Ложь (гет)

Не помогли ни холодный душ, ни не чай с ромашкой. Даже зазубренные до дыр медицинские справочники, обычно надежно уводившие мысли в сторону, на этот раз были бессильны.

Сакура уже несколько часов ворочалась в постели, вглядываясь в узоры теней на потолке. Но вместо причудливых линий она снова и снова видела кричащую оранжевую обложку... Какаши-сенсей думал, что они с ней… что они вдвоем… что он хотел предложить им попробовать....

Жар стыда снова и снова заливал ее с головы до ног. Куноичи зажмурилась и со всей силы укуталась в одеяло, пытаясь прогнать навязчивые образы, но все было безуспешно. Те возвращались с удвоенной силой, смешиваясь с сегодняшними воспоминаниями. Как Какаши-сенсей ее обнял, и ее бедра случайно коснулся его...

Девушка вжалась лицом в подушку, пытаясь хоть как-то укрыться от давящего ощущения неловкости и дикого смущения. Еще этот Наруто с его вопросом о.... Наруто. На мгновение перестав дышать, Сакура оторвалась от подушки и с ужасом всмотрелась в черное окно.

Наруто, болтливый и абсолютно не подозревающий о том, что она теперь девушка бывшего учителя. Он же там, в палате, с Какаши-сенсеем будет трещать полночи. А что, если он ляпнет что-нибудь о Саске? О том, как она умоляла Учиху остаться в Конохе, клялась в вечной любви и готова была бежать с ним?

Окаменевшую Харуно окатила ледяная волна страха. Что подумает Какаши-сенсей? Как она сможет объяснить то, что встречается с ним, но при этом безумно влюблена в другого?

Не чувствуя ног, девушка резко села на кровати и с отчаянием посмотрела на входную дверь своей небольшой однокомнатной квартиры. Нет, она не может этого допустить. Она должна контролировать ситуацию. Она должна хотя бы попытаться управлять словесным потоком джинчурики.

Решение пришло сразу, и уже через десять минут Сакура бесшумно выскользнула из дома на темную улицу.

* * *

Ночные коридоры больницы были пустынны и погружены в гулкую, звенящую тишину, нарушаемую лишь мерным тиканьем часов на посту дежурной медсестры. Сакура кралась на цыпочках, чувствуя, как ее сердце колотится где-то в горле. Лишь бы Узумаки не успел проболтаться...

Вот и нужная палата. Из-под двери тянулась узкая полоска тусклого лунного света, и куноичи, прислушиваясь, замерла. До нее донесся какой-то смутный гул, и Харуно судорожно сглотнула, мечтая со всей силы вдарить Наруто за его желание ночевать с бывшим учителем.

Задержав дыхание, ирьенин осторожно приоткрыла дверь совсем ненамного — лишь бы уловить, что именно происходит внутри. Но этих пары сантиметров хватило, чтобы ее заметили и негромко окликнули.

— Сакура?

Девушка беззвучно чертыхнулась и тихо пробормотала, на ходу придумывая оправдание:

— Я не могла уснуть, — в палате, куда ей пришлось зайти, царил полумрак. На полу около кровати в спальном мешке растянулся Наруто, чей громкий храп она и приняла за непонятный гул.

— А Наруто вырубился, — так же негромко ответил Какаши, и в его хриплом голосе прозвучала тень улыбки. Он кивнул в сторону храпящего джинчурики. — Он начал рассказывать, как пытался уговорить Саске разукрасить высеченные лица Хокаге, и уснул на полуслове.

Сердце Сакуры оборвалось. Ей показалось, или слово «Саске» прозвучало в тишине палаты так же громко, как если бы его выкрикнули? Ей очень захотелось убежать, но как это потом объяснять? И девушка заставила себя подойти к бывшему учителю. Сердце забилось так часто, что даже странно, как она еще может дышать.

— Наруто очень много о нем говорит, — заметил Хатаке. Он повернул голову на подушке, и его единственный глаз, казавшийся в сумраке почти черным, устремился на Сакуру. Его задумчивый внимательный взгляд был так похож на взгляд прежнего Какаши-сенсея. — Он сильно по нему скучает?

В полумраке черты лица бывшего учителя казались мягче, но от этого его пристальное, чуть затуманенное раздумьями внимание ощущалось только острее. Вряд ли бы бывший учитель интересовался чувствами джинчурики, если бы узнал правду про Саске. Значит, Наруто все-таки не успел выложить самое главное. Сакура почувствовала, как дышать становиться проще.

— Да, — она согласилась слишком быстро, но по-другому не получилось. — Мы были в одной команде. Команде 7. Под твоим руководством.

— Наруто рассказывал. — Какаши медленно повернул голову к окну, за которым спала ночная Коноха. — Он сказал, что Саске ушел из деревни, но однажды вернется.

Голос джоунина был ровным и спокойным — значит, Наруто точно не выболтал об Учихе самого главного. Но все равно от разговоров о Саске было не по себе, и Сакуру резало каждое слово.

— Да, — прошептала она, и это было все, что она могла сказать. Второе «да» подряд прозвучало очень глупо.

Хатаке вновь посмотрел на нее. В его взгляде не было никакого подозрения, лишь глубокая задумчивость.

— С ним все в порядке?

