Настоящий Человек (джен)

Я толком не знал, чего ожидать от наступательной и защитной магии этой эпохи.

В будущем «Зольтраак» будет задавать правила магического боя. «Зольтраак» был — или, скорее, станет — пробивающим заклинанием, специализирующимся на преодолении любой защиты. Заклинание, которое человечество разработает для противодействия ему, в манге и аниме (которые я заставил себя пережить заново) по имени не называли; из объяснений следовало лишь, что это крайне прожорливый барьер сложной формы, который перераспределял главный импульс «Зольтраака» и сопротивлялся его пробивной силе. Проблема этого заклинания заключалась именно в его требовательности к мане: большинство магов могли поддерживать его лишь в момент атаки, иначе рисковали слишком быстро исчерпать свою ману. Кроме того, такой барьер был заточен на остановку и рассеивание энергетических атак, а вот против чистой кинетики и материальных объектов показывал себя заметно хуже.

Магическую практику следующей эпохи определила именно эта пара заклинаний — своеобразные меч и щит.

— Вот ваше пиво! — я моргнул, отрывая взгляд от гримуара, в который уставился, и увидел весёлую тавернщицу.

— Благодарю, — тщательно ровным голосом ответил я.

Она поставила передо мной пинту — или нечто на неё похожее — и поспешила к другому столику.

Я на мгновение окинул кружку долгим взглядом.

Взял её за ручку и осторожно принюхался. Ощущения были странными.

Пахло именно пивом — по крайней мере, на первый вдох, — а потом я принялся оценивать аромат по-настоящему.

Я поднял кружку бережно и с любопытством, затем чуть наклонил под нос, прежде чем поднести к губам. Затем я медленно, глубоко вдохнул. Аромат был плотным, зерновым: жареный ячмень, сухое сено, едва уловимая дикая, травянистая нотка, которую я не смог опознать. Хмеля почти не было — во всяком случае, не того резкого, цитрусового привкуса, к которому я привык. Бровь у меня сама собой поползла вверх.

Я слегка покрутил жидкость. Появилась небольшая мутность — ожидаемо для нефильтрованного эля. Пена была тонкая, неровная, к тому же быстро оседала. Про себя я отметил низкую газированность; вероятно, дображивание происходило в сосуде или пиво разлили из деревянной бочки. Больше походило на открытое брожение. Я наклонился поближе, давая свету свечи поймать янтарную глубину напитка. Это походило больше на домашнюю варку, какой занимались некоторые мои друзья — ясное дело, не на продажу, — чем на привычный коммерческий продукт. В этом было своё очарование, но напитку не хватало той технологической выверенности, какой добиваются современные пивоварни.

Я сделал глоток.

Жидкость мягко коснулась кончика моего языка — словно дождь на пересохшую землю. Солод был полный, тёплый, хлебный, но не сладкий. Во вкусе чувствовалась некая «вязкость», словно зерно не до конца обработали при затирании. Тело было плотное, почти маслянистое, а по краям — молочная кислинка, намекающая на несовершенную технологию. Может быть, даже отголосок бреттаномицетов, диких дрожжей, придающих кожисто-деревянный, «амбарный» финал. В современной пивоварне это назвали бы браком.

Я задержал жидкость во рту на миг, потом проглотил. Газа не было — лишь лёгкое покалывание остаточного брожения.

Это не было пивом, сотканным из тонкостей и баланса. Оно было грубым, сваренным «на каждый день».

Оно не было холодным — лишь слегка прохладным, из погреба, что позволяло вкусу раскрыться шире. Здесь нет холодильников, нет крио-хмеля, нет стерильных линий розлива. Никакого скрупулёзного контроля кислотности. Лишь инстинкт, традиции и дрожжи, пойманные из воздуха.

Я сделал ещё один, более длинный глоток. Послевкусие немного горчит — у меня проскользнула мысль, что это не от хмеля, а от танинов деревянной бочки. Возможно, ещё и от слегка пережаренного солода. По краям всё было шероховато.

Я тихо выдохнул.

На современной дегустации у такого пива не было бы шансов: не хватает прозрачности, стабильности. Но оно вовсе не было плохим — думаю, мне бы оно очень понравилось.

...будь я всё ещё человеком.

