Разбитые маски (гет)

Париж жил своей обычной жизнью — шумные кафе на Монмартре, туристы у Нотр‑Дам, смех детей на площадях. Но в воздухе уже витало нечто неуловимое: тени стали гуще, звуки — резче, а ночи — длиннее.

Маринетт Дюпен‑Чен сидела у окна своей комнаты, сжимая в руках талисман Леди Баг. Она знала: что‑то надвигается. Не акума, не очередная проделка Бражника — нечто глубже, древнее.

Её взгляд скользил по знакомому пейзажу: крыши домов, шпиль собора, огни вечернего города. Всё казалось таким мирным, но внутри неё нарастала тревога — словно натянутая струна, готовая лопнуть.

— Ты опять не спишь? — голос Адриана заставил её вздрогнуть.

Он стоял в дверном проёме в обычном костюме, без маски. Впервые за неделю они оказались наедине. Его лицо было бледным, под глазами — тёмные круги. Он выглядел измученным.

— Не могу, — призналась она, отворачиваясь от окна. — Чувствую, как будто мир трещит по швам.

Адриан подошёл ближе, но между ними оставалась невидимая пропасть. Он остановился в двух шагах, словно боялся нарушить хрупкую границу.

— Это не мир, Маринетт. Это мы.

Его слова повисли в воздухе, тяжёлые, как свинцовые тучи перед грозой. Маринетт почувствовала, как внутри всё сжалось. Она знала, о чём он говорит, но не хотела признавать правду.

— Адриан… — начала она, но он перебил её.

— Сколько ещё секретов, Маринетт? Сколько ещё недосказанностей?

Она молчала. В голове крутились тысячи оправданий, но ни одно из них не казалось достаточно весомым.

— Я просто хотела защитить тебя, — прошептала она.

— Защитить? — его голос дрогнул. — От чего? От правды? От самого себя?

Он сделал шаг назад, и в этот момент Маринетт поняла: трещина, которая давно зияла между ними, стала непреодолимой пропастью.

Адриан опустился на стул у стола, сжимая кулаки. Его взгляд был устремлён куда‑то вдаль, словно он видел то, чего не могла разглядеть Маринетт.

— Ты помнишь, как всё началось? — спросил он тихо. — Как мы впервые стали Леди Баг и Супер‑Котом? Мы верили, что можем спасти мир. Что вместе мы сильнее любого зла.

Маринетт кивнула, вспоминая тот день. Волнение, страх, но и невероятная радость — наконец‑то она могла помогать людям, быть рядом с Адрианом.

— А теперь? — продолжил он, поднимая глаза. — Теперь я не знаю, кто я. Герой? Орудие в руках отца? Игрушка в твоей игре?

— Адриан, это не игра! — воскликнула она. — Я никогда не играла с тобой!

— Тогда почему ты скрыла от меня правду? — его голос стал громче. — Почему не сказала, что Габриэль Агрест — мой отец?

Маринетт закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Она знала: этот разговор неизбежен. Но как объяснить то, что сама до конца не понимала?

— Я боялась, — призналась она. — Боялась, что это разрушит тебя. Что ты не сможешь принять это.

— Принять что? — он резко встал, стул с грохотом упал на пол. — Что мой отец — монстр? Что он использует меня? Что всё, во что я верил, — ложь?

В комнате повисла тяжёлая тишина. За окном шумел город, но для них время остановилось.

— Я хотела рассказать, — прошептала Маринетт. — Но каждый раз, когда я пыталась, что‑то останавливало меня.

— Что? Страх? Вина? Или просто нежелание видеть правду?

Его слова ранили, но она понимала: он имеет право злиться. Имеет право ненавидеть её.

— Адриан, пожалуйста, — она протянула руку, но он отшатнулся. — Давай попробуем разобраться вместе. Мы всегда справлялись с трудностями.

— Всегда? — он горько усмехнулся. — А теперь я не уверен, что мы — это «мы». Может, я всегда был один.

