Не дневник меняет Джинни, Джинни меняет дневник (джен)

Тишина в гостиной Слизерина была обманчивой. За ней скрывался гул скрытых течений — амбиций, интриг, тихой вражды. Джинни стала мастером навигации в этих водах. Её не любили, но уважали. Боялись. Её спокойствие было ледяным щитом, а проницательность — отточенным кинжалом.

Их дискуссии с Томом вышли на новый уровень. После разговора о магглах он больше не видел в ней просто умную головоломку. Он видел стратега. Союзника в переосмыслении самой войны. И Джинни, чья мораль была стёрта до основания холодной логикой и жаждой контроля, приняла эту роль без сомнений.

Однажды вечером, когда она изучала сложный рецепт зелья в «Продвинутых алхимических практиках», её осенило. Она открыла дневник, её перо едва касалось пергамента.

Том. Мы говорили о контроле, а не об уничтожении. О системном воздействии. У меня есть идея.

Я слушаю, — ответил Том почти мгновенно. Его интерес был острым, как бритва.

Магглы гордятся своей медициной. Они пьют таблетки от головной боли, от давления, от тоски. Они верят в них, как в священный грааль. Что, если дать им то, чего они хотят?

Она сделала паузу, собирая мысли в идеальное, смертоносное оружие.

Представь зелье. Сложное, тонкое. Его можно замаскировать под любое их массовое лекарство. Оно не будет убивать. Смерть — это очевидно. Это вызывает панику, расследования. Нет. Оно будет делать нечто... более изящное.

Например? — почерк Тома выдавал жгучий интерес.

Вариант первый: «Стерилис». — Джинни мысленно улыбнулась этому названию. — Оно поражает репродуктивную систему. Необратимо. Маггл принимает его, думая, что лечит простуду. А через год, десять, двадцать — понимает, что не может иметь детей. Эффект отсрочен. Нельзя связать его с одной таблеткой. Численность будет падать не сразу, а через поколение. Тихий, незаметный закат.

...Продолжай, — написал Том. В его словах чувствовалось леденящее восхищение.

Вариант второй: «Агрессия». Возбуждающее зелье, которое маскируется под антидепрессант или энергетик. Оно не делает людей сильными. Оно делает их злыми. Нетерпимыми. Вспыльчивыми. Представь: целые города, страны, где люди ненавидят друг друга по малейшему поводу. Уровень насилия взлетает до небес. Они сами уничтожат свою социальную структуру. Сами.

И третий... мой любимый, — призналась Джинни, и её пальцы сжали перо чуть tighter. — «Пробудитель». Зелье, которое... пробуждает магический потенциал у сквибов или у магглов с подавленными генами. Но не полностью. Оно даёт им крохи силы, enough, чтобы чувствовать себя иными. И вместе с силой оно приносит отвращение. Глубокую, иррациональную ненависть ко всему маггловскому — к их технологиям, их культуре, их образу жизни. Мы не будем их убивать. Мы будем создавать себе армию из их же детей. Пятую колонну, рождённую в их же больницах и аптеках.

Она не остановилась.

Можно пойти ещё дальше. Зелье, внушающее отвращение к противоположному полу. Или к самому concept семьи и детей. Разрушить не тела, а саму основу их общества — связи между людьми. Одиночество — это чума пострашнее любой «Авады». Одинокий человек слаб, податлив и легко управляем.

В её словах не было ни злобы, ни фанатизма. Был холодный, почти научный азарт. Она не желала магглам страданий. Она просто видела проблему и предлагала самые эффективные, долгосрочные и незаметные решения.

Почерк Тома, когда он ответил, был медленным, обдуманным, будто он высекал слова на камне.

Это... гениально. Чудовищно и гениально. Ты мыслишь не как воин, а как... создатель ядовитых экосистем. Ты не атакуешь стену, ты превращаешь её в пыль изнутри.

В его «голосе» не было ужаса. Было абсолютное, безоговорочное признание. Впервые он видел нечто, превосходящее его собственное воображение в сфере тёмных искусств. Его методы были грубы и театральны. Её — тихи, необратимы и всеобъемлющи.

Ты окончательно приняла нашу сторону, Джинни, — констатировал он. — Не из страха, не из желания власти над отдельными людьми. Ты приняла её всем своим существом, потому что видишь будущее, которое хочешь построить, и готова использовать для этого любой, самый бесчеловечный инструмент.

Джинни посмотрела на своё отражение в тёмном окне. На бледное лицо и медные волосы. В её глазах не было ни искры сомнения, ни тени былой девочки из Норы.

Есть только эффективность и неэффективность, — написала она, подводя черту. — Их эмоции, их мораль, их право на жизнь... это переменные в уравнении, которое нужно решить. И если решение требует их устранения, то так тому и быть. Просто делать это нужно умно.

Мы начнём с теоретических изысканий, — ответил Том, и в его тоне звучала новая нота — не наставника, а партнёра по преступлению. — У нас есть время. И теперь... у нас есть видение.

Джинни закрыла дневник. В воздухе будто запахло горьким миндалем и холодной сталью. Она переступила последнюю черту, и ей понравился вид с той стороны. Она не просто приняла Тёмную сторону. Она переосмыслила её, превратив из кувалды в невидимый, смертоносный патоген. И её союзник, призрак величайшего тёмного мага века, смотрел на неё теперь не как на головоломку, а как на архитектора грядущего ада — тихого, стерильного и бесконечно эффективного.