Демонические вкусовые рецепторы странны. Я различаю оттенки даже лучше, чем раньше, но удовлетворения — или отвращения — вкус не приносит. Сладкое, горькое, солёное — никакой разницы; то же касается запахов и текстуры. Я всё это отмечаю, но не получаю ни наслаждения, ни брезгливости.

Я могу испытывать голод — тогда я ем, и это приносит мне облегчение. Но вкус буквально не имеет для меня значения. В своей хижине у горы я получал ровно столько же «удовольствия» от протухшего мяса трёхдневной добычи, сколько от тщательно приготовленного. Пищевым отравлением я не страдал — по крайней мере, пока такого не случалось.

Поэтому, хотя я способен разобрать и оценить каждую нотку этого пива, удовольствия оно мне не даёт. Абсолютно никакого — лишь холодный анализ. Демоны не созданы, чтобы наслаждаться человеческой едой. Зато мы можем без малейшей гримасы есть то, что люди сочли бы мерзостью — полагаю, это черта, необходимая нам для выживания.

Я до сих пор не уверен, зачем нашему виду вообще нужно есть. Знаю только, что время от времени — раз в несколько дней — я ощущаю голод, и любая пища способна его утолить. Кроме неперевариваемой вроде древесной коры и тому подобного: я проверял, пытаясь понять, не биореактор ли у меня вместо желудка.

Я сделал ещё один глоток — скорее, чтобы не выделяться, чем из жажды, — и вернулся к записям и своим мыслям.

Магия будущего будет определяться пробивным заклинанием из чистой энергии и базовой защитой от него. Поскольку все маги знали и то и другое, любые иные боевые заклинания должны были быть полезны либо против «Зольтраака», либо против безымянного защитного колдовства.

Это привело к унификации магического боя. Было известно, чего ждать от других магов: если кто-то не владел базовой защитой или «Зольтрааком», он, скорее всего, погибал.

В нынешнюю эпоху всё иначе. Судя по книгам и разговорам — даже с той старушкой, к которой меня привёл Шаттен, — у магов сегодня нет общего знаменателя. Где-то одни заклинания распространены больше, где-то другие, но в целом ты никогда не знаешь, на какого мага наткнёшься.

Тебя могут атаковать гигантским камнем, брошенным со скоростью пули крупного калибра, огненным шаром или разрядом чистой взрывной маны — тут просто не угадаешь. То же и с защитой.

Никакой унификации.

«Зольтраак» и созданная против него защита задали стандарты — негласный эталон, с которым соперничали все прочие боевые заклинания.

Пожалуй, это можно сравнить с тем самым пивом, которое я сейчас прихлёбываю. Магия этой эпохи похожа на него: зайди в другую таверну — и получишь совсем иной напиток, ничем не похожий на пиво за соседней дверью. То же самое сейчас и с магами.

Это усложняло задачу: начинать с «базовой атаки и базовой защиты» нельзя — их попросту не существует.

Вместо этого мне требовалось собрать несколько гримуаров: часть с различными типами наступательной магии, часть — с разными видами защиты.

Но всё упиралось во время. Чтобы довести любое заклинание до уровня, на котором им можно пользоваться в бою, требуются годы. Даже моё собственное проклятие ещё не полностью годится для сражений. Скажем так: я, вероятно, сумею его наложить, но полной уверенности нет, а такая неопределённость опасна.

Не то чтобы я собирался драться в ближайшее время, но, будучи тем, кто я есть, я не могу полагаться ни на кого и ни на что в своей защите, даже если хочу лишь жить в глуши и заниматься исследованиями. В этом я, пожалуй, стал похож на американца: моя единственная защита — это объём огневой мощи, которую я могу высвободить в любой момент.

Я уловил едва заметный сдвиг в атмосфере раньше, чем понял, что именно произошло: всё-таки в городе моё пространственное чутьё работало так себе. Чувствительность к мане у меня, пожалуй, неплохая — по крайней мере, так я полагаю, — и в том лесу, где я жил, она легко помогала мне ориентироваться. Но здесь всё было «магически загрязнено»: люди, мелкие артефакты вроде светильников, да и то, чем пользовались на кухне. В результате мои магические и обычные чувства непрестанно перегружались, так что всё вне прямой линии обзора оставалось для меня в тумане.

