Люблю тебя ненавидеть (гет)

Не срывай с лица маску тифона -

Победитель пока не известен.

Не страшна нам стрела купидона:

Дышим мы остатками мести.

Надежда Яркая

Легкий полумрак, исходящий от трясущегося пламени свечей, царил в просторной гостиной. Медленно выпуская едкий дым, Драко стоял у окна, наблюдая за ночным, сияющим, суетливым Лондоном. Нескончаемые извилистые улочки, похожие друг на друга, и сотни крыш домов тонули в ослепляющем неоновом свете бетонных исполинов, которые магглы считали современной архитектурой.

Драко грустно усмехнулся и, отвернувшись от окна, внимательно рассмотрел темную гостиную, в которой ему приходилось бывать довольно редко и только в компании своих многочисленных любовниц, считавших себя единственными гостьями в этих апартаментах.

Квартиру на Корвус стрит [1] Драко приобрел несколько лет назад. Подыскивая укромное место в магическом районе для переговоров и заключения сделок с коллекционерами, которые втридорога покупали украденные реликвии, Драко пришел к выводу, что апартаменты в маггловской части города подойдут для этой цели куда лучше. Рассмотрев множество вариантов, он выбрал именно эту квартиру, на семнадцатом этаже, которую после покупки защитил магией. Именно поэтому в апартаменты триста пятьдесят три можно было попасть по личному приглашению хозяина, которое также служило порталом.

Но частыми гостями здесь были вовсе не потенциальные клиенты, помешанные на древних диковинных артефактах, а любовницы Драко, наивно считавшие себя особенными для одинокого холостяка. Обладая хорошей памятью, Драко помнил особенности каждой из своих девушек, знал все их привычки, черты характера, предпочтения в искусстве, музыке, литературе. Эти знания, которыми Драко часто пользовался, раздвигали горизонты его возможностей, и он получал куда больше, чем мог рассчитывать. И сегодняшний вечер не станет исключением, ведь, терпеливо ожидая свою гостью, Драко тщательно продумал план, следуя которому он принудит Агату выполнить его небольшое поручение.

Взглянув на наручные часы, Драко отметил, что через пару минут юная Агата появится перед ним и, смущенно улыбаясь, томно произнесет: «Я скучала». В этом она проявляла упорное постоянство, и если бы необычное приветствие не льстило Драко, то он упрекнул бы Агату в занудстве и отсутствии воображения.

Агате Аббингтон, внучке главы Отдела магических происшествий и катастроф Олина Аббингтона, лишь пару месяцев назад исполнилось двадцать лет, и сейчас она оканчивает Высшую школу зельеваров в Норвегии. По ее собственному убеждению она создана для целительства, и, несмотря на уговоры отца податься в журналистику, Агата настояла на выборе своего будущего призвания. Драко в этом вопросе был солидарен с отцом Агаты, считавшим свое чадо излишне робкой, наивной и эмоциональной девушкой для работы целителя, однако, обладая завидными внешними данными и пользуясь любовью деда, Агате удавалось удовлетворять свои капризы. Драко же с легкостью применял тот же трюк, только в отношении Агаты, пользуясь ее наивностью и очевидным желанием быть с ним. С того самого дня, как они познакомились на ежегодном благотворительном балу, Агата стала для него очередной девушкой, покорно выполняющей его нескромные желания. И, несмотря на то, что его сегодняшняя прихоть в корне отличается от предыдущих, Драко убежден, что ему удастся уговорить свою покорную и безотказную девушку.

Он услышал шум и вновь отвернулся к окну, терпеливо ожидая Агату. Она приближалась к нему легко и почти бесшумно, но Драко, почувствовав тонкий аромат ее парфюма и услышав взволнованное дыхание, резко обернулся и, заметив, как она испуганно вздрогнула, тихо усмехнулся.

— Драко, — она произнесла его имя томно, на выдохе. Он улыбнулся в ответ и потянул руку к ее длинным золотистым локонам и, пропустив сквозь пальцы прядь волос, прошептал:

— Ты скучала, дорогая.

Смущенно закусив губу и опустив глаза, обрамленные густыми черными ресницами, она кивнула и ответила:

— Да.

— Это был не вопрос.

Он рассмеялся, и Агата одарила его недовольным и слегка насмешливым взглядом.

— Ты снова меня дразнишь.

— Ты прекрасна, когда злишься, — произнес он и, подняв указательным пальцем ее подборок, внимательно посмотрел на розовые манящие губы Агаты, и, заметив легкий румянец, Драко продолжил: — … и когда смущаешься — тоже.

Она вновь взглянула на него, искренне улыбаясь, осторожно потянула руку к Драко и, дотронувшись кончиками пальцев до его губ, тихо произнесла:

— Тебя не было так долго. Я думала, что ты забыл меня.

Обиженно надув губки, она нахмурилась, и Драко усмехнулся, замечая, что в такие моменты ее милое личико выдавало юный возраст. Но если опустить взгляд, скользнув по тонкой шей и выступающим ключицам, можно заметить томно вздымающуюся упругую грудь, обтянутую черной тканью короткого платья. Понимая, что единственным препятствием к ее манящему юному телу было это злосчастное платье, которое подчеркивало каждый ее изгиб, Драко тихо выдохнул, стараясь побороть внезапное желание содрать с нее тонкую материю и обладать ею, до тех пор пока она сама не попросит его остановиться. Впрочем, он редко прислушивался к желаниям своих девушек.

— Моя работа занимает слишком много времени, дорогая, — произнес Драко, с трудом отрывая взгляд от ее груди, и, посмотрев в светлые глаза девушки, продолжил:

— Как твоя учеба?

Нахмурившись, Агата осторожно присела на мягкий диван, изящно сложив ноги. Незаметно приподняв платье, она произнесла:

— На следующей неделе нас определят в лечебницы, чтобы мы могли перенять опыт целителей. Жаль, что я проведу время практики в больнице Святого Петра в Норвегии среди скучных старых лекарей.

— Предположу, что ты имела в виду более опытных и зрелых лекарей, — уточнил Драко, наливая белое сухое вино в бокалы из темного стекла.

— Ах, это не столь важно.

Шумно втянув воздух, Драко протянул Агате бокал вина, стараясь не думать о ее легкомыслии и отсутствии благоразумия. В отличие от других троих девушек Драко, Агата была менее образованна. Она предвзято относилась к чтению книг и саморазвитию. Однако у неё было преимущество перед остальными — она была преданна и с щенячьим восторгом исполняла все желания Драко, особенно если ему удавалось убедить Агату, что он к ней небезразличен.

И вот сейчас она, внимая всем его словам и вожделенно смотря на него, кротко произнесла:

— Рада, что ты интересуешься моей жизнью.

— Я скажу тебе больше, дорогая, — произнёс Драко, присаживаясь к ней, и, медленно поглаживая её по спине, продолжил:

— Я хочу быть частью твоей жизни.

Произнеся эти слова, от которых у Агаты учащённо забилось сердце, Драко, аккуратно откинув прядь волос, нежно поцеловал Агату в плечо, медленно поднимаясь вверх по гладкой коже, шумно дыша от возбуждения, языком очертил мочку уха. Сдерживая стон, Агата закусила губу и, задержав дыхание, нежно посмотрела на Драко.

— Если ты желаешь, — томно произнёс он, продолжая оставлять влажные поцелуи на шее Агаты, — я могу позаботиться о том, чтобы тебя определили в больницу Святого Варфоломея в Гилленгеме.[2]

Агата удивленно взглянула на Драко и, нежно проведя рукой по его лицу, произнесла:

— Ты, правда, сделаешь это для меня?

— Конечно.

Радостно вскрикнув, Агата бросилась Драко на шею и, мягко отстранившись, легко прикоснулась к его губам. Медленно проведя языком по его нижней губе, Агата осторожно, словно спрашивая разрешения, углубила поцелуй. Драко резко отстранился и, сжав её волосы на затылке, жадно впился поцелуем в шею Агаты, радуясь тому, что ему вновь удалось избежать слюнявого поцелуя в губы.

Нет, Агата не была единственной девушкой, с которой Драко воздерживался от поцелуев, — подобного удовольствия были лишены все, с кем он когда-либо имел интимные отношения. Эти манипуляции губами и изучение языком ротовой полости не вызывали у него ни трепета, ни восторга. Напротив, поцелуи казались ему чем-то брезгливым, отталкивающим, и он никогда не понимал, что это может быть возбуждающим и желанным. Но, увы, девушки Драко не разделяли его мнение, и каждой из них поцелуи казались залогом истинной любви. Воспитанные на светской болтовне своих мамаш и глупых романах, любовницы Драко с трепетом ждали, когда он сорвет с их уст долгожданный поцелуй и поклянется в любви. Омерзительно!

Драко медленно встал и, потянув за собой Агату, томно произнёс:

— Иди за мной.

Послушно последовав за Драко, Агата глупо усмехнулась, и, когда он остановился у напольного зеркала в бронзовой раме, она удивленно спросила:

— Драко, что ты задумал?

