Конец невинности (джен)

— Ты чуть не погиб на той ферме.

— У меня всё было под контролем, — уверенно сказал Дин, раздражённо глянув на брата. — Я уже много лет охочусь на этих тварей и знаю, что делаю. Не говоря уже о тех годах, пока ты учился в колледже, Сэм.

— Да? Ну, ты выглядел немного побитым, Рэмбо.

— Всё равно я все сделал, приятель.

— Я просто говорю, хорошо, что у тебя было подкрепление.

— Так ты рад, что я вытащил твою задницу из переделки?

Сэм посмотрел на брата с удивлением, радуясь, что на этот раз он был там, чтобы спасти его от травм или чего похуже. Он благодарил Бога за то, что его брат остался жив и здоров, и хотя он был той еще занозой в заднице, все же прикрывал спину Сэма. Он вспомнил все случаи, когда Дин спасал его, и был рад, что он может отплатить тем же.

— Ты делаешь жизнь более интересной, — смягчился Сэм.

— Интересной? Значит, я всё делаю правильно, — ответил Дин, самодовольно усмехаясь, довольный собой и приключениями, в которые втянул его своенравный брат, благодарный, что Сэм не забыл всё за годы, проведённые вдали от охоты.

— Спокойствие тоже хорошо, ты знаешь. Может быть, мы замедлимся и насладимся тишиной хоть раз.

— Что? Хочешь повеселиться? — последовала пауза для пущего эффекта. — Эй, интересно, знает ли Санта как веселиться? — ухмыльнулся он, причмокивая губами, как делали эти милые маленькие помощники Санты, которые всегда переполняли торговые центры в это время года.

— Ты можешь доконать даже Санту.

— Что? Я? — притворно оскорбился Дин, сверкнув хитрой усмешкой.

— Да, я так и поверил, что ты обиделся. Не важно.

Дин подарил брату одну из самых лучезарных улыбок: показались ямочки на щеках, а в глазах мелькнула странная смесь озорства и довольства, он наслаждался этим обменом колкостей.

— Ты голоден?

— Голодный как волк.

— Да, нет ничего лучше охоты, чтобы разбудить голод. Хорошо, тогда поехали. — Дин съехал с шоссе на грунтовую стоянку возле закусочной. Деревенское строение, расположенное сбоку от старого шоссе, давно забытое, когда межгосударственное движение отняло всё движение и теперь выживало на местных жителях и авантюрных туристах, которые искали загородный образ жизни.

— Похоже, мы нашли нам домашнюю кухню, — весело объявил Дин.

— Это должно быть лучше, чем забегаловки быстрого питания, — согласился Сэм.

Дин проехал мимо машин, припаркованных возле заведения.

— Похоже, местным здесь нравится. — Он припарковался в стороне от закусочной и выпрыгнул из Импалы.

Когда братья подошли ко входу, внимание Дина отвлекла ранняя модель белого Кадиллака, возможно, 74-го года, припаркованная у старого шоссе и освещённая единственным уличным фонарём на милю вокруг. Туша оленя была привязана к капоту, кровь животного всё ещё бежала по тёмной шкуре. Знакомое зрелище, слишком знакомое. Как давно это было? Будто в другой жизни.

Сэм остановился, когда обнаружил, что брат отстал. Он повернулся и впервые заметил Кадиллак, тоже поражённый знакомой картиной, но почти стёртой из памяти. Его брат стоял рядом с оленем и смотрел на него жутко спокойным, задумчивым взглядом, частично скрытый тенями, падающими на его лицо.

— Дин, что случилось?

— Что?.. О, ничего.

Сэм почувствовал, что его брат взволнован, заметил заминку в его голосе, когда он ответил.

— Дин, что случилось? — более настойчиво спросил он, подходя к брату.

— Это просто... Ничего страшного, пошли есть, — Дин повернулся, чтобы уйти, и Сэм вспомнил.

Что мне нужно вспомнить? Всё так размыто, Дин был расстроен, зол. На кого он разозлился? Что случилось? Он был молод, а я был просто ребёнком.

Сколько мне было? Пять лет? Шесть, максимум. Я плакал, мне было так страшно…

— Дин, что случилось? Пожалуйста скажи мне.

Гнев вспыхнул в Дине, и он прорычал:

— Я же сказал тебе, Сэм, ничего страшного. Я голоден. Пошли отсюда!

И разговор закончился ещё до того, как начался. У Дина была привычка обрывать их всякий раз, когда прошлое было слишком болезненным. Но что в этом было болезненного? Что, чёрт возьми, произошло столько лет назад? Почему я не могу вспомнить? Почему я не хочу вспоминать?

Дин прибавил шагу и ворвался в дверь закусочной, быстро высматривая уединённую кабинку в глубине. Официантка кивнула ему, словно говоря: "выбирай". И он направился к дальней кабинке и устроился там. Она подошла с меню и кофейником, чтобы заполнить их чашки, предлагая стандартные блюда и сообщая им, что вернётся через минуту, чтобы принять их заказ. Дин тут же взял в руки меню и начал читать так сосредоточенно, как будто расшифровывая тайны неизведанного.