Причина возмущения вскоре прояснилась: в таверну вошла троица... которая сейчас направлялась к моему столику. У меня оставались считанные секунды, чтобы их оценить, — и даже мне, лишённому тонкой «местной» чуткости, стало ясно, что они отнюдь не простые завсегдатаи.

В тот миг мой разум заработал на предельных оборотах; по моему телу разлился какой-то аналог адреналина и, вперемежку с холодком ужаса, я почувствовал, как мои разум и инстинкт впервые за долгое время работают в унисон, анализируя картину перед глазами.

Первым был мужчина в кожаной куртке и кольчуге, с длинным мечом за спиной, его лицо было отчасти скрыто шлемом-капеллиной. Кожа у него была загорелая, как у того, кто живёт под открытым небом; волосы каштановые, глаза тёмные; на вид ему было под тридцать. Он чуть осторожно наступал на левую ногу при ходьбе — не хромота, а привычная поправка человека, получавшего по этой стороне ударов больше, чем следовало. Рука его лежала на топорище — не угрожающе, а будто это вошло в привычку. Остановившись у моего столика, он переминался с ноги на ногу — признак того, кто привык всегда быть в движении. Его взгляд на долю секунды метнулся к выходам и обратно — привычка, пространственная «настройка» на пути отступления, а может, свидетельство повышенной настороженности.

Рядом с ним был мужчина в священническом облачении, на вид ему было за сорок; на бедре у него висела священная книга, закреплённая почти как оружие, на механической застёжке, чтобы её можно было вмиг выхватить и раскрыть. Во внешности его не было ничего особенно приметного: тёмные волосы, темновато-зелёные глаза — только тонкий шрам на левой щеке выделял его. Но мои магические чувства забили тревогу: маны в нём было больше, чем во мне, когда я не скрывался. И при очевидной силе держался он с выученной скромностью — плечи чуть сведены, подбородок опущен ровно настолько, чтобы казаться простым. Этот священник был бы самым сильным в магическом плане человеком из всех, кого я встречал... если бы не третий.

Третий был одет в самую что ни на есть стереотипную мантию волшебника. На голове у него был капюшон, как у меня; из-под него выглядывала борода — каштановая с редкой сединой. Он шёл во главе этой маленькой делегации, неторопливо, с достоинством человека, который знает, что его всегда подождут. Одна его рука была спрятана под полой — возможно, сжимает предмет-фокус, — другая двигалась свободно. В его манере смотреть по сторонам было что-то академическое, будто он каталогизировал детали. Шея его едва заметно поворачивалась, взгляд скользил по завсегдатаям, не задерживаясь на мне — привычка человека, уверенного в прикрытии напарников. У моего столика он не сел и не заговорил сразу — сперва он изучил меня, с терпением того, кто решает задачку. Маны в нём было вдвое больше, чем во мне.

— Приветствую, незнакомцы, — произнёс я, поочерёдно оглядывая троицу. Я знал, что выгляжу спокойным и собранным, как всегда, несмотря на леденящий меня ужас.

Я уже успел прикинуть шансы. Если они пришли убить меня, я, скорее всего, погибну, даже если сорвусь с места в ту же секунду. Но если они не знают, кто я и что я, и подошли по иной причине — у меня есть шанс. Следовательно, вести себя естественно — единственно верный сейчас выбор.

— Могу чем-нибудь помочь? — на этот раз я позволил себе тень притворства: изобразил озабоченность, словно человек, не вполне понимающий, зачем к нему подошли.

Мораль этой маленькой лжи я даже не стал обдумывать — сейчас я не мог себе этого позволить.

— Вот уж не знаю, не знаю, — маг улыбнулся и кивком указал на... мои книги на столе и посох, прислонённый к нему.

Ах. Я ощутил укол облегчения, понимая, что поспешил с худшими опасениями.

— ...мы с моими добрыми друзьями, понимаешь, только-только оказались в городе. Уж надеюсь, ты не будешь против, если мы на минутку навяжемся? — спросил он, мягко поглаживая бороду.

В короткую паузу, которую дала его фраза, я прикинул верный ход. Отказать — значит вызвать подозрение, какой бы предлог я ни придумал; согласиться — естественнее, и, возможно, это даст мне сведения.