Усмехнувшись в ответ, Драко заставил Агату встать напротив зеркала и, обняв её сзади, внимательно всмотрелся в собственное отражение. Агата робко улыбалась, всматриваясь в серые глаза Драко в гладкой поверхности зеркала, и медленно погладила его руку. Он целомудренно поцеловал её в затылок и осторожно провёл рукой по спине, неспешно расстегивая молнию платья. Мгновение спустя платье с шорохом упало на пол, обнажив юное тело Агаты. Драко усмехнулся, когда заметил в отражении, что Агата была облачена лишь в чёрные кружевные трусики. А ее небольшая упругая грудь медленно вздымалась от каждого его незначительного прикосновения. Драко отметил, что она выглядела вульгарно, особенно когда он сжимал её грудь, а она в ответ прикрывала глаза и покорно открывала рот, тихо постанывая. Удивительно, как несколько простых движений могут изменить поведение женщины, превращая её из робкой скромницы в дерзкую развратницу. Интересно, правильная Грейнджер также меняется под умелыми ласками мужчин или изучает потолок, терпеливо ожидая, когда её партнёр кончит?

Отвлекаясь от мысли, Драко осторожно провёл пальцами по нежной шее Агаты, вдыхая тонкий запах камелии, исходящий от её волос. Медленно спускаясь вниз, он задержался на груди, сжимая набухшие от возбуждения соски, и, тихо зарычав, резко развернул Агату. Прижимаясь губами к её ключицам, он провел дорожку влажных поцелуев к груди и нежно, кончиком языка, обвел розовый ореол. Стоная громко и почти непристойно, Агата обняла Драко за шею, вонзаясь аккуратными ноготками в его кожу, и, рвано дыша от нарастающего возбуждения, она томно спросила:

— Драко, может мы...

— Нет, — резко выкрикнул он, спешно снимая с себя рубашку.

Драко знал, что она попросит его продолжить в спальне, но он хотел её здесь и сейчас, на том кресле у окна, на которое он предусмотрительно накинул кашемировый плед. Он проследовал к креслу и, вальяжно рассевшись, внимательно наблюдал, как Агата, чье женственное тело с трудом прикрывал неровный приглушенный свет, грациозно, покачивая бедрами, подошла к Драко и, усаживаясь на него сверху, тихо произнесла:

— Что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя?

Услышав эти слова, Драко явственно представил себе весьма провокационные позы, в которых бы он желал Агату, однако, сдерживаясь, он спросил:

— Все зависит от того, на что ты готова пойти ради меня.

— На все, — не думая, ответила Агата, нежно целуя его в шею.

— Осторожно, дорогая. Ведь ты не знаешь, о чем я могу тебя попросить.

Она слегка отстранилась от него и, непонимающе взглянув, хотела было что-то сказать, но Драко резко прервал ее:

— Погорим об этом позже, а сейчас…

Не договорив, он опустил взгляд и, нежно прикасаясь рукой к ее плоскому животу, опустился ниже, осторожно провел пальцами по мягкому кружеву, чувствуя скользкую влагу, которая только усиливалась от его легких движений. Агата замерла в ожидании и, нетерпеливо качнув бедрами, прижалась к нему сильнее. Драко ухмыльнулся про себя и, отодвинув тонкую ткань ее белья, нежно провел кончиками пальцев по клитору, а мгновение спустя скользнул внутрь.

Он двигался в ней неспешно, наблюдая, как она, прикрывая глаза в томлении, открывает рот и тихо стонет, желая, чтобы он был настойчивее. Однако он не торопился, медленно доводя её до крайней степени экстаза, терпеливо ждал, пока скулящие стоны, смешанные с обрывками слов, не превратятся в мольбу.

— Драко, прошу тебя...

— Просишь? — уточнил Драко, сжав свободной рукой её грудь.

— Умоляю, — через стон произнесла она.

Драко чувствовал, что она была искренна... буквально, и остановился, внимательно посмотрел на ее лицо с лёгкой испариной и, наклонившись к Агате ближе, тихо произнёс:

— Я готов озвучить свою просьбу.

— Что? — недоумевая, спросила Агата и, задумавшись, хитро улыбнулась: — Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Драко легко поцеловал её в щеку и шепотом произнёс свою просьбу, чувствуя, как она напрягается от сказанного им.

— Ты шутишь? — возмутилась она. — Почему ты хочешь, чтобы я это сделала?

— Я лишь прошу скомпрометировать ситуацию, вовсе не обязательно доводить начатое до конца. Я знаю, что прошу о многом, и поверь, корю себя за то, что вынужден впутывать тебя, однако ты единственная, кому я могу довериться.

Он лгал и знал, что был убедителен, иначе Агата не улыбалась бы так глупо и наивно, веря каждому его слову.

— Хорошо, я сделаю это для тебя, — тихо ответила она, целуя его в шею.

— Я знал, что ты не подведешь, а теперь... — Он резко, но аккуратно перевернул ее, стараясь удобно расположить Агату в кресле, и улыбнулся, услышав её игривый и немного детский визг. — Мы перейдем к самому интересному.

* * *

Сегодняшнее утро в Уилтшире выдалось солнечным и ясным. Вдыхая свежую прохладу, Драко стоял на открытом балконе, слушая, как журчит фонтан в саду, стоящий среди пестрых цветочных клумб. Неподалёку, в тени белых глициний, сидела Грейнджер, поджав под себя ноги, внимательно читала книгу, так жадно, словно боясь, что чернильные строки растворятся в пергаменте.

Ехидно улыбаясь, Драко вновь взглянул в ежедневник Грейнджер, который по его приказу украл Ферн, когда мисс Нерасторопность беззаботливо завтракала в малой столовой. Прежде чем заполучить блокнот с личными записями Грейнджер, Драко пришлось выслушать целую тираду от дэльфа о том, что воровство — недостойное дело, а кража личных хозяйских вещей противоречит правилам. Однако, несмотря на все это, Драко держал в руках увесистый ежедневник, внимательно изучая планы и встречи Гермионы на этой неделе. Впрочем, его интересовала лишь одна единственная запись, датированная сегодняшним днем: «Встреча с Робертом в лечебнице в пол пятого». И, вписав место и время в письмо, Драко терпеливо ждал, когда в небе чёрным пятном появится его ворон. Пару минут спустя Драко услышал знакомое карканье и протянул руку, позволив Диогену удобно расположиться на его предплечье.

— Здравствуй, дружище, — улыбаясь, произнёс Драко, поглаживая ворона. Диоген склонил голову в приветственном поклоне и громко каркнул.

— У меня небольшое поручение.

Услышав это, Диоген послушно вытянул лапку, позволив Драко привязать небольшое письмо.

— Послание для Агаты Аббингтон, графство Дербишир, и не перепутай, как в прошлый раз.

Ворон виновато склонил голову, издав короткий невнятный звук, больше похожий на усмешку, нежели извинения. Драко улыбнулся и, проведя рукой по иссиня-черным перьям на крыльях Диогена, тихо произнес:

— Лети!

Резко оттолкнувшись от руки своего хозяина, Диоген взмахнул крыльями и быстро взлетел. Драко наблюдал, как ворон скрывается в величественных соснах в небольшом лесу к югу от мэнора, и вспомнил, что несколько лет назад, когда Драко привез неумелого Диогена из Мексики, ворон с трудом мог летать из-за сломанного крыла, но спустя долгие месяцы тренировок он умело пикировал между деревьев и башен поместья. Диоген оказался довольно умной птицей и часто повторял услышанные слова, что удивляло Драко, учитывая юный возраст пернатого пересмешника.[9] Он также имел привычку воровать разные вещички, преимущественно серебряные и сверкающие, и Драко, терявший нужные мелочи, нередко находил их в совиной башне, где удобно расположился Диоген. Так он часто воровал навесные фонарики с террасы и летал с ними, пока ветер не затушит слабый огонек небольшой свечи. Наблюдая за этой забавной картиной, Драко решил назвать ворона Диогеном, в честь маггловского философа, имевшего привычку ходить днем с фонарем, что нередко вызывало насмешки его коллег.[3]

Драко и не заметил, как привязался к нему, радуясь и немного гордясь тем, что Диоген был предан и не позволял остальным даже прикасаться к себе. Драко вполне мог назвать его своим другом, несмотря на то, что он был птицей, так же, как он считал своим другом породистого арабского коня Анкониана, которого ему в детстве подарил отец.[4]

Драко взглянул на конюшни за садом, тяжело вздохнув, он напомнил себе, что в последнее время мало уделял внимания Анкониану из-за суеты и выходок взбалмошной Грейнджер. Но вскоре ему удастся усмирить ее буйный характер, и он, как и прежде, прогуляется с Анконианом по лесу или в северной долине.

* * *

Гермиона быстро шагала по знакомому коридору к кабинету Кристофера, размышляя о причине, по которой Краун желал видеть ее в воскресный день. В организации царила тишина: кабинеты работников были заперты, и лишь дубовая дверь начальника Грейнджер была открыта настежь. Она неспешно вошла, замечая Кристофера, сидящего за столом с чашкой байхового зеленого чая — его любимым напитком.

— Гермиона, рад тебя видеть, — поприветствовал ее Краун, приглашая сесть на соседнее кресло и наливая чай в фарфоровую чашку.

— Здравствуй, Кристофер, — ответила Гермиона, аккуратно присаживаясь в кресло. — Признаться, я была удивлена, получив твое письмо с просьбой о встрече.

