Слизеринская блудница (гет)

В спальне горел камин. Напротив него сидела Валбурга, отрешённо следя за игрой огня на углях. Глаза её влажно блестели — должно быть, от долгого взгляда в одну точку.

— Я не помешаю? — тихо спросила Друэлла.

Валбурга покачала головой.

Друэлла устроилась рядом с ней, как младшая сестрёнка. Ей не нужен был хрустальный шар, чтобы увидеть, что творится с семикурсницей.

— Что-то случилось?

Неопределённое движение в ответ.

— Томми? Да?

Валбурга дёрнулась, как от ожога:

— Откуда ты знаешь?!

И, совладав с собой, уже видит ответ в зелёных глазах Друэллы:

— Неужели так заметно?..

— Ну... Только для тех, кто понимает, — слабое, но утешение в ответ.

Они помолчали: старшая и младшая, умная и наивная, холодная и яркая, но обе — несут Проклятье Евы. Быть женщиной — это нелёгкий труд, особенно — если тебе уже исполнилось тринадцать, но далеко ещё до двадцати. Валбурга — пытается обойти гнетущее, и внешне ей это удаётся: она умна, сильна и властна, много у неё достоинств... Отличная ширма, за которой предательски блестят глаза юной мисс Блэк. Друэлла — наоборот: всё женское выносит наружу, да так искусно, что мало кто задумается, есть ли в этой звонкой бабочке-однодневке что-либо, кроме флирта, красоты и фривольных намёков и шуток. И, тем не менее, — не уйти от проблемы, одной и той же, просто разными щупальцами обвивающей обеих...

— Не обращай внимания, — собирается с силами Валбурга. Фальшивая улыбка — это порой такое облегчение... Особенно — если знаешь, что собеседник понимает эту фальшь и... принимает правила игры, делая вид, что поверил.

— Скажи мне, — меняет ход беседы Друэлла. — Что у Сигнуса... с Лукрецией?

— С Лукрецией?! — ошарашена старшая, и не скрывает недоумения.

— Ну да. Я видела... Как они шептались в углу... И... Записками! Обменивались!

Друэлла говорит тихо, но задыхается от обиды и ярости, и её нисколько не смущает собственное поведение с Эйвери или Долоховым. Маленький центр маленького мирка, обиженное сокровище: ей позволено всё, но кто посмеет осквернить золотую статуэтку своим невниманием?

— Ты правда думаешь, что?.. — Валбурга беззлобно смеётся. — Дрю, ну что ты, они ведь брат и сестра!

— Это вы брат и сестра, — ворчит Друэлла, — а эти — троюродные! Ты же вот помолвлена с Орионом Блэком!..

Валбурга умилённо утешает младшую подругу. Ей самой становится немного легче — словно в новой грани кристалла увидела отражение собственных неудач: смешное, изогнутое, несерьёзное...

~*~*~*~

В гостиной стоят старинные клавикорды. Друэлла играет недурно, но безыскусно: не хватает любви к инструменту, ведь простенький вальс — только лишний повод привлечь всеобщее внимание. Пьеса заканчивается — аплодисменты и комплименты Дрю собирает, как цветы на поляне. Лукреция не удерживается от язвительного комментария — ага, значит, что-то нечисто у неё с Сигнусом! — но пикировка сейчас забавляет Друэллу. Сигнус пристроился рядом, возле инструмента, и преданно заглядывает в глаза. Он прощён — показательно прощён. Валбурга довольна, и Эдди Розье тоже, а Лукреция кусает пухленькие губки и в конце концов покидает гостиную. И только Ромул Эйвери держится в тени, и мрачнее тьмы подземелий лицо его, и взгляд — тяжелее камня...

Друэлла поймала взгляд Сигнуса — восторженный, взгляд брата — внимательный, оценивающий, и Ромула — отчаянный, зовущий... И рискнула: снова взлетели пальцы над клавикордами, и высокий голос вдруг плеснул навстречу слушателям старый, почти неизвестный романс:

Птица чёрная, песня гордая, синей полночью скорби полная –

Шорох крыльев твоих по-над городом: «Где ты, боль моя, даль безмолвная?..»