К тому же я был изрядно потрясён: мои мысли бегали по кругу, и я понимал, что сейчас не в силах взвесить всё и принять строго рациональное решение. Чтобы выиграть время, я выбрал вариант, откладывающий возможную стычку.

— Прошу вас. Мне всегда любопытно поговорить с магом из иных земель, — сказал я, попутно собирая со стола часть книг и убирая их в сумку.

— Всецело разделяю это чувство, друг мой, — добродушно хмыкнул маг и театральным щелчком пальцев заставил три стула у соседнего пустого столика подлететь к нашему и опуститься рядом. — Я Руэ. А это мои друзья: Шверт, — он кивнул на воина, уже подзывавшего тавернщицу, — и Зеген, — затем на священника, который просто сел и почтительно кивнул мне в знак приветствия.

— Я Альберт, — представился я, делая ещё глоток эля. — Судя по вашему виду и вашей мане, полагаю, вы авантюристы?

— А то, парнишка, — сказал воин, опускаясь на стул со вздохом. — Список занятий, где встречается такая компания, довольно короток.

— Чистая правда, — криво усмехнулся священник, и в его глазах плясало веселье. — Будь наша работа хоть чуть менее важной, я давным-давно ушёл бы в монастырь. Лишь бы не торчать рядом с этими двумя.

— После той истории с борделем в Зюдхафене ты нас «плохим влиянием» не называй, Зеген, — рассеянно заметил маг, и священник метнул в него не особенно злой взгляд. — Между тем случаем и фиаско с абордажем военного корабля ты этого права лишился.

— Справедливости ради, минимум половина того, что там произошло, на моей совести, — вставил воин. — Но если и говорить, кто нас втягивает во всякое дерьмо, то чемпион тут ты, Руэ, — добавил он почти устало, косясь на мага.

Маг лишь пожал плечами и театрально указал на меня:

— Видишь, с кем мне приходится работать? У некоторых нет ни капли уважения к стремлению к знаниям...

— ...к мародёрству, — перебил священник.

— ...не к мародёрству, а к возвращению важного, эзотерического, «заброшенного» знания, которое иначе бы сгнило в прах и никому не послужило! — мгновенно парировал Руэ.

— Ту деревню эвакуировали на неделю, пока мы разбирались с Нефепе, — заметил воин, буравя мага взглядом. — В том дворянском особняке не было ничего заброшенного, в лучшем случае его просто ненадолго покинули.

— ...а я ничего не брал! Все гримуары лежали на месте, когда он вернулся! — возразил тот без особой злости, скорее с задором.

Зеген посмотрел на меня с какой-то странной мягкостью и пояснил:

— Он нарочно тянул время. Мы возились с чудищем неделю, хотя с его поисковым заклинанием управились бы за день. Всё потому, что он хотел стащить...

— Приобщиться! — вставил маг.

— ...кое-какие мутные знания, — Зеген покачал головой и устало вздохнул. — Будь осторожен с Руэ, юноша: как у большинства магов его лет, жажды тайного знания у него больше, чем здравого смысла. Ради Богини, не боготвори этого балбеса, каким бы обаятельным он ни казался — всё это показуха.

— Тьфу на вас. Мы тем людям помогали бесплатно, пусть и неделю возились! — проворчал маг, и слышно было, что это частично оправдание передо мной.

— Вы трое, похоже, давно друг к другу притёрлись, — заметил я, позволив себе лёгкую улыбку. — Есть какая-то особая причина, что привела вас в этот город?

Когда я перевёл разговор с лёгкой пикировки на что-то более предметное, все трое едва заметно посерьёзнели — каждый по-своему.

— Не особенно. Мы просто проездом, держим путь в столицу, — ответил Руэ, с любопытством глянув на меня из-под капюшона. — Как думаешь, для такой команды, как наша, здесь найдётся работёнка?

К счастью, прежде чем мне пришлось отвечать, подошла тавернщица и приняла заказ.

По просьбе Шверта — и что это вообще за имя для воина — я подсказал им, что из здешней еды и питья стоит заказать. На мой вкус вся здешняя стряпня была «одинаковой», но, перебрав в памяти собственные человеческие привычки, я смог предположить, что бы мне тут понравилось, и порекомендовал именно это.

