Créer l'avenir (гет)

С того момента, как нашли Анну, прошло два дня. За это время большая и величественная Академия заметно опустела. По её коридорам ходили в основном жандармы, работники учреждения и небольшое количество неприкаянных студентов. Но общее количество живых душ было таковым, что можно было ходить по территории и встретить от силы одного-два человека. И то, скорее всего, это будут жандармы, так как студенты и работники практически не выходят их своих комнат.

Единственное место, где можно встретить «сборище» людей, это маленькая столовая со стороны женского общежития. Из-за того, что убили девушку, жандармы чаще обходили именно наше крыло, поэтому из всех столовых работала только та, что ближе к нам.

Взрослые не имели возможности вернуться домой, даже если и жили в этом городе, поэтому только в определённые часы они вылезали из своих комнат и рабочих мест, словно прирученные зверьки в зоопарке. Свободу студентов так сильно не ограничивали. Основная причина, если верить прошедшему слуху, заключалась в том, что жандармы больше подозревали кого-то из них, ведь у студентов, особенно начальных курсов, вряд ли достаточно сил и знаний для подобного убийства. Но это не значит, что стражи порядка и закона не смотрели на нас испытывающим взглядом и работали только в одном направлении.

Повара работали попарно, то есть в один день первые двое, во второй — другие и так далее. Поэтому в столовой и на кухне до часа еды практически никого не было. И такая ситуация была со всеми работниками. Кто-то сидит в комнате или, от великой скуки, посещает библиотеку и свой класс, например, чтобы порисовать, а кто-то один день выполняет свои обязанности, хоть и в меньшем объеме.

Я также была в числе тех, кто высовывался из комнаты утром, чтобы сходить поесть, а после перебегала вместе с Ют и Адамом назад в комнату, где мы сидели ровно до тех пор, когда не надо было идти снова по зову желудка. Как я уже говорила, в женском крыле жандармов больше и работают они здесь в несколько раз активнее, чем в том же мужском общежитии, поэтому поесть мы ходим с невольным сопровождением, а заодно к нам присоединяется и Адам, у которого желания сидеть одному на менее охраняемой территории было равно нулю.

И вот так, в состоянии безудержного веселья, прошло два дня. Ют, как и я, была из другого города, но за ней никто не приедет. Отец уехал в другой город продавать машины, а заставлять ездить туда-сюда бабушку никто не хотел. Поэтому ей повезло меньше, чем мне или Адаму. Сегодня должен приехать Кристофер, и скорее всего этим вечером меня уже не будет, а Адам местный. Он в любую минуту может собрать чемодан, куда кинет мужской набор, состоящий из носков, трусов и книги о том, как правильно выбивать дома, и покинуть Академию. Держим его здесь только мы с Ют. Вернее, тяжёлая рука Шлау. Вряд ли Адам оставит её одну, пусть и больше всех стучит зубами и озирается по сторонам, но может случиться в этой жизни всякое.

Сейчас мы с Ют настраивались, чтобы скинуть свои бренные тела с кровати и отправиться на завтрак, который теперь официально начинался на несколько часов позже, чем в учебные дни. Занятий всё равно нет, и почти все пользуются возможностью поспать подольше.

Настроение было не сказать, что ужасное, но и ничего радостного не произошло. Все, как сгустки унылости, призраками перемещаются по Академии, и даже если ты пытаешься думать позитивно, невольно поддаёшься общей атмосфере.

Всё это время, находясь в компании друзей, ощущается уныние и какое-то непонятное чувство, схожее с безжизненной агонией, высасывающей последние капли радости. Нет боли, но всё естество ноет и молит прекратить терзания. Хотя ты просто открыл глаза, когда зазвенел будильник.

Адам сказал, что вся эта душевная суматоха происходит из-за смерти Анны. Страха уже не было, как и не было липкого чувства, будто тебя опустили в её кровь с головой, и теперь засохшие кровавые разводы тянут кожу от любого движения. Анна не мой друг. Не моя одногруппница. Её даже знакомой трудно назвать. Просто сейчас обидно и… непонятно. А ещё жаль её родителей. Хоронить своего ребёнка — это ужасно. Тем более, если его зверски убили. Это событие оставило свой след в моей жизни, хотя горьких слёз лить не хотелось.

