Яблоки (гет)

Перед распахнутой дверью мужского туалета лежал он. И без того белая кожа сделалась просто мертвенно бледной. Тонкие губы посинели. Рот чуть приоткрыт. Белесая челка чуть прикрывала лоб. Меня передернуло. Я толком не соображала. Вообще ничего. Нет, я не боялась смерти. Это было просто слишком неожиданно. Очень и очень неожиданно. Я потеряла контроль над разумом, испугалась, сорвалась, в конце концов, не всегда же мне быть героиней. Панический ужас крепко сковал меня. Боясь пошевелиться, я безотрывно смотрела на тело. Секунд десять, не больше. Затем я истошно закричала, словно не мой голос, прикрыла рот руками. Всё поплыло. Контроль над сознанием был окончательно утерян.

* * *

Миртл в который раз этой ночью облетала канализации. Просто, ей было очень одиноко.

— Кому я нужна! — завывала Плакса, утирая призрачные слезы.

Вокруг были лишь крысы. И то немного. Компания Миртл понравилась, мягко говоря, не очень.

Но в трубах она ощущала себя правительницей. Или не так, даже Королевой. Никто не обзывал ее, никто не кидался, чем под руку попадет, никто не издевался, да и вообще, здесь никто не нарушал «тонкого склада души» (как она считала) Плаксы Миртл. Напевая очередную сочиненную Миртл песенку о несчастной девочке, Плакса наугад залезла в одну из труб, и очутилась в мужском туалете.

Миртл уселась на окно и стала вглядываться в небо. Ей это оказалось занятием крайне романтичным и загадочным. Невольно Миртл сравнивала себя с одной из несчастных героинь ее любимых, будучи живой, романов. Только какого-нибудь Принца ей как раз и не доставало. Когда-то, правда, к ней захаживал тот мальчик, из Слизерина. Она хорошо его помнила. Он часто плакал, рыдал, бился в истерике. И Миртл как могла его утешала, надеясь, что он поселится с ней в туалет. Но вскоре он больше не приходил. Как не приходил и Гарри. Поттер давно уже забыл Миртл. «Ну, конечно, эта рыжая девчонка Уизли куда лучше меня!» — думала Миртл.

Плакса вновь зарыдала, пощипывая прыщики на подбородке.

— Аааа! — раздался истошный визг. Миртл, разумеется, обратила на это внимание.

— О, как раз где-то рядом, — обрадовалась Плакса. И действительно, за дверью мужского туалета Миртл обнаружила двух студентов.

— Так, так, кажется, претенденты на проживание со мной в туалете...— пропищала Миртл. Перед ней лежали два подростка. Девочка с буйными каштановыми волосами, близорукая Миртл пригляделась, символика Гриффиндора. Она хорошо ее знала, это была зазнайка Гермиона Грейнджер. «Так ей и надо, ошивалась постоянно с моим Гарри, надеюсь, это какой-нибудь василиск ее так», — подумала Миртл.

Грейнджер лежала вблизи с мальчиком. Тот был страшно бледен, по сравнению с Гриффиндорской заучкой, мертвенно бледен.

— Ой! — удивилась Плакса. Это был ее Драко.

Не медля, Миртл отправилась в поиски учителей. Ну не могла же она своего Принца так вот оставить!

«Надеюсь, он умер, после такого, он просто обязан, поселится со мной! Ведь я же его нашла!» — размечталась Плакса.

И спустя какие-то десять минут мадам Помфри и директор школы профессор Макгонагалл активно обсуждали случившееся в Больничном крыле. Все койки до этого момента были пусты, видимо, никто не заболел, не сломал себе ничего, не упал, не ушибся, в общем, все студенты были здоровы. Теперь две из них занимали студенты седьмого курса.

— Скажи, Поппи, как там мисс Грейнджер? — обеспокоенно шептала профессор Макгонагалл.

— Ничего серьезного, просто обморок, я напоила ее успокоительным, пусть поспит. Завтра я думаю, она приступит к занятиям.

Гермиона лежала и слушала. Успокоительное, действительное подействовало. Мысли стали четче, суматоха в голове закончилась. «Скоро усну, видимо» — думала Гермиона.

Студентку клонило в сон, но глаз она не смыкала. Ей было важно узнать, что же с Малфоем.

— А вот с мистером Малфоем...

— Поппи, я вот это нашла, — Гермиона услышала шелест бумаги.

— Мерлин! Бедный мальчик! Он же не знал, да? — ужаснулась школьная медсестра.

— По сей видимости, нет. Неудивительно, что он решил закончить все таким способом. Матери теперь нет, отца вряд ли выпустят, безысходность. Хотя, я думаю, мы смогли бы его поддержать, но таково натура, — Макгонагалл тяжело вздохнула.