Он развернулся и направился к двери.

— Куда ты? — крикнула она.

— Туда, где смогу найти ответы. Без тебя.

Дверь захлопнулась, оставив Маринетт одну в темноте.

Следующие дни тянулись как вечность. Маринетт пыталась сосредоточиться на учёбе, на помощи людям, но мысли постоянно возвращались к Адриану. Она искала его взглядом в коридорах школы, прислушивалась к каждому шороху, надеясь услышать его голос.

Но он исчез. Не отвечал на сообщения, не появлялся на уроках. Даже его друзья не знали, где он.

— Может, он просто взял перерыв? — предположила Алья, пытаясь подбодрить подругу. — Знаешь, как бывает после сильных эмоциональных потрясений.

— Но это не похоже на него, — возразила Маринетт. — Он всегда говорил, что не может оставить Париж без защиты.

— Может, ему нужно время? — мягко сказал Нино. — Ты ведь тоже иногда закрываешься.

Маринетт знала: они правы. Но тревога не отпускала её. Что‑то было не так.

В тот вечер она решила проверить его любимое место — крышу особняка Агрестов. Поднявшись по пожарной лестнице, она замерла.

На краю крыши стоял Адриан. Его силуэт чётко вырисовывался на фоне закатного неба. Он не обернулся, но она знала: он чувствует её присутствие.

— Уходи, Маринетт, — его голос звучал глухо.

— Нет, — она сделала шаг вперёд. — Я не оставлю тебя.

Он медленно повернулся. Его глаза… Они были другими. Тёмными, почти чёрными, с проблесками алого света.

— Посмотри на меня, — прошептал он. — Разве ты не видишь? Я уже не тот, кем был.

Она подошла ближе, всматриваясь в его лицо. На виске пульсировала вена, губы были сжаты в тонкую линию.

— Ты всё ещё Адриан, — сказала она твёрдо. — Мой Адриан.

— Твой? — он усмехнулся. — Или просто инструмент?

— Мой, — повторила она, беря его за руку. — И я люблю тебя.

На мгновение его взгляд смягчился. Он сжал её пальцы, словно пытаясь удержать ускользающую реальность.

— Люблю… — повторил он, но в его голосе звучала горечь. — А что, если любовь — это слабость?

— Любовь — это сила, — возразила она. — Она делает нас сильнее.

— Тогда почему я чувствую, что разваливаюсь на части?

Он отпустил её руку и снова отвернулся к горизонту.

— Потому что ты борешься с собой, — тихо сказала Маринетт. — Но ты не один. Я здесь.

— Здесь? — он резко обернулся. — Или снова где‑то там, скрывая правду?

Она замолчала. Слова были бесполезны. Он уже не верил ей.

— Уходи, — повторил он. — Пока ещё можешь.

И она ушла. Но знала: это не конец. Это только начало.

Площадь Трокадеро утопала в вечернем свете. Фонтаны мерцали, туристы делали селфи на фоне Эйфелевой башни. Никто не заметил, как тень скользнула между колоннами — слишком быстрая, слишком тёмная.

Маринетт почувствовала неладное за три квартала. Воздух стал густым, словно пропитанным статикой. Талисман на её запястье дрогнул, предупреждая об опасности.

— Леди Баг, на связь! — голос Альи в наушнике звучал напряжённо. — На Трокадеро хаос. Говорят, там… он.

Маринетт не стала отвечать. Она уже мчалась по крышам, сердце колотилось в такт ударам йо‑йо о черепицу.

Когда она приземлилась на краю площади, мир словно остановился.

В центре, окружённый кольцом испуганных людей, стоял он. Но это был уже не Адриан.

Его костюм почернел, словно поглотив свет. Багровые прожилки пульсировали, будто вены, наполненные тьмой. Глаза светились алым, а в руках он сжимал трансформированную палку — теперь это было оружие, источающее зловещее сияние.

— Адриан! — крикнула она, спрыгивая вниз. — Остановись!

