Упрямая (гет)

Слушаете ли вы*

(вместо эпилога)

Слушаете ли вы тишину?

Слышите ли её так же хорошо, как я?

Раньше я не задумывалась о том, что тишина на самом деле наполнена звуками.

Потрескивание дров в камине. Шипение догорающей свечи. Тиканье часов. Поскрипывание пера. Шелест пергамента.

Я сижу в кресле возле камина и читаю. Нет, делаю вид, что читаю. Томик стихов, лежащий у меня на коленях, я знаю почти наизусть. Открыв любую страницу, могу цитировать по памяти.

Ты — розовый рассвет, ты — Ночи сумрак черный.

Все тело в трепете, всю душу полнит гул, -

Я вопию к тебе, мой бог, мой Вельзевул!**

Поэтому я слушаю тишину. Хотя больше всего на свете хочу повернуть голову и посмотреть на Северуса.

Он сидит за столом наискосок от меня, спиной к камину. Над ним плавают свечи в канделябре — он проверяет эссе по зельеварению.

Всё-таки я исхитряюсь и искоса начинаю за ним наблюдать. Подглядывать за Северусом — истинное удовольствие. Сейчас он сидит и старательно пишет что-то на полях пергамента, слегка выпятив нижнюю губу. Потом презрительно усмехается и что-то чёркает. Облегчённо вздыхает и отбрасывает пергамент в стопку проверенных.

Всё ясно. Третий курс, Гриффиндор. Эссе несчастного соискателя премии «худший зельевар года» по версии Северуса Снейпа.

Мои глаза начинают нестерпимо печь от такой гимнастики, и я снова перевожу взгляд на огонь, весело пожирающий смолистые поленья. Чтобы не вызвать подозрения, я переворачиваю страницу.

Уже второй год, как я преподаю в Хогвартсе трансфигурацию.

И почти два месяца — миссис Северус Снейп.

Как шутила Минерва на нашей свадьбе: «Вы только не переусердствуйте в работе, господа преподаватели. А то Хогвартс вряд ли выдержит двух профессоров Снейп...»

Сейчас, вспоминая, как начинались наши отношения, я недоумённо пожимаю плечами. Уже перед окончанием Хогвартса я была влюблена в Северуса. Но искренне верила, что желание быть рядом с ним — всего лишь проявление дружеских чувств.

* * *

Я долго была слепа. Знала, что Северус любит, но совершенно не понимала, какая мука для него — находиться рядом со мной.

И обижалась, когда он на какое-то время исчезал из моей жизни.

После выпускного я уехала домой, но уже в начале августа вернулась.

Мне хотелось поскорее начать обучение. И, конечно же, увидеть Северуса. Но каково было моё разочарование, когда в Хогвартсе его не оказалось.

Я спросила о нём у Макгонагалл, но та, пожав плечами, спокойно ответила: «У Северуса каникулы, и он отправился путешествовать».

Я так сильно расстроилась, что уже тогда должна была поразмыслить: со мной что-то не то. Но увы. Тот, первый звоночек, не привлёк моего внимания.

Дружить с Северусом Снейпом оказалось очень трудно. Он постоянно был занят: если не патрулировал коридоры, то варил зелья для больничного крыла или принимал отработки.

Его «занятость» сначала меня раздражала, а потом стала бесить. Но, конечно же, я ему ни разу ничего не сказала: те минуты, когда мне всё-таки удавалось застать его врасплох, с лихвой компенсировали недели разлук.

Обычно поводом прийти в гости были вопросы, которые требовали незамедлительного разъяснения.

Северус был всегда очень терпелив со мной. И, что меня невероятно подкупало, давал несколько, чаще всего альтернативных ответов на мучившие меня вопросы.

Когда же я интересовалась, какой из ответов верный, Северус, сардонически усмехаясь, почти всегда отвечал:

«А это, Гермиона, вы узнаете сами. И поделитесь своими умозаключениями».