— Посмотрим завтра утром, я пока не поняла, кажется, Живая смерть. Я кое-что дала, думаю, поможет, если все, так как я думаю.

— Надеюсь, сову Люциусу в Азкабан отправлять не придется,

Послышались тихие шаги. Макгонагалл и Помфри покинули больничное крыло.

Гермиона думала. Быстро-быстро. Если напиток Живой смерти, то Малфой либо умер, либо впал в состояние сильнейшего сна. Сейчас она не беспокоилась. Скорее просто делала расчеты. Холодные расчеты. И все от того, что успокоительное было на славу хорошее. Гермиона провалилась в сон.

Он шел по коридору. Длинный, темный коридор. Запах сырости бил в нос. И еще что-то тухлое. Возможно, мясо. Может, кровь. Сильно тошнило. Он облокотился об стену. На ощупь, грубый камень, холодный. Закружилась голова. Крики людей. Невозможные пронзительные крики, слышен плач, навзрыд. Слезами счастья и радости назвать это нельзя было.

«Это ад, да?» — думал он. На миг перед глазами встал горящий замок. Затем вновь, темнота. Звук и запах. Он словно потерял зрительный контакт с миром, либо мира просто не было. Его затрясло, как от страшной лихорадки или от неконтролируемого приступа эпилепсии. Скатился по стене и сел на пол. Обняв коленки, он зарыдал. Истошно, как безумец.

Холодный пот лился градом с его стройного тела.

Снова пронзительный крик. Крик женщины или девушки.

И она не останавливалась. Он сжал ладонями уши. Пытался раздавить собственную голову, чтобы не слышать. Нет, там, где он находился, была тишина. Крик раздавался в сознании.

Руки плохо слушались.

Тишина.

Лишь его всхлипы рвали ее.

— Успокойся, — зашелестел женский голос. Рыдания на миг прекратились.

Мягкий, убаюкивающий, родной голос.

— Ты справишься

— Прости... — прошептал он, уходя наощупь к свету.

* * *

Драко резко очнулся. Простынь была все мокрая, хоть выжимай. Ледяной пот лился с него градом. Руки тряслись.

Он не сразу осознал, где находится. Но знакомые ширмы и стойкий запах трав указывал на то, что это Больничное крыло. Слизеринец прислушался. Тихое сопение. Он был не один.

«Грейнджер», — понял Драко.

Она мирно спала на соседней койке. Достаточно милое зрелище. Пушистые густые каштановые волосы раскинулись на подушке, рот был чуть приоткрыт, личико было чисто детское.

Драко засмотрелся, словно его взгляд был приклеен к ее кровати, и оторвать его было невозможно. «И как человек, который видел столько смертей, может так сладко спать?» — задавался блондин себе вопросом.

Он же не спал уже больше трех месяцев. Чуть задремлет, и начинаются крики, непростительные заклинания мечут в разные стороны, огонь повсюду...и кровь. Либо летний день на Астрономической башне. Прошло больше года, а он все видит Дамблдора. Помнит чуть ли не дословно всю его речь. Как он предлагал Драко перейти на правую сторону, убеждал, что Драко не убийца. Зеленая вспышка. И падение. Падение, которое Драко запомнил на всю жизнь.

Сотни раз он убеждался, что Дамблдор — самый никудышный из всех директоров Хогвартса.

Но именно в день его смерти Драко понял, что все было как раз наоборот. Там, где, по мнению Люциуса (которое было вбито Малфою младшему еще с пеленок) находилась правда и сила, оказалась слепая тьма. Слишком поздно осознав это, Драко не может, выбраться оттуда.

«Я не могу так», — повторял про себя Драко, невольно стиснув кулаки.

Слизеринец уставился на потолок. Идеально белый, ровный, будто бы, никаких разрушений и воин здесь никогда не было. Магия.

Он не хотел жить. Пожалуй, стремление к жизни, было самым последним в его жизни. Увы, но фокус с зельем не прошел...

Знаете, потерять все так вот разом? Семью, богатство, влияние.... Всё для Малфоев. Лицо, в конце концов.

Многие Пожиратели оказались в Азкабане. Большая часть из них мертвы, кто-то сам наложил на себя руки, кого-то убили, кто-то умер от того, что просто не смог перенести потери.... Будто шел отбор наисильнейших из чистокровных. Естественный отбор, так это называется.

«Я попробую выдержать, только лишь ради тебя», — решил Слизеринец.

Пролежав так около часа не шелохнувшись Драко задремал. Действие многочисленных отваров прекращалось, возвращая в воспаленное сознание страх перед будущим и прошлым, заставляя глотать отрывки настоящего, не разжевывая.