Линия жизни (гет)

Listen, do you want to know a secret?

Do you promise not to tell?

Closer, let me whisper in your ear…

(с) The Beatles – Do You Want to Know a Secret

* * *

Ремус Люпин был совершенно счастлив. С самого утра этот субботний день отличался от других, потому что сегодня семейство Люпинов в полном составе выбралось в Косой переулок, чтобы купить ребенку все необходимое для школы. Он шагал между отцом и матерью, как любой другой одиннадцатилетний мальчик. Лайелл с помощью магии спрятал его шрамы, так что никто не пялился на него, как будто он восьмое чудо света. Солнце грело, но не жгло, а в воздухе разливался чудесный запах лета. Оно пахло свежескошенной травой, дорожной пылью и нагретыми на солнце камнями. Острый нюх мальчика улавливал каждый нюанс, каждый оттенок запаха, вбирая в себя, запечатляя в памяти, как причудливую картину. Когда они вышли на магическую улицу, в эту картину вплелись совершенно новые краски, которых больше он не чуял нигде. Запахи волшебных сладостей, средства для полировки котлов и аптеки. Какие-то из них были очень приятными, какие-то отталкивающими, но Рем ни за что на свете не согласился бы променять возможность ощущать их на что-то другое.

Они начали покупки с магазина мантий. Здесь с Ремуса сняли мерки, а потом подобрали одежду нужного размера. Он восхищенным взглядом смотрел на нашивку с гербом Хогвартса на груди и гадал, на какой же герб факультета сменится она первого сентября? Люпин не имел предпочтений, когда речь шла о факультетах. Для него важно было распределиться хоть куда-нибудь, а все остальное казалось сущей мелочью. Но сейчас, имея школьный герб перед глазами, он не мог не фантазировать, примеряя на себя самые разные варианты. Гриффиндор? Было бы просто здорово! В сказках про Основателей, которые Ремус очень любил читать, Годрик был его любимым персонажем. Он был благороден, всегда стоял за своих друзей и ничего, совсем ничего не боялся… Вот тут появлялась небольшая проблема: Ремус-то как раз имел множество страхов. Так что Гриффиндор, пожалуй, не зачислил бы его в свои студенты. Слизерин? Этого основателя Ремус побаивался, очень уж неоднозначной фигурой он был. Да и маму Рем сильно любил, а Слизерин подобное чувство к маггле не оценил бы совсем. И слава Мерлину, пожалуй. Рейвенкло? Тоже очень приятный вариант. Отец отмечал его усердие и обучаемость, возможно, и шляпа отметит? Оставался еще Хаффлпафф. Для честных и трудолюбивых. Рем с удовольствием был бы и первым, и вторым, но все время обучения ему предстояло тщательно скрываться, так что Хельга была бы им очень недовольна.

— Прекрасно подходит, мы возьмем все три. И покажите вот эту шляпу, пожалуйста.

Мадам Малкин передала его матери остроконечную шляпу, и Хоуп с деловитым видом водрузила ее на голову сыну.

— Вот. Теперь ты выглядишь как самый настоящий волшебник.

Когда она так улыбалась, с нежностью и обожанием во взгляде, было просто невозможно не вернуть ей улыбку.

Потом были книги. Ремус, с самых малых лет не имевший другого способа разнообразить свое свободное время, читать очень любил, и поэтому во «Флориш и Блоттс» семейство задержалось дольше всего. Кроме обязательных к покупке томов учебников, Ремус выпросил себе новенькое издание «Сказок Барда Биддля» в красочной твердой обложке, на которой толстенькая Зайчиха-Шутиха выбиралась из-под пня снова и снова, чтобы подмигнуть читателю, а потом юркнуть обратно, и два выпуска магических комиксов. Он засмотрелся было на большую энциклопедию магических существ, которая привлекла его огромным волком на обложке, но отец, перехватив взгляд сына, поспешил отвести его подальше, так что Ремус так и не узнал, что именно содержала в себе эта энциклопедия.