Побледнел Ромул Эйвери. Удивлённо выгнул брови Сигнус Блэк. И только остальные, кажется, не поняли ничего, наслаждаются милым голоском Друэллы.

Птица чёрная, ты — судьба моя: поклянусь я в том Солнцем и Огнём:

Пусть пылает лес озером огня, если позабыть повелишь о нём!

Чёрный ветер мой, поклянись и ты ночью и дождём, кровью и мечом,

Силою небес, окликом мечты: город свой оставь, будем мы вдвоём...

Но Эйвери в комнате уже нет, и Друэлла не заметила, в какой момент он исчез. И Сигнус, поймав чей-то знак за спиной подруги, тоже встаёт и уходит. Напрасно? Слишком откровенно сказала? Не стоило петь этот романс — вот так вот, при всех?

Не дрогнул чистый голосок, не сорвался, ничем не выдал смятения Друэллы. Ровно и спокойно закончить песню...

Полыхнут огнём перья невзначай: буду я с тобой, жду лишь знаменья...

Сердце — как свеча, свет луны в очах: милый мой, родной, станем пламенем...

Ничего не значащие слова. Ничего не значащие аплодисменты. Привычная всем улыбка скрывает гнетущую пустоту глубоко внутри.

~*~*~*~

Ромул Эйвери — в гостиной, один: в кои-то веки один? Друэлла хочет сделать шаг назад — но он крепко и нежно берёт её за руку.

— Отпусти... Нас не должен увидеть мой брат!

— Твой брат? Так ты его боишься?

— Он велел мне не встречаться с тобой...

— И ты послушалась? — о, сколько сарказма в этом голосе!

— Нет, но... Он... Отпусти, всем будет плохо...

Вместо того, чтобы выпустить — притягивает к себе, прижимает мягко и властно: не увернётся Друэлла, не убежит...

— Ты знаешь о том, что твой брат применял на мне Круциатус?

Глаза в глаза: так — невозможно врать. Ужас медленно пробирается в сознание Друэллы: этого... не может... быть...

— Этого не может быть!

Сухая усмешка.

— Может. Твой брат ненавидит меня. Он сделает всё, чтобы отравить мою жизнь. Тренироваться на мне накладывать Непростительное заклятие — о, для него это мелочь! Я для него — пыль, грязь, только потому, что моей семье в жизни повезло меньше, чем его!

— Нет... Нет! Он... он не такой!

— Ты плохо его знаешь...

Эдди для Друэллы — старший, умный, серьёзный, но... такой домашний! Кто бы мог подумать! Кто мог сделать его таким? Жизнь в Хогвартсе, вдали от родителей? Том... Риддл?!

Ромул Эйвери смотрит в глаза девушке и чуть заметно кивает в такт её мыслям. Она не хочет, не может поверить в такую клевету на брата... Но невозможно врать вот так, глаза в глаза...

— Чего... ты хочешь от меня?

— А ты не знаешь? — мягкая усмешка. В сознании вспыхивает то, что было несколько часов назад: коридор... Блики Люмоса... шорох мантий и горячее дыхание...

— Но не здесь...

— Можно подумать, что в Хогвартсе мало укромных мест!

— Да, ты спроси меня ещё, ходила ли я в Запретный Лес...

— А разве ходила?

— Кто же не ходил! Но я думала, что выросла из этого возраста...

— Ну тогда почему бы нам не вспомнить детство? — усмехается Эйвери.

— ...И поискать что-нибудь укромное? — вспыхивает Друэлла.

— Назови это как хочешь... Хоть прогулкой в Запретный лес...

— Да... Прогулка в Запретный Лес... Звучит прекрасно!

«Лучше, чем прогулка в Хогсмид», — думает Друэлла. — «Ромул — не тот, с кем достаточно для счастья угощаться пирожными у мадам Паддифут...»

Послышались шаги и голоса.

— Сюда идут! — порывисто сжав Дрю на прощание, Ром выпускает её. Девушка опрометью кидается в спальню.

— Эйвери, я как раз тебя искал, — вошёл в гостиную Том Риддл. — Мне нужно с тобой поговорить...

Долохов, Розье, Вальпургия Блэк... Все в сборе. Эйвери безропотно следует за ними.