— Я и сам здесь проездом, — ответил я, когда мы снова остались втроём. — Кроме одной истории с вейкинцами, мне в городе больше ничего не попадалось. Я, наверное, не лучший советчик, стараюсь всё-таки обходить неприятности стороной.

Это было чистой правдой. После той попытки ограбления худшее, что со мной случилось, — это то, что меня дважды обчистили на рынке. К счастью, я никогда не носил все монеты с собой, а большую часть из тех, что носил, прятал в сапог.

Пока я не привык к городской жизни, карманники были для меня почти невидимы, и мне уже успело надоесть, что у меня всё время режут кошельки.

— Значит, и тут эти крысы досаждают? — проворчал воин, качнув головой.

— ...Меня интересует другое, — медленно произнёс маг, кивнув на мой посох. — Я заглянул в твои книги, в основном там базовая теория. Ты ведь всё ещё подмастерье, верно?

Я моргнул, не скрывая удивления от прямоты вопроса. Тем не менее кивнул:

— Да.

Руэ задумчиво кивнул.

— Тогда что ты делаешь в дороге один? — спокойно спросил он, и я на миг застыл.

— Слушай, я тебе не батька, парень, — продолжил Руэ; я почти физически чувствовал его взгляд из-под капюшона. — Но наставник должен был повторить это тебе тысячу раз. Подмастерья магов гибнут в бою — и гибнут страшно. И это, чёрт побери, правда жизни.

Мысли заметались: я пытался придумать объяснение. Я понимал, о чём он, не потому что слышал это в этой жизни, а потому что это был важный сюжетный момент и в манге — причина, по которой Фрирен отказывалась путешествовать с Ферн, пока та не овладеет хотя бы одним атакующим заклинанием.

— Я стараюсь держаться подальше от неприятностей, — уклончиво сказал я, не желая ни врать, ни подталкивать разговор дальше.

— Ты же знаешь, что это так не работает, — сказал Зеген, священник, внимательно на меня глядя. — Нападение чудищ может случиться где угодно и в любой момент. Если у тебя нет лишних денег, чтобы всё время плавать на судах или нанимать охрану, ты неизбежно ввяжешься в драку.

— В драку, которую ты не выиграешь, — вздохнул Руэ, покачав головой. — Мне не передать, насколько велика разница между умением создать заклинание в безопасности любимой тренировочной полянки и умением метнуть его где угодно и в любом состоянии. Разница между подмастерьем и, скажем, середняком-магом не в количестве известных заклинаний, а в доведении хотя бы одного до мастерства.

И пока он говорил, его глаза изучали меня, приглядывались.

Я был напряжён — не телом, а умом. Мысли мчались вскачь. Это забота или всё же уловка, чтобы усыпить мою бдительность? Эти трое наверняка уже пересекались с демонами, а если они исколесили мир так, как намекали, то и убивали их. И, как учила сама манга, проще всего убить демона, сыграв на его гордыне и уверенности, поймав врасплох.

Они этим и заняты или их беспокойство искренне? Социальные инстинкты у меня неплохи, но чужих мыслей они не читают.

Я видел, что оба мужчины напряжены, видел, как внимательно они меня изучают, но это могло означать как попытку распознать во мне демона, так и желание «прочесть» проблемного юнца.

— Вы не знаете, сколько заклинаний я освоил, — сказал я вместо ответа, пытаясь увести разговор в сторону, придать голосу обиженные нотки — что угодно, лишь бы сменить ракурс и успеть лучше понять их мотивы до того, как придётся бросаться в отчаянный побег.

— Я вижу, ты подавляешь ману. Базовое упражнение, — вздохнул маг, и я снова застыл. — Штука бесполезная, но признаю: у тебя это доведено до уровня, на котором я едва улавливаю колебания.

Я в общем-то ожидал, что он это заметит: я держал уровень маны лишь чуть выше человеческой нормы. Если он понимает, что я её подавляю, он может счесть это признаком более опытного мага...

— Но сам факт, что ты до сих пор возишься с этим, показывает, насколько ты зелёный, — просто добавил он, пожав плечами. — И книги у тебя, ну сплошная «азбука». Посмотри мне в глаза и скажи, что хотя бы одно атакующее заклинание ты довёл до настоящего мастерства.

Я промолчал. Так, как он задал вопрос, мне оставалось либо солгать, либо промолчать, а я не знал, к чему он клонит.

