Небытие (гет)

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Франц Кафка

Окончание семестра застало Гермиону врасплох. Ее мысли постоянно вращались вокруг Малфоя. Что он читал в Выручай-комнате? Только ли шпионить ему приказал Темный Лорд? Правильно ли она сделала, отпустив его и не настояв на исключении? Будут ли еще жертвы?

Во время всех трапез в Большом зале девушка наблюдала за Драко. С каждым днем он выглядел все хуже и хуже. Раньше он чрезмерно много внимания уделял своей внешности: особенно своей прическе и состоянию кожи. Теперь же он мог позволить себе появиться в мятой мантии и с растрепанными волосами. Гарри тоже заметил эти перемены. Несмотря на все его заверения, что Гермиона поступила правильно, он каждый вечер следил за Малфоем с помощью Карты Мародеров.

Когда до Рождественского вечера у Слизнорта оставалось буквально пара дней, Гарри тактично наполнил девушке, что, будучи замужем, прибыть одной на подобное мероприятие не есть хорошо. Ей пришлось спешно бежать в совятню и отправлять письмо Сириусу. Они никогда не появлялись в обществе вместе. Предстоящее было бы прекрасной возможностью продемонстрировать то, что супруги действительно вместе. Вдруг Министерство придумает какой-нибудь закон против фиктивных браков? По крайней мере, тогда будет что им предоставить.

Рон несколько дней после драки ходил очень злым, его раздражало практически все. Он даже позволил себе снять с первокурсника-слизеринца десять баллов за то, что тот очень громко чихал в коридоре. Лаванда игнорировала Гермиону. Каждый раз, когда они сталкивались, Браун презрительно смотрела на нее, а потом резко отворачивалась. Джинни же она не выносила на дух и прониклась к ней чистой и незамутненной ненавистью. Каждый раз, когда появлялась возможность, она тут же начала рассказывать всем желающим ее слушать, как ужасно девушке иметь веснушки и неухоженные ногти. За свой длинный язык Лаванда получила от кого-то проклятье фурункулов. Гермиона предпочла сделать вид, что не заметила, что в тот момент кончик волшебной палочки торчал из рукава Гарри.

Слух об окончательном расколе Золотого трио быстро облетел школу. Пожалуй, это не обсуждали только самые ленивые, а таковых в Хогвартсе не было. Гермиона прекрасно понимала, что Гарри тяжело без своего лучшего друга. С ней в любом случае он не мог обсудить многие темы так же раскованно и спокійно, как с Роном. Да и у парней есть свои специфические шутки, которые девушкам кажутся совершенно глупыми и не имеющими смысла.

— Может, поговоришь с ним? — как-то предложила Гермиона.

— Нет, — покачал головой Гарри. — Наша размолвка для него дополнительная защита. Тем болем, все видят, что это не разыгранное представление. Когда мы окажемся в полной безопасности, я попробую помириться с ним.

В этом и был весь Поттер со своим комплексом героя. Ему всегда нужно кого-то от чего-то спасать, даже от самого себя.

— С кем ты идешь на вечер к Слизнорту?

— С Луной. Думаю, это внесет хоть какое-то разнообразие в этот парад лицемерия.

Гермиона же до самого начала Рождественского вечера не знала, придет ли Сириус, но строго к назначенному времени он явился в парадной аксамитовой (может, все-таки бархатной?) мантии. Девушка почувствовала себя не очень удобно в своем легком недорогом красном платье, купленном в Хогсмиде в прошлые выходные.

— Прекрасно выглядишь, — сделал комплимент Блек с нотками восхищения в голосе.

Его можно было бы попробовать уличить во лжи, если бы его глаза не светились таким искренним восторгом. Девушка поймала себя на мысли, что ей приятна такая реакция. В принципе, Сириус видел ее в платье только один раз — на их свадьбе, но тогда всем было не до разглядывания друг друга. Гермиона предпочитала удобную и практичную одежду и именно поэтому постоянно носила джинсы или брюки, а наверх одевала водолазки или свитера. Каблуки она ненавидела лютой ненавистью и не понимала тех, кто добровольно мучает себя каждый день, изображая канатоходца, готового в любой момент рухнуть вниз со своей высоты. Даже сорочкам она предпочитала пижамы, а халатам — домашние костюмы.