Я, как нюхлер в поисках драгоценностей, устраивала в библиотеке настоящий переворот, разыскивая подходящую литературу. Готовилась я основательно. Чтобы прийти к Северусу и высказать свою точку зрения. И потом услышать в ответ едкое:

«Милый, незамутнённый интеллектом Гриффиндор».

А затем ещё битый час слушать, как мои догмы рассыпаются под напором его железной логики.

Но я готова была выслушивать эти колкие речи бесконечно. Я представляю, как выглядела со стороны. Приоткрытый рот, по-собачьи преданный взгляд. Однако моё внимание, по-видимому, льстило Северусу: он с удовольствием делился знаниями.

Впрочем, это не мешало ему через некоторое время снова исчезнуть из моей жизни.

В общем, дружба с Северусом оказалась трудной для меня. Он был закрыт и непредсказуем.

* * *

Всё изменилось на прошлое Рождество.

Ко мне приехали отмечать праздник друзья: Гарри с Джинни, Рон с Ромильдой и Невилл с Полумной. Я пригласила Северуса, он, конечно же, обещал прийти.

Но в последний момент, когда все уже были в сборе, в окно моей хогвартской гостиной постучала сова. Обычная школьная сипуха принесла от Северуса послание, в котором он просил извинения и предупреждал об отсутствии на вечеринке.

Оказалось, что только на Рождество, один раз в год, зацветает волшебное растение Sanguis Basiliscus — очень дорогой для зельеварения ингредиент, запасы которого у Северуса подходили к концу.

Я настолько разозлилась, что чуть не выщипала из несчастного почтальона хвостовые перья. Чудом оставшаяся нетронутой сова улетела восвояси.

Но настроение было испорчено.

Весь вечер я находилась в странном состоянии. То впадала в задумчивость, сродни заторможенности, то громко смеялась несмешным шуткам. Короче, вела себя неадекватно.

А ещё меня жутко раздражали сочувствующие взгляды друзей, ожидавших увидеть мою пару...

Конечно же, никто не подозревал, что моим спутником должен был быть Северус, даже Гарри и Луна. Мне хотелось сделать друзьям сюрприз, а Северуса понемножку приобщить к неформальной обстановке.

Но, как обычно, ничего не вышло.

Я помню, с какой тоской смотрела на друзей, разбившихся на парочки. Танцующих и веселившихся.

Пожалуй, одна только Луна понимала, что со мной происходит. В проницательности мисс Лавгуд я больше не сомневалась. Настолько, что готова была поверить в морщерогих кизляков и мозгошмыгов.

Еле-еле я дождалась, пока друзья разойдутся по гостевым спальням. Но совершенно не была готова к тому, что меня накроет волна истерики.

Мне было так одиноко и больно, что казалось: если я сейчас же не увижу Северуса, то просто умру на месте.

Но даже тогда я не задумалась о своей странной преданности. Ведь за друзьями так не рыдают.

Вероятнее всего, от расстройства у меня случилось помутнение рассудка. Потому что ни один здравомыслящий человек не пойдёт в два часа ночи разыскивать другого в Запретный лес.

* * *

Надев тёплую мантию, я воспользовалась привилегиями преподавателя и спокойно вышла из Хогвартса. Я шла к Запретному лесу, расчищая палочкой сугробы впереди себя. Недавняя метель замела все знакомые тропинки, и я брела наугад. Гриффиндорское упорство гнало меня вперёд.

Нет бы подумать: почему я не вижу больше ничьих следов? Ведь Северус, по идее, совсем недавно должен был здесь идти. Мысль о том, что он мог аппарировать, как-то не пришла в голову.

Конечно же, я заблудилась. Но упрямо продолжала брести по заснеженному лесу.

Вдруг земля ушла из-под моих ног, и я кубарем покатилась вниз. Но это было не самое страшное. Я приземлилась прямо в воду. Или приводнилась?

Как оказалось позже, петляя по лесу, я вышла на крутой берег озера. И очутилась в ледяной воде. Мне повезло, что я сумела выбраться на берег. Промокшая до нитки, я на ощупь искала волшебную палочку, барахтаясь в снегу. Но тщетно, она была потеряна.