— Я буду горячий сэндвич с ростбифом. Помнишь, как папа заставлял нас их есть? — его взгляд стал рассеянным, вспоминая о прошлой жизни. — Говорил, что это лучше, чем чизбургер с картошкой фри. Всякий раз, когда мы ходили в приличное место пообедать, он хотел, чтобы мы съели что-то более питательное, — Дин усмехнулся при этой мысли. — Как будто он сам всегда ел здоровую пищу, — казалось, его настроение улучшилось, но Сэму казалось, что старший брат принуждает себя говорить бодрым тоном.

— Разве тебе не хочется иногда этого? — спросил Сэм. — Знаешь, как в старые добрые времена? Нормальная еда.

— Еда? — Дин глянул на него с сомнением. — Ты спятил?

— Я не знаю, да... может быть… но иногда, это возвращает хорошие воспоминания.

— Я думал, у тебя не осталось хороших воспоминаний о тех днях. Вспомни, ты ненавидел эту жизнь, — тон Дина был горьким и печальным, суровый наклон головы выдавал его раздражение, его глаза почти обвиняли.

Защищаясь, Сэм ответил:

— Да, я ненавидел ту жизнь... но я не ненавидел свою семью. И я не всегда ненавидел переезжать, по крайней мере, поначалу, — Сэм напрягся, глянул на брата и вдруг не понял, где именно они поменяли тему разговора. За несколько минут, они оставили безопасность приятного разговора и ворвались в эту трясину, заполненную минами, которая готова проглотить его брата в болезненных воспоминаниях.

Дин уставился прямо перед собой.

— В самом деле? Мог бы не обманывать меня.

— Дин, прекрати. Ты же так не думаешь?

— Я не знаю, может быть, — Дин пристально посмотрел в глаза брату, нервно придумывая другую тему для разговора. — Трудно понять, что тогда происходило в твоём извращённом мозгу. Я имею в виду, ты всегда ссорился с папой, вы грызлись за переезды... в общем, ты был той ещё занозой в заднице.

Сэм теперь заметил настоящую боль в голосе Дина и вдруг почувствовал желание утешить его, не понимая, почему и зачем, просто хотел как-то облегчить его боль. Он легко улыбнулся, его тон стал более мягким, пытаясь достучаться до брата.

— Мне всегда нравилось быть с тобой. Я всегда хотел быть рядом со своим старшим братом.

Наконец, снова улыбка, нерешительная, но реальная появилась на лице Дина.

— Иногда ты доставлял неприятности. Но знаешь... ты был не так уж плох, — Дин слегка ухмыльнулся, опустив голову, прежде чем поднять взгляд, хорошие воспоминания вернули ему хорошее настроение.

Сэм ухмыльнулся, заметив очевидные трудности Дина с признанием этого. Вспоминая, что у них были хорошие времена, что они просто были омрачены плохим или, может быть, он просто позволил плохим временам слишком сильно влиять на них. Внезапно, у него появилось непреодолимое желание узнать больше о своём брате, изучить все стороны его жизни, скрытые за смелым фасадом.

— Дин, какое лучшее воспоминание у тебя осталось из детства?

Дин снова читал меню, пытаясь решить, что собирается заказать на десерт. Сэм думал, что он не услышал его, пока брат не открыл рот и не начал говорить медленными, обдуманными словами, словами прямо из сердца, воспоминаниями из самой глубокой части его души.

— Я помню, как ты заползал в мою кровать каждую ночь, и я читал тебе сказку.

Сэм начал смеяться, уверенный, что Дин выдумывает, пока выражение лица Дина не подсказало ему, что он смертельно серьёзен, и довольно смотрит на него.

— Хм... это твоё лучшее воспоминание? — спросил он.

— Да, вот и всё. — Лёгкая улыбка, его взгляд открытый и предлагали заглянуть в его душу, дерзкий фасад на мгновение ускользнул, показывая честный ответ, никакого обмана и притворства, простая, неприкрашенная правда.

Разговор был прерван, когда официантка вернулась за заказом. Дин заказал стейк «рибай» и печёную картошку со сметаной и кусочками бекона, а Сэм выбрал горячий бутерброд с ростбифом, картофельным пюре и соусом, полагая, что это поможет полностью погрузиться в воспоминания того времени.

Как только официантка забрала меню, Дину нечем было занять своё внимание и не за чем спрятаться. Он вдруг почувствовал себя неуютно, ёрзая в кабинке, страдая от странной уязвимости, и нервно избегал внимательного взгляда Сэма. Наконец раздражённо воскликнул:

— Что? Чувак, ты пугаешь меня своим пристальным взглядом.

— Я просто подумал… — начал Сэм.

— Что? — Дин напрягся, его раздражение вылилось в слова. — Просто скажи уже.

Сэм сердито вздохнул, его беспокойство за брата победило раздражение.

— Я просто подумал, что, может, ты расскажешь про свою первую охоту, первое убийство или про тот раз, когда ты спас отца от полтергейста и был большим героем, — Сэм покачал головой, улыбаясь дрожащими губами. — Ты просто удивил меня.

Улыбку Дина как ветром сдуло, он хмуро посмотрел на него.

— Мы говорили о семье, Сэм, а не о работе. Есть разница, или ты не понял?

Осознание мелькнуло на лице Сэма, он удивлённо поднял брови, когда слова его брата выдали знакомый, но забытый тон.

— Наверное, нет. Думаю, я никогда не разделял это таким образом. Я просто, ты знаешь…

— Да, ты ненавидел работу, и ты ненавидел свою семью, — коротко ответил Дин, прежде чем снова перевести взгляд на закусочную, ища что-то интересное, чтобы сосредоточить своё внимание.