Сейчас же она была в непривычном для всех образе и, возможно, эффект производила точно такой же, как и на четвертом курсе на балу, устроенном по случаю Турнира Трех Волшебников.

Гарри смотрелся с Луной весьма гармонично. Вообще в Лавгуд была какая-то легкость, будто бы она парила не только в своих мыслях, но и наяву. Гермиона иногда завидовала ей в том, что она смогла оградить себя от предрассудков, общественного мнения и глупых стандартов. Ей самой часто хотелось пробежаться босиком по лужам, поплавать в Большом озере, полазить по деревьям или надеть что-то очень яркое и необычное, чтобы почувствовать себя какой-нибудь экстравагантной героиней рассказа или легенды. Но все эти желания очень жестко подавлялись разумом и рациональностью.

Помещение было заполнено людьми до отказа, они были разных возрастов и статусов. Среди них легко маневрировал Слизнорт, казалось, он успевал поговорить со всеми. Зельевар был, словно паук, умело оплетавший себя новыми ниточками связей. Но стоило отдать ему должное, он помогал и другим как можно более выгодно пристроиться или заручиться чьей-то поддержкой.

— Мистер и миссис Блек! Как же я рад вас видеть на моем скромном мероприятии, — расплылся в слащавой улыбке Слизнорт.

— Здравствуйте, — озорно улыбнулся в ответ Сириус. — Как же давно я не был на собраниях клуба. Иногда только оглядываясь назад, понимаешь, как быстро бежит время.

— Согласен с вами, мистер Блек. Кажется, только вчера вы зачаровывали десертные вилки, которые лихо отплясывали лезгинку всем на потеху. А ведь вы так давно выпустились, да уже и Гарри на шестом курсе... — пожилой мужчина качнул головой. — Мысли о времени заставляют чувствовать себя очень древним. Лучше расскажите о вас. Когда нам стоит ждать наследника рода?

Сириус густо покраснел.

— Об этом мы подумаем после окончания войны. Дети должны жить в спокойное время, наслаждаться своей беззаботностью и быть неприлично счастливыми. Сейчас не та пора.

Гермиона удивленно посмотрела на Блека. Она его до сих пор считала человеком с не очень зрелыми суждениями и взглядами на жизнь. И дело было даже не в самом нем, как личности, а в том, что наш возраст — это наш жизненный опыт. Сириусу просто некогда было научиться чему-либо и придти к каким-то выводам, сидя в Азкабане. Она вообще удивлялась тому, как он остался в относительно здравом уме. Само по себе провести столько лет в темной камере-одиночке очень страшно для человека, а когда тебя еще и окружают дементоры, которые заставляют переживать самые страшные моменты в жизни, то просто невозможно не тронуться умом. А Блек смог удержать себя на самом краю надвигающегося безумия.

К ним весь вечер подходили разные люди и улыбались: одни задорно и весело, другие кисло и вымучено. Были такие, которые завуалировано говорили о том, что Гермиона в своей жизни нацелена только на выгоду, и тактично напоминали, что есть в этом мире вещи, которые находятся выше меркантилизма. Находились и другие, правда, в меньшем количестве, которые давали понять Сириусу, что, возможно, после стольких лет одиночества и заточения, хочется чего-то яркого, фонтанирующего и страстного, но это не повод портить молодой леди всю ее предстоящую жизнь.

Блек умело вел разговоры, с легкостью обращал любые попытки поддеть его в шутку. Он прекрасно владел словами и мимикой. Для Гермионы это было вечером открытий. Сириус оказался харизматичным, блистательным, ярким... Возможно, именно поэтому Дамблдор назначил его ответственным за ведение дел с Министерством. Он с легкостью располагал к себе людей, очаровывал их и поражал остроумием. Гермионе всегда казалось, что Блек — это уставший и сломленный человек, который жил по инерции и мало что замечал вокруг. Человек, для которого риск являлся единственной отдушиной.