Моя одежда стала колом, волосы превратились в сосульки, от холода хотелось выть. А мне ещё предстояло покорить крутой склон, который казался столь же недостижимым, как Эверест.

Несколько раз я пыталась аппарировать, но отяжелевшая мантия и сильнейшая дрожь лишили меня такой возможности. Я не могла не только сосредоточиться, но даже крутнуться на месте.

Поэтому поступила, как обычная маггла.

Раз за разом я ползком старалась подняться на крутой склон. Одеревеневшими пальцами цеплялась за высохшую траву, за сучья деревьев, загоняя ногти в мёрзлую землю. Но, даже не достигнув середины, снова падала вниз.

Несколько бесплодных попыток — и я превратилась в снеговика. И к тому времени уже не чувствовала ни рук, ни ног. Лицо я не чувствовала давно, а голову стянуло ледяным обручем.

Однако желание выжить раз за разом гнало меня наверх, заставляя покорить проклятый склон.

Но, есть у человека предел сил. И наконец, вновь оказавшись у кромки воды, я смирилась.

Меня потянуло в сон, стало тепло и уютно. Но фактически, я умирала от переохлаждения. Да, вот такой абсурд — волшебница, которая замёрзла.

* * *

Мне привиделся Северус. Не знаю, сон это был или бред, но видения были прекрасными. Северус был рядом, и я отчётливо поняла, что люблю его. И, что характерно — давным-давно.

И случилось чудо.

Недаром Дамблдор называл любовь самой могущественной магией. Именно она спасла меня тогда.

Очнувшись ото сна, я поняла, что умираю. Но я хотела жить, хотела быть рядом с Северусом. И магия, наполняющая меня, вырвалась наружу.

Больше я ничего не помню — вспышка стихийной магии забрала остатки сил.

Я отключилась.

* * *

Что было дальше, я не могу помнить, но, тем не менее, знаю. Пусть даже и в общих чертах. Довольно большой промежуток времени выпал из моей памяти. Стараниями Минервы этот пробел был восполнен.

* * *

Северус действительно собирал соцветия магического растения Sanguis Basiliscus, в известном ему одному (ну, может ещё и Хагриду) месте.

Он аппарировал прямо от ворот Хогвартса, поэтому я никак не могла обнаружить его следы. Мы разминулись буквально на несколько минут: к тому времени, когда я шла к Запретному лесу, Северус как раз заходил в замок.

Хорошо, что профессор Снейп на редкость педантичен. Вместо того, чтобы идти спать, он направился в лабораторию разбирать свои трофеи.

Он ещё не закончил работу, когда к нему на стол заскочила серебристая выдра — мой Патронус.

Она прохрипела моим голосом: «Помоги мне, я умираю».

Дальше — только факты. Когда я пытаюсь выяснить подробности, Северус хмурится и уходит от ответа.

Однако я знаю, что он поспешил за выдрой. Да так, что проклятием заморозил старину Пиввза, который попытался скинуть люстру Северусу на голову.

Что, когда принёс меня в больничное крыло, перебудил почти половину Хогвартса своими криками.

Что не спал несколько дней, заклинаниями и зельями спасая мои руки, ноги и особенно лицо.

Что, в перерыве между накачиванием моей тушки зельями, умудрился найти утерянную в снегах Запретного леса волшебную палочку. Простым Accio.

А потом поселился в моей палате и подпускал Поппи ко мне только для того, чтобы она его успокоила:

«Северус, Гермиона не умерла. От обилия зелий она просто крепко спит».

Зелий пошло на моё лечение действительно много. Самым простым было Перечное. Купание в ледяной воде не прошло для меня бесследно: я заработала, помимо обморожения, ещё и двухстороннее воспаление лёгких.

* * *

Придя в себя среди ночи, я сначала ничего не могла понять. Ощущения были не из приятных. Сухие и потрескавшиеся губы, горящее от зелий горло, и натянутая как барабан кожа на лице. Во всём теле чувствовалась приятная лёгкость, а в животе разверзлась чёрная дыра.