— Прости, что испортил твой выходной день, однако, учитывая скорость, с которой разносятся сплетни в нашей организации, я счел разумным поговорить с тобою лично, не боясь, что нас могут услышать.

— Что-то произошло? — взволнованно произнесла Гермиона, со звоном поставив чашку на блюдце.

Кристофер мягко улыбнулся, допив чай, он протянул Гермионе небольшой сложенный пергамент, похожий на распечатанное письмо. Гермиона аккуратно развернула его и, скользя взглядом по чернильным строчкам, взволнованно спросила:

— Это письмо от заказчика? Он выбрал меня?

— Да, я получил его вчера ночью. Поздравляю!

Гермиона радостно улыбнулась, вновь прочитывая заветные строчки: «Я остановил свой выбор на мисс Гермионе Грейнджер!", и, взглянув на Кристофера, она с интересом спросила:

— Он не уточнил, почему выбрал именно меня?

Нахмурившись, Кристофер долил себе горячего чаю и, взяв в руку овсяное печенье, ответил:

— К сожалению, нет. Обычно он всегда прислушивается к внутреннему чутью, нежели руководствуется логикой.

— Так ты его знаешь! — воскликнула Гермиона, выжидающе глядя на Кристофера.

— Язык мой — враг мой, — улыбаясь, ответил он. — Думаю, ты имеешь право знать личность заказчика. Освальд Гард, известный коллекционер Западной Европы.[5]

— Освальд Гард, — медленно произнесла Гермиона. — Не припомню этого имени в списке знаменитых коллекционеров.

— Возможно, ты знаешь его под другим именем, — начал Кристофер и, выждав небольшую драматическую паузу, заявил: — Роршах!

Гермиона, воскликнув от удивления, выронила письмо из рук и, резко встав, быстро заговорила:

— Невероятно! Роршах! Самый влиятельный и загадочный коллекционер этого столетия. Обладатель редкой коллекции ассафийских ядов и точной копии книги Таинств, а теперь и книги «Ужасов Ориндела». Поразительно!

— Ты встретишься с ним лично, — произнес Краун, намеренно оставив под конец их разговора важную новость.

— Что? — удивилась Гермиона и, вновь сев в кресло, внимательно посмотрела на Кристофера.

— Поздравляю! — повторил он. — Позже я пришлю тебе письмо с дальнейшими инструкциями, но, думаю, в течение двух недель ты начнешь работу над книгой.

Гермиона, искренне улыбнувшись, пыталась унять бурю восторженных эмоций, которые комом подкатили к горлу, и, лишь одобрительно кивнув Кристоферу, неспешно вышла из его кабинета.

Она покинула организацию и, вдохнув свежего холодного воздуха, перешла дорогу, где за углом, в небольшом переулке, она решила трансгрессировать к бару «Дырявый котел». Все ее мысли занимала встреча с коллекционером и предстоящая работа над книгой. Она предвкушала момент, когда увидит Роберта и расскажет ему о Роршахе, ожидая, что жених разделит с ней радость. Сжав в руке бисерную сумочку, Гермиона нащупала портал, который активируется через час и приведет ее в Гилленгем, к лечебнице Святого Варфоломея, где работал Роберт.

Она свернула за угол и неспешно направилась к переулку, как вдруг ее окликнул грубый мужской голос, который она не сразу узнала.

— Грейнджер! — услышала Гермиона и, обернувшись, заметила Оливьера, который стоял в тени.

— Здравствуй, Оливьер, — елейно поприветствовала она коллегу.

— Радуешься, что будешь работать над переводом книги? — злобно спросил он, замечая легкую улыбку на лице Гермионы.

— Кристофер был прав: слухи действительно разносятся быстро, — спокойно произнесла Гермиона, глядя на озлобленного Оливьера.

— Роршах, — воскликнул он, и Гермиона удивилась осведомлённости Диса, — никогда не работает с женщинами. Интересно, что его заставило перешагнуть через собственные принципы и выбрать тебя?

— Обязательно спрошу его об этом при встрече.

Она повернулась и уже собиралась трансгрессировать, но Оливьер остановил ее, проговорив:

— Не воображай, что это сойдет тебе с рук, Грейнджер. Я отомщу за это унижение.

— Вставай в очередь, Оливьер, — усмехнувшись, произнесла Гермиона и мгновение спустя исчезла, оставляя за собой слабую светлую дымку.

* * *

Тяжело вздохнув, Роберт вышел из лаборатории, где работал несколько часов, и, взглянув на наручные часы, убедился, что успевает к встрече с Гермионой. Она редко приезжала к нему на работу, так как Роберт не желал, чтобы угнетающая и унылая атмосфера, царящая в лечебнице, портила настроение его доброй и чувствительной невесте. Но в этот раз она настояла на встрече именно в лечебнице, и, замечая ее строгий учительский взгляд, он не посмел ей возразить.

Быстро шагая по коридору, он просматривал истории своих больных, и когда Том, его помощник, подошел к Роберту, он вздрогнул от неожиданности.

— Целитель Коллинс, — осторожно произнес молодой парень в очках и в длинном белом халате.

— Том, что произошло? — раздраженно произнес Роберт.

— Я хотел напомнить, что сегодня прибывают студенты для практики из Высшей школы зельеваров.

— Исключено, — произнес Роберт. — Они прибывают завтра в одиннадцать утра.

— Час назад пришло письмо с уведомлением о смене времени и даты встречи, — осторожно сказал Том, протягивая Роберту письмо. — Студенты ожидают вас в учебном зале.

— У меня назначена встреча, и, думаю, целитель Гослинг вполне может меня подменить.

— Боюсь, что нет, сэр, — виновато начал Том. — Главный целитель Стэффорд убедительно просил, чтобы инструктаж провели именно вы.

Раздраженно выдохнув, Роберт подошел к своему кабинету и, замешкавшись, повернулся к Тому.

— Мне необходимо забрать некоторые документы, а ты проследи за студентами и дождись моего прихода.

Том утвердительно кивнул и быстро направился к лифту. Роберт огляделся и, тихо произнося пароль, услышал знакомый щелчок и вошел в свой кабинет.

— Целитель Коллинс!

Роберт испуганно дернулся, услышав незнакомый женский голос, и, оглядевшись, он заметил молодую девушку, уютно расположившуюся в кресле за его столом.

— Мисс, кто вы такая и что вы делаете в моем кабинете?

— О, простите мою бестактность, меня зовут Агата Аббингтон, студентка четвертого курса в Высшей школе зельеваров, — улыбаясь, ответила девушка, протягивая ему руку.

— Мисс Аббингтон, — серьезно начал Роберт. — Вы неверно информированы. Лекция пройдет в учебном зале, а не в моем личном кабинете.

Изящно изогнув бровь, Агата заправила за ухо светлую прядь волос, обнажая шею, и, вернувшись в кресло, она медленно произнесла:

— Мне об этом известно, целитель Коллинс. Я здесь, чтобы поговорить с вами лично.

— Все вопросы вы можете задать после окончания лекции, а сейчас покиньте мой кабинет.

Роберт был раздражен: мало того что он должен читать нудную лекцию взбалмошной толпе студентов, так еще эта девица затеяла игры в его кабинете, в тот самый момент, когда должна прийти Гермиона.

— Это не займет много времени, — отвлекая Роберта от мысли, произнесла Агата. — Я лишь хотела высказать вам свое восхищение. Вы не представляете, как я была счастлива, когда узнала, что именно вы будете курировать нашу практику в лечебнице, ведь на втором курсе я прочла все ваши статьи и доклады и даже писала эссе по вашей работе об антидотах к яду амфисбены. И я…

— Мисс Аббингтон, — резко прервал ее Роберт. — Было бы удобней, если бы вы высказали свое восхищение в письменном виде и прислали мне совой. А сейчас я занят!

Он быстро подошел к двери и, распахнув ее, жестом указал Агате уйти. Она резко встала, нервно покусывая губы, и выкрикнула:

— Я влюблена в вас!

— О, Мерлин…

— С того самого дня, как увидела вас на конференции в Норвегии, я питаю к вам самые нежные чувства. И то, что сейчас я прохожу практику под вашим руководством в лечебнице Святого Варфоломея, только доказывает, что наша встреча неслучайна.

— В силу своего юного возраста вы заблуждаетесь в ваших чувствах ко мне. И что бы вы ни утверждали, между нами не может быть никак отношений. Запомните это, а лучше — запишите и покиньте мой кабинет, — злобно произнес Роберт, указывая девушке на дверь.

Тяжело вздохнув, Агата обошла стол и, близко подходя к Роберту, внимательно посмотрела на него. Она опустила взгляд, и Роберт заметил, что девушка начала медленно расстёгивать пуговицы на блузке, и мгновение спустя она стояла перед ним лишь в тонком кружевном бюстгальтере. Оторопев от неожиданных действий юной особы, Роберт возмущенно воскликнул:

— Что вы себе позволяете? Немедленно оденьтесь!

— Я хочу принадлежать лишь тебе, Роберт, — томно произнесла она, и Роберт открыл было рот, чтобы ей ответить, но Агата, резко потянув его за галстук, впилась поцелуем в губы, тихо постанывая.