Ладонь на плече, легкое полуобъятие дарили позабытое чувство защищенности и покоя. Это молчаливое покровительство говорило о том, что она все-таки не совсем безразлична ему. И дело тут не в возвышенной и эфемерной любви, а именно в том, что хоть кто-то беспокоится о тебе, замечает твои потребности и нужды. Когда остаешься практически одна против всего мира, пронизанного волнениями, как море перед штормом, очень приятно бывает просто почувствовать себя защищенной.

Сириус был теплым, а его одеколон сочетал в себе мускусные и цитрусовые оттенки запаха. Гермиона не могла сказать, что влюбилась в Блека. Одного такого вечера для нее было бы слишком мало, но появилось что-то наподобие чувства благодарности и глубокой симпатии.

Гарри весь вечер был недалеко от них и так же смиренно сносил всеобщее внимание. Казалось, каждый хотел обсудить с ним политику, последние сплетни или падение курса сикля по отношению к фунту. Некоторые решались задать ему вопросы о планах на будущее, и тогда он совершенно серьезно отвечал, что пока просто надеется выжить. Когда подобную реплику услышал Слизнорт, то почему-то побледнел, а потом стыдливо покраснел. Гермиона намеревалась расспросить Гарри об этой странной реакции чуть позже. В последнее время зельевар стал избегать Поттера, будто бы тот был прокаженным. Гарри же, на оборот, выискивал любой удобный момент, чтобы пообщаться с профессором.

Снейп тоже присутствовал среди гостей. Он забился в самый темный угол и оттуда с прищуром и уничтожительной ухмылкой наблюдал за всеми. Казалось, что его забавляла и одновременно раздражала любая мелочь в зале. Сириус вообще предпочитал не поворачиваться в его сторону.

Где-то ближе к середине вечера Филч притащил за руку Малфоя, который принялся убеждать всех, что он просто собирался пробраться на Рождественский вечер и немного повеселиться. Если кто-то и поверил в эту сказку, то только не Гермиона, Гарри и Снейп.

Сириус с недоверием смотрел на Драко и тот, заметив его присутствие, тут же стушевался и сжался. Когда Слизнорт уже был готов разрешить остаться Драко в зале, его чуть ли не за шкирку вытащил за собой Снейп.

Гарри, накинув мантию-невидимку тут же последовал за ними. Сириус тоже собирался поиграть в шпиона, но был тут же остановлен бдительной Гермионой, которая беззастенчиво сжала его руку с такой силой, что на ней, скорее всего, должны были бы остаться синяки.

— Если мы все исчезнем, это станет слишком заметно, — осторожно шепнула она ему на ухо.

Блек почему-то вздрогнул.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

В Сириусе было слишком много безрассудства. Скорее всего, решись он заняться политикой, то далеко бы не продвинулся именно из-за этого качества, даже невзирая на тот большой потенциал, что у него был.

Они еще несколько раз за вечер станцевали, именно потому, что в такие моменты к ним никто не пытался приставать со странными разговорами, например, на тему того, когда роман об их необычной любви выйдет в свет. Почему кто-то вообще решил, что они захотят что-то писать, было тайной для них.

По окончанию праздника Сириус проводил ее до гостиной и поцеловал в щеку на прощание. Толстая леди томно вздохнула и закатила глазки кверху, пробормотав что-то про любовь и молодость. Вечер был очаровательно прекрасным, возможно, самым светлым за последние полгода.

* * *

Дом на площади переливался множеством огней. Сириус, устав от постоянной напряженной атмосферы, решил внести немного ярких праздничных красок в обычную серость своего поместья. Пожиратели, казалось, активизировались еще сильнее к Рождеству, видимо, отмечая праздники терроризмом. Члены Ордена постоянно срывались на какие-то операции, и почему-то они всегда приходили раньше авроров, зачастую и прибывавших тогда, когда исход стычек был уже решен.