Руэ лишь кивнул и откинулся на спинку стула... его рука исчезла под полой мантии, там, где наверняка лежал предмет-фокус.

— Вот именно об этом я и говорю, — спокойно продолжил он, кивая самому себе. — Если ты всё ещё упираешься в базовые упражнения и вынужден навёрстывать такой фундамент по книгам, значит, твоё обучение оборвали, — он вновь кивнул. — Либо... твой наставник был из рук вон плохим магом.

Краем глаза я видел священника: он всё так же изучал меня, выражение его лица было сосредоточенное. Воин, казалось, просто наблюдал за беседой, не цепляясь за детали.

Я тщательно подбирал слова.

Солгать было просто: сказать, будто я жду здесь наставника, что никуда пока не собираюсь, и волноваться им не о чем. Если правильно построить фразу, они ничего не заподозрят — по крайней мере, пока изображают заботу, если это действительно просто игра.

Но я отказался.

Если при первой же угрозе я сорвусь на ложь — какой тогда смысл был задавать себе правила? Я демон; угроза будет рядом со мной всегда. Я знал это больше десяти лет.

— У меня есть маршрут и конечная точка. Обе настолько безопасны и ясны, насколько я смог их продумать. И я попрошу вас оставить эту тему. По правде говоря, это не ваше дело, — сказал я вместо отговорок; правда, поданная так, чтобы ясно дать понять, как мало мне интересно их вмешательство.

Это был момент истины: если весь разговор был попыткой «прощупать» подозрительного типа, сейчас ниточка порвётся.

И она порвалась.

Я увидел, как напряглись священник и маг, их лица стали сосредоточенными, жёсткими.

— Что ж, возможно, мы могли бы... — начал Руэ, но...

Я заметил движение на периферии зрения.

Рука воина взлетела. Высоко. Быстро.

Мой демонический инстинкт взвыл «опасность» ещё до того, как разум успел сложить картинку: рукоять меча за спиной, поднятая рука — универсальный знак надвигающегося удара.

Гул таверны для меня замер.

Я бросился вперёд.

Всё вокруг стало резче, звуки приглушились, кроме скрежета стула по камню и чьего-то сдавленного вдоха. Движения были отработаны до автоматизма — я проделывал это десятки раз, — и одним прыжком я перелетел через столик. Мои ногти удлинились, превращаясь в когти. Мана тут же приняла знакомые, отработанные формы.

В глазах воина мелькнул страх. Другой рукой он резко скользнул по столешнице, ухватив столовый нож — тот чуть было не соскользнул, но его пальцы всё же сжали рукоять.

Мы столкнулись.

В последний миг я успел изменить траекторию, и мои когти впились ему не в грудь, а в плечо. Импульсом я вложил в него Резонирующую Душу, закольцевав в его разуме воспоминание об этом разговоре, о всей нашей встрече. Он мгновенно обмяк.

Тем не менее его сжатый кулак всё равно угодил мне в челюсть, сорвав капюшон — привязанные к рогам верёвочки с треском лопнули. Столовый нож с влажным чавкающим звуком вонзился мне в живот.

Женщина закричала. Потом ещё одна.

Краткая вспышка боли не остановила меня. Слух обострился до звериного, зрение по краям сузилось — тот самый «туннельный» взгляд охотника, что был у меня во время стычек с монстрами и тем кабаном.

Кто-то показал рукой в мою сторону:

— У него рога!

Металлический запах крови смешался с пролитым элем.

Позади я услышал, как маг начал читать заклинание. Священник что-то кричал — то ли приказы, то ли молитвы, я не разобрал.

Я развернулся и помчался. Столы летели в стороны, посетители бросались в укрытие. Мужчина споткнулся о стул, и его кружка описала дугу в воздухе, разливая пену. Я отпихнул в сторону женщину, пожалуй, слишком резко — она врезалась в барную стойку.

На полной скорости я врезался в каменную стену.

От удара по ней расползлась сеть трещин, посыпалась известковая пыль. Таверна на мгновение опасливо заскрипела всеми балками.

А потом стена не выдержала.

Я вырвался наружу сквозь взрыв камней и мусора, тяжело приземлившись на булыжники. Люди на улице застыли, уставившись на меня. Лошадь торговца взвилась на дыбы. Кто-то бросился прочь.

