Разбитые маски (гет)

Маринетт не успела уклониться.

Тёмный клинок вошёл в плечо, пробивая ткань костюма и плоть. Она вскрикнула — короткий, резкий звук, оборвавшийся на полувдохе. Её тело содрогнулось, ноги подкосились.

— Видишь? — его голос звучал почти победно. — Даже твоя любовь причиняет боль.

Кровь потекла по руке, капая на камни. Костюм Леди Баг начал тускнеть, теряя магические свойства. Маска дрогнула, готовая соскользнуть.

Маринетт упала на колени. Её пальцы судорожно вцепились в край его плаща.

— Это… не любовь… причиняет боль, — выдохнула она, с трудом поднимая взгляд. — Это тьма… И она… боится…

Её голос слабел, но глаза оставались ясными. В них не было страха — только бесконечная печаль и… прощение.

Адриан застыл. Он смотрел на свою руку, всё ещё сжимающую тёмный клинок. На кровь, стекающую по лезвию. На девушку у своих ног.

— Что… я сделал? — прошептал он, отступая.

Но было поздно.

Маринетт медленно опустилась на камни. Маска соскользнула, обнажая бледное лицо. Глаза закрылись. Талисман Леди Баг на её запястье мигнул в последний раз и погас.

Тишина накрыла крышу Монмартра. Только ветер шевелил её волосы и разносил запах гари.

Адриан упал на колени рядом с ней. Его руки дрожали, когда он осторожно коснулся её щеки.

— Маринетт… — его голос сорвался. — Проснись. Пожалуйста, проснись…

Но она не отвечала.

Тьма вокруг него зашевелилась, удовлетворённо шипя. Она получила то, что хотела.

— Нет… — он сжал кулаки. — Нет, нет, нет!

Его крик разорвал тишину, но в нём уже не было гнева — только отчаяние.

— Я… убил её… — прошептал он, глядя на безжизненное тело. — Из‑за этой проклятой тьмы…

Ветер усилился, срывая с крыш последние осколки зеркала. Где‑то вдали снова раздался звон колоколов — надломленный, скорбный.

Адриан поднял голову. В его глазах больше не было алого свечения. Только пустота.

— Значит, и мне здесь больше нечего делать, — произнёс он тихо.

Он встал, сделал шаг к краю крыши. Внизу простирался Париж — город, который он когда‑то клялся защищать. Теперь он видел только руины, огонь и тьму.

— Прощай, Маринетт, — прошептал он.

И шагнул в пропасть.

* * *

Адриан падал. Ветер свистел в ушах, рвал остатки костюма, хлестал по лицу. В голове крутились обрывки воспоминаний:

• Маринетт, смеющаяся, когда он случайно опрокинул чашку кофе;

• её взгляд, полный веры и любви, в тот день, когда он впервые надел талисман;

• слова: «Я люблю тебя» — сказанные не как слабость, а как сила.

Он закрыл глаза. Тьма больше не шептала — она торжествовала.

Но в последний момент что‑то изменилось.

Воздух вокруг него сгустился, став плотным, как вода. Падение замедлилось, затем остановилось. Адриан завис в нескольких метрах над землёй — среди руин площади Трокадеро, среди обломков фонарей и почерневших деревьев.

— Не так быстро, — раздался голос.

Он обернулся. Рядом парила фигура в чёрном плаще с капюшоном. Лица не было видно, но Адриан почувствовал на себе взгляд — холодный, расчётливый.

— Кто ты? — хрипло спросил он.

— Тот, кто дал тебе силу, — фигура слегка развела руками. — И тот, кто может её забрать.

Адриан сжал кулаки.

— Ты использовал меня, — сказал он глухо. — Ты заставил меня убить её.

— Я лишь показал тебе правду, — голос звучал спокойно, почти равнодушно. — Ты сам сделал выбор. Ты сам вонзил клинок.

Внутри него вскипела ярость — чистая, обжигающая.

— Убирайся! — закричал он. — Я не твой раб!

Фигура рассмеялась — тихо, почти ласково.

— О, ты ошибаешься. Ты был им с самого начала. Но теперь… теперь ты свободен. И потому бесполезен.

Она взмахнула рукой. Тьма, окружавшая Адриана, начала рассеиваться, словно дым на ветру. Он почувствовал, как силы покидают его. Костюм снова стал обычным — зелёным, без багровых прожилок.