Но я прекрасно понимаю, что моими чувствами и эмоциями движет эгоистичное ожидание. В любую минуту развешанные по всей Академии колонки могут разнести по зданию голос директора, сообщающий, что за мной приехали. И вот тогда я уже не смогу бегать от себя.

Я знаю, что я маленькая глупая девочка, чья любовь основана на детской травме и последующих событиях. Но я так же понимаю, что изменить ничего нельзя. Прошло несколько лет, с момента осознания такой простой мысли, как «Я люблю Кристофера Хейнера», и ещё два года с тех пор, как я стала жить в закрытой Академии. Много времени для того, чтобы выбить эту дурь из своей головы. А ещё было много возможностей.

Тот же самый Адам. Я ещё не дошла до своей комнаты, как встретила его. Высокий, худой, но яркий и беззаботный парень, который, болтая всякие глупости, помог донести чемодан. Я девушка. И я молодая. Тогда мне стукнуло только шестнадцать. Пик гормонов, влюблённости и розовых очков. И пусть сейчас я Адама могу обозвать грубым словцом, на тот момент я была забившейся в своём печальном мирке дурёхой, которая искала способ заглушить душевную боль. Поэтому несколько месяцев от общения с трусливым пареньком у меня дрожало сердце и… Возможно, это можно было назвать короткой влюблённостью.

Но это прошло. Так же, как пара подобных ситуаций. Я честно старалась весь первый курс выправить из головы взрослого Кристофера, чей взгляд на меня был сродни взгляду отца. Но всё пришло к тому, что ничего не изменилось.

Я год прожила без встреч с Крисом, больше писала ему сообщения, нежели звонила, вместе с Ют и другими девочками обсуждала старшекурсников, смущалась, когда мне кто-то улыбался или говорил что-то приятное, я чувствовала влюблённость, я хотела повзрослеть и понять, что мои детские чувства — это просто логический исход событий и переживаний.

И в итоге что? Что в итоге? Мне семнадцать лет, я проживаю восемнадцатую весну, у меня друг-ловелас, который неделю не ленился и бегал за мной, пока из-за одного случая не стал томно вздыхать по Ют, у меня есть неплохие, но не лучшие друзья в группе, я знакома с милыми и добрыми парнями, с которыми я могу не просто весело болтать, если стану чуть смелее, но я дрожу от одной мысли, что скоро увижу мужчину, чью фамилию ношу и говорю, что я его дочь!

Возможно, когда я увижу его, услышу голос не по телефону, то стоящий перед глазами образ продавится под суровой реальностью, и вместо худого аптекаря с горящими жизненным огнём карими глазами, я увижу костлявого, высокого и замученного жизнью человека с тёмной щетиной, который по привычке взъерошит свои волосы и голосом мультяшного персонажа скажет какую-нибудь глупость. И тогда я пойму, что все мои страдания остались позади. Что вот он, мой чистый лист новой жизни, где я смогу свободно вздохнуть и окунуться в студенческий мир.

Но я на это надеялась и в прошлом году, когда пришло время возвращаться домой на каникулы. Я дала себе звонкую пощёчину и с улыбкой вышла на улицу, где меня ждал Кристофер, пряча в кармане два билета на стеклянный поезд, который за два дня довезёт над до родного города. И стоило только увидеть знакомую фигуру, старую серую рубашку, чей возраст скоро можно будет определять по толщине ниток, и глупую улыбку нестареющего человека, так тут же заныло сердце. Захотелось бросить чемодан на лестнице и, пролетая через ступеньки, прыгнуть в тёплые объятия, крича о том, что нет, я не изменилась, ничего не поменялось, что я действительно медленно схожу с ума от неразделённой любви.

Три месяца отцовской заботы. Три месяца душевных терзаний. И я снова села на поезд с потрёпанным чемоданом. Снова началась череда самобичевания, мысленных пощёчин и попыток жить как «нормальная девушка моего возраста». Боюсь, что и в этот раз всё повторится.

— Жюли, я уже собралась, а ты нет. Всё должно быть наоборот, — надо мной нависла Ют. — Ты меня пугаешь.

— А, прости. Задумалась, — поднимаюсь с пола, на который переползла с кровати. — Я быстро.

— М, — соседка села на край своей постели, — ты в последнее время совсем унылая. Из-за Анны?