— Р-Роберт…

Гермиона стояла у открытой двери, наблюдая, как ее Роберт целуется с обнаженной девицей, и улыбка медленно таяла у нее на губах. Она почувствовала, как ком подступает к горлу, а внезапно нахлынувшая волна обиды быстро заполнила каждую клеточку ее тела, заставляя сердце биться чаще. На мгновение она закрыла глаза, словно не веря в происходящее, и, открыв их, вновь увидела ту же картину, в которую верилось с трудом.

— Гермиона, — произнес Роберт, в голосе которого слышалось отчаяние. — Гермиона, это не то… прошу, выслушай меня.

— А ты кто такая? — дерзко спросила Аббингтон.

— Я его невеста, — спокойно ответила Гермиона, удивляясь, что ее голос не дрожал от слез. — По всей видимости — бывшая.

Она резко повернулась и быстро зашагала по широкому коридору, игнорируя слова Роберта, которые он кричал ей в спину.

* * *

Сумерки медленно опускались, а величественный мэнор таял в тени и в легком вечернем тумане. Солнце, скрывшееся за горизонтом, оставило за собой розовые блики, и мрачное небо на мгновение преобразилось в розово-синее, словно спокойный океан на закате.

Гермиона тихо произнесла заклинание, и фонари на террасе заполнились мягким светом. Она сидела на небольшой кушетке, обернувшись в теплый плед, держала в руках книгу, и, перевернув страницу, Грейнджер вновь погрузилась в чтение. Гермиона скользила взглядом по строчкам, но ни одно из напечатанных слов не цеплялось за ее сознание. Она устало вздохнула и вновь прочла последнюю фразу, которая забылась, как и все предыдущие, словно оставалась не прочитана.

— Бесполезно! — прошептала она, но не закрыла книгу, которая больше не служила источником знаний, а была щитом, скрывающим ее от любопытных глаз.

Как бы она ни пыталась скрыться от собственных мыслей, которые тенью преследовали ее и жужжали в голове десятками голосов, Гермиона вновь возвращалась к воспоминанию того вечера. Грейнджер явственно помнила, как ее переполняли эмоции, когда быстрым шагом она шла по коридору к кабинету Роберта, предвкушая момент их встречи. Она повернула за угол, подходя к открытой двери его кабинета, как перед глазами встала отвратная сцена: обнаженная молоденькая девица нагло целует Роберта, ее Роберта. Увиденное настолько потрясло Гермиону, что она, задержав дыхание, наблюдала за этим зрелищем, чувствуя, как жгучее, гнетущее чувство иголками кололо ее тело и комом остановилось в горле. Глотая слезы, которые предательски заблестели на глазах, она прошептала его имя, наблюдая, как он поворачивается к ней и смотрит виноватым взглядом. Как же больно!

С того дня прошло чуть меньше недели, но воспоминания были настолько свежими, что ей казалось, будто все произошло вчера. И эти дни она провела в Малфой-мэноре, зная, что Роберт будет искать встречи с ней, пытаясь все объяснить и оправдаться. Но она не хотела его видеть, боясь, что сломается и поверит в его ложь, либо услышит правду и позволит старым ранам на сердце кровоточить.

В глубине души она знала, что вела себя глупо и нелепо. Скрываясь в старом поместье, в стану врага, как обиженный ребенок прячется в платяном шкафу, она не решит проблему, а лишь усугубит ее. Стоит ли возводить вокруг себя стены, ожидая, когда время превратит их в каменные, которые заглушат собою голос разума? Или, возможно, стоит перебороть себя, перешагнув через эмоции, и позволить человеку, вонзившему нож в спину, оправдаться? Ведь прокручивая в очередной раз в голове эту сцену, она заметила детали, заставившие ее усомниться в абсолютной вине Роберта. Ведь, человек, решившийся на измену, позаботится о том, чтобы никто не уличил его в позорном деянии, и оставить дверь открытой, зная, что его невеста придет с минуты на минуту, крайне рискованно. И, возможно, Эбби права, утверждая, что Гермиона должна позволить высказаться человеку, которого она знает больше двух лет и за которого собирается замуж? Мерлин, как же она запуталась!

Все то время, что она проводила в поместье, Гермиона старалась заглушить в себе бурю эмоций и чувств, пытаясь отвлечься книгами, прогулками по саду и оранжерее. Удивительно, но прохладный свежий воздух, цветущие глицинии и редкое пение птиц успокаивали ее, придавая сил. Забавно, но в борьбе с собой и попытке стойко переносить страдания Гермиона обязана Малфою, который был бы просто счастлив, видеть ее такой: разбитой, угнетенной и обманутой. Вспоминая об этом, она прилагала все оставшиеся усилия, чтобы скрыть истинные чувства и не давать ему повода для злорадства. Она, как и раньше, отвечала на его колкости, проявляла характер, лживо улыбалась ему в лицо и не пропускала ужины. Странно, но подобное ее поведение удивляло Малфоя, словно он ожидал видеть Гермиону другой. Интересно, почему? Впрочем, стоило ли углубляться в причины изменения настроения Малфоя?

Тяжело вздохнув, Гермиона решила не терзать чернильные страницы пустым взглядом и, закрыв книгу, аккуратно поднялась с кушетки. Она уже подходила к двери, как вдруг услышала едва различимый топот копыт. Оглядевшись, она заметила, как черным пятном мимо террасы проскакал конь и, громко заржав, остановился, словно дожидаясь кого-то. Спрятавшись за колонной, Гермиона с восхищенным любопытством разглядывала черного как смоль жеребца с длинной волнистой гривой и удивительно яркими янтарными глазами. Не отрывая взгляда, она наблюдала за каждым движением коня, мысленно восхищаясь его статью и грацией. Услышав знакомый голос, Гермиона повернулась и заметила Малфоя, который шел к коню, держа в руках кожаное седло. Жеребец, увидев хозяина, резко дернулся, галопом поскакал к Малфою и, поравнявшись с ним, покорно преклонил голову, позволяя ему погладить черную сияющую шерсть.

— Скучал по мне? — улыбаясь, спросил коня Малфой, и Гермиона, удивившись его искренней улыбке, сильнее прижалась к колонне, стараясь оставаться незамеченной.

Быстро прикрепив седло, Малфой ловко взобрался на коня и, наклонившись к нему, что-то тихо прошептал. Жеребец осторожно двинулся и, услышав клич хозяина, галопом поскакал к озеру.

— Мисс Гермиона, — услышала она писклявый голос эльфийки и, испуганно дернувшись, резко повернулась.

— Дейзи, ты напугала меня.

— Простите, мисс, — виновато произнесла Дейзи. — Дейзи лишь хотела напомнить, что скоро ужин и вам следует принять ванну и переодеться.

— Хорошо, — коротко ответила Гермиона, продолжая наблюдать за жеребцом. — Какой же он красивый!

— Вы правы, мисс, — произнесла Дейзи, проследив за взглядом Гермионы. — Многие считают хозяина Драко привлекательным.

— Я говорила о коне, — возмутившись, уточнила Гермиона. — К слову, а много лошадей в конюшне?

— Только один конь, мисс. В поместье были и другие лошади, но остался только жеребец хозяина Драко.

— Как же зовут коня? — с интересом спросила Гермиона.

— Анкониан, мисс, — ответила Дейзи и, замечая неотрывный, восхищенный взгляд Гермионы, продолжила:

— Дейзи просит молодую мисс не подходить к коню. Анкониан слушает только хозяина, а для остальных он опасен.

— Как столь грациозное животное может быть опасным?

— Нет, нет, нет, — запротестовала Дейзи. — Мисс не должна подходить к коню, иначе быть беде.

Гермиона повернулась к взволнованной эльфийке и, мягко улыбнувшись, тихо произнесла:

— Хорошо. Думаю, не стоит терять время. Надо начать готовиться к ужину.

Дейзи быстро закивала и отправилась в поместье вслед за Гермионой.

* * *

Драко спешно вышел из ванной комнаты, наспех обернув бедра темным махровым полотенцем. Тело ломило от приятной усталости после прогулки с Анкотианом, и, разминая руками шею, Драко небрежно откинул влажные светлые пряди волос. Медленно одеваясь в заранее приготовленный Ферном легкий костюм, Драко бросил взгляд на письмо, присланное ему Агатой меньше недели назад, и вновь вспомнил о Грейнджер, которая все эти дни с завидным постоянством умудрялась раздражать его. Он помнил, как пару дней назад, прочитав письмо, в котором Агата подробно описала происходящее, Драко предвкушал проявление собственного злорадства, когда он увидит угрюмую, сломленную Грейнджер за ужином. Но эта маггловская девица вела себя спокойно и сдержанно, чем больше раздражала Драко. Немыслимая стойкость! Откуда в этой женщине умение так умело скрывать свои эмоции за маской повседневности и за лживой улыбкой?

Он чувствовал, что проигрывал ей в молчаливой эмоциональной борьбе, и эта мысль коробила его больше, чем ее спокойное пренебрежение. Будучи собственником, Драко был вынужден привлечь в эту игру Агату, наивно полагая, что эта жертва обеспечит ему место в зрительном зале, откуда он будет наблюдать за мучениями Грейнджер. Ведь понимая, что ему достаточно быть сторонним наблюдателем ее терзаний, нежели участником, он приложил усилия, дабы видеть, как она страдает, не осознавая, что он является источником всех ее бед. Однако Грейнджер крайне не вовремя вспомнила, что она выпускница львиного факультета. И как и все гриффиндорцы проявляет безрассудную стойкость. Как же это нервирует!