— Дин, я никогда тебя не ненавидел.

Дин помолчал, прежде чем тихо прошептать:

— Да, но ты мог бы.

— Что? — выпалил Сэм, широко распахнув глаза, на его лице застыло недоумение. — Что, чёрт возьми, это значит?

— Ничего. Забудь об этом.

— Забыть об этом? Нет. Ты не можешь вот так бросить бомбу, а потом просто сказать мне забыть об этом. — Сэм откинулся на сиденье, глубоко вздохнув и позволив своему беспокойству смягчить суровый тон. Он наклонился к столу, его глаза встретились с глазами брата, и он осторожно спросил: — Дин, что с тобой происходит?

Сэм теперь действительно беспокоился об этом разговоре. Дин начал открываться ему в этой захолустной забегаловке, намекнув на то, что его беспокоит, прежде чем снова закрыться. Что, чёрт возьми, с ним происходит?

Дин немного поколебался, прежде чем продолжить мягким, непривычно тихим голосом.

— Знаешь, мою первую охоту не особо-то праздновали.

— Нет? — тихо прошептал Сэм, ожидая большего и изо всех сил стараясь не разрушить мгновение, которое внезапно заставило его брата поделиться кусочком себя.

Дин снова нерешительно улыбнулся, нервно пытаясь избежать любых эмоций в своём голосе, но глаза предали его, в зелёных глазах показались слёзы.

— Нет, Сэмми.

Простое утверждение факта, но Сэм прочитал между строк: что-то осталось недосказанным. Ты не можешь просто оставить всё как есть, старший брат.

— Что, Дин? — Его голос был низким и обнадёживающим. — Что случилось?

Медленно вздохнув, Дин выдохнул и ответил:

— Я научился делать всё с первого выстрела.

— Что это означает? Дин, скажи мне, что случилось, я действительно не помню.

Ещё одна долгая пауза, когда Дин оглянулся на пустые кабинки, проверяя, что никого нет в пределах слышимости. Дин не решался рассказать Сэму свои тайны, он не мог позволить кому-либо ещё увидеть его боль. Казалось, что Дин хотел поговорить, он так долго держал эту историю в себе, что её просто нужно было рассказать, но она была в глубинах его памяти, и он не знал как начать разговор. Он посмотрел брату в глаза и нервно заговорил.

— Ну, ты и не мог этого помнить. Тебе было всего шесть лет.

— Значит, тебе было десять? — спросил Сэм недоверчиво. — Десять лет? О чём только думал отец? — опять неодобрительный тон, который звучал уже не раз.

— Это была не его вина, — быстро сказал Дин, защищая отца. — Я месяцами доставал его, чтобы он позволил мне охотиться, — он глянул на брата, и сказал суровым тоном: — Это было моим решением.

Помимо очевидного, что десятилетний ребёнок не может нести ответственность за принятые решения. Которые вообще никогда не должен был принимать. И Сэм знал, что в этой истории было что-то большее, боль, которую Дин не хотел показывать или не знал, как это сделать, всё ещё не был уверен, может ли он доверять своему брату свои скрытые секреты. Боялся опустить стену и показать свою боль.

— Что случилось, Дин? — Сэм воспользовался моментом, чтобы успокоиться, снова попытался заговорить со своим братом. Он решил начать с самого начала, пока Дин не сможет перевести разговор туда, куда ему нужно. — На кого ты охотился? — Сэм ждал, зная, что Дин сам поднял эту тему, и что-то развязало его язык, очевидно, он хотел рассказать историю, просто ему нужно было время и пространство, чтобы рассказать её в своём собственном темпе.

Дин уставился в окно и снова отвлёкся на Кадиллак, припарковавшуюся под уличным светом. Воспоминание…

— Это был олень... просто олень, — он остановился, глубоко вдохнув, его глаза наполнились эмоциями, когда он продолжил: — Но, чувак, смотреть, как он умирает... Никогда в своей жизни я не видел, чтобы что-то так сильно боролось за жизнь, когда не было ни надежды, ни шанса.

— Я ничего такого не помню. Подожди... и это всё? — добавил Сэм, его ум пробирался через годы воспоминаний, и воспоминания начинали обретать форму. — Я помню, как увидел машину на стоянке с привязанным к ней оленем, и заплакал. Я назвал парня плохим словом, а тебя…

— Он сказал тебе заткнуться и перестать реветь, — прервал Дин, слова вытекали из него, как будто прорвало плотину. — Он схватил тебя и затряс. — Взгляд Дина был душераздирающим, когда он вспоминал то время, каким маленьким и незначительным он себя чувствовал рядом с этим шестифутовым монстром, издевающимся над его младшим братом. — Я сказал ему, чтобы он убрал свои проклятые руки от тебя или я заставлю его заплатить.

— Что он на это сказал? — прошептал Сэм.

Дин снова смотрел в окно, потерянный в далёкой памяти, в неприятном воспоминании.

— Сказал? Он ничего не сказал… — Дин повернулся и посмотрел прямо в глаза Сэму, пытаясь понять, есть ли там понимание, может ли он доверить ему эту тайну, так долго похороненную и теперь пробивающуюся на поверхность, больше не желая подавлять свои чувства, желая наконец освободиться от этого бремени. Ещё один быстрый вздох, прежде чем он продолжил: — Он ударил меня. Сильно ударил в челюсть.