Он медленно повернулся. Улыбка на его лице была чужой, холодной.

— Ты опоздала, Леди Баг. Я больше не твой напарник. Я — кара.

Первый удар пришёлся по фонарному столбу. Металл согнулся, как пластилин, и рухнул на проезжавший автобус. Стекло взорвалось осколками, люди закричали.

Маринетт бросилась вперёд, активируя Супершанс. Зелёный свет окутал раненых, но она чувствовала: её силы тают. Тьма вокруг Адриана поглощала энергию.

— Зачем ты это делаешь? — прошептала она, пытаясь подойти ближе.

— Потому что вы все лгали, — его голос звучал как скрежет металла. — Потому что я верил в вас, а вы предали меня.

Он взмахнул палкой. Волна тьмы прокатилась по площади, выбивая окна, ломая деревья. Люди в панике разбегались.

Маринетт отпрыгнула, уворачиваясь от очередного удара. Её костюм уже был изодран, йо‑йо едва держалось в руке.

— Адриан, послушай меня! — она бросилась к нему, игнорируя опасность. — Это не ты! Это тьма управляет тобой!

Он замер на мгновение. В его глазах промелькнула тень сомнения.

— А кто я тогда? — прошептал он. — Герой? Сын монстра? Игрушка в ваших руках?

— Ты — человек, которого я люблю, — она протянула руку. — И я верю, что ты можешь остановиться.

Он рассмеялся, но смех был горьким, почти болезненным.

— Любовь? Ты говоришь о любви, но сама прячешься за маской. Кто из нас настоящий, Маринетт? Ты или Леди Баг?

Её сердце сжалось. Он был прав — отчасти. Но сейчас не время для признаний.

— Сейчас я — Леди Баг, — сказала она твёрдо. — И я не позволю тебе разрушить всё, что мы строили.

Она активировала Супершанс снова. В руке появился маленький зеркальный диск.

— Посмотри, — прошептала она, бросая его к ногам Адриана.

Зеркало вспыхнуло, отражая его искажённое лицо. На мгновение он замер, глядя на своё отражение.

— Что это? — его голос дрогнул.

— Правда, — ответила она. — Та, которую ты боишься увидеть.

В зеркале пронеслись образы:

• его отец, Габриэль Агрест, с холодным взглядом;

• Маринетт, плачущая в одиночестве;

• Париж, охваченный огнём.

Адриан отшатнулся.

— Нет… это не может быть правдой…

Но тьма вокруг него взревела, поглощая отражение. Зеркало разлетелось на осколки.

— Слишком поздно, — прошептал он, поднимая палку. — Ты сама это начала.

* * *

Следующие дни превратились в кошмар.

Париж менялся. Районы опустели, магазины закрылись, а улицы патрулировали вооружённые отряды. Даже полиция боялась выходить ночью.

Леди Баг пыталась организовать сопротивление. Она собрала команду из бывших союзников:

• Рина Руж — её способность создавать иллюзии сбивала врага с толку;

• Карапас — его щиты давали шанс противостоять тьме;

•Пурпурную Тигрицу — её сила и мощь помогали в битве.

Но каждый бой заканчивался поражением. Тьма Адриана была слишком сильна.

Однажды ночью Маринетт стояла на крыше, глядя на город.

— Мы проигрываем, — прошептала она.

— Не говори так, — Рина Руж подошла ближе. — Мы найдём способ.

— Как? — Маринетт повернулась к ней. — Он сильнее нас. Он… он не тот, кого мы знали.

— Значит, нужно найти того Адриана, — твёрдо сказала Рина. — Того, кто смеётся, шутит, любит кофе с корицей.

Маринетт закрыла глаза. Перед ней всплыли воспоминания:

— Адриан, улыбающийся ей в кафе;

— его смех, когда она случайно уронила учебник;

— тепло его руки, когда он держал её за ладонь.

— Я должна его вернуть, — сказала она. — Даже если это будет стоить мне жизни.

* * *

Третья ночь стала переломной.