Злобно фыркнув, он смял письмо и отправил его в горящий камин, наблюдая, как пожелтевший пергамент быстро превращается в горстку черного пепла. Отвернувшись к зеркалу, он внимательно рассмотрел свое отражение и, смахнув с плеч невидимые пылинки, услышал за спиной тонкий писклявый голос:

— Хозя-я-яин.

Драко обернулся и удивленно посмотрел на Оддо — домовика-отшельника, который ухаживал за садом и крайне редко выходил из своего деревянного домишки под старым рододендроном. Он выглядел довольно забавно в своей светлой тунике, короткой жилетке и с большим листом дармеры на голове, который закрывал половину его лица.[6]

— Оддо? — удивленно произнес Драко. — Что заставило тебя выйти из сада?

— Оддо должен был прийти, — тихо произнес домовик, пугливо оглядываясь по сторонам. — Оддо должен был показать хозяину.

— Что ты должен был мне показать?

Домовик, осторожно приподняв зеленый лист, испуганно взглянул на Драко, а затем он раскрыл ладошку, на которой лежал небольшой пожелтевший листик.

— Это просто лист, Оддо, — раздраженно произнес Драко, громко фыркая.

— Опавший лист, хозяин. В Малфой-мэнор пришла осень.

«Не может быть!» — подумал Драко и подошел к окну, рассматривая Зимний сад и парк. Кроны деревьев заметно пожелтели, цветы вяли, а листья тонким ярким ковром покрывали мраморные дорожки. Почему он не замечал этих перемен раньше?

— Цветущая магия сада разрушена, хозяин. Оддо слышал, что молодая хозяйка обновила защитную магию поместья и, возможно, поэтому …

— В Малфой-мэнор пришла осень, — повторил Драко ранее сказанные слова домовика.

— Да, хозяин. Вы должны восстановить магию сада и…

— Нет, — резко выкрикнул Драко, продолжая наблюдать из окна, как листья, кружась, падают на землю. — Я не стану нарушать законы природы.

— Вы позволите цветущему саду увянуть, хозяин? — осторожно спросил Оддо.

— Именно, — улыбаясь, ответил Драко. — В этом году Зимний сад будет поистине снежным.

Домовик громко взвизгнул и, хлопнув в ладоши, воскликнул:

— Оддо так рад, что сможет позаботиться о саде и посадить новые цветы.

Драко улыбнулся и, замечая стоящего в дверях Ферна, вопросительно взглянул на него.

— Господин, я пришел оповестить вас, что ужин подан в трапезной, — произнес дэльф, замечая, что привлек внимание Драко своим появлением.

— В трапезной, — задумчиво произнес Драко. — Грейнджер уже ожидает меня?

— Нет, господин. Я полагаю, Дейзи позаботится о том, чтобы мисс Гермиона вовремя спустилась к ужину.

Шумно выдохнув, Драко подумал о том, что Грейнджер вновь будет раздражать его своей дежурной улыбкой и до омерзения радостным видом. Как бы ему хотелось, чтобы она дала волю чувствам и утопала в собственных страданиях. Впрочем, этого можно с легкостью добиться!

— Нет, — воскликнул Драко, обращаясь к Ферну. — Сегодня мы будем ужинать в гостиной на втором этаже. Не забудь оповестить об этом Грейнджер.

— Как прикажете, господин, — спокойно ответил Ферн и, приклонив голову, увел Оддо из хозяйский покоев.

— Это будет забавная игра!— тихо произнес Драко, ухмыляясь.

* * *

Гермиона стояла у дубовой двери, ведущей в гостиную, и, прикрыв глаза, она пыталась успокоить в себе чувство паники, которое нарастало с каждой пройденной секундой. Простояв у двери несколько минут, она не раз пыталась дернуть за ручку и войти в гостиную, ставшей для нее персональным кошмаром. Гермиона ясно представила, как со скрипом открывается дубовая дверь, и до боли знакомая обстановка тает в вечернем сумраке и легком осеннем тумане. Воспоминания нахлынули волной, и, как бы она ни пыталась отвлечься от мысли, картина из прошлого так и стояла перед глазами, а желчный смех безумной Беллатрисы звоном звучал в голове.

— Грейнджер.

Гермиона испуганно дернулась, услышав за спиной насмешливый голос Малфоя. Медленно повернувшись, она осторожно посмотрела на него, стараясь, чтобы эмоции на лице не выдали завладевший ею страх.

— Польщен, что ты ожидаешь моего прихода у порога, словно верный пес. Однако тебе не требуется моего позволения, чтобы войти в гостиную, — усмехаясь, продолжил Драко.

— Я просто… я... — запинаясь, начала Гермиона, чувствуя, как паника сотнями голосов загалдела у нее в голове.

Драко наблюдал за растерянной Грейнджер, которая бледнела на глазах и нервно покусывала губы. Тяжело дыша, она с трудом пыталась скрыть эмоции, и Драко словно чувствовал, как ее сковал липкий страх, который она старалась перебороть. Возможно, впервые за это время он видел ее такой: испуганной и забитой, но продолжающей бороться. Почему она, не проявив свой жуткий характер, не попыталась возразить и потребовать перенести ужин в трапезную? Почему она не старалась защититься и пошла на поводу страха? Глупое безрассудство! Странно, но, замечая ее стойкость и борьбу с собственным кошмаром, он почувствовал некоторое… восхищение?

Мысленно рассмеявшись своим выводам, Драко решил сменить правила игры, и, прервав Грейнджер, он медленно произнес:

— Могу ли я надеяться, что ты отойдешь в сторону и позволишь мне войти в гостиную?

— Да, — коротко ответила Гермиона. — Проходи.

— Жаль, что правила этикета не позволяют мне этого сделать, — ехидно произнес Драко, продолжая стоять на месте.

— Почему? — растерянно спросила Гермиона.

— Как истинный джентльмен, я обязан пропустить даму вперед, — уточнил Драко.

— С каких это пор ты видишь во мне женщину, Малфой? — спросила Гермиона, удивленно подняв брови.

Мягко улыбнувшись, Драко намеренно медленно осмотрел Грейнджер, оценивая опытным взглядом, чем смутил ее, вогнав в краску.

— С недавних, — ответил Драко, сделав несколько шагов к ней.

Замечая, как Малфой приближается к ней, Гермиона сильнее прижалась к двери, быстро оглядываясь по сторонам в поисках пути отступления.

— Ма-а-алфой? — запинаясь, произнесла Гермиона, замечая, что расстояние между ними разительно сократилось.

— Да, — томно ответил Драко, не отрывая взгляда от ее покусанных губ.

— Что ты себе позволяешь? — воскликнула Гермиона, надеясь привести в чувство этого белобрысого безумца.

— То, на что имею право, — ответил Драко, и, медленно нагнувшись к уху и возбужденно дыша, он продолжил: — Юридические, магические и супружеские.

— Малфой, немедленно отойди от меня! — заистерила Гермиона. Она не знала, какие игры он затеял и чего пытался добиться, но его поведение пугало ее куда больше, чем возможность вновь побывать в гостиной.

— Я считаю, — произнес Драко, обжигая ее кожу горячим дыханием, и, остановившись у самых губ, продолжил: — Что пришло время.

Испуганно зажмурив глаза, Гермиона чувствовала, как он дышал ей в губы... И это ощущение показалось ей отвратительным и мерзким.

— Пришло время для чего? — спросила она, нагло смотря в его серые глаза.

— Бороться со страхом, — усмехаясь, ответил он и, замечая ее удивление, резко дернул ручку, отчего дверь открылась, и Гермиона, потеряв равновесие, упала на пол. Замешкавшись, она подняла голову и посмотрела на улыбающегося Малфоя, который резко захлопнул перед ней дверь, оставляя наедине с ее страхом.

Запаниковав, она быстро поднялась и, в отчаянии стуча в дверь, воскликнула:

— Малфой, немедленно открой дверь!

— Грейнджер, послушай… — раздался приглушенный голос Драко.

— Нет-нет, — закричала она. — Открой, открой дверь сейчас же!

— Прекрати истерить и послушай меня…

Рвано дыша, Гермиона чувствовала, как страх ледяной волной прошелся по всему телу. Дрожащими руками она продолжала стучать в дверь. Ощущая, как сердце учащенно забилось, а голова закружилась, она устало прохрипела:

— Пожалуйста, Малфой…

— Грейнджер, повернись и оглядись по сторонам.

— Нет! — воскликнула Гермиона, мотая головой. — Открой дверь.

— Грейнджер, повернись…

— Мне страшно, — тихо прошептала она, устало опустившись на пол и надеясь, что Малфой не слышал ее слов.

Нервно сглотнув, Драко замолчал и пару секунд спустя осторожно произнес:

— Грейнджер, я открою дверь, если ты обернешься. Обещаю.