— Что? — ахнул Сэм. — И что ты сделал, Дин?

Дин снова казался неуверенным, действительно ли он хотел вернуться к этим чувствам, мог ли он вспомнить то время. Он колебался, всё ещё боялся, что Сэм не поймёт, что он не сможет заставить его понять. Так боялся выпустить всё, но устал держать это в себе.

— Дин, что случилось?

Чёрт, ты же знаешь, что это никогда не оставит тебя в покое. Сэм никогда не оставит тебя в покое, просто скажи это. К чёрту всё. Дин пристально посмотрел на брата и спокойно заговорил, все эмоции были подавлены:

— Я выхватил пистолет из бардачка и сунул ему в лицо.

— Ты наставил на него пистолет?

— Он был засранцем, он заслужил то, что получил.

Сэм теперь испугался, взгляд Дина стал далёким и нечитаемым. Его брат действительно пугал его в тех редких случаях, когда его ярость затмевала рациональное мышление. Он знал, что если Дин защищает свою семью, то всё возможно. Что Дин сделал много лет назад? Почему я не могу вспомнить? Почему я не хочу вспоминать?

— Дин, что случилось? Что ты сделал?

— Как ты думаешь, что я сделал? — Дин смотрел прямо в глаза своему брату, пытаясь определить, кого перед собой видит Сэм, считает ли младший брат, что Дин может зайти слишком далеко. — Ты думаешь, я его убил?

— Я не знаю, я... — Сэм дрожал от мыслей, крутящихся в его голове, образ перед ним настолько знакомый и всё же такой пугающе неизвестный, его брат подумал о худшем. — Дин, ты меня пугаешь.

Глаза Дина заволокли слёзы, готовые упасть, но он упорно сдерживал их, решив быть сильным. Воспоминания налетели на него все сразу, подавляя его решимость и возвращая в тот юный возраст, когда он изо всех сил пытался удержать всё это вместе и быть храбрым.

Детка, плакать — это нормально. Ты мой храбрый мальчик, теперь ты в безопасности. Тебе нужно выпустить боль.

Его глаза метались по закусочной, пытаясь найти на что отвлечься, пытаясь успокоить голос в его голове. Я пытаюсь быть храбрым, мама, я пытаюсь. Я просто так устал быть сильным, я просто так устал... Одна одинокая слеза вырвалась на свободу и покатилась по его щеке, но он быстро вытер её.

— Пожалуйста, Дин. Что бы ни случилось, всё в порядке. Я знаю, что ты просто защищал меня.

Дин сделал ещё один глубокий вдох, нерешительно ухмыляясь, пытаясь успокоится, последняя попытка скрыть свои чувства.

— Всё нормально, я не убил его, — из него вырвался нервный смех, глаза всё ещё искали, ему нужно... Он отчаянно пытался избавиться от этой боли. — Хотел, но не сделал этого, — Дин встревожено закашлялся и откинулся на спинку своего сиденья. — Я ненавидел его, понимаешь? Но недостаточно, чтобы убить его. Тогда во мне этого ещё не было.

Сэму не понравилась прошедшее время в этом заявлении. Тогда ещё. Дин вряд ли был паинькой, но он не убийца. Он бы никогда не убил из-за грубого обращения или пощёчины. Мы убиваем зло, потому что оно заслуживает смерти, любой бы это понял. Это всё очень отличается. Но Дин никогда бы...

— Знаешь, что самое смешное? — продолжил Дин, словно не мог больше держать все в себе.

— Нет, что?

— Я хотел убить его за то, как он обращаться с тобой. Я хотел заставить его заплатить. Знаешь, почему я этого не сделал? Знаешь, почему у меня не хватило смелости на это?

— Нет, Дин. Почему?

— Этот проклятый олень.

— С твоей охоты?

— Да. — Выражение смирения, затем медленно осознание замерцало на его лице.

— Дин, что случилось с оленем?

— Я убил его только со второго выстрела. Первый только ранил его, и он спотыкался о камни, задыхаясь и сражаясь изо всех сил, но он умирал. Я знал это, отец знал это, и единственный... Чёртов олень отказывался принять это. Просто продолжал бороться, пока, наконец, не сломал свою чёртову ногу, и всё равно пытался выжить. — Дин, казалось, развалился перед глазами брата, все его чувства прорывались наружу. В его выразительных зелёных глазах, плескалось море боли, его лицо, как холст, на котором запечатлены все его раны, каждая из которых нанесена в молодости и навеки оставила на нём след. — Видеть, как он борется... это просто.... Чувак, это худшее зрелище, которое я когда-либо видел.

— Дин, мне жаль, — голос Сэма задрожал, его лицо исказилось от боли за брата, его нижняя губа дрожала, когда он пытался оставаться сильным. — Почему ты никогда не рассказывал мне об этом? Я мог бы быть рядом с тобой, — Он глубоко вдохнул, его внутренности скрутило от боли, за то, что он поднял эту тему. — Папа когда-нибудь говорил что-нибудь?

— Ну конечно! Я никогда ни с кем об этом не говорил, Сэм. Ни разу, — Дин снова поёрзал на своём месте. Он снова попытался прикрыться дрожащей улыбкой. — Я имею в виду, мы Винчестеры, мы делаем свою работу и молчим в тряпочку.

— Но, Дин, ты был всего лишь ребёнком.