Вопрос застал ее врасплох. Не «где он?» или «почему он уехал?», а «с ним все в порядке?». Да, Какаши-сенсей оставался Какаши-сенсеем, который не мог не беспокоится о своем, пусть и бывшем, ученике.

Сакура бессильно опустила глаза. Что она могла ответить? Что Саске преступник, которого она до сих пор любит? Что он жив, но его жизнь — это тьма и одиночество, которые он сам для себя избрал?

— Я не знаю, — ответила она честно, и голос ее наконец-то сломался. — Я надеюсь, что да.

В палате снова воцарилась тишина, нарушаемая только храпом Наруто. Девушка стояла, опустив глаза и еле сдерживая слезы, не в силах что-либо еще произнести. Мужчина, который считал, что они встречаются, искренне беспокоился о том, кого она любит. Еще секунда, и ее вновь накроет дикая истерика, ставшая за этот длинный день такой привычной.

— Сакура. — Он назвал ее имя настолько тихо, что это было похоже на шелест страниц. Не дожидаясь ее ответа, он так же тихо проговорил. — Ты обещала не плакать. Ты всегда так много плачешь?

В его голосе прозвучала та самая, знакомая ей заботливая и ставшая за столько лет родная ирония. И куноичи не удержалась, чтобы не поднять глаза, будто надеялась увидеть того самого Какаши-сенсея.

— Только когда происходит что-то действительно ужасное. Или очень страшное.

— А сейчас что?

— Сейчас я не знаю, — почти беззвучно призналась она. — И то, и другое. И еще кое-что.

Он смотрел на нее, и в его взгляде было столько понимания, что ей захотелось обо всем рассказать. Выложить всю правду, прямо здесь и сейчас, пока Наруто храпит в своем мешке, а ночь за окном скрывает их от всего мира. Харуно уже было открыла рот, но джоунин опередил ее.

Его взгляд скользнул по ее лицу и остановился на левой брови.

— У тебя есть шрам, — тихо заметил он. — Маленький, почти незаметный. Здесь.

Он не стал показывать, а лишь чуть скосил взгляд. Сакура замерла, почувствовав, как по спине пробежали мурашки. Она сама забыла про этот действительно почти незаметный шрам. Он остался с детства, когда она еще была неуклюжим ребенком в команде 7.

— Да, — прошептала она. — Случайность. Это произошло очень давно.

— Я его помню, — еще тише произнес Какаши. Его голос стал отстраненным, будто он вслушивался в эхо из темноты. — Не сам шрам, а ощущение при виде него. Как чувство вины. Будто я был рядом и не уберег.

Сакура почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. В тот день он на самом деле был рядом и отвернулся всего на секунду. Но этой секунды оказалось достаточно, чтобы она поранилась. И тогда он, всегда такой невозмутимый сенсей, на мгновение выглядел таким виноватым.

— Это неважно, — с трудом выдавила Сакура. — Пустяк.

— Но чувство осталось, — он посмотрел на нее, и в его взгляде читалась та самая, знакомая ей по прошлому Какаши-сенсею, легкая укоризна к самому себе. — Странно, да? Я не помню своего имени, не помню тебя. Но помню ощущение вины, глядя на твой шрам.

Это было невыносимо. Она сама тогда неуклюже попала под кунай. А прямо сейчас — она чуть его не убила и обманывает. А он... Сакура не выдержала. Слезы, которые она пыталась сдержать, хлынули ручьем, беззвучно и отчаянно. Она закрыла лицо руками, ощущая, как затряслись ее плечи.

— Сакура, — он не стал спрашивать «что случилось?» или требовать прекратить. Он просто назвал ее имя.

— Прости, — девушка выдохнула сквозь пальцы, из-за чего прозвучала сдавленно и сипло. — Прости...

Она не знала, что сказать. Прости, что я вру? Прости, что ты беспокоишься из-за того, кого я люблю? Прости, что ты чувствуешь вину из-за моей собственной ошибки? Прости, что из-за меня ты этого не помнишь?

— Не извиняйся, — голос джоунина был так похож на голос прежнего Какаши-сенсея. — Мне кажется, ты просто очень устала за все эти дни. Ложись спать. Прямо сейчас, здесь, рядом со мной.

Она замерла, не веря своим ушам. Лечь? Рядно с ним? Мысли смешались в хаос. Это неправильно, недопустимо, безумно. Но в его тоне не было ни намека на двусмысленность. Лишь та самая, знакомая с детства забота Какаши-сенсея, который предложил бы это любому члену своей команды.

— Я не могу... — начала она, но он перебил ее.

— Можешь. — Его голос был твердым, но это был не приказ. Это была констатация чего-то, что было само собой разумеющимся. — Я же вижу, что ты на грани. Просто ложись и закрой глаза. Тебе это надо.

Он говорил как раньше. Без какого-то подтекста, лишь искренняя забота о том, кто находится рядом и жутко устал. И как же он прав... Как же она устала ему врать. Как же она устала переживать. Как же она устала от всего того, что происходит. Как же хочется просто заснуть и хотя бы на время забыться.

Ноги сами сделал маленький шажок, за время которого джоунин подвинулся, и в следующее мгновение Сакура прилегла на край больничной кровати. Стараясь занять как можно меньше места, она легла на бок, повернувшись к мужчине спиной. Она чуть-чуть вздремнет, а потом пойдет спать домой. Последнее, что она ощутила перед тем, как уснуть, — ее накрывают теплым больничным одеялом.