— Нет, — прошептала Гермиона, чувствуя, как горячие слезы текут по щекам. Как же она устала от тирании Малфоя и предательства Роберта, устала быть сильной, несломленной и готовой бороться до конца. За что она вынуждена так страдать?

— Я не могу, — дрожащим голосом прошептала она.

— Ты сможешь, — твердо ответил Малфой. — Обернись!

Держась за ручку, она медленно поднялась, и, собравшись с последними силами, Гермиона обернулась. Она моргнула, внимательно вглядываясь в абсолютно незнакомую обстановку, и, услышав, как за спиной открывается дверь, она изумленно посмотрела на Малфоя.

— Я полностью изменил гостиную после войны. Матушка не одобрит подобного своеволия, — усмехаясь, объяснил Драко, рассматривая растерянную Грейнджер.

Она молчала некоторое время, медленно оглядываясь по сторонам, а затем посмотрела на Малфоя взглядом полного презрения.

— Какая же ты сволочь, Малфой! — злобно прошипела она и, резко повернувшись, направилась к двери.

— Ужин, Грейнджер! — вскрикнул Драко.

— Я не голодна, — ответила она, резко захлопнув дверь.

Драко промолчал, позволяя Грейнджер безнаказанно уйти, и, тяжело вздохнув, он задумчиво произнес:

— Забавно. А ведь сегодня я не был этой сволочью.

* * *

Гермиона стояла у зеркала в ванной комнате, медленно проводя гребнем по влажным волосам. Мысли сумбурно метались у нее в голове, и, взглянув на собственное отражение, она грустно улыбнулась. Прикусив губу, она критично осмотрела свое тело, всматриваясь в резко выступающие ключицы, острые плечи, небольшую грудь и немного впалый живот. Все это определенно точно не делало ее привлекательной и вожделенной для многих мужчин. Возможно, именно поэтому Роберт увлекся молоденькой стройной девицей с пышной грудью и тонкой талией. Она махнула головой, словно пытаясь избавиться от навязчивой идеи, которая червем выедала в ней остатки разума.

"Не смей винить себя, Гермиона", — мысленно приказала она себе, быстро покидая ванную.

Малфой-мэнор утопал в ночной мгле, а хмурые тучи, затянувшие осеннее небо, скрывали за собой россыпь ярких звезд и бледный лунный свет. Гермиона грустно смотрела в открытое окно, чувствуя плотный дождливый запах, и, шумно выдохнув, она зашторила окна и устало легла на кровать. Медленно закрыв глаза, Гермиона старалась отогнать волнующие мысли и не думать о странной выходке Малфоя сегодняшним вечером и о причинах изменчивого поведения Роберта, и, погрузившись в легкий сон, она вскоре уснула.

Грейнджер резко открыла глаза, услышав громкий, разрывающий тишину ночи крик. Находясь в сонливой дреме, ей казалось, что это лишь кошмар, и, успокоившись, она вновь попыталась уснуть. Крик полный боли и отчаяния раздался снова. Гермиона испуганно встала с кровати и резко схватила волшебную палочку, зажигая огни на люстре, она осторожно подошла к двери, чтобы убедиться, что коридор пуст и ей не угрожает опасность.

Она вздрогнула и прикрыла рот рукой, вновь услышав крик человека, которого, вероятно, жестоко истязали, и он мучительно скулил от боли. Успокоившись, Грейнджер прислушалась к обрывкам слов мученика, и, узнав его голос, она удивленно прошептала:

— Малфой?

— Мисс Гермиона, — пропищала тоненьким голосом Дейзи.

Гермиона обернулась и, бросившись к эльфийке, быстро затараторила:

— Дейзи, что происходит? Почему Малфой кричит? Кто-то напал на поместье?

— Мисс, вам не стоит беспокоиться, лучше вернуться в кровать, — спокойно произнесла Дейзи.

— Что происходит? Немедленно объясни мне! — потребовала Гермиона. Ее колотила мелкая дрожь, и паника медленно нарастала, ведь она понимала, что некто, напавший на Малфоя, опасен и для нее.

— Мисс Гермиона должна послушать Дейзи и не выходить из комнаты, — запротестовала эльфийка.

— Если ты мне не скажешь, я сама все узнаю, — произнесла Гермиона, уверенно открывая дверь своей спальни.

— Нет-нет, мисс. Дейзи все расскажет.

Гермиона остановилась и внимательно посмотрела на Дейзи, терпеливо ожидая, когда она начнет говорить.

— Хозяин будет зол! Бедная, бедная Дейзи, — запричитала она и, заметив испуганный взгляд Гермионы, продолжила:

— Такое происходит довольно часто, мисс. Хозяин запирается в спальне и никому не позволяет к нему подходить. Однажды хозяин Драко жестоко наказал Ферна за то, что он вошел в его покои.

— Но почему он кричит? — взволнованно спросила Гермиона, вновь вздрогнув от скулящего стона.

— Дейзи не знает, Дейзи лишь слышала, что хозяин болен.

— Что? — ошарашенно спросила Гермиона.

— Но мисс не должна подходить к хозяину, иначе быть беде. На рассвете все закончится. Дейзи останется здесь и позаботится, чтобы с вами ничего не произошло.

Гермиона нервно закусила губу, размышляя над словами эльфийки. Дейзи права, утверждая, что Гермиона не должна вмешиваться, и, коротко кивнув, она повернула обратно.

Ее остановил мучительный стон мольбы, и, мешкая, она встала у кровати.

— Дьявол! — выкрикнула она, поддавшись чувству, принуждающему ее сделать что-то. Подходя в камину, она набрала горсть Летучего пороха и, игнорируя протесты Дейзи, громко произнесла:

— Спальня Драко Малфоя.

Гермиона осторожно вышла из камина, наспех стряхивая пепел с плеч. Оглядев слабо освещенную комнату, она заметила Малфоя на широкой кровати. Гермиона подошла ближе, предчувствуя, что зрелище, которое предстанет перед ней через мгновение, точно ее не обрадует. Она смотрела на Малфоя, прикрыв рот рукой, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя. Он лежал на кровати, раскинув руки, глаза его были закрыты, а лицо кривилось от боли. Он вновь надрывно вскрикнул, и Гермиона испуганно отпрыгнула, наблюдая, как Малфой мечется по кровати и изгибает спину, словно его бьют хлыстом.

— Малфой? — прошептала Гермиона, протягивая к нему руку.

Очевидно, он спал и не мог пробудиться от этого кошмара, и зов Гермионы остался неуслышанным, растворившись в воздухе. Малфой жалобно скулил и резко перевернулся на грудь, тяжело дыша и истекая потом. Гермиона подошла к краю кровати и увидела, как липкое, влажное кровяное пятно виднелось на белой ночной сорочке. С силой закусив губу, чтобы не вскрикнуть, Гермиона дрожащей рукой оттянула ткань, стараясь рассмотреть рану на спине Малфоя. Перед ней предстало жуткое зрелище: рана в несколько дюймов, кроя которой были обожжены, кровоточила темной, почти черной кровью, а когда Малфой вскрикивал, она закипала, словно бурлящая лава в жерле вулкана.

— О, Мерлин! Рана сакритуса,[7] — вскрикнула ошарашенная Гермиона, делая несколько шагов назад.

Гермиона видела подобные ранения прежде: несколько лет назад в Аграбе она со своими коллегами жила в местном поселении вдали от города. И, проснувшись однажды от жуткого крика, они сбежались к небольшому бараку, где жил их проводник Раиим, и увидели, что его двенадцатилетний сын бился в агонии от небольшой раны на руке. Тогда она и узнала, что раны от редкого магического животного сакритуса, похожего на дикую большую кошку, словно проклятие, которое преследует волшебника всю жизнь. Как объяснил ей Раиим, свежая рана заживает быстро, оставляя за собой тонкий незаметный шрам, но спустя некоторое время отравленная магия сакритуса пробуждается, и рана кровоточит, принося ужасные боли.

— Будто раскаленные угли ссыпаются в гнойную рану, и десятки шакалов терзают его тело, — тихо прошептал тогда Раиим, когда на рассвете рана затянулась и мальчик смог проснуться.

— Неужели ему нельзя помочь? — обеспокоенно спросила Гермиона, жалостливо глядя на измученного мальчика.

— Это проклятие, от него нет лечения. И мы слишком бедны, чтобы покупать обезболивающее зелье, которого лишь немного избавит его от мучений, — объяснил Раиим.

Вспоминая все это, Гермиона поняла, что, некогда желая видеть Малфоя в агонии, сейчас она не чувствовала злорадного удовлетворения, а лишь человеческое сочувствие. С трудом заставляя себя присесть на кровать и внимательно рассмотреть истерзанную плоть, она инстинктивно прижала руку к ране, когда он вновь вскрикнул, кривляясь от боли. Гермиона чувствовала, как пульсировала горячая вязкая кровь под ее ладонью, и, не убирая руку, она посмотрела на измученное лицо Малфоя. Медленно моргая, он осторожно открыл глаза, вглядываясь в темную обстановку своей спальни.

— Грейнджер? — удивленно спросил он, резко отталкивая ее руку. — Что ты здесь делаешь?

— Я услышала, как ты кричал и...

— Вон! — оборвал ее Малфой.

— Но я лишь хотела...

— ПОШЛА ВОН! — заорал он, хватаясь за палочку.