— Нет, Сэм, — огрызнулся он, — я был охотником, солдатом. — Этот знакомый взгляд вернулся, твёрдая, жёсткая позиция, которую он принял в детстве. Его слова, те же самые слова, что он говорил бесчисленное количество раз. — Ты сам сказал, что мы были воспитаны воинами.

— Дин… — начал Сэм, сразу же узнавая взгляд на лице брата, медленно уходил воин, побеждённый эмоциями мальчика. Он попытался достучаться до него. — Дин, ты не хотел, чтобы олень так страдал.

Несмотря на его решимость, боль продолжала его мучить, его глаза выдавали годы боли, вины и сожаления, они говорили: «Не имеет значения, дело в том, что он страдал, и я был причиной».

— Ты был просто ребёнком, это была не твоя вина. — Голос Сэма был непреклонен, он вновь сражался за своего брата. — Папа не должен был отпускать тебя на охоту в таком возрасте.

— Под лежачий камень вода не течёт, Сэм, — пренебрежительно заявил Дин.

Сэм колебался, не зная, как сильно надавить.

— Дин, что ещё случилось?

Удивление отразилось на лице Дина, когда он посмотрел брату в глаза.

— Что? — Он выдавил улыбку, слабое отражение дерзкой усмешки, которую он всегда выдавал, когда становилось тяжело. — Тебе этого недостаточно, Сэмми?

— Я не знаю, просто кажется, что есть ещё. Есть?

— Не могу обмануть тебя, младший брат? — он колебался, пытаясь успокоиться.

— Дин, ты зашёл так далеко. Пожалуйста, скажи мне.

— Не могу, Сэмми.

— Почему? Почему ты не можешь? Пожалуйста, Дин, ты можешь доверять мне. — Щенячьи глаза умоляли о возможности поделиться той болью, которую чувствовал его брат. Он тихо попросил ещё раз: — Пожалуйста, скажи мне.

— Доверять тебе, правильно? — Снова нервный смех, его следующие слова показывали отсутствие веры, и это ранило Сэма, больше, чем суровые слова. — Да, правильно.

Разочарование Сэма росло, смешиваясь с гневом, когда его брат отказался просто сказать ему. Он не злился на Дина, он злился на их жизнь и испорченное детство и на то, как это всё повлияло на его старшего брата, задаваясь вопросом, что ещё могло произойти, чтобы подтолкнуть Дина к краю.

— Что это означает? Ты можешь мне доверять. Чем мы занимались в прошлом году, если нет доверия? Я твой брат, приятель.

Дин приковал к нему взгляд.

— Вот почему я не могу.

— Что? В этом нет никакого смысла, — Сэм боролся, пытаясь вытащить своего брата из-под того, что он чувствовал... пытаясь достучаться до него. — Дин, что случилось?

О, чёрт! Он как питбуль, когда его разум за что-то зацепился. Я не должен был начинать этот разговор. Он никогда не перестанет тужиться, пока не узнает.

Дин выпрямился во весь рост в кабинке, солдат был твёрд, челюсть сжата, и решительный взгляд устремился на брата.

Сэм ждал, зная, что брат наконец сдался, надеясь, что он может помочь своему ему. Чёрт возьми, что случилось, Дин?

Дин глубоко вздохнул, а затем шлюзы открылись, и правда, что так крепко держалась на замке на протяжении многих лет, вылилась наружу.

— Больше всего я боялся, что ты узнаешь, что я сделал... что я убил Бэмби. Потом, когда ты увидел оленя и пошёл на того охотника, я понял, что был прав. Я точно знал, если ты когда-нибудь узнаешь, то возненавидишь меня.

— Нет, никогда.

— Да, Сэмми, ты бы это сделал... и я это знал. Меня до чёртиков пугало, что ты узнаешь, что я сделал. — Его голос стал почти хрупким, когда он сделал шаг назад во времени. — Тебе было шесть лет, всё было чёрно-белое, никаких оттенков серого.

— Но Дин, я был всего лишь ребёнком. Я не знал ничего другого.

— Да, хорошо…

Сэм глубоко вздохнул, его глаза сосредоточились на брате, когда он пытался преодолеть расстояние, пытался найти способ позволить Дину увидеть себя глазами ребёнка, который всегда поклонялся своему старшему брату, глазами человека, который всё ещё это делал.

— Дин, я боготворил тебя. Я думал, ты не можешь сделать ничего плохого.

Дин уставился на столовое серебро, его рука рассеянно перебирала нож, его палец мягко бегал по лезвию, пока ему не удалось нарисовать тонкую линию красного на его большом пальце, пытаясь изо всех сил уйти от мира и этого разговора, задаваясь вопросом, как он вообще дал втянуть себя в этот разговор. Глаза Сэма были сосредоточены на нём, и он чувствовал, что они скоро прожгут в нём дыру, требуя ответов.

Когда казалось, что ничто не отвлечёт внимание Сэма, Дин смягчился и обнажил рану, надеясь, что время уменьшило боль. Он устал от невыносимого ожидания, готов был столкнуться с неизбежным и, наконец, стать свободным от этой тайны.

— Видишь ли, Сэмми, в этом была проблема. Ты всегда думал, что я не могу сделать ничего плохого, но ты ошибался. Я не был идеальным, и меня пугало, что однажды ты проснёшься и поймёшь это. Что ты хоть раз увидишь настоящего меня и отвернёшься.