Всякие мелочи вроде весов покупать было скучно – Ремусу они не были внове, такого добра было много в мастерской его отца, где мальчик проводил немало времени. Он не мешал, не приставал с расспросами, просто садился рядом и молча наблюдал, как отец работает. В такие минуты Ремус и Лайелл как никогда ощущали близость между собой, общность и неразделимость их семейных уз. Труд исследователя боггартов был богат отчетами самых разных мастей, но Лайелла Люпина за то и ценили на работе, что даже самый скучный отчет тот умел сделать занимательно. К примеру, отец прекрасно рисовал и иногда вкладывал свои зарисовки в приложение к отчету. Ремус обожал рассматривать его наброски. Боггарты порой принимали самые невероятные обличья, но больше всего младший Люпин любил смотреть на результат заклинания «Риддикулус». До сих пор не видел он в жизни ничего смешнее ужасного злого полярного медведя в балетной пачке и блонд-парике.

А еще иногда отчеты требовали исследований. Тогда-то и появлялись на столе всевозможные весы, флаконы и котлы. Лайелл объяснял Рему, как именно нужно правильно отмерять ингредиенты, как важно расходовать их экономно и всегда точно следовать рекомендациям по приготовлению. Это Люпин хорошо усвоил, особенно после того случая с взорвавшимся котлом, который до сих пор был их с отцом маленьким секретом от матери.

Лучшим же моментом дня стал поход в лавку Олливандера. Помещение было тесное, в нем не было ни стеллажей, как в книжном магазине, ни манекенов, как у Мадам Малкин. Там, по сути, ничего не было, кроме бесконечных рядов продолговатых коробок и одного-единственного прилавка, из-за которого на мальчика смотрел мистер Олливандер. Глаза у него были странные, они будто насквозь его видели. Ощущать на себе их взгляд было настолько жутко, что Рем крепче вцепился в юбку матери и едва сдерживался, чтобы не начать упрашивать ее уйти. Отец сделал шаг вперед, старый мастер поприветствовал его, точно назвав все характеристики его палочки и предположив, что целью визита является подбор инструмента для юного мистер Люпина. Отец говорил с мастером дружелюбно и совершенно не смущался, как будто они были давними хорошими знакомыми. Когда они закончили обмениваться приветствиями, взгляд Олливандера снова обратился к Ремусу.

— Подойдите, молодой человек.

Отец ободряюще ему улыбнулся. Ремус выпустил подол матери из рук и шагнул, изо всех сил храбрясь, к мастеру.

— Ваша ведущая рука?

— П-простите?

— Он правша, мистер Олливандер. – подсказал отец.

— Спасибо, Лайелл. Молодой человек, вытяните руку, вот так.

Ремус подчинился, протянув Олливандеру правую руку. Вот тут-то и началось волшебство, полностью уничтожившее его робость и страх.

Сначала мастер тщательно измерил его руку, а потом просто оставил линейку самостоятельно снимать мальчика остальные мерки и отправился к коробкам, совершенно бессистемно, как казалось Ремусу, выбирая некоторые из них и относя к прилавку. Коробок было три, когда Олливандер приказал линейке остановиться. Лайелл поднял ее и отнес на прилавок, получив от мастера благодарность. Ремус последовал за отцом, не отрывая любопытного взгляда от коробочек. Мастер же открыл первую и протянул палочку, которая в ней хранилась, мальчику. Руки у Ремуса немного тряслись от напряжения, но когда он взмахнул палочкой, ничего не произошло. Олливандер покачал головой, забрал ее у Люпина, и протянул следующую. Потом еще одну, затем пришлось вернуться к стеллажам и принести еще несколько коробок. Ремус следил за мастером с все возрастающим беспокойством, начиная всерьез опасаться, что никакая палочка в целом магазине его не выберет, а потом случился тот самый момент. Он взмахнул волшебной палочкой, и она отозвалась. Целый сноп разноцветных искр вырвался из ее конца, заставив Хоуп вскрикнуть от неожиданности, а отца – рассмеяться. Рука Лайелла легла на плечо сына и сжала его.

— Поздравляю, Ремус, – сказал он.

Мальчик поднял на отца сияющие глаза и крепко его обнял. Палочку упаковали, отец расплатился за нее, но Ремус не пожелал так просто расставаться с приобретением, пусть ему и нельзя еще было пользоваться им в полной мере. Он затолкал коробочку во внутренний карман, она как будто грела его даже через ткань, и это было великолепное чувство.