Гермиона испуганно отбежала к двери и гневно посмотрела ему в глаза, в которых вновь появилось презрение. Она отвела взгляд и быстро покинула его спальню.[8]

* * *

Лениво мешая нежный крем-суп, Гермиона взглянула на безмятежного Малфоя, который медленно ел свой ужин, попутно просматривая новостную ленту в "Ежедневном пророке". Она чувствовала себе неловко, когда вошла сегодняшним вечером в трапезную, ожидая, что гнев Малфоя испортит ей аппетит и даст очередной повод для презрения, но она ошиблась. Его спокойное лицо ничего не выражало, и он, как и прежде, принялся за еду, как только она села напротив, заняв свое привычное место. Картины вчерашней ночи преследовали ее весь день, и, усердно стараясь сосредоточиться на работе, она пыталась забыть, как Малфой истошно кричал от боли, когда его рана кровоточила и приносила ему адские мучения.

— Ты должен принимать обезболивающие зелья! — не выдержав, воскликнула Гермиона, бросив ложку в фарфоровую супницу.

— Закрой свой рот, Грейнджер, — угрожающе прошептал Малфой, не оторвав взгляда от газеты.

— Нет! — запротестовала Гермиона. — Бессмысленно терпеть боль, ведь раны сакритуса...

Она резко умолкла, когда заметила его взгляд, полный презрения и брезгливости.

— Я терпелив, Грейнджер, но если ты произнесешь хоть слово, упоминая вчерашние события, я наглядно продемонстрирую тебе, что значит "испытывать боль", — угрожающе произнес он металлическим голосом.

— Я имею право высказать свое мнение. И не смей мне угрожать, Малфой!

Он искренне усмехнулся, слушая ее наивные пререкания, и, внимательно посмотрев ей в глаза, спросил:

— Меня откровенно удивляет твоя заинтересованность, Грейнджер. Разве ты не должна наслаждаться моими мучениями?

— Я не опускаюсь до твоего уровня.

— Ох, прости, я забыл, что ты мнишь из себя святую благодетельницу, — бросил Драко, злобно глядя на Грейнджер.

— Ты вправе злиться на меня. Я знаю, что нарушила правила, входя в твою спальню, но я не смогла спокойно смотреть...

Она замолчала на полуслове, чувствуя, как Малфой, едва сдерживаясь, кипит от злости.

— Я лишь хотела понять...

— Понять? — перебил ее Драко. — Не терзай свой скудный ум, ища разумное оправдание. Твое любопытство — лишь жалкая попытка изменить мое поведение, которое не соответствует твоему мнению обо мне. Ведь такие ублюдки, как я, не должны терзать себя мучениями, отвергая обезболивающие зелья и не позволяя посторонним прикасаться к себе. Именно поэтому ты, прикрывшись наивной благодетелью, проявляешь мнимую заботу, стараясь сделать все, чтобы я вновь обратился в монстра, которого так просто ненавидеть. Отбрось лицемерие, Грейнджер, и позволь себе насладиться тем, что ты видела. И не смей проявлять ко мне свою маггловскую жалость.

Гермиона нервно сглотнула. Слова Малфоя задели ее, и, стараясь успокоиться, она осторожно произнесла:

— Я лишь хотела помочь. Прости, что попыталась.

Она медленно поднялась и направилась к двери, пытаясь сдержать слезы, мысленно ругая себя за то, что решилась войти в спальню Малфоя вчерашней ночью.

— Помочь? — фыркнул Драко, когда Гермиона потянулась к ручке двери. — Чем ты можешь мне помочь, поганая маггловка?

Закусив губу, Гермиона промолчала и, незаметно смахнув слезу со щеки, спешно покинула трапезную.

* * *

— Дементора мне в жены! — не сдерживаясь, произнес Блейз, ошарашенно глядя на Драко.

— Ты действительно отправил свою любовницу к... э-э-э... любовнику Грейнджер? — удивленно произнес Теодор.

— А мне ты не разрешаешь играть в свои игрушки, — обиженно упрекнул Блейз Драко.

— И не мечтай! — воскликнул Малфой.

— Ну, мам, — заныл Блейз, чем вызвал истерический смех у Теодора.

Драко усмехнулся, разливая друзьям виски, и жестом пригласил их к бильярдному столу, который стоял в широкой гостиной на втором этаже в Малфой-мэноре. В будние дни Блейз и Теодор часто посещали поместье Малфоев, обсуждая новости магического мира за бокалом виски, либо играя в бильярд, который несколько отличался от привычной маггловской игры.

Блейз решил воздержаться от бильярда. Сидя в кресле, он наблюдал за друзьями сквозь граненый бокал, в котором медленно таяли кубики льда, растворяясь в янтарном виски.

— А где же Грейнджер? — лениво спросил он.

Драко лишь пожал плечами, сжимая в руках деревянный кий, и, отвернувшись к столу, он принялся за игру. Он, правда, не знал, где она: вероятно, блуждает по поместью, читая очередную скучную книгу, либо сидит в оранжерее в окружении все еще цветущих клумб, а возможно, ее и вовсе не было в мэноре. Ему было безразлично. Из-за происшедшего пару дней назад он старался не видеться с ней, ведь каждый раз, когда она попадалась ему на глаза, Драко с трудом сдерживал в себе злость и желание растерзать ее на мелкие куски. Никогда прежде он не чувствовал такого презрения к Грейнджер, которая посмела увидеть его слабости, его проклятие и боль, сжирающую его медленно и безмерно мучительно. Он знал, что, позволив эмоциям возобладать над здравым смыслом, он выплеснет на нее всю злость, заставив ее забыть увиденное, чтобы не замечать в глазах жалость, которая злила его больше всего.

Стараясь не думать о выходке Грейнджер, Драко пытался понять, почему в этот раз ночной приступ длился не больше часа, когда раньше он терпел мучительную боль до самого рассвета. Перебирая в голове причины и прочитывая необходимую литературу, он так и не нашел ответа, и единственным объяснением было присутствие Грейнджер. Но как эта маггловская девица может повлиять на проклятую рану? Бред, полнейший бред!

— Грейнджер, — пропел Блейз, заметивший в дверях растерянную Грейнджер, которая, вероятно, направлялась в свою спальню. — Моя любимая преступница!

Забини, ехидно улыбаясь, подошел к Гермионе и, нагло схватив ее за руку, завел в гостиную. Драко заметил, что Грейнджер чувствовала себя неуютно. Глядя в пол, она пыталась отказать Блейзу в приглашении, но, зная друга, Драко был уверен, что уговоры Грейнджер не возымеют должного эффекта. Раздраженно фыркнув, Драко отвернулся к бильярдному столу и продолжил игру.

— Я не знала, что вы в поместье, — тихо проговорила Гермиона.

— Нет? — наигранно удивился Блейз. — Неужели Драко был столь бестактен, что не предупредил супругу о приходе гостей? Мне неловко за своего друга, миссис Малфой.

Гермиона сердито взглянула в насмешливые глаза Забини и серьезно произнесла:

— Я не успела прийти, а ты уже меня оскорбляешь, Забини.

— Ох, простите, мисс Грейнджер.

— Я, пожалуй, вас покину, — произнесла Гермиона. — Я совершенно точно лишняя на вашем празднике жизни.

Ей все еще было некомфортно находиться в гостиной, тем более в обществе Малфоя и его прихвостней, и, резко встав с кресла, она попыталась пройти к двери.

— Право же, Грейнджер, останься, — уверенно произнес Блейз. — Обещаю, что буду хорошим мальчиком.

Мешкая, Гермиона неуверенно вернулась в кресло, недовольно смотря на Забини.

— Расскажи доброму дядюшке Блейзу, как тебе живется в поместье? Ужасно, я полагаю? — насмешливо спросил Забини, наливая Гермионе бокал красного вина.

— Чудовищно, — искренне ответила Гермиона, отставив предложенный бокал в сторону.

— Чудно-чудно, — пропел Блейз. — Надеюсь, эта златовласка, — он кивнул в сторону Драко, — не доставляет тебе неудобств?

Гермиона многозначительно взглянула на Блейза, удивленно подняв бровь, и, услышав его тихий смех, она решила промолчать.

— Я горжусь им, — неожиданно серьезно произнес Блейз. — Он, словно феникс, возродился из пепла.

Раздраженно фыркнув, Гермиона сомнительно взглянула на Забини.

— Он лишь избежал справедливого суда, это не делает ему чести.

— Что ты к нему испытываешь, Грейнджер? — с интересом спросил Блейз, внимательно наблюдая за каждым движением Гермионы.

— Презрение, — фыркнув, ответила Гермиона, удивляясь любопытству Забини.

— Осторожно, дорогая, ненависть — сильное чувство.

Гермиона возмущенно хмыкнула и, скрестив руки, произнесла:

— В последнее время слышу об этом все чаще.

— Умным мыслям свойственно повторяться, — философски ответил Блейз, допивая виски.

— Я с этим не согласна, — возмущенно произнесла она и, заметив удивленный взгляд Забини, пояснила: — Ненависть не обладает силой.