— Дин, почему ты так думаешь? — его голос был спокойный и уверенный, он пытался успокоить брата. — Я никогда не отвернусь от тебя. Тебе следует это знать.

Дин посмотрел на Сэма с болью в глазах.

— Да, хорошо...

— Дин, почему ты так говоришь? Почему ты так думаешь? Пожалуйста, скажи мне.

Боль Дина исказила все черты его лица, каждый страх, который он похоронил в детстве, поднимался на поверхность. Он глубоко вздохнул и медленно сказал, страшась слов, когда он, наконец, открыл правду:

— Ты отвернулся от папы.

— Что?

— Ты всегда осуждал папу, ты всегда... — он подавился напряжённым вздохом, прежде чем продолжить: — Ты отвернулся от отца, когда он не оправдал твоих ожиданий. — Дин слегка тряхнул головой и нерешительно, испуганно улыбнулся. Он пожал плечами в последний раз. — Почему со мной должно было быть по-другому?

— Но Дин, я бы не отвернулся от тебя, с папой все было по-другому... — только теперь Сэм увидел, что это ничем не отличается для ребёнка. Это было то же самое, они были семьёй. А потом все кусочки пазла посыпались и образовалась идеальная картинка, неоспоримый портрет Дина, сформированный по образу отца.

Почему я не видел этого раньше? Внешностью Дин может и похож на маму, но папа был для него образцом для подражания. Родитель, на которого он равнялся, человек, рядом с которым он провёл всю свою жизнь, подражая от взгляда на охоту до изношенной кожаной куртки, до его любви к Импале и другим бесчисленным сходствам, Дин отождествлял себя с папой. Когда я нападал на отца, Дин чувствовал, что я нападаю и на него.

Дин продолжал говорить, его слова были честными и жестокими, он, наконец, открыл свой страх:

— Да, ты бы это сделал, и я это знал. Я всегда это знал. Знаешь... я тоже был ребёнком, ты просто никогда этого не видел.

— Дин, мне очень жаль. Я не знал…

Дин небрежно пожал плечами, пытаясь сбросить груз прошлого.

— Ага, но сейчас ты знаешь. Ничего страшного. Интересно, когда принесут нашу еду, я тут помираю с голоду.

Как по команде, появилась официантка с едой. Она поставила их тарелки на стол, напомнив им, что они горячие, прежде чем проверить заказ в последний раз. Затем она положила салфетки в центр стола и с улыбкой ушла.

— Выглядит вкусно, — наконец Дин мог отвлечься от разговора, и он воспользовался шансом.

Сэм молча взял вилку и ткнул в свою еду, обдумывая свой следующий шаг. Какие слова утешат сейчас его брата?

Дин никогда в жизни так долго не ел. Ведь он знал, что как только закончится ужин, брата больше ничто не отвлечёт от разговора. Сэм доел свой ужин и терпеливо ждал. Сейчас это не сработает, Дин. Мы закончим разговор, и мне плевать, как долго ты будешь тянуть.

Наконец Дин проглотил последний кусочек, отодвинул тарелку в сторону и потянулся за счётом.

— Нам лучше вернуться на дорогу, если мы собираемся добраться до Питтсбурга к утру.

— Не так быстро, Дин. Нам нужно поговорить.

— Нет, Сэм, мы закончили разговор.

— Едва ли, старший брат.

Дин с тревогой осмотрел закусочную. Недавно новая пара присела в кабинке, в нескольких шагах от них. Уединение, которым они раньше пользовались, теперь исчезло.

— Не здесь. Снаружи, — прорычал Дин, отдавая брату куртку, он молча поднялся из кабинки, схватил чек и направился к кассиру у входной двери.

Сэм молча последовал за ним, давая брату эту временную передышку, пока они не выйдут наружу, решив закончить разговор решив эту проблему.

Оказавшись на улице, в тишине ночи, Сэм снова потребовал правды.

— Дин, мы должны закончить разговор.

— Так о чём именно ты хочешь поговорить? — прорычал Дин в ответ, едва сдерживая гнев.

— Почему ты всё ещё беспокоишься о том, что я возненавижу и отвернусь от тебя?

— Сэм, просто оставь меня в покое.

— Нет.

— Поверь мне, ты не захочешь знать, — сказал Дин с нервным смехом, всё ещё пытаясь скрыть боль, которую чувствовал, боль, которая поглотила его.

— Нет, хочу, — непреклонно ответил Сэм. — Скажи мне.

— Сэм, ты не жил в реальном мире. Ты всегда был под защитой. Оставь всё как есть. Просто, оставь всё как есть.

— Нет, расскажи мне. Если что-то не так, я хочу знать, — упорно настаивал Сэм.

— Да, ты хочешь знать, — Дин покачал головой, сотни мыслей и страхов пробежали в его голове. — Поверь мне, это не так. Просто оставь это.

— Чёрт возьми, Дин, я больше не ребёнок. Скажи мне!

Тяжесть лет в сочетании с неустанным упорством брата, в конце концов, довели Дина до предела, до точки невозврата. Устав от тайн и страхов, которые похоронил в своём сердце, он, наконец, был готов просто освободиться от них раз и навсегда.

— Хорошо, ты хочешь знать? Подумай хорошенько, Сэмми, потому что пути назад уже не будет, — в Дине всё кричало от гнева. Годы сдерживаемых эмоций закипали, опасное сочетание. — Мы можем сесть в машину прямо сейчас и никогда не поднимать этот вопрос. На твоём месте, я бы выбрал именно этот вариант.