Супер‑Кот атаковал ключевые точки города:

1. Эйфелева башня — повреждена, но устояла. Тёмные щупальца оплели её основание, заставляя металл стонать под натиском.

2. Лувр — часть крыла разрушена. Статуи падали, картины горели, а тьма пожирала искусство, словно голодный зверь.

3. Собор Нотр‑Дам — огонь охватил крышу. Колокола звонили сами по себе, их звон смешивался с криками людей.

Леди Баг сражалась в одиночку. Её костюм был изодран, талисман трещал от перенапряжения.

— Почему ты не сдаёшься? — спросил он, стоя над ней. — Ты же видишь — я сильнее.

Она подняла голову. В его глазах не было ненависти — только бесконечная боль.

— Потому что я верю в тебя, — прошептала она. — В того Адриана, которого я люблю.

Его рука дрогнула. На мгновение в глазах вспыхнула человеческая боль. Но тьма поглотила её.

— Любовь не спасёт тебя, — сказал он, поднимая палку для последнего удара.

* * *

Даже друзья начали сомневаться.

Аля, видя разрушения, спросила:

— Может, он прав? Может, мы сами виноваты?

Нино пытался возражать, но страх уже разъедал их единство.

— Мы не можем просто сдаться, — сказал он. — Мы должны бороться.

— Бороться? — Джулека горько усмехнулась. — Против кого? Против друга? Против человека, которого мы все любили?

Маринетт осталась одна. Даже талисманы начали терять силу — тьма блокировала их энергию.

Ночью она сидела в своей комнате, сжимая в руках осколки зеркала.

— Что мне делать? — прошептала она в пустоту.

Ответа не было.

* * *

В заброшенной лаборатории она нашла древний артефакт — «Зеркало Искупления». Согласно легенде, оно могло показать человеку его истинную сущность, заставить увидеть последствия поступков.

На обратной стороне была надпись:

«Тот, кто взглянет, увидит не отражение, но душу. И если душа чиста — свет вернётся. Если тьма поглотила — путь будет закрыт».

Маринетт знала: это риск. Но другого шанса не будет.

Она отправилась на последнюю встречу — на вершину Монмартра.

— Адриан, пожалуйста, — она держала зеркало перед собой. — Посмотри.

Он рассмеялся:

— Что я должен увидеть? Свою слабость? Свою доверчивость?

— Свою душу, — тихо сказала она.

Зеркало вспыхнуло. На мгновение он замер. В его глазах отразились:

• лица погибших — женщина, прижимающая к себе ребёнка; старик, пытающийся укрыться;

• крики невинных — их голоса звучали в его голове, как эхо;

• её слёзы — капля за каплей, они падали на камень, оставляя следы.

Адриан замер. Его рука дрогнула, палка выпала, рассыпаясь в прах.

— Нет… — прошептал он. — Это не может быть правдой…

— Это правда, — сказала Маринетт, шагнув ближе. — Ты всё ещё тот Адриан, которого я знаю. Тот, кто спасает, а не разрушает.

Он закрыл лицо руками. Тьма вокруг него зашевелилась, словно живое существо, пытаясь удержать свою добычу.

— Она не отпустит меня, — прохрипел он. — Я слишком далеко зашёл.

— Тогда я пойду с тобой, — она взяла его за руку. — До конца.

Адриан отшатнулся от Леди Баг и с ненавистью произнёс:

— Нет. Это ты во всём виновата. Всё это сейчас происходит только по твоей вине.

Его голос звучал низко, хрипло, словно принадлежал кому‑то другому. Маринетт замерла, её рука, протянутая к нему, повисла в воздухе.

— Адриан… — прошептала она. — О чём ты говоришь?

Он рассмеялся — коротко, жёстко, без тени веселья.

— Ты скрывала правду. Ты лгала мне. Ты заставила меня верить, что мы — герои. А на самом деле мы — пешки. И ты знала это с самого начала.

— Это неправда! — она сделала шаг вперёд. — Я никогда не лгала тебе о том, что чувствовала.