Я вспоминала о том, что произошло, пытаясь пошевелить руками и ногами. Затем повернула голову и увидела Северуса, спящего в кресле рядом с моей кроватью. Он выглядел усталым, но настолько умиротворённым, что от прилива любви в груди у меня защемило.

— Я люблю тебя.

Я думала, что говорю шёпотом, но оказалось, слишком громким.

Северус открыл глаза и с изумлением уставился на меня. Я не знаю, сколько мы смотрели вот так друг на друга: время для нас остановилось.

А потом мы целовались всю ночь, и Северус говорил, говорил...

Словно просидел лет двадцать в одиночке Азкабана.

Когда я вспоминаю его слова, всякий раз, словно мороз идёт по коже.

Как он говорил. Но ни разу не сказал: «Я люблю тебя».

* * *

После выздоровления между нами всё изменилось. Северус стал моим постоянным спутником. Он больше не краснел и не снимал баллы, когда студенты тихонько хихикали нам вслед. Он не язвил коллегам, если у него спрашивали, как я себя чувствую. И, наконец, не послал портрет Альбуса в... неважно, когда тот поздравил нас с тем, что мы — пара.

Северус всегда был рядом. Даже если мне действительно было некогда. Даже когда я отлучалась из Хогвартса.

Его пристальный взгляд грел мою душу. Мне нравилось сидеть с ним вечерами и пить чай.

Но было одно «но».

Со мной что-то случилось. Когда Северус дотрагивался или притягивал меня для поцелуя, происходило непонятное: становилось жарко, сердце выпрыгивало из груди, а живот подводило, точно перед рвотой.

При таком раскладе мне оставалось только прервать поцелуй и исчезнуть.

Странная реакция на ласки Северуса меня очень расстраивала, я загрустила.

Он был дорог мне, я знала точно, что люблю его так, как никого в этом мире. Только от его прикосновений меня мутило и порой темнело в глазах.

Поэтому уже я стала искать предлог, чтобы быть подальше от него.

Когда пойти некуда, я иду в библиотеку. Это железное правило всегда помогало мне в трудную минуту. Но ни в одной книге я не нашла даже упоминания об этой странной болезни.

* * *

— Где ты собираешься провести каникулы? — спросил Северус перед самым окончанием учебного года.

— Родители пригласили меня к себе, в Австралию, — ответила я. — Хочу их проведать. Соскучилась.

— Да? И долго ты будешь в Австралии?

— До конца каникул.

— Жаль, — он рассеянно потёр переносицу. — А я хотел пригласить тебя составить мне компанию. Отправляюсь в путешествие по Европе.

Северус внимательно на меня смотрел, а я... я боролась с искушением. Я мечтала провести с ним каникулы. Мне не хотелось торчать весь отпуск в австралийской глухомани: недели с родителями было бы достаточно. Но моя «дурнота» пугала. Я хотела разобраться с причиной столь странного отзыва на прикосновения Северуса.

* * *

— Мама, я люблю одного человека.

— Ох, Гермиона, — мама всплеснула руками и мягко рассмеялась. — Что-то я тебя не пойму. Мне радоваться или плакать?

— Ты о чём?

— О трагическом выражении лица, с которым ты произнесла фразу о любви.

Я вздохнула и всё рассказала маме. О ненависти. О дружбе. И наконец, о вспыхнувшей любви.

Мама была благодарным слушателем. Она не перебивала, не вставляла подначивающие фразы и наводящие вопросы.

Но когда я заговорила о фригидности (так я определила свою «дурноту»), она сначала онемела, а потом задумалась. И лишь затем — развеселилась.

— Фригидная, говоришь? — сказала она и прыснула в кулак. — Замуж, Гермиона, срочно замуж!

Я ничего не поняла, даже обиделась.

— Как ты сказала, зовут того парня?

— Мама, он совсем не парень — он мужчина. Боюсь, что если кто его так назовёт, рискует на всю оставшуюся жизнь превратиться в неодушевлённый предмет, — разозлилась я. — Его зовут Северус Снейп.

— Северус Снейп? — довольно проворковала мама и куда-то удалилась.

Только совсем недавно я узнала, что мама после того разговора переписывалась с Северусом и даже несколько раз встречалась.

Теперь-то я догадываюсь, о чём они говорили. Но мне всё равно стыдно.

* * *

— Пожалуйста, Северус, не надо, — мне было так плохо, что даже голова кружилась. Наша встреча на хогсмитской станции оказалась слишком «горячей». В тени раскидистого дерева, вдали от посторонних глаз, Северус набросился на меня с поцелуями.

— Почему, Гермиона?

Он удерживал меня за плечи, а сам заглядывал в глаза.

«Потому что меня сейчас стошнит прямо тебе на мантию», — хотелось крикнуть ему в лицо.

Я старательно отводила глаза, опасаясь, как бы он не прочитал в моей голове предательских мыслей.

— Не спрашивай, пожалуйста.

— У тебя кто-то появился.

— Нет, неправда. Я люблю тебя.

— А ведёшь себя совсем наоборот, — с обидой произнёс он.

Я так испугалась, что решилась рассказать правду.

— Я не могу с тобой целоваться.

— Почему?

— Я... заболеваю от твоих поцелуев.

— Что?

Раньше его перекосило бы от сильных эмоций. Но со временем Северус перестал гримасничать.

Я зажмурилась и отчётливо произнесла:

— Я. Болею. От. Твоих. Поцелуев.

— И в чём это выражается? — холодно спросил Северус.

Когда я перечислила симптомы, он опешил. Развернулся и медленно побрёл к Хогвартсу.

— Северус, пожалуйста.

Я так боялась потерять его, что была согласна болеть всю оставшуюся жизнь.

Он обернулся. В его глазах читалось потрясение и боль. Я гладила его по руке и шептала, как заведённая.

— Я что-нибудь придумаю. Прочитаю об этом в книге и найду решение. Если нет, то обращусь к Поппи Помфри или в Святой Мунго, или...

— Не надо.

— Что?

— Не надо в Мунго. Я сам тебя вылечу.

При этом он смотрел на меня так, будто у меня отрасли крылья, а над головой образовался нимб.

* * *

Северус перестал меня касаться, перестал целовать. А в остальном всё было по-старому: мы постоянно находились в обществе друг друга.

И, первый раз за всю историю наших отношений, он пришёл на мой день рождения.

Северус держался стойко. Он почти не закатывал глаза, когда речь заходила о квиддиче. И угрюмо молчал, если кто-то из друзей говорил явную глупость.

Мои гости вели себя с ним настороженно. Только Луна осмелела настолько, что несколько раз пыталась втянуть его в дискуссию. Впрочем, безуспешно.

Северус дождался, пока все друзья разойдутся, а после, вполне будничным тоном... сделал мне предложение.

Букет цветов, появившийся из волшебной палочки. Коробочка с обручальным кольцом. Скупые слова, произнесённые глухо. Да, Северус не был оригинальным. Но, даже такого я от него не ожидала.

Поэтому без раздумий согласилась.

Хотя...

* * *

— Я согласна, но как быть с моей болезнью?

— Я вылечу тебя, — мне показалось или он действительно смутился? — Но, для лучшего результата мы должны быть женаты.

Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом добавил:

— Не стоит нам тянуть с формальностями.

— Ты хочешь, чтобы мы обвенчались уже в этом году? — я не ожидала от Северуса такой прыти.

— В октябре. И, чем раньше, тем лучше.

Глаза Северуса блестели, словно изнутри его сжигала лихорадка.

— Но как же... А подготовка к свадьбе, приглашения? Наконец, знакомство с родителями?

— Никаких пышных и многолюдных церемоний, — сказал он решительно. — Только самые близкие родственники, друзья и коллеги. А с родителями познакомишь меня в ближайшие выходные. Отправь сову и предупреди о нашем визите.

Дав мне ценные указания, Северус засобирался к себе.

Я была немного оглушена такой властностью. Проводив Северуса до дверей, я ещё долго стояла в коридоре, обдумывая его слова.

Только откуда мне было знать, что знакомство с родителями — совершенно лишнее. Северус уже был с ними знаком.