— Отчасти. Общая атмосфера удручает и всякие мелочи, связанные с моими тараканами, — избегаю прямого ответа и продолжаю рыскать в шкафу.

Надо отдать должное Ют, она старается держаться бодрячком. Конечно, она, как и Адам, сейчас не сгусток весёлой язвы, но совсем в пучину депрессии не погружается. Просто в комнате стало заметно тише, а вместе с тем и тяжелее дышать.

— Ну, сегодня за тобой должны приехать. Должно стать легче.

Я вздрогнула, но, поспешно схватив укороченные штаны и вязанную безрукавку с высокими воротом, быстро закрыла шкаф и сделала вид, что на эту фразу никак не отреагировала.

Ют тактично перевела взгляд с меня на окно, где небо играло с людьми в игру «Угадайте, что сейчас будет». Смешанные цвета не давали возможности точно сказать, будет дождь, облачно или солнечно. И его можно назвать отражением души. Я сама не знаю, к чему приведут меня собственные мысли.

Быстро одевшись и пройдясь расчёской по волосам, после завязав их в низкий пучок, киваю в сторону двери. Ют поднялась, и мы вышли в коридор, где закрыли дверь на ключ.

Пройдя мимо пустующих комнат и выйдя на основную лестницу, мы пересеклись с жандармом и седым морщинистым охранником Академии. Они вышли со стороны мужского общежития и у самой лестницы разошлись. Жандарм начал спускаться с нами, а охранник, скользнув по нам усталым взглядом мутно-зелёных глаз, продолжил шествие в женское крыло.

С невольным сопровождением мы дошли до небольшой столовой, которая на этой неделе достигла пика своей популярности и востребованности. Обычно она работала только утром, чтобы девушкам не надо было долго идти на завтрак, но, в свете недавних событий, ели мы здесь весь день.

Из-за меня мы немного опоздали, так что почти все, кто остался в Академии, были здесь. Преподаватели отсели за отдельный стол, как это бывало обычно, а студенты маленькими группками заняли другие. Благо, места было много.

За небольшим столиком, стоявшим недалеко от стеллажей с едой, уже сидел Адам. Заметив нас, парень махнул рукой, привлекая к себе внимание. Шедший рядом жандарм бросил на него суровый взгляд, но после молча прошёл к окну.

Особо не думая, показав пальчиком работнице столовой на несколько строк в меню и после поставив тарелку на поднос, первой сажусь к Адаму. Парень уже похлёбывал чай, отодвинув в сторону грязную посуду. Ют подсела чуть позже. В отличие от меня, еду она выбирала осознанно.

— Милые дамы, у вас есть планы на день? — поставив кружку, попытался спокойно, будто ничего не случилось, произнести Адам.

— Лежать в закрытой комнате и играть в города?

— Ходить по коридорам и пародировать жандармов?

— Прятаться под кроватью, потеснив монстров?

— Остаться в столовой и толстеть?

— У вас какие-то странные предложения, как можно провести день, — странно на нас посматривая, выдавил из себя парень.

— Так мало что нормального можно делать, — пожала плечами Ют, — в Академии никого нет, занятий тоже, в пустующих кабинетах не очень уютно сидеть, а по коридорам ходить — только с жандармами.

— Надо подумать, а не то мы совсем свих…

Адам запнулся, услышав приятную мелодию, предшествующую радиопередачи. Все встрепенулись, ожидая, что же скажет директор. После того, как почти вся Академия разъехалась, радиорубкой заведовал он.

— Жюли Хейнер, за вами приехали. Пройдите, пожалуйста, в вестибюль Академии.

Ют грустно посмотрела на меня с надутыми от еды щеками. Адам привстал и положил свою руку поверх моей.

— Тпру-у, притормози. Я вижу, как ты готова вскочить. Сначала медленно дое… Эй, Жюли!

Звонко бросив вилку, я, не думая, вскочила с места и побежала в вестибюль. Адам ещё что-то кричал в след, но как только я выбежала в коридор, его уже было не слышно. Да и признаться, если бы он помчался за мной, то я бы этого совершенно не заметила.