На второй день после Рождества по тревоге был поднят весь Орден. Рон, Гарри, Гермиона и Джинни остались в Штабе одни. Молли направилась в Нору, чтобы приготовить побольше Заживляющей мази. Ребята расположились около камина и начали вслушиваться в каждый звук, ожидая возращения фениксовцев, но их все не было и не было. Часы на стене размерено тикали и больше ничего, кроме их хода, не нарушало тишины. Гермиона нервно крутила на пальце кольцо, подаренное Сириусом, хотя и понимала, что он вряд ли подаст через него какой-то сигнал. Рон тоже нервничал, он ерзал в кресле и периодически тяжело вздыхал. Он до сих пор не разговаривал ни с Поттером, ни с Гермионой, ни с Джинни. Ему нравилось считать себя непонятым и обиженным. Молли постоянно читала Рону нотации, но он их не слушал.

Гарри сидел с закрытыми глазами и можно было бы подумать, что он спит, если бы Поттер периодически не начинал нервно теребить завязки на своей толстовке. Джинни пыталась читать какую-то книгу, но только страниц через тридцать осознала, что это один из бульварных женских романов, которые так любила таскать за собой Флер.

Когда время приблизилось практически к полуночи, снаружи раздались хлопки, а потом в дом начали входить члены Ордена. Часть из них были ранены. Молли Уизли сразу же побежала на кухню за шкатулкой с лечебными зельями, при этом чуть ли не сбив с ног неудачно решившего показаться Кикимера. Домовик что-то недовольно прошипел ей в след и предпочел скрыться в своей маленькой комнатке за кухней.

Гермиона неотрывно смотрела на Сириуса, у него была рассечена бровь и порвана в нескольких местах мантия, левая рука явно была сломана. Он был бледен как мел, мелко дрожал и казалось, что он вот-вот расплачется.

— Есть жертвы? — глухо поинтересовался Рон, который не заметил среди присутствующих своего отца.

— Да, — кивнул Блек и отрывисто продолжил. — Грюм... Он умер. Белла. Она пыталась убить меня, но Грозный глаз решил проверить ее на прочность сам и... Он упал практически мне под ноги.

Кровь все еще сочилась из рассеченной брови и других небольших ран на груди. Гермиона взяла его за руку и отвела в гостиную, где тут же стащила с него мантию и начала обтирать его влажным полотенцем. Сириус, казалось, был в шоке, неверие в произошедшее отражалось на его лице. Лечебная мазь обычно довольно ощутимо щипала сразу после нанесения, но Блек, похоже, даже не заметил этого.

— Он умер... Понимаешь, взял и умер... Он был тем, кто будто бы всем своим видом кричал: «Постоянная бдительность!». Рядом с ним казалось, что Грюм и есть залог какой-то видимости безопасности и спокойствия. Что нет такой угрозы, с какой он бы не справился. А тут он взял и умер. Не смог вовремя увернуться от Авады. Грозный глаз уже был старым, да и с его протезом это было нелегко... Грюм умер! Это страшно, чудовищно, невыносимо! Так не должно быть!

Гермиона заставила Сириуса выпить сначала Успокоительное зелье, затем Костерост, а потом крепко обняла его и прижала к себе. Со стороны столовой доносились звуки разговоров и приглушенных рыданий, но к ним никто не заходил.

— Поплачь, — шепнула девушка.

В данной ситуации ей это казалось правильным. Великая глупость заключается в том, что мужчинам якобы нельзя плакать, потому что это каким-то образом может умалить их мужественность. Но на самом деле ни в коем случае нельзя запирать столь сильные и разрушительные эмоции в себе, чтобы не быть смятым и искореженным их накалом. Выплески необходимы каждому, невзирая на пол. Когда долго собираешь в себе весь негатив, все отрицание и боль, то наступает такой момент, когда сил удерживать себя не остается, и ты ломаешься, как сосуд, взорвавшийся изнутри.

Конечно же, устраивать истерики по каждому поводу тоже нельзя, но у каждого должна быть такая граница, когда подавление эмоций не переходит в подавление себя самого.

Девушка почувствовала, как ее кофта намокла. Сириус плакал, а она все так же сильно прижимала его к себе и гладила по спине.