Сэм ответил гневом, напряжение сломило его решимость сохранять спокойствие.

— Нет, ты начал это, закончи, чёрт возьми!

— Подумай об этом, Сэмми, ты не это имел в виду.

— Именно это. Скажи мне, что тебя так напугало.

Дин переступил с ноги на ногу. Взгляд Сэм был таким призрачным, испуганным, но также стальным и решительным. Я беспокоюсь открыть тайну. Взгляд Сэм был таким призрачным, испуганным, но также стальным и решительным. Что за чёрт! Я так устал от этого меча, висящего над моей головой, устал ждать.

— Я убил оленя, когда тебе было шесть, чёрт возьми, и это только начало. Ты не знаешь и половины того, что я делал на охоте. Ты понятия не имеешь, скольких я убил. Что я должен был делать, чтобы продолжать идти, что я потерял на этом пути. Все эти годы я делал всё, что мог, чтобы защитить тебя от правды, чтобы дать тебе безопасный мир, в котором ты будешь жить, и ты не представляешь, какой ценой. Правда в том, что ты понятия не имеешь на что я способен.

— Что бы ты ни сделал, скольких бы ты ни убил, я знаю, что ты сделал всё что необходимо. Дин, ты не должен быть совершенным, ты просто человек. Да, ты совершил несколько ошибок, а кто их не делает? Это не делает тебя плохим человеком, это не значит, что ты не заслуживаешь моей любви и уважения, — Сэм содрогнулся от скорости слов, вылетающих из него, но его ответ был искренним, и он хотел, чтобы брат ему поверил. — Ты всегда был для меня примером для подражания.

— Это хорошие слова, Сэм, но ты не знаешь. — Голос Дина снова дрогнул. — Эта работа, эта жизнь ломает тебя и отбирает всё, что мы когда-либо хотели.

— Ну, тогда я думаю, что тебе удалось всё выдержать, потому что, Дин, чтобы ты ни сказал, я не могу разочароваться в моём старшем брате. Этого просто не может быть, так что тебе лучше привыкнуть к этой мысли, нравится тебе это или нет. Я никогда не отвернусь от тебя. Ты застрял со мной, чувак.

Дин уставился на брата, всё ещё со страхом, до сих пор в ужасе, что их близость, братская связь, что они разделяют, может исчезнуть в одно мгновение, если Сэм когда-нибудь увидит, что его бесстрашный, смелый защитник и старший брат — это всего лишь хрупкая пародия на человеческое существо, если Сэм когда-нибудь столкнётся со всеми грязными вещами, которые он сделал в своей жизни.

Пора снова надеть маску и надеяться, что все мои страхи мертвы, что, возможно, я могу рассчитывать на него, что он будет стоять рядом со мной. Возможно, мне придётся притвориться, что я верю. Может быть, если я притворюсь достаточно сильно, это сбудется.

— Тогда всё в порядке, — на его лице снова появилась дерзкая ухмылка. — О Боже, теперь ты мне угрожаешь.

— Чёрт.

Братья улыбались, робко, но по-настоящему. Сэм знал, что только что смог пролезть в щель в защитной стене брата. Ему ещё не удалось разрушить ее, но это было началом. Теперь, когда он знал, чего Дин боится, он мог успокоить его. Он понял, что со временем стена просто рухнет, и он будет свидетелем этого. Чёрт, если Берлинская стена может рухнуть, тогда, я думаю, стена Винчестера не может стоять вечно.

Тихий общий момент между ними вскоре был прерван звуками спора. Они продолжили движение через стоянку к машине, и Дин снова остановился у оленя, привязанного к Кадиллаку. На этот раз он отвлёкся не на оленя, а на ссору, возникшую из-за оленя. Двое сторонников PETA обнаружили оленя и спорили с владельцем авто. Две стороны вечного спора кричали о своих убеждениях в десять часов вечера в захолустном городке, и главной темой был не вопрос, должны ли магазины оставаться открытыми допоздна в выходные дни.

— Просто заткнись.

— Сэр, вы должны учитывать права животных. Мы живём на этой земле не для того, чтобы уничтожать других живых существ. Мы должны жить с животными в гармонии.

— О, чёрт, вы коммунисты-либералы или что?

— Сэр, наша политическая принадлежность не имеет никакого отношения к этому разговору, — ответила женщина.

Дин считал, что это были самые сдержанные и логичные протестующие PETA, с которыми он когда-либо сталкивался. Чёрт, даже отец не захотел бы с ними связываться. Не задумываясь, Дин бросился в спор:

— Слушайте, ребята, я сомневаюсь, что вы придёте к пониманию, так почему бы вам просто не закончить на сегодня?

— Кто вы такие? — закричал мужчина.

— Мы? — Дин комично поднял бровь, на лице игриво появились ямочки. — Мы Джон и Еко, почему бы нам просто не дать миру шанс?

— Какого чёрта?

— Слушай, ты никогда их не переспоришь, так что просто сдайся. Ладно?

— Сукин сын! — И эта скотина замахнулась на Дина. Старший Винчестер нырнул в сторону, и здоровяк пошатнулся, прежде чем восстановить равновесие.

— Последний шанс, мистер. Угомонись, — сказал Дин, демонстрируя значительную сдержанность.

— Или что?