Страх то сильно сжимал сердце, то резко его отпускал, давая ему быстро-быстро отбить ритм, чтобы снова на несколько секунд оказаться неподвижным. Я не чувствовала ног и была готова поклясться, что вот-вот упаду, забыв, как их переставлять. Двери сменялись так быстро, что, казалось, я выглядываю из окна автомобиля, быстро едущего по загородной дороге.

Попадавшиеся по пути жандармы и охранники невольно отступали в сторону и судорожно глядели по сторонам, пытаясь понять, что стало заставило меня бежать без оглядки.

Я очень боялась увидеть Кристофера. Но одновременно со страхом я с нетерпением ждала этого. Я хотела выбежать ему навстречу и увидеть простого мужчину, который заменил мне семью. Я хотела испытать боль разочарования от осознания глупости своих мыслей и чувств, которые длились многие годы. Но в то же время какая-то маленькая частичка внутри меня держала кулачки за то, чтобы ощущение жизни внутри меня не умерло.

Поэтому, тяжело дыша и не замечая ничего вокруг, я неслась в вестибюль, рискуя соскользнуть с первой же ступеньки. Но даже если бы я пролетела со второго этажа к самому низу, ударяясь о каждое пластилиновое ребро, то тело бы не почувствовало ни единого удара, ни крупицы боли. Я бы встала и так же быстро, как и сейчас, ринулась в приветливые объятия, заметив только знакомые черты.

В нос ударил родной запах лекарств, смешанный с запахом поезда и пыли. Серая тонкая рубашка из грубой ткани уже не тёрла щёку, как раньше, но тёплые руки, крепкие объятия, запахи, стук сердца, голос — всё осталось таким же, как и в последнюю встречу. От этого я готова плакать. Но я не знаю, что виною: счастье или же разочарование?

— Хэй, моя милая Жюли, — радостно произнёс Крис, перестав обнимать, — ты меня чуть не сбила.

— А, прости, — отступаю на пару шагов назад, чтобы было легче разговаривать. — Просто я слишком рада тебя видеть.

Крис улыбнулся. Боже, я не знаю, что мне делать. Надо держаться в рамках семейных отношений, но я хочу встать на носочки, обнять его за шею и прижаться щекой к грубой щетине, чтобы все сомнения отступили. Чтобы быть уверенной, что это не сон. Что он настоящий. Что Кристофер сейчас, и правда, рядом со мной. Но я могу лишь пытаться взять его за руку под ложным предлогом.

— Ты ещё не собирала вещи?

— Нет, я ждала, когда ты приедешь, — убрав за ухо выбившуюся прядь, говорю немного скованно. — Два дня сидеть на чемодане в одной одежде неудобно.

По телефону разговаривать — это одно, а лицом к лицу — другое. Я отвыкла от этого. Я забыла, как должна вести себя семнадцатилетняя дочь.

— Прости. Я бы с радостью в тот же вечер приехал, но машинист пригрозил выбросить меня из окна с идущего поезда, — развёл руки в стороны Кристофер.

— Пф. Пойдём. Я чемодан быстро соберу, а ты отдохнёшь с дороги, — хватаю его за руку и веду за собой.

Кристофер что-то удивлённо вякнул и от неожиданности отстал на пару шагов, но быстро поравнялся. Даже идя практически рядом со мной, он не стал пытаться освободить руку от моей хватки. И, чёрт возьми, лучше бы он это сделал. Я бы просто отпустила и сделала вид, что всё нормально. Я на радостях от долгожданной встречи повела его за собой без задней мысли, а теперь все мысли сбиваются под натиском смущения.

Кристофер лишь один раз пошевелил рукой, но не для того, чтобы высвободить её, как я подумала на мгновение, а чтобы переплести пальцы для удобства. Из-за этого мне приходилось идти быстрее, чтобы было хоть какое-то расстояние. Иначе это выглядит иначе, чем есть на самом деле.

Даже с родным отцом я редко ходила за руку. Чаще с мамой. Папа держал меня только у дороги, или если я хотела до чего-нибудь дотянуться. Это ведь нормально, да?

Когда я с Крисом проходила мимо жандармов, он приветственно кивнул им, будто уже неделю жил в Академии и привык к ним так же, как преподаватели привыкли к студентам. Невысокий коренастый жандарм придирчиво осмотрел его, но, не найдя, к чему придраться, продолжил патрулировать коридор вместе со своим напарником.

