верно меня на то, ромашковое поле, когда мы встретились (гет)

Когда Седрик проходит мимо, Делайла натягивает рукава форменной водолазки и переводит взгляд. Когда Седрик проходит мимо, Делайла стараться уйти прежде, чем он вернётся и потребует объяснений.

А он не понимает что происходит. Чувствует, что внутри нее что сломалось — она больше не разговаривает с ним, а только смотрит так грустно-грустно, словно что-то произошло.

Или произойдет.

Пуффендуец засыпает, думая о Делайле Стивенс и просыпается с её именем на губах, мучает ее "пожалуйста-не-уходи" взглядом и влюбленной улыбкой, знает что пробуждает в ней чувства, уверенный в том, что все что было между ними не может так закончится.

Но она только бледнее становиться и, кажется, растворяется в воздухе с каждым днём. Круги под глазами растут и впадины вместе с ними.

Седрик Диггори не пишет писем — он подлетает на метле прямо к окну ее спальни с букетом трансфигурированных цветов, заваливается через подоконник, принося с собой запах адреналина, сандалового масла и карамели. Взерошенный после палета и нервничаюший, оказывается у ее ног и протягивает помятые ромашки.

Он спрашивает глазами "ты любишь меня?", а Делайла опускается рядом на ковер, подгибает по себя ноги и вздохом вычерчивает успокоительное "да".

Они долго сидят так, в тишине, которая становится отчего-то мягче и слаще, а тяжесть, просевшая в груди исчезает.

На щеках девушки — слезы — жемчужная роса, оставляющая темные пятна на мантии Седрика. Он не говорит ничего, лишь сжимает ее руки в своих и целует в макушку — не подозревает, что именно это мгновение пронесется перед глазами перед смертью.

Делайла слушает биение его сердца, размеренное постукивание — тук тук тук. Вдыхает полной грудью и мягко отсраняется, решаясь. Всего лишь стоит протянуть руку — и вот его лицо, теплое, с гладко выбритой бородой и мягкой кожей.

— Только не ты, — вдруг шепчет она, — пожалуйста не оставляй меня.

Парень хмурится, моргает. Стивенс кажется, что если присмотрится, то увидет как шестерёнки крутятся в его голове.

— Мне нужно кое-что проверить, — ей почти не страшно. Ей до истерики пара рваных выдохов.

Она касается его скулы и опускает веки.

У Делайлы разводы чужой крови кислотой расходятся перед глазами и калейдоскоп предсмертных картинок. Боль по всему телу, ломающая, дробящая кости и могильным холодом обдает с ног до головы.

У Делайлы в голове слышится собственный душераздирающий крик и гул трибун.

У Делайлы зелёная вспышка радужку режет и голос хриплый, говорящий:

— Авада Кедавра!

А у нее в голове все кричат люди, оркестр играет похоронный марш и стеклянный взгляд карамельных глаз отпечатался на внутренней стороне парафиновых век.

М е р т в ы й.

Она в истерике бьётся и волосы рвет от кошмаров терзающих душу, потому что под медленно ломающимися ребрами растет пустота, ужас грядущего разъедающий плоть изнутри.

— Делайла! Делайла, очнись!

А Седрик рядом. Живой и невидимый, трясет ее за плечи и испуганно осматривает с ног до головы:

— Что ты видела?

А музыка смерти продолжает играть — его последний выдох и крики людей. Ей хочется забыть все, стереть из памяти. Швырнуть в голову обливейт и стать безжизненным овощем до конца своих дней, лишь бы не чувствовать этого.

— Тебя.