— Я знаю, говорить, что все будет хорошо, глупо. Потому что не будет. Грюма с нами больше нет, но есть то, что он оставил каждому из нас: надежды, взгляды, принципы и плоды своей работы. Желание не отпускать людей — весьма эгоистично, потому что им там, на том свете, должно быть куда легче, чем тут.

Сириус успокоился очень быстро, стыдливо отстранился от девушки и тихо хрипло произнес:

— Мне страшно, страшно уйти туда прямо сейчас, а не позже, страшно не успеть закончить какие-то дела и страшно от того, что я не знаю, сколько точно мне осталось. Мне больно, больно потому, что Грюма с нами больше никогда не будет. Я знаю про эгоизм и про то, что в последнее время ему было нелегко, но... я не знаю, как это правильно сказать, просто мне грустно от того, что с каждым человеком мы будто бы теряем опоры.

Гермиона сжала его руку в своей.

— Я все понимаю, мы справимся со всем. Просто сейчас такой сложный период. Мы справимся...

Сириус отстраненно кивнул.

— Возможно, просто сейчас все слишком свежо.

Он, пошатываясь, поднялся с дивана и хотел пойти в столовую, но был тут же остановлен Гермионой.

— Тебе следует надеть что-то.

Сириус растерянно опустил взгляд и только сейчас осознал, что раздет по пояс.

— Спасибо, ты права. Иди ко всем, я сейчас переоденусь и спущусь.

Гарри сидел рядом с рыдающей Джинни и прижимал ее к своему плечу. Чуть поодаль стоял Рон, который не мог отвести взгляда от тела, накрытого белой простыней и положенного в самую дальнюю часть комнаты.

Ремус, казалось, намертво вцепился в Тонкс, которая еле держалась от на ногах от пережитого волнения и шока. Все-таки она слишком многому училась у Грюма. Молли Уизли рассеянно перебирала маленькие баночки со специями, рядом с ней стоял ее муж с перевязанной рукой.

— Пожирателей было много? — осторожно спросила Гермиона у Кингсли.

— Семнадцать человек. В этот раз они выбрали Лестер, собирались поджечь торговый центр и убивать всех выбегающих из него. Я не понимаю, как вообще такие зверства могут посещать чье-то воображение.

— Долго ждали авроров?

— Да, они появились уже после того, как Пожиратели ушли и запустили метку. Скорее всего, среди них есть вражеские агенты, слишком уж часто авроры опаздывают.

— Что же теперь? — тихо спросила она.

— Жить и бороться дальше, — совершенно серьезно ответил Кингсли. — Иначе невозможно.

* * *

Похороны прошли тихо, присутствовали только члены Ордена. Сириус немного пришел в себя и, кажется, успел примириться со смертью Грюма, но все равно выглядел совершенно отстраненным и несколько замкнутым. Гермиона с удивлением заметила у него на виске седину. Переживания слишком часто подкашивают нас.

Ветер был пронизывающе холодным, хотелось прижаться к чему горячему, но источников тепла не было вообще. Боль, мороз, страх, колючий снег — все перемешалось вместе, вызывая лишь одно желание — скорее забиться в какой-нибудь угол и остаться там как можно надольше.

Гарри старался быть поблизости от Джинни и всячески ее поддерживал. Рон ревностно наблюдал за ними, но атмосфера самих похорон была настолько давящей и тяжелой, что на то, чтобы делать какие-либо выводы личностного характера, просто не осталось сил.

Когда все вернулись, Поттер завел в одну из комнат Сириуса и Гермиону.

— Мне хочется кое-что с вами обсудить, — он несколько раз нервно взъерошил волосы. — Это касается Малфоя.

Сердце Гермионы болезненно екнуло. Неужели она все-таки сильно ошиблась?

— На вечере у Слизнорта я отправился вслед за Малфоем и Снейпом. Между ними состоялся весьма интересный разговор, смысл которого сводится к тому, что Волдеморт дал Драко какое-то задание, которое тот обязательно должен выполнить. У него это очень плохо получается, и Снейп предложил ему свою помощь и, чтобы заверить в честности своих намерений, сообщил, что дал его матери Непреложный обет.

Сириус вздрогнул.

— Если он не шутит, то в случае невыполнения условий договоренности, его ждет смерть.