До комнаты мы дошли быстро, и я отпустила руку у самой двери. Дальше смысла в этом не было, да и ключи достать надо.

Войдя внутрь, Кристофер сразу плюхнулся на мою кровать, легко догадавшись, что смятая постель с кучей странного барахла принадлежит Ют.

Я достала небольшой чемодан, у которого уже торчали нитки от старости, и, раскрыв его в центре комнаты, принялась выбирать вещи, которые понадобятся мне в отеле. К моему стыду, мне пришлось взять стул, так как до верхних полок, где лежали зимние и осенние вещи, не дотянуться.

Вот так я и бегала. От шкафа к чемодану, от чемодана к шкафу, иногда заворачивая к столу. Кристофер всё это время молчал, но следил за моими перемещениями. Было немного неуютно от тишины, но я ей была благодарна. Сейчас, пока мне есть чем заняться, я могу избегать неприятных мыслей и боли в груди, постепенно вновь привыкая к присутствию Криса. Я думаю, он тоже отвык от моего присутствия. Всё-таки год не виделись.

Но когда я победно бросила альбом и мобильный набор красок, чтобы совсем не облениться в короткий перерыв, я почувствовала, что Кристофер смотрит на меня слишком задумчиво.

— Что-то случилось? — спрашиваю, не глядя на него, отдавая всё своё внимание чемодану.

— Ты так изменилась за год, — он чуть нагнулся вперёд и сжал руки в замок. — Вначале как-то не заметил, уж быстро ты бежала.

— Эм, ну, так время же идёт.

— Да, но в прошлый раз мы тоже только через год увиделись на каникулах. И тогда как ты осталась у меня в памяти и на фотографии, такой же я тебя и увидел. Маленькая кудрявая Жюли с краснеющими щеками.

— Да я и сейчас маленькая. За год три миллиметра в росте, но я всё равно вынуждена вставать на табуретку, — я даже прервалась от попыток закрыть противящийся чемодан.

— Нет, я другое имею ввиду, — махнул на меня рукой Крис. — Просто, сейчас ты уже не ребёнок, — он на секунду замолчал, не зная, как правильно подобрать слова. — Лицо не такое детское, волосы уже не такие короткие и вьются меньше, да и вообще… Всё изменилось. Я не удивлюсь, если в следующем году буду слёзно отдавать тебя замуж и пытаться отравить новоявленного жениха, — свёл свои слова к шутке.

— Пха, учитывая, что ты разбираешься в лекарствах, тебе это не составит труда, — сделав последний рывок, закрываю чемодан. — Но, наверное, мы просто отвыкли друг от друга, вот и кажется, что изменились. Я вот раньше не замечала, что у тебя залысина есть.

— Что?! Где? — в панике Крис схватился руками за голову и начал судорожно её ощупывать в поисках очага лысения, но, не обнаружив ничего, обиженно на меня посмотрел.

После этого общаться стало легче. Немного, но легче. Вновь почувствовалась эта теплота от простых разговоров, подкреплёнными не то шуткой, не то подколом. Но ведь… Он практически прямо сказал, что я уже не ребёнок в его глазах, а без пары месяцев взрослая девушка. Ведь так? И как бы я не старалась игнорировать её, эта противная мысль встревала между другими, менее значимыми по сравнению с ней.

— Всё, я готова.

Чемодан был собран и закрыт. Он, как объевшийся дракон, оттопырил сытое пузико и позволил везти себя, куда угодно, лишь бы самому не надо было двигаться. Кристофер покорно взял его и покатил прочь из комнаты в открытую мною дверь.

Я обвела взглядом комнату, ища взглядом что-нибудь, что могла забыть, но, не найдя ничего, кроме вещей соседки, со спокойной душой закрыла дверь.

Когда мы шли в выходу, по пути встретились Ют с Адамом. Парень пытался что-то мне объяснить жестами со слезами на глазах, а соседка, будто не замечая этого, широко мне улыбнулась и, показав два больших пальца, произнесла вслед:

— Благотворно проведите время.

Кристофер удивлённо посмотрел вначале на неё, потом на меня. Но Ют уже скрылась вместе с Адамом в комнате, а я сама непонимающе пожала плечами.

Я же ей ничего не говорила. Вернее… Я ей ничего не говорила прямо.

Она ведь не могла узнать.

Верно?