Они уже собирались возвращаться домой, когда отец вспомнил, что ему нужно кое-что докупить в магической аптеке. Ремус не выдержал там и пяти минут – очень уж резкими были запахи. Младший Люпин предупредил родителей, что подождет на улице, и сбежал со спокойной совестью. Одним из соседних магазинов был «Волшебный зверинец», а животных Рем любил. Они, правда, не отвечали ему взаимностью, поэтому о питомце и речи не шло. Оставалось только смотреть, это-то никак не могло навредить ни им, ни ему. У витрины магазина уже стояла невысокая светловолосая девочка в маггловской одежде, когда он подошел. Поначалу Ремус не обратил на нее внимания, но девочка, как и он, не уходила, а когда мальчик задержал на ней взгляд подольше, в глаза ему бросилась страшная тоска во взгляде, которым девочка изучала витрину.

— Твои родители тоже не разрешают тебе завести питомца? – спросил Ремус.

Девочка моргнула, будто только сейчас очнулась, и посмотрела на Люпина. Щеки ее порозовели от смущения, она покачала головой.

— Мне не нужно…

— А я вот очень хочу, — вздохнул Рем. – Но звери меня не любят. Вот, смотри.

Он протянул руку к сове, сидящей ближе всего к витринному стеклу. Та громко ухнула и поспешила перебраться на насест подальше от мальчика. Взгляд светловолосой девочки стал настороженным.

— А почему они тебя не любят?

Ремус замялся, понимая, что сболтнул лишнего. Он пожал плечами, пытаясь уйти от разговора.

— Не знаю. Так иногда бывает. Но это не страшно… В Хогвартсе есть почтовые совы, мне папа сказал. Они смогут носить для меня почту. У тебя тоже так?

Лицо девочки стало непроницаемым, хоть Ремус и не понял, чем могли обидеть ее его слова. Она снова долгим взглядом посмотрела на витрину, потом как-то очень натянуто улыбнулась и сказала:

— Да. Да, мою почту носят совы из Хогвартса. А вот моя младшая сестра в этом году тоже поедет, и ей втемяшилось завести свою собственную. Это так расточительно…

— Одна сова на двоих – это совсем не плохо. – улыбнулся Ремус.

В этот момент из магазина вышло семейство: мужчина, женщина и девочка возраста Ремуса. Мужчина нес в руках небольшую клетку с крохотной рыжей совой, только что купленной в зоомагазине. Такой же рыжей, как волосы у девочки, которая немедленно бросилась к ним.

— Тунья, смотри! Это Тыковка! Правда, настоящая красавица?

Его собеседница шагнула к сестре и родителям, в одно мгновение начисто забыв о Ремусе. Он проводил все семейство долгим, задумчивым взглядом. Что-то в них очень сильно смущало, но что, Рем никак не мог понять. Уже позже, когда они, уставшие, но довольные, вернулись домой, Люпин понял, что именно было не так с семьей. Там была только одна волшебница – рыжая девочка.

* * *

— Солнце встало, сэр Снейп, нам пора отправляться в путь! – важно сказала Лили, вскакивая с кресла.

День выдался дождливый, и потому миссис Эванс разрешила детям играть в доме. Первым делом Лили достала одну из настольных игр, хорошо развеивающих скуку всей семьи холодными зимними вечерами, но вдвоем играть оказалось скучно. Тогда в голову ей пришла еще одна идея: сыграть в двух храбрых волшебников, которые путешествуют по миру и уничтожают злобных волшебных существ. Северус, как это часто бывало, идею поддержал. Дети перенеслись в воображаемый мир румынской деревни, которую терроризировал злобный вампир. Этого вампира предстояло теперь выследить и обезвредить, для чего сначала нужно было найти его логово.

— Он будет в своем замке.

— Но в округе нет замка, сэр Снейп.

— Тогда в склепе. Они такие места любят.

— Нам нужно принять меры предосторожности. Надевайте ваше ожерелье из чеснока.

Лили с самым серьезным видом навесила на Северуса бумажное ожерелье из вырезанных из бумаги чесночных головок, взяла такое же для себя, отступила на шаг и критически оглядела друга.