Несмотря на потерю скорости, я и не думал сбавлять шаг. Первая мысль была прыгнуть на крыши и бежать дальше по ним, используя магические способности, чтобы уйти из города сверху, но внутреннее чутьё протестовало, и времени на обдумывание не было.

Вместо этого я бросился в толпу.

Маленький ремесленный квартал возле таверны кипел народом: кузнецы и кожевники зазывали покупателей, между прилавков толкались дети и приезжие, парочки прогуливались под руку. Идеально. Моё тело двигалось без участия сознания — отчасти ориентируясь зрением, но больше полагаясь на магическое чутьё и чистый инстинкт. Я просачивался меж людей, как вода меж камней. Пекарь оступился, когда я перемахнул через его тележку, и буханки посыпались на мостовую. Мать дёрнула ребёнка к себе, когда я прошёл слишком близко — мои усиленные рефлексы точно высчитывали нужный просвет.

Моё магическое восприятие рисовало толпу переливчатой картиной сигнатур. Я машинально уводил траекторию от тех, чья аура вспыхивала ярче обычного человеческого уровня: тут стражник в зачарованной кольчуге, там — торговец с явно зачарованной мелочью. Ножевая рана в животе снова пустила кровь, пропитывая ею рубаху, но я лишь прибавил ходу.

Позади начался сущий хаос.

— С дороги, блядь! — с надрывной паникой и властью в голосе заорал маг. — Все прочь от демона! Всем на землю!

Но люди не двигаются достаточно быстро, когда их первым делом парализует страх. Кто-то закричал. Лошадь взвилась. Толпа сперва инстинктивно сжалась, а потом попыталась разбежаться сразу во все стороны — получился идеальный лабиринт сумятицы.

К тому моменту, как народ начал падать на колени, меня уже и след простыл.

Зев переулка проглотил меня, как голодное горло. Узкие стены, выступы крыш — идеальная вертикальная магистраль. Мои когти нашли зацеп на камне и брусе. Три прыжка — и вот я на крышах. Нобельдорф развернулся внизу, как на ладони.

Я не остановился. Ни когда одним махом перемахнул через городскую стену под ошарашенные крики часовых, увидевших лишь тень на вечернем небе; ни когда понёсся по лесной земле, настороженно прислушиваясь к возможной погоне верхом — единственному способу для людей попытаться тягаться с моей скоростью.

Деревья сливались в размытые столбы. Ветви хлестали по лицу. Сапоги сами находили корни и камни; моё тело текло сквозь чащу, будто я в ней родился. Каждые несколько минут я менял курс, путал след, на миг возвращался по своим же следам — и снова на север. Всегда на север.

Четыре часа. Четыре часа чистого бега; запасы моей маны горели, как уголь в горне. Даже моя естественная регенерация притихла — любая кроха энергии уходила в работу ног, поддержание ускорения, в остроту чувств, ловивших звук погони, которая так и не появилась.

Лишь когда моя мана окончательно иссякла, и меня качнуло, как пьяного, я рухнул под массивным дубом. Грудь ходила ходуном. Ножевая рана в животе ныла в такт пульсу, всё ещё сочась кровью.

Только на следующий день, когда голова прояснилась, я смог разобрать, что же всё-таки произошло.

* * *

Несколько часов назад, эпицентр событий

— Да чтоб меня... — простонал Шверт, поднимаясь с пола таверны посреди разбросанных обломков и перевёрнутой мебели — и тут же получил шлепок по лицу очень знакомой, очень святой книгой.

— Не двигайся, у тебя плечо ещё не зажило, — откликнулся знакомый голос Зегена, полный сосредоточенности.

Сквозь гулкую головную боль воин приоткрыл глаза, прищурясь на друга, чьи руки светились привычным зелёным светом. На лице Зегена было это особое выражение — напряжённый лоб, сжатые губы, — появляющееся у него во время серьёзного лечения.

— Как он? — Шверт немного повернул голову, морщась от боли. Рядышком стоял Руэ, сжимающий в побелевших пальцах свой нелепо крошечный посох и смотрящий на товарища с искренней тревогой, отразившейся на лице. — Он всё ещё под проклятием?