Дин рванул вперёд и врезал правым кулаком в челюсть истребителя оленей. Голова мужчины дёрнулась назад, но он быстро пришел в себя и ринулся вперёд со свирепым рычанием. Он был выше, тяжелее и мускулистее Дина, но тот пятнадцать лет сдерживал боль и гнев, и теперь этот не счастливый ублюдок попал под раздачу этой ярости. Это не соревнование, это был взрыв Винчестера.

Пять минут спустя, Дин был в крови и синяках, но победоносно стоял над бессознательным сукиным сыном, который дерзнул помериться силами против Винчестера. По-королевски взбешённого Винчестера.

— Или это! — И Дин улыбнулся, он едва чувствовал левую сторону лица, когда посмотрел на двух сторонников PETA. — Я думаю, что это решает дискуссию. Дамы, — он кивнул и повернулся, чтобы уйти.

Сэм улыбался ловкости своего брата и очевидной радости, которую он получил от драки с этим охотником.

— Хорошая работа.

— Благодарю. Он глупый сукин сын.

— Да, будет знать, как связываться с Винчестером.

— Ха, он должен знать, что ты никогда не заставишь протестующего PETA передумать. Пустая трата усилий. Нужно научится проигрывать.

— Хороший совет. Тебе уже лучше?

Дин посмотрел на брата, зная, что этот разговор вряд ли был о глупом охотнике на оленей, по крайней мере, не об бессознательном глупом охотнике на оленей. Он вспомнил того другого охотника, что был много лет назад, всё ещё желая уложить его на землю, заставить заплатить ещё больше за то, что причинил боль младшему брату. Но он и тогда справился.

Отец проверил все газеты в поисках упоминания об инциденте на заправке и ничего не нашёл. В больничных записях сказано, что просто парня даже хромоты не было после выздоровления.

В детстве Дин просто хотел заставить мужчину заплатить, хотел навредить ему за то, что он причинил вред Сэмми. Отец всегда говорил, что если ты стреляешь, то стреляй на поражение.

Дин не подчинился этому правилу. Он хотел навредил, а не убить. Как он сказал Сэму, он не нашел в себе сил убить. Он попал в того, в кого целился. Тем не менее, ему повезло. Теперь он знал, что даже рана в ноге может быть смертельной. Артерия или инфекция, и парень мог потерять ногу или даже умереть. Всё могло закончиться совсем иначе.

Глупому ублюдку повезло, что он встретился с Дином, когда он был ещё ребёнком, пытавшимся быть мужчиной, прежде чем ему полностью удалось похоронить свою невинность. Возможно, всё могло пойти по-другому, и это его пугало. Как Сэм мог понять, на что способен старший брат, когда сам Дин ещё не был в этом уверен? Иногда это пугало, когда он думал, как далеко может зайти, чтобы защитить свою семью.

— Дин, ты в порядке?

— Просто прекрасно.

И Сэм почти поверил в это. Но теперь он знал один из многих секретов Дина. Его брат, наконец, открыл дверь в свою душу и дал Сэму представление о жизни, в которой он жил с самого детства. Жизни, о которой Сэм должен был знать, но каким-то образом был защищён или просто ему не хватало понимания, когда он был ослеплён образом бесстрашного защитника.

Теперь, когда он знал, то надеялся достучаться до своего брата, чтобы пробить эту стену и добраться до того испуганного ребёнка и спасти его. Это займёт время, но он справиться, в конце концов, и стена была построена не за один день. Она строилась по кирпичику, каждым грубым словом или обидным событием в течении беспокойной жизни его брата. У Сэма есть силы ее разрушить. И сколько бы времени это не заняло, он будет рядом, чтобы помочь своему брату исцелиться. Дин заботился о нём всю его жизнь, может, теперь настала очередь Сэма.

— Дин, помнишь, когда папа разрешил нам поехать на Импале в пустыню? Сколько тебе было, всего двенадцать или около того? Хорошо, что мы были мелкими и не доставали до педалей.

— Да. — И Дин улыбнулся тёплой, искренней улыбкой, воспоминание, затрагивающее один из хороших моментов в их жизни, одно из немногих, которое Сэм ранее похоронил и забыл. Один из случаев, когда было счастливое, весёлое время, любимое воспоминание.

Дин дико ухмыльнулся.

— Я помню, когда он сказал тебе спуститься вниз по той узкой грунтовой дороге, и что он надеялся, что не услышит, как деревья царапает краску на его машине. Не могу поверить, что он доверил тебе это. Я бы избил тебя, если бы ты поцарапал машину.

— Чувак, это заставило меня нервничать! Эти кусты были прямо рядом с дорогой. Машина едва проходила, и я знал, как сильно он любил эту машину.

— Не так сильно, как тебя, Сэмми, — Дин снова посмотрел на брата.

— Да, я знаю, — усмехнулся Сэм. Он всегда знал, что отец любит их, он просто не замечал этого за всем остальным дерьмом. Может, ему стоило попробовать взглянуть на это с другой стороны, сфокусироваться на хороших временах. — Помнишь свои первые сто восемьдесят миль в час?

Дин улыбнулся своей дерзкой улыбкой, и всё его лицо осветилось воспоминанием.

— Прекрасные времена.

Сэм довольно наблюдал за своим братом, теперь таким спокойным и счастливым, совершенно другим человеком, чем тот, с которым он только что разделил тяжёлый разговор.

— Хорошие времена, — согласился Сэм и улыбнулся, потому что знал, что это на самом деле так.