— Ты уверен, что нам не нужны колья?

— Это магглам нужны колья, а у нас есть палочки. – усмехнулся Снейп, демонстрируя девочке остро заточенный карандаш, который играл роль волшебной палочки.

Лили кивнула, а потом оба крадучись выбрались из комнаты девочки в коридор второго этажа дома Эвансов. Она еще не знала тогда, какая именно комната будет играть роль кладбища, все решил случай: Петуния, сутки назад отправившаяся к подруге с ночевкой, оставила дверь в свою комнату приоткрытой. И еще до того, как Лили успела его остановить, Северус показал карандашом на эту дверь, воскликнув:

— Вот этот склеп! Склеп, где живет страшная вампирша, я узнал по замогильному свету.

Ей бы следовало обидеться, что друг назвал ее сестру вампиршей, но Петуния в последнее время и правда вела себя ужасно, сравнение со сказочным монстром показалось девочке настолько уместным, что смех сдержать она не смогла. Снейп воспринял это как поощрение, и аккуратно толкнул дверь в комнату. Они пробрались туда, как в самый настоящий склеп. Шторы были задернуты, поэтому темнота была почти полная.

— Люмос. – Прошептала Лили, щелкая выключателем.

Свет залил комнату Петунии, а Северус одобрительно посмотрел на Лили. Он тоже успел уже просмотреть учебники, которые мать купила для первого года обучения в Хогвартсе, и даже пробовал отработать что-то со своей волшебной палочкой, но пока ничего не получалось. Все вылилось во взорванный телевизор отца и очередной скандал с обещанием выкинуть их с матерью на улицу. Что, к слову, Северуса вполне устроило бы…

Лили только теперь поняла, как давно не была в комнате сестры. Раньше об этом даже задумываться не приходилось: они постоянно заглядывали друг к другу, это было чем-то само собой разумеющемся. Когда все изменилось? Лили стояла посреди комнаты, напрягая память, и не могла вспомнить. Северус же, крадучись, как воришка, осматривал помещение. Здесь было чисто, стены завешены плакатами, полностью отражающими вкусы четырнадцатилетней девочки, единственным местом, неестественно выбивающимся из общей картины идеального порядка, был заваленный бумагами стол, над которым и завис теперь Снейп, внимательно разглядывая и ничего не трогая.

— Сев, нам лучше уйти, Петунии не понравится…

— Здесь письмо из Хогвартса.

Лили от удивления даже рот открыла, а потом, забыв о всякой осторожности, поспешила к Снейпу. Конверт действительно имел на себе остатки красной печати Школы Чародейства и Волшебства.

— Это твое? – спросил Северус, хмурясь.

— Нет… — ответила Лили. Потом лицо ее просияло, девочка порывисто схватила друга за руку. – Северус, а письмо может прийти позже? Может, Петунию тоже пригласили в Хогвартс? Это было бы так здорово!

Она даже подпрыгнула на месте от радостного предвкушения. Но Снейп ее энтузиазма не разделял. Все еще хмурясь, мальчик взял конверт и достал письмо.

— Дорогая мисс Эванс, — прочила он вслух. – Благодарю Вас за письмо, но вынужден с сожалением сообщить, что не в моей власти исполнить Вашу просьбу. Хогвартс – специализированное учебное заведение для детей с особенными способностями. Для юной леди, такими способностями не обладающей, нахождение в этой школе не принесет никакой пользы и может даже быть вредно…

Дети переглянулись, потом дочитали письмо каждый про себя. Лили разочарованно вздохнула, Снейп же, наоборот, выглядел удовлетворенным.

— Я же говорил, она – маггл. Вообще странно, что маггл может написать в Хогвартс. Наверное, на почте у них тоже работают волшебники, они и переслали ее письмо Дамблдору. Так глупо! Маггл просится в школу волшебства. – Северус хихикнул, но тут же осекся, увидев выразительный неодобрительный взгляд Лили.

— Это не глупо, Сев. Нам нельзя здесь быть, Петуния рассердится.

Снейп вздохнул, сунул письмо Альбуса Дамблдора обратно в конверт и положил на место.