При этих словах Шверт застыл. Проклятие...? Он ведь не был дураком. Несмотря на страшную боль, раскалывающую череп, он смутно помнил, как будто прожил какое-то событие дважды — один и тот же разговор, одни и те же слова, словно эхо в голове.

— Проклятие спало, когда он пришёл в себя, — спокойно прокомментировал Зеген, и зелёное сияние его рук на миг замерцало. Плечи Руэ заметно опали от облегчения, и он опустил посох. — Так что нам стоит спросить, что он помнит.

— Идите в жопу, — проворчал Шверт, и, вопреки возражениям, резко сел, инстинктивно потянувшись к эфесу меча. Движение мгновенно отозвалось острой болью в плече. — Где демон? Он ещё здесь? Каков план?

— Мы не знаем... — начал Руэ с раздражением.

— Ложись, оболтус эдакий, а не то сам тебя закопаю, если не угомонишься, — Зеген снова огрел его книгой, на этот раз куда сильнее, потом решительно вдавил обратно в пол. Лечить он не перестал, но лицо его стало жёстким от злости.

— И да, мы не знаем, — раздражённо закончил маг, и его хмурый взгляд был виден даже под неизменным капюшоном. Он резко махнул рукой в сторону зияющей дыры в стене таверны, через которую врывался вечерний свет. — Эта тварь удрала сквозь толпу, используя местных как живой щит. Типичное демоническое дерьмо. Я и выстрелить ни разу не смог в него, иначе спалил бы человек десять, — его голос был одновременно злым и пропитанным настоящей ненавистью. — Да ещё и по тебе этот демонюга прошёлся первым. Пришлось Зегену тебя латать, чтобы ты не сдох от потери крови или проклятия. Судя по моему отслеживающему заклинанию, он ушёл из города меньше чем за минуту и слинял из зоны действия заклинания ещё через три.

Шверт моргнул, постепенно собирая картину в голове, несмотря на туман и боль.

— Он был здесь... Постой, это был тот парнишка?!

— Демон, — мрачно уточнил Зеген, и его магия засияла чуть ярче. — Он напал на тебя внезапно, а потом бросился бежать, прежде чем мы успели толком среагировать. Зачем ему вообще понадобилась нападать?

— Наверное, потому что я хотел вас обоих заткнуть, — вспомнил Шверт, напрягшись. — Я хотел хлопнуть по столу... Наверное, он сорвался в ту же секунду, как только почувствовал угрозу.

Как и любое враждебное зверьё.

Вся беда с демонами в том, что они не выглядят враждебными — и всё равно в конце концов нападают.

— Блядские демоны, — редко когда от Руэ можно было услышать ругань, но демоны обычно вызывали это в каждом. Обычно сдержанный маг сплюнул в сторону, его брезгливость читалась открыто. — С каждым разом всё лучше прикидываются людьми. Если бы в его звериной башке не щёлкнуло в самый неподходящий момент... — он умолк, медленно покачав головой. — Мы все могли бы погибнуть, выбери он момент получше. Или будь он чуть менее... импульсивным.

Мрачные слова легли на них саваном. Казалось, даже прочие завсегдатаи таверны, всё ещё поднимавшиеся после суматохи, почувствовали тяжесть едва не случившегося. Шверт на миг хотел возразить — мол, с одним демоном-то они справились бы, — но в глубине души понимал: Руэ, скорее всего, прав. Застигнутый врасплох легко умирает, будь то человек или демон.

— С-сука... — дошло до него постепенно, и он со стоном осел на пол, прижав ладонь к пульсирующей голове. — Стража будет нас неделями мурыжить из-за этого, да?

— Ты ещё забыл про магистрат и церковь, — на губах у Руэ дёрнулась ироничная улыбка; напряжение наконец чуть отпустило его плечи. Он выразительно оглядел разгром вокруг: разбитые столы, здоровенную дыру в стене, кровь, всё ещё темнеющую на половицах. — Из-за этого светловолосого чудища мы застрянем тут больше чем на неделю. Отчёты да протоколы сами себя не заполнят.

Шверт застонал ещё громче — звук отозвался эхом от покалеченных стен.

Зеген лишь похлопал его по спине свободной рукой, его исцеляющая магия всё ещё исправно работала.

Воистину, демоны были худшим, что случалось с этим миром со времён изобретения налогов и поддельного дворфского пива.