— Да, я читал о Непреложном Обете. Это лишний раз указывает на то, что задание было действительно серьезным. Снейп просто так не стал бы принимать в этом участие.

Гермиона покачала головой.

— Ты не думал, что, возможно, профессор таким образом пытался втереться в доверие к Малфою, ведь, как ты уже сказал, последний не доверяет ему.

Сириус согласно кивнул.

— Вполне в его стиле, так что все возможно.

— Вы забываете одну вещь — Малфой всегда может спросить у матери про Обет. У нее нет мотивов лгать ему об этом. Теперь остается узнать, что же за задание дал Волдеморт Драко.

— Нужно было отвести его к директору, — сокрушенно произнесла Гермиона.

— Я тоже так считаю, — подтвердил Блек, единственный из всего Ордена, кто был в курсе всех подробностей произошедшей в Выручай-комнате ситуации.

Гарри недоуменно посмотрел на них.

— Вы понимаете, что это какое-то важное задание? Если уберем Малфоя из школы, он найдет какого-нибудь нового неизвестного исполнителя и тогда все — ни обрывков информации, ни слежки. Да и как бы я не относился к хорьку, выгнать его из школы — значит убить.

— Что, если пострадает кто-то еще? Кэти осталась жива благодаря счастливой случайности и привычке зимой надевать перчатки, — вспылил Сириус. — Что, если от его руки кто-то падет?! Ты просто пойдешь на похороны?

— Нет! — воскликнул Гарри. — О чем ты вообще говоришь? У нас теперь появился тот, за кем мы можем спокойно следить и попытаться предотвратить катастрофу. Тот, кому поручат задание Малфоя, будет нам неизвестен. Уверен ли ты, что этот человек не убьет больше? Я просто следую принципу меньшего зла!

— Но это же риск, — менее уверенно произнес Сириус.

— Вся наша жизнь — риск. Все, что мы можем, это постараться уменьшить его, — Поттер поднялся с кресла и направился к двери. — Я боюсь за других, но один я всех не защищу и не спасу, как бы ни старался.

Сириус долго смотрел на захлопнувшеюся дверь, а потом тряхнул головой, будто бы избавляясь от назойливых мыслей.

— Каким меня придумала ты? — спросил он. — Я вот очень долго думал, что Гарри — копия Джеймса не только внешне, но и внутренне, но оказалось, что это далеко не так. И это сбивает с толку, потому что заставляет признать, что я несколько лет видел в человеке не его самого, а мои представления о нем.

Девушка грустно улыбнулась.

— Подобные ошибки склонны допускать все мы. Я не знаю, насколько я придумала тебя, потому что не успела полностью постичь твою душу и понять, что есть для тебя закономерное, а что недопустимое. На подобное нужно время. У нас его не было, у тебя с Гарри, кстати, тоже.

Мужчина грустно улыбнулся.

— Иногда мне кажется, что я очень сильно везде опоздал.

— У тебя пока что есть возможность наверстать.

Сириус тяжело вздохнул.

— Может бать, и Снейпа мы придумали? — спросил он.

— Возможно, — кивнула Гермиона. — Он отличный специалист в своей области, но лучшим методом поддержания дисциплины считает страх. Так же не следует забывать, какую работу он проделывает для Ордена. Но как человек, как личность, он... мало положительный.

— Это уж точно, но тепер, после рассказа Гарри, у меня появилась масса подозрений, на чьей же стороне он воюет.

Живоглот столкнул диванную подушку на пол и нагло улёгся на неё.

— Я думаю, он воюет за себя, за свои принципы. Просто получилось так, что Орден в большей степени разделяет его цели и помогает средствами для их достижения. Своего рода взаимовыгодное сотрудничество.

Блек натянуто улыбнулся.

— Слишком уж меркантильно звучит.

— Да, но в полной мере отражает действительность, — отозвалась Гермиона.