— В любом случае, вампирша ускользнула. Придется искать ее новое логово…

— Мне больше не хочется в это играть. Давай придумаем что-то другое.

Северус с тревогой посмотрел на Лили, ставшую вдруг очень задумчивой. Девочка же, ничего больше не говоря, направилась к выходу из комнаты сестры.

* * *

Невысокая фигурка в просторной черной мантии с низко натянутым капюшоном беззвучно проскользнула через черный ход на крошечный задний двор дома Блэков, оседлала метлу и стрелой взмыла в небо, оставляя далеко позади и двор, и дом, и весь городской район.

Андромеда Блэк ненавидела полеты, но обстоятельства не оставляли ей выбора. Пользоваться камином – слишком шумно, лицензии на трансгрессию у нее еще не было, а прожить целое лето без встреч с Тедом оказалось просто непосильной задачей.

Поначалу он, как истинный рыцарь, брал все риски на себя. Тонкс подбирался к самому ее дому, подавал ей знак, и Андромеде оставалось только найти предлог, чтобы выйти на улицу, что обычно не составляло особенного труда. За пределами дома не существовало запретов и страхов, сковывающих ее. Там девушка была свободна, стоило только свернуть на ближайшую боковую улицу, откуда не виден был ее дом. Они могли часами бродить по городу, рука в руке, и говорить обо всем на свете, как сотни других пар вокруг. Однако ее частые и нелогичные отлучки скоро стали привлекать слишком много внимания родственников. Опасаясь установления строго контроля, Андромеда уговорила Теда изменить место встреч. Теперь, как только наступала ночь, и дом Блэков засыпал, она кралась прочь, чтобы отправиться на другой конец города, где жил дядя Теда, в доме которого и происходили теперь свидания молодых людей. Всего двадцать минут полета – и перед ней распахивалась дверь, за которой всегда находился улыбающийся Тонкс, сгребавший ее в объятия и буквально втаскивающий в помещение.

Раньше Андромеда и подумать не могла, насколько важными станут для нее эти встречи. Теперь же дни сливались в бесконечную вереницу однообразия и серости, если не получалось встретиться с Тедом хотя бы неделю. Юная Блэк чувствовала, что с бешеной скоростью падает в бездну, но даже не думала искать спасения. Истина была проста: то, что было падением для всего ее окружения, для самой Андромеды было полетом. Отношения с магглорожденным волшебником в кругах, где она вращалась, были дном огромной, глубокой пропасти, но для Блэк с каждым днем они становились все ценнее. Если требовалось пасть на самое дно, чтобы быть счастливой – что ж, не такая высокая это была цена. Пусть она будет не понята, пусть изгнана, если их тайна раскроется… Зато любима. Эти мысли придавали ей сил, чтобы продолжать встречаться с Тедом, чем бы это ни грозило. И вместе с тем, глубоко в ее душе жил страх. Именно этот страх мешал ей открыто заявить об их отношениях. Из-за него она продолжала сбегать вместо того, чтобы действовать открыто. Кроме ее любви к Теду существовала еще любовь к семье, пустившая в ее сердце прочные корни. И эта любовь, бесконечно отличавшаяся от чувств к Тонксу, тянула Андромеду назад. Не разочаровывать родителей, быть достойной своей фамилии… Когда с малых лет это – все, что ты слышишь со всех сторон, от этого не так-то просто избавиться. И Андромеда не могла, хотя ей почти удалось убедить себя, что она этого хочет.

Но в ту минуту, когда открывалась дверь, когда губы Теда накрывали ее рот, ничто в мире больше не имело значения. У Теда был очень тактичный дядя, он незамедлительно уходил наверх, включал погромче одно из этих странных маггловских устройств, которое Тонкс называл «телевизор» и не показывался в гостиной, где его племянник с его странной девушкой в средневековом черном балахоне часы напролет сидели рядом и не могли наговориться, насмотреться друг на друга. Тед был прекрасным рассказчиком. Иногда Меде казалось, что она могла бы слушать его часами, о чем бы он ни говорил. Иногда он клал голову ей на колени, ее пальцы мгновенно зарывались в светлые пряди, перебирая, массируя. Но оба как-то инстинктивно избегали разговоров о будущем. Андромеда не хотела думать о том, что этот год в Хогвартсе будет для него последним. Она знала, как быстро пролетят эти девять месяцев учебы, знала, что останется совершенно одна среди своих однокурсников, которые, подобно ее сестре, только в ненависти видели силу и только ее растили и лелеяли в своих сердцах. Без Теда Хогвартс будет совсем другим. Что будет с ними тогда? Выдержал ли их чувства проверку разлукой? Меда боялась задавать эти вопросы вслух. Она притворялась, что их не существует, пока еще могла это себе позволить, и отчаянно цеплялась за каждую минуту, что оставалась у них.