* * *

Больше всего на свете мне хотелось быть с Северусом. Но и страх мой был с большими дрожащими ушами.

Зная свою странную реакцию на близость Северуса, я боялась первой брачной ночи.

Несмотря на свой, скажем так, недетский возраст, я всё ещё была невинной.

За это тоже стоило поблагодарить профессора Снейпа.

Однажды, на седьмом курсе, он застал нас с Роном, полуодетых, в одном пустующем классе третьего этажа.

В тот день мы решили стать взрослыми, но Северус в грубой форме помешал нам. Профессора Снейпа я возненавидела, и потеряла возлюбленного.

А потом всё изменилось.

После выпускного у меня не было ни времени, ни желания завести себе близкого друга: я всё время думала о Северусе.

В общем, я была бы самой счастливой наречённой в мире, если бы не моё непонятное самочувствие.

Но, хорошенько поразмыслив, я решила, что это мелочи. Главное, чтобы Северус был рядом.

* * *

Моя неопытность в делах интимных сыграла со мной занятную шутку.

Как я выяснила опытным путём, моё отвращение и тошнота были признаками... сильнейшего влечения.

Сначала мама, а потом и Северус поняли это.

Они встретились и всё обсудили, не впутывая «невинное дитя» в вопросы физиологии.

Поэтому Северус так спешил со свадьбой.

Что ещё сказать?

Северус оказался прекрасным лекарем. Первая брачная ночь закончилась уже поздним утром, и всё это время Северус лечил мою «тошноту». Его неиссякаемая фантазия продолжает поражать моё убогое воображение и по сей день. Думаю, что ближайшие пятьдесят лет скучать по ночам нам не придётся.

Я пока что только вникаю, но уже готова экспериментировать.

* * *

Задумавшись, я не замечаю, что уже давно наблюдаю за Северусом, склонив под неудобным углом голову. Он немного снисходительно говорит, словно обращаясь к пергаменту:

— Если будешь продолжать подглядывать — окосеешь, — он поворачивается ко мне и с напускной серьёзностью добавляет: — И зачем мне нужна косоглазая жена?

Северус говорит, а уголок его рта подёргивается от намечающейся улыбки. Пожалуй, мне надо обидеться, но я — смеюсь. Я откидываюсь в кресле, и томик Бодлера летит с моих колен на пол.

— Может, пойдёшь спать? Сегодня был трудный день, — вкрадчиво спрашивает он.

Ага, размечтался! Уже побежала! Я перевожу взгляд на ещё достаточно внушительную стопку непроверенных эссе. Чтобы не послать в них лучи ненависти и случайное Incendio, я закрываю глаза и снова смеюсь. А потом упрямо говорю:

— Нет, лучше ещё почитаю.

Я тянусь за книгой и слышу, как отодвигается кресло. Я выпрямляюсь и с удовольствием наблюдаю: Северус снимает мантию. Оставшись в рубашке и брюках, он подходит к моему креслу и с язвительностью произносит:

— Не желаешь уступить место старшему?

Я поспешно встаю, чтобы, отдав ему кресло, самой примоститься рядом на полу. Упираясь спиной в ноги Северуса, я откидываю голову на его колени и смотрю снизу вверх.

Он запускает руки в мои волосы и ловко вытягивает шпильки. Его пальцы творят волшебство, и я почти мурлычу от удовольствия.

Я знаю, что непроверенные эссе будут забыты до утра.

Представляя, чем мы будем заниматься чуть позднее, я вздыхаю: сладкая истома распространяется почти по всему животу, требуя немедленного лечения.

Пальцы Северуса замирают, я недовольно мычу и открываю глаза. Поймав его смеющийся взгляд, я тянусь за поцелуем. Перед тем, как меня поцеловать, Северус успевает прошептать:

— Я люблю тебя, упрямая.

Fin.

Примечания.

* — глава написана под впечатлением от великолепного рисунка-коллажа. Вот этого:

http://severushermione.clan.su/forum/250-6757-1

** — Шарль Бодлер.