— Неужели? В отличие от любви, ненависть всегда искренняя, — произнес Блейз, и, замечая, что Гермиона открыла рот, чтобы возразить, он резко ее прервал. — Как много людей ты знаешь, которые ненавидели бы корыстно, наигранно и лживо? Нет, люди ненавидят что-либо искренне, от всей своей лицемерной души, а любят они зачастую лживо, дабы угодить своим нескромным желаниям и получить выгоду.

Гермиона молчала, нервно покусывая губу, она размышляла над словами Забини, в которых, если вдуматься, был смысл. Ей было сложно признать, но он прав: ненависть — искреннее чувство, а любовь... Она тяжело вздохнула и, серьезно посмотрев на Забини, осторожно произнесла:

— Мне не приходилось размышлять об этом раньше.

— Все потому, что ты мыслишь однобоко, разделяя мир на черное и белое, забывая, что существуют сотни других оттенков. Все в этом мире относительно: добро зачастую бывает злым, а зло, случается, бывает добрым. И порой человеческие пороки и непростительные поступки имеет благородные причины. Измены, предательства и ложь простительны и часто оправдываются людской глупостью, — серьезно произнес Блейз, внимательно смотря на Грейнджер.

— Нет, — резко возразила она. — Измены и предательства не прощаются.

— Если тебе понятны причины, то проступки вполне простительны. Но тебе не стоит волноваться, таких правильных и хороших девочек не предают и им не изменяют, — ехидно усмехаясь, произнес Блейз, замечая, что Грейнджер изменилась в лице и натянуто улыбнулась, стараясь скрыть неловкость.

— Но если, не дай Мерлин, подобное произойдет, ты вполне можешь воспользоваться проверенным способом, — продолжил Блейз, стараясь развеселить поникшую Грейнджер.

— И каким же? — с интересом спросила Гермиона.

Блейз ответил не сразу и, выждав драматическую паузу, воскликнул:

— Переспать с горячим черным парнем.

Он засмеялся заливистым смехом, насмешливо глядя на возмущенную Гермиону, которая удивленно смотрела на него, часто моргая.

— Что за взгляд? — уточнил Блейз. — Ты подумала обо мне? Маленькая негодница! Но я тебя не виню: никто не способен устоять перед моим природным очарованием.

Гермиона, не сдерживаясь, засмеялась, привлекая своим беззаботным видом внимание Малфоя, который сердито поглядывал на хихикающую парочку.

— Мисс Гермиона, — важно произнес Ферн, появившийся в дверях, но, заметив, что она за собственным смехом не слышит его зова, вновь повторил ее имя.

— Бурая сова прилетела с посылкой для вас. Я посчитал известить об этом лично.

Гермиона удивленно смотрела на Ферна и, заметив в его маленьких ручках небольшой сверток, неуверенно взяла посылку. Развернув оберточную бумагу, она увидела небольшое письмо с ее именем, и, узнав строгий прерывистый почерк Эбби, Гермиона спешно развернула конверт.

Гермиона!

Мне очень жаль, что приходится сообщать тебе об этом лично, но я посчитала, что ты должна быть готова к завтрашнему дню. Как тебе известно, корреспондент Пип Роджерс присылает мне свежие выпуски «Ежедневного пророка» прежде, чем газету прочтет вся магическая Англия. И в этот раз я получила газету с твоей колдографией на первой полосе. Я высылаю тебе свой экземпляр, надеясь, что ты не наделаешь глупостей после прочтения. Постараюсь сделать все возможное, чтобы слух не навредил тебе. Крепись, подруга!

Эбби.

Нервно сглотнув, Гермиона дрожащими руками развернула газету и ахнула, заметив свое имя и колдографию, на которой она грустно улыбалась. Скользя взглядом по интригующим строчкам, она перелистнула газетные страницы и нашла необходимую статью, в которой подробно описывались истинные причины их с Роном расставания и разрыва помолвки. Некоторые фразы в статье так и цеплялись за сознание Гермионы, словно были выделены и обведены красными чернилами. «Изменил героине войны и своей давнишней подруге с собственной помощницей», «А была ли любовь на самом деле?», «Вот как меняет война истинных героев», «Почему мисс Грейнджер скрыла причину расставания и что она думает по этому поводу?» — выдержки из статьи снова и снова звучали у нее в голове, и, прерывисто дыша, она задумалась, кто посмел придать огласке позорную причину их с Роном расставания и вспоминать прошлое, которое с трудом забыла Гермиона.

— Малфой, — прошептала она, понимая, кто стоит за всем этим. — МАЛФОЙ!

Она резко встала с кресла, привлекая внимание всех присутствующих, в особенности ошарашенного Драко, который вздрогнул, когда услышал надрывный клич Грейнджер.

— Как ты мог? Как ты посмел лезть в мою личную жизнь? — воскликнула она, нагло бросая ему газету в лицо. Оторопев от возмутительных действий Грейнджер, Драко поднял газету и быстро прочел заголовок статьи.

— Я к этому не причастен, как ты смеешь…

— Не причастен? Только ты способен на подобное. Но это, — она указала на газету, — подло и низко даже для такого ублюдка, как ты. Теперь ты счастлив?

Едва сдерживая слезы, она выбежала из гостиной, оставляя озадаченного Драко в компании друзей.

Блейз резко вырвал газету из рук Драко и принялся читать. Теодор присоединился к другу и спустя пару минут произнес:

— Не думал, что когда-либо скажу подобное, но я согласен с Грейнджер: это низко даже для тебя.

— Это не моих рук дело, — уверенно произнес Драко.

— Брось, — фыркнул Блейз. — Ты нередко выискивал грязные подробности личной жизни своих конкурентов, а после они появлялись в газетах и журналах. Избитый прием, а в отношении Грейнджер — абсолютно неуместный.

— Я этого не делал! — воскликнул Драко. — К чему мне прилагать столько усилий, чтобы после отрицать собственную причастность.

Блейз и Тео переглянусь, размышляя о происшедшем, и Забини, прервав молчание, произнес:

— Если ты вправду не причастен, то это может означать только одно, — и, замечая удивленные взгляды друзей, продолжил: — У тебя появился конкурент.

-

Примечания:

1. Корвус стрит (Corvus street) — улица в деловой части Лондона, придуманная автором. Дословно с латыни переводится как «Воронья улица».

2. Лечебница Св. Варфоломея ( St. Bartholomew) — названа в честь знаменитого госпиталя в Лондоне. «Бартс» стал местом встречи Шерлока Холмса и доктора Ватсона из сериала «Шерлок BBC». И это моя небольшая дань уважения создателям сериала и автору «Шерлока Холмса» А. К. Дойлу.

3. Диоген — назван в честь древнегреческого философа Диогена Синопсиса, ученика Антисфена и основателя школы киников. Диоген вел аскетический образ жизни, обетая в бочке и используя плащ вместо постели. Его фонарь, с которым он бродил среди бела дня со словами «ищу человека», стал хрестоматийным примером еще в античности. К слову, «Диоген» также встречается в «Шерлоке», так назывался клуб для политиков и дипломатов, в котором также числится Майкрофт Холмс — брат Шерлока.

4. Восхищаясь футуристично-геометрическим дизайном концепта автомобиля Lamborghini Ankonian, от дизайнера Славча Таневски, я назвала арабского скакуна Драко — Анконианом.

5. Освальд Гард, более известный как Роршах, является обладателем одной из самых редких коллекций реликвий в Европе. Роршах ведет уединенный образ жизни в своем поместье и крайне редко появляется на светских мероприятиях. Пожалуй, причиной тому служат белые ассиметричные пятна на лице, больше похожие на известные «кляксы Роршаха» — психодиагностический тест для исследования личности, созданный швейцарским психиатром Германом Роршахом.

6. Дармера (лат. Darmera) — род североамериканских многолетних травяных растений семейства Камнеломковые. Используется как декоративное-лиственное садовое растение со светло-розовыми цветками и большими листьями (до 90 см.).

7. Сакритус (др.греч. — хранитель) — магическое животное, относящееся к тварям с классификацией опасности ХХХХ (согласно книге «Фантастические существа и места их обитания»). Преимущественно обитает в индийских лесах и крайне редко нападает на людей. Выглядит сакритус как большая вислоухая дикая кошка с небольшими белыми рогами. Особенностью животного является наличие отравляющей магии в когтях и клыках, которая при попадании в организм человека сохраняет свои свойства и обостряется лишь раз в году, причиняя магу невыносимую боль. К сожалению, лекарств и зелий от магического яда сакритуса не существует, и пострадавшие вынуждены терпеть приступы до конца своих дней, спасаясь лишь большой дозой обезболивающего зелья, которое в подобных количествах несомненно приносит вред организму человека.

8. Если верить словам Дейзи, приступ Драко длится всю ночь и прекращается лишь к рассвету. Однако взволнованная Гермиона, испугавшись криков Малфоя, невольно прикоснулась к ране, тем самым пробудив Драко и избавив его от боли. Причина подобного явления, увы, неизвестна, а я лишь хотела убедить вас в наличии особой связи между героями, которая способна унять боль.

9. Пересмешниками воронов считают из-за их удивительной способности в точности подражать звукам, учитывая и человеческий голос. Считается, что только взрослые особи приобретают такую способность, но нередко случалось, что одомашненные вороны начинали говорить спустя несколько лет после рождения.