— Чувства? — он презрительно скривился. — Чувства — это слабость. Ты использовала их, чтобы контролировать меня. Чтобы держать рядом.

Тьма вокруг него сгустилась, пульсируя в такт его словам. Багровые прожилки на костюме зашевелились, словно живые вены.

— Посмотри на себя, — продолжил он, медленно приближаясь. — Ты всё ещё веришь в добро, в справедливость. Но мир не такой. Он жесток. И только тот, кто примет это, выживет.

Маринетт почувствовала, как холодеет внутри. Перед ней стоял не Адриан — тот, кого она знала, исчез. Остался лишь его силуэт, заполненный тьмой.

— Если ты так думаешь, — сказала она твёрдо, — то покажи мне. Покажи, кем ты стал.

Она подняла зеркало. Оно вспыхнуло, отражая его искажённое лицо.

В отражении пронеслись образы:

• Габриэль Агрест, холодный и расчётливый, кладущий руку на плечо маленького Адриана;

• разрушенный Париж, огонь, крики, руины зданий;

• её собственное лицо, заплаканное, с отчаянием в глазах.

Адриан замер. На мгновение в его взгляде мелькнуло что‑то человеческое — боль, сомнение.

— Ты могла остановить это, — прошептал он. — Но не захотела.

— Я пыталась! — воскликнула она. — Я до последнего верила, что ты сможешь победить тьму!

— Победить? — он резко выбросил руку вперёд. Тьма сорвалась с его пальцев, ударив в зеркало.

Стекло треснуло. Осколки разлетелись, впиваясь в камни под ногами. Один из них задел щеку Маринетт, оставив тонкую кровавую полосу.

— Теперь ты видишь? — его голос стал тише, но от этого звучал ещё страшнее. — Свет не спасает. Он лишь делает больнее.

Маринетт опустила руку, сжимая оставшийся в ладони осколок зеркала. Острая грань впивалась в кожу, но она не замечала боли. Боль была внутри — глубокая, разрывающая.

— Ты ошибаешься, — сказала она, поднимая глаза. — Свет не делает больнее. Он даёт надежду. Даже сейчас.

— Надежда — это иллюзия, — Адриан сделал шаг назад. — И я больше не верю в иллюзии.

Он поднял руку. Тьма собралась вокруг неё, принимая форму клинка.

— Остановись, — её голос дрогнул. — Пожалуйста.

— Почему? — он усмехнулся. — Чтобы ты снова могла играть в спасителя? Чтобы я снова поверил в сказки?

— Потому что я люблю тебя, — просто сказала она.

На мгновение тьма замерла. Клинок дрогнул, теряя чёткие очертания.

— Не надо, — прошептал он, но это было сказано не ей. Это было сказано тьме, которая снова начала подниматься внутри него.

— Да, — Маринетт сделала шаг вперёд. — Помни это. Помни, что кто‑то любит тебя. Даже сейчас. Даже после всего.

Она протянула руку — не для удара, не для защиты. Для примирения.

Но тьма была быстрее.

— Нет! — закричал Адриан, отшатываясь. — Не трогай меня!

Клинок в его руке вспыхнул. Он ударил не целясь — вслепую, в отчаянии, в попытке разорвать связь, которая всё ещё держала его.

Маринетт не успела уклониться.

Тёмный клинок вошёл в плечо, пробивая ткань костюма и плоть. Она вскрикнула — короткий, резкий звук, оборвавшийся на полувдохе. Её тело содрогнулось, ноги подкосились.

— Видишь? — его голос звучал почти победно. — Даже твоя любовь причиняет боль.

Кровь потекла по руке, капая на камни. Костюм Леди Баг начал тускнеть, теряя магические свойства. Маска дрогнула, готовая соскользнуть.

Маринетт упала на колени. Её пальцы судорожно вцепились в край его плаща.