Возвращалась домой она обычно перед самым рассветом. Тед провожал ее большую часть пути, но никогда не снижался надо домом слишком сильно, чтобы его нельзя было заметить из окон. Она оставляла метлу в чулане, сворачивала свою мантию и прятала в зачарованную маленькую сумочку, совершенно не видную в складках платья, чтобы даже случайно встретившийся домовик не смог рассказать родителям, что Андромеда выходила ночью из дома. Если бы ей и встретился кто-то, она всегда могла бы соврать, что спать ей мешает бессонница, потому она даже не ложилась. Но ей везло, никто не встречался на пути. Меде казалось, что она предусмотрела все, что преступление идеально. Она, разумеется, ошибалась.

Нарцисса была первой, кого отлучки Андромеды сразу заставили задуматься. Младшая Блэк внутренним чутьем ощущала, что все происходящее с ее сестрой неспроста. Несколько раз она хотела поговорить об этом с Медой и каждый раз натыкалась на непреодолимую стену. Что бы ни творилось с ее сестрой, та явно считала, что ей не нужна помощь. Последняя попытка привела к полному прекращению дневных вылазок сестры, Цисса вздохнула было с облегчением, а потом, отправившись ночью за стаканом воды на кухню, заметила черную тень, крадущуюся к выходу.

Она приняла эту тень за грабителя, испугалась и буквально к месту приросла. Фигура же добралась до двери черного хода, отворила ее, лунный свет всего на долю секунды осветил лицо под капюшоном, но этого оказалось достаточно. Ее сестра сбежала из дома посреди ночи. И делала это постоянно, явно не желая, чтобы кто-то об этом знал.

Впечатлительная Нарцисса успела напридумывать себе множество страшных вещей, которые могли бы заставить Андромеду так себя вести, но чем дольше длились ночные вылазки сестры, тем очевиднее для Циссы становилось, что придуманные ей ужасы здесь совершенно не при чем. Она всегда возвращалась в одно и то же время, а на следующее утро светилась от счастья без всякой видимой причины. Она перестала делиться своими переживаниями с Нарциссой и не заговаривала больше даже про грядущую помолвку, хотя прекрасно знала, что родители подбирают ей жениха. Раньше это пугало ее, а теперь как будто вовсе не имело значения. Цисса знала свою сестру. Андромеда была не из тех, кто быстро и легко смиряется с чем-то.

У нее завелся поклонник. И что-то с этим поклонником было очень не так, иначе она не стала бы прятать его от семьи. Отец поддержал выбор Беллы, когда та сама выбрала себе мужа. Неужели с Андромедой было бы по-другому? Если только… Это самое «если только» терзало Нарциссу как пыточное заклятье. Много раз она хотела все рассказать родителям, но всегда останавливалась в последний момент, потому что это означало бы предательство. Предать сестру, свою любимую старшую сестру, Нарцисса была не способна. Не меньшее число раз хотела она поговорить с Андромедой, убедиться, что ее подозрения не напрасны, и не знала, как начать этот разговор. Ее пугало будущее. Пугал путь, который выбрала ее сестра. Нарцисса старалась не замечать этого, прятать голову в песок в надежде, что все разрешится само, но жуткое чувство надвигающейся грозы все никак не проходило. Необходимо было решиться на что-то. Рассказать родителям, поговорить с Андромедой, или же оставить все как есть и ждать. Она знала, что второй путь – правильный. И тем не менее, выбрала третий. Нарцисса не была бойцом, в мире существовала сