож.

Данил, хрипло дыша, прошептал, глядя на него безотрывно:

— Змея! Он тебе доверял!

— Он всё-равно был при смерти, — отмахнулся от его укора Филипп. — Считай это актом милосердия, юный принц. Иногда приходится, скажем так, убирать мусор.

Сзади вдруг раздался... ну, может, и не взрыв, но по силе что-то очень похожее. Лабораторию осветило яркое свечение, а спину Филиппа обдало горячим воздухом. Он резко обернулся — чисто инстинктивно, как и любой, за спиной которого происходило что-то потенциально опасное. Два каких-то зелья, соединившись, сдетонировали, и посреди лаборатории вдруг объявился настоящий вихрь. Пергамент, листья, сухие растения и мелкие вещи — всё поднялось в воздух и закружилось в яркой россыпи голубоватых искр. Красиво было и немного страшно — Филипп понятия не имел, что это такое было.

Чу! Пока он отвлёкся, Данил проскочил мимо его ног и бросился к двери, которая из-за взрыва чуть приоткрылась. Филипп сделал резвый выпад. Он схватил енота за хвост и, прежде чем зверёк осознал это и попытался укусить, резким движением руки швырнул его прямо в центр сверкающей воронки. В последний момент Данил вцепился в его одежду, но вихрь уже завладел им, и енот с писком исчез, сумев отодрать от советника лишь старую потрёпанную сумку, которую тот носил на поясе.

* * *

— Ну что? Последние? — Вован принял очередную клетку и, отдуваясь, вместе с другом по волонтёрству, Михой, погрузил её в грузовик.

Стояло неприветливое пасмурное утро — не редкое в это время года. На улице и так было холодно, так ещё и вода рядом давала усиление к этому холоду. Вован решительно не мог понять рыбаков, которые стояли в отдалённой части пирса и невозмутимо наблюдали за поплавком. Конечно, он понимал, что они, наверное, уже согрели себя чем-нибудь крепким, но от этого вид на них не становился в его глазах более тёплым.

Миха заглянул в лодку, подсчитывая клетки. На днях закрыли очередной контактный зоопарк, и маленькие животные, что страдали там каждый день, подвергаясь бесчисленным тисканьям людей, ехали на приём к ветеринару. Вован и Миха уже целый час выгружали клетки — их было много, хорошо хоть, животные не шумели и в целом вели себя хорошо.

— Ага, — выдохнул струйку пара Миха.

Вован кивнул, повернулся было к машине, но друг снова подал голос:

— А, не, стой. Тут кто-то выпал.

— В смысле, выпал?

— Ну, глянь.

Вован заглянул в лодку следом за Михой и увидел енота, с трудом пытавшегося встать на дрожащие и подгибающиеся лапы. Странно, он совсем не помнил, чтобы среди перевозимых ими животных был енот.

— Эй, малыш, тише, ти-ише... — Вован запрыгнул в лодку, слегка качнув её, и енот, резко обернувшись, мяукающе зашипел. Вован заметил полоску крови на его голове и задних лапах и нахмурился. Контактники, конечно, были измучены, но никто из них не был ранен. Что с этим? Вован аккуратно снял с себя куртку, зябко поёжась, и расправил её, надвинувшись на зверька. Его шаги были выверены и осторожны, а речь мягкой и ласковой: — Где же ты поранился, дружок? Не бойся, я тебя не обижу. Сейчас мы поедем к доктору и он посмотрит твою вавку. Ну же, малыш, не бойся... — Он накинул на настороженного, но замолчавшего енота куртку и, когда тот завырывался, плотнее завернул его, пропыхтев: — Мих, давай!

К счастью, обошлось без укусов. Отловленный зверёк был помещён в клетку, клетка — в машину, и вскоре пирс очистился от всего лишнего. Лишь рыбаки, вздохнув с облегчением, вновь вернулись к своему тихому созерцанию. Ничто не напоминало, что на пирсе могло произойти что-то необычное в это утро.

Ничто.

Кроме потрёпанной сумки, что, вцепившись в липкие сугробы, одиноко лежа под кустом, хранила нечто важное.