— Это… не любовь… причиняет боль, — выдохнула она, с трудом поднимая взгляд. — Это тьма… И она… боится…

Её голос слабел, но глаза оставались ясными. В них не было страха — только бесконечная печаль и… прощение.

Адриан застыл. Он смотрел на свою руку, всё ещё сжимающую тёмный клинок. На кровь, стекающую по лезвию. На девушку у своих ног.

— Что… я сделал? — прошептал он, отступая.

Но было поздно.

Маринетт медленно опустилась на камни. Маска соскользнула, обнажая бледное лицо. Глаза закрылись. Талисман Леди Баг на её запястье мигнул в последний раз и погас.

Тишина накрыла крышу Монмартра. Только ветер шевелил её волосы и разносил запах гари.

Адриан упал на колени рядом с ней. Его руки дрожали, когда он осторожно коснулся её щеки.

— Маринетт… — его голос сорвался. — Проснись. Пожалуйста, проснись…

Но она не отвечала.

Тьма вокруг него зашевелилась, удовлетворённо шипя. Она получила то, что хотела.

— Нет… — он сжал кулаки. — Нет, нет, нет!

Его крик разорвал тишину, но в нём уже не было гнева — только отчаяние.

— Я… убил её… — прошептал он, глядя на безжизненное тело. — Из‑за этой проклятой тьмы…

Ветер усилился, срывая с крыш последние осколки зеркала. Где‑то вдали снова раздался звон колоколов — надломленный, скорбный.

Адриан поднял голову. В его глазах больше не было алого свечения. Только пустота.

— Значит, и мне здесь больше нечего делать, — произнёс он тихо.

Он встал, сделал шаг к краю крыши. Внизу простирался Париж — город, который он когда‑то клялся защищать. Теперь он видел только руины, огонь и тьму.

— Прощай, Маринетт, — прошептал он.

И шагнул в пропасть.

* * *

Адриан падал. Ветер свистел в ушах, рвал остатки костюма, хлестал по лицу. В голове крутились обрывки воспоминаний:

• Маринетт, смеющаяся, когда он случайно опрокинул чашку кофе;

• её взгляд, полный веры и любви, в тот день, когда он впервые надел талисман;

• слова: «Я люблю тебя» — сказанные не как слабость, а как сила.

Он закрыл глаза. Тьма больше не шептала — она торжествовала.

Но в последний момент что‑то изменилось.

Воздух вокруг него сгустился, став плотным, как вода. Падение замедлилось, затем остановилось. Адриан завис в нескольких метрах над землёй — среди руин площади Трокадеро, среди обломков фонарей и почерневших деревьев.

— Не так быстро, — раздался голос.

Он обернулся. Рядом парила фигура в чёрном плаще с капюшоном. Лица не было видно, но Адриан почувствовал на себе взгляд — холодный, расчётливый.

— Кто ты? — хрипло спросил он.

— Тот, кто дал тебе силу, — фигура слегка развела руками. — И тот, кто может её забрать.

Адриан сжал кулаки.

— Ты использовал меня, — сказал он глухо. — Ты заставил меня убить её.

— Я лишь показал тебе правду, — голос звучал спокойно, почти равнодушно. — Ты сам сделал выбор. Ты сам вонзил клинок.

Внутри него вскипела ярость — чистая, обжигающая.

— Убирайся! — закричал он. — Я не твой раб!

Фигура рассмеялась — тихо, почти ласково.

— О, ты ошибаешься. Ты был им с самого начала. Но теперь… теперь ты свободен. И потому бесполезен.

Она взмахнула рукой. Тьма, окружавшая Адриана, начала рассеиваться, словно дым на ветру. Он почувствовал, как силы покидают его. Костюм снова стал обычным — зелёным, без багровых прожилок.

— Что ты делаешь? — прошептал он.

— Возвращаю тебя к исходному состоянию, — ответила фигура. — Теперь ты просто человек. Без магии. Без силы. Без неё.

Адриан рухнул на землю — уже не плавно, а тяжело, болезненно. Он поднялся на колени, сжимая кулаки.