— Что ты делаешь? — прошептал он.

— Возвращаю тебя к исходному состоянию, — ответила фигура. — Теперь ты просто человек. Без магии. Без силы. Без неё.

Адриан рухнул на землю — уже не плавно, а тяжело, болезненно. Он поднялся на колени, сжимая кулаки.

— Верни всё назад! — крикнул он. — Верни её!

— Это не в моих силах, — фигура начала растворяться в воздухе. — Жизнь не перезапускается. Только тьма может дать новую попытку. Но ты от неё отказался.

И исчезла.

Адриан медленно поднялся. Ноги дрожали, в груди жгло. Он огляделся — Париж лежал в руинах. Где‑то вдали слышались крики, треск пламени, гул обваливающихся зданий.

Он должен был вернуться.

Шатаясь, он пошёл обратно к Монмартру. Каждый шаг давался с трудом. В голове стучала одна мысль: «Она там. Я должен быть рядом».

Когда он поднялся на крышу, солнце уже начинало клониться к закату. Маринетт лежала всё так же — бледная, неподвижная. Маска валялась рядом, а талисман потух окончательно.

Адриан опустился на колени, осторожно приподнял её голову.

— Маринетт… — его голос дрожал. — Прости меня. Прости за всё.

Он прижал её к себе, укачивая, как ребёнка. Слезы катились по щекам, падая на её волосы.

— Я обещал защищать тебя, — шептал он. — А вместо этого…

Ветер принёс запах гари и чего‑то ещё — едва уловимого, но знакомого. Он поднял голову.

Вдалеке, на одной из улиц, мелькнули фигуры в масках. Рена Руж. Карапас. Весперия. Они шли сюда — осторожно, настороженно, но шли.

Адриан закрыл глаза.

— Они придут, — сказал он тихо. — Они помогут.

Но он знал: помочь уже нельзя.

Он осторожно положил Маринетт на камни, снял с себя пиджак и накрыл её, как одеялом. Затем достал из кармана маленький блокнот — тот, что всегда носил с собой. Открыл на чистой странице.

Его рука дрожала, когда он начал писать:

«Дорогие друзья,

Я знаю, что вы придёте. Вы всегда приходили на помощь. Но на этот раз помочь нельзя.

Я убил её. Своими руками. Из‑за тьмы, из‑за слабости, из‑за страха.

Но я хочу, чтобы вы знали правду: Маринетт верила в меня до конца. Она любила меня, даже когда я стал монстром.

Прошу вас: не мстите. Не пытайтесь вернуть меня. Просто… помните её такой, какой она была: светлой, доброй, сильной.

И защитите Париж. Он всё ещё нуждается в героях.

Простите меня.

Адриан»

Он положил записку рядом с её рукой, затем встал.

Последний раз посмотрел на неё. На её спокойное лицо, на пряди волос, разметавшиеся по камням.

— Прощай, Маринетт, — прошептал он. — Спасибо за всё.

Развернулся и пошёл к краю крыши.

* * *

Алья, Нино и Джулека нашли их на рассвете.

Они стояли на краю крыши, глядя на два тела: одно у парапета, другое — рядом с запиской.

Алья первая подошла к Маринетт. Осторожно коснулась её руки — холодной, неподвижной.

— Она… — её голос сорвался. — Она не могла…

Нино молча поднял записку. Прочитал. Его лицо исказилось.

— Он… он сделал это, — прошептал он. — Он сам…

Джулека опустилась на колени рядом с Адрианом. Его глаза были открыты, взгляд устремлён в небо — серое, безрадостное.

— Он выбрал это, — сказала она тихо. — Чтобы быть с ней.

Они похоронили их рядом — под старым дубом на Монмартре. Без надгробий, без пышных речей. Только цветы, которые Алья принесла на следующий день.

Париж постепенно восстанавливался. Руины разбирали, пожары тушили, улицы очищали. Но что‑то в городе изменилось навсегда.

Иногда по ночам жители слышали шёпот:

«Вы думали, что победили? Вы лишь отсрочили неизбежное…»

А в заброшенной лаборатории, среди обломков, мерцал осколок зеркала. В нём всё ещё отражались их глаза — полные любви и боли, навсегда застывшие в последнем взгляде.

Тьма не исчезла. Она ждала.