Поминки прошли в совершенной тишине, каждый из присутствующих старался издавать как можно меньше звуков, возможно, ожидая, что вот-вот раздастся постукивание деревянной ноги по старому скрипучему паркету и резкий, неожиданный вскрик: «Постоянная бдительность!». В самом конце вечера Ремус встал из-за стола и, подняв свой бокал, тихо произнес:

— Грюм был замечательным человеком. Да, порой немного резким, язвительным и грубым, но он как никто другой понимал необходимость борьбы. Как бы сильно Грозный глаз не погряз в войне, он всегда оставался человеком благородным и четко придерживающимся своих принципов. Спасибо ему, что был с нами.

Добавить к этому было нечего, многие уже высказались сегодня на кладбище. Сейчас хотелось молчать.

Когда пришло время спать, Гермиона была рада сбежать ото всех в свою комнату, которую сейчас делила с Джинни. Атмосфера угнетенности душила ее, а холод, казалось, преследовал везде.

Постель была ледяной и ничуть не согревалась под телом Гермионы, будто бы кто-то зачаровал ее. Джинни уснула практически сразу, она слишком устала от волнений в последнее время. Ее отношения с Дином были весьма непростыми, а то, что он магглорожденный, в связи с вышедшим законом об опеке, добавляло дополнительную нервозность.

Ночью темно-зеленые шторы выглядели пугающе-черными сгустками, а старый комод с двойным дзеркалом — чуть ли не ожившим чудовищем. Любые, даже самые невинные звуки, вроде шума ветра за окном, заставляли девушку вздрагивать. Было страшно, хотя она прекрасно осознавала безосновательность собственных страхов.

Гермиона решительно откинула с себя одеяло и, надев тапочки, вышла в коридор, который освещался несколькими зачарованными свечами. Она крадучись добралась до комнаты Сириуса и легла к нему в кровать, тесно прижавшись к мужчине.

— Что случилось? — сонно спросил он.

— Холодно... Я замерзла, — пожаловалась девушка, поражаясь наивности своих слов.

Блек приобнял ее.

— Так лучше?

— Не совсем...

Хотелось получить максимально возможное количество тепла, урвать свой небольшой кусочек радости и чего-то светлого. Гермиона приподнялась на локте и поцеловала Сириуса в губы. Блек сначала растерялся, но потом начал отвечать со всей своей страстностью.

Целовался он хорошо. С Виктором было не так: более неумело, урывочно и бестолково.

— Я думаю, нам лучше сейчас постараться уснуть, — хрипло произнес Блек.

Холод постепенно стал отступать, а зима за окном и тени в комнате перестали страшить. Ей не хотелось просто секса, как инструмента получения удовольствия. Ей хотелось близости, в первую очередь духовной, чтобы кто-то подарил ей внутреннее ощущение тепла и заботы.

Раньше Гермиона считала, что физическое существовало в оторванности от души, но теперь она понимала, что эти два начала гармоничны. Любая девушка, пуская в свое тело, так или иначе пускает в свою душу.

Ей хотелось больше тепла. Она остро в нем нуждалась, как в еде, сне и прочем.

— Я так не считаю, — прошептала Гермиона и прижалась губами к шее Сириуса.

Девушка сама испугалась своей смелости, возможно, именно она сейчас компенсировала ее неопытность. Несколько прочитанных книг были не в счет. Гермиона едва не хмыкнула, осознав, что занимается соблазнением супруга, не в пеньюаре, который полагался конкретно для таких случаев, а в обычной фланелевой пижаме с мишками.

— Ты уверена? — голос Блека был полон тревоги.

— Да.

В Сириусе сочеталась порывистость и нежность. Он был очень осторожен и ласков, внимательно прислушивался к реакциям девушки и стремился дать ей как можно больше. Сначала тепло, а потом уже и жар стали заполнять всю ее сущность, изгоняя, пусть и временно, притаившуюся тьму, состоящую их страхов, сомнений и боли.

В этот раз девушка не достигла того, что называют оргазмом, но она была удовлетворена. Из некоторых книг Гермиона знала, что это нормально. Зачастую девушки становятся способны испытать полную радость от близости только после родов. Не было никакой боли, как в первый раз, не было элемента необходимости. Все,что произошло, — произошло по ее воле и желанию. Было тепло. Кажется, зима отступала.