— Верни всё назад! — крикнул он. — Верни её!

— Это не в моих силах, — фигура начала растворяться в воздухе. — Жизнь не перезапускается. Только тьма может дать новую попытку. Но ты от неё отказался.

И исчезла.

Адриан медленно поднялся. Ноги дрожали, в груди жгло. Он огляделся — Париж лежал в руинах. Где‑то вдали слышались крики, треск пламени, гул обваливающихся зданий.

Он должен был вернуться.

Шатаясь, он пошёл обратно к Монмартру. Каждый шаг давался с трудом. В голове стучала одна мысль: «Она там. Я должен быть рядом».

Когда он поднялся на крышу, солнце уже начинало клониться к закату. Маринетт лежала всё так же — бледная, неподвижная. Маска валялась рядом, а талисман потух окончательно.

Адриан опустился на колени, осторожно приподнял её голову.

— Маринетт… — его голос дрожал. — Прости меня. Прости за всё.

Он прижал её к себе, укачивая, как ребёнка. Слезы катились по щекам, падая на её волосы.

— Я обещал защищать тебя, — шептал он. — А вместо этого…

Ветер принёс запах гари и чего‑то ещё — едва уловимого, но знакомого. Он поднял голову.

Вдалеке, на одной из улиц, мелькнули фигуры в масках. Рена Руж. Карапас. Весперия. Они шли сюда — осторожно, настороженно, но шли.

Адриан закрыл глаза.

— Они придут, — сказал он тихо. — Они помогут.

Но он знал: помочь уже нельзя.

Он осторожно положил Маринетт на камни, снял с себя пиджак и накрыл её, как одеялом. Затем достал из кармана маленький блокнот — тот, что всегда носил с собой. Открыл на чистой странице.

Его рука дрожала, когда он начал писать:

«Дорогие друзья,

Я знаю, что вы придёте. Вы всегда приходили на помощь. Но на этот раз помочь нельзя.

Я убил её. Своими руками. Из‑за тьмы, из‑за слабости, из‑за страха.

Но я хочу, чтобы вы знали правду: Маринетт верила в меня до конца. Она любила меня, даже когда я стал монстром.

Прошу вас: не мстите. Не пытайтесь вернуть меня. Просто… помните её такой, какой она была: светлой, доброй, сильной.

И защитите Париж. Он всё ещё нуждается в героях.

Простите меня.

Адриан»

Он положил записку рядом с её рукой, затем встал.

Последний раз посмотрел на неё. На её спокойное лицо, на пряди волос, разметавшиеся по камням.

— Прощай, Маринетт, — прошептал он. — Спасибо за всё.

Развернулся и пошёл к краю крыши.

* * *

Алья, Нино и Джулека нашли их на рассвете.

Они стояли на краю крыши, глядя на два тела: одно у парапета, другое — рядом с запиской.

Алья первая подошла к Маринетт. Осторожно коснулась её руки — холодной, неподвижной.

— Она… — её голос сорвался. — Она не могла…

Нино молча поднял записку. Прочитал. Его лицо исказилось.

— Он… он сделал это, — прошептал он. — Он сам…

Джулека опустилась на колени рядом с Адрианом. Его глаза были открыты, взгляд устремлён в небо — серое, безрадостное.

— Он выбрал это, — сказала она тихо. — Чтобы быть с ней.

Они похоронили их рядом — под старым дубом на Монмартре. Без надгробий, без пышных речей. Только цветы, которые Алья принесла на следующий день.

Париж постепенно восстанавливался. Руины разбирали, пожары тушили, улицы очищали. Но что‑то в городе изменилось навсегда.

Иногда по ночам жители слышали шёпот:

«Вы думали, что победили? Вы лишь отсрочили неизбежное…»

А в заброшенной лаборатории, среди обломков, мерцал осколок зеркала. В нём всё ещё отражались их глаза — полные любви и боли, навсегда застывшие в последнем взгляде.

Тьма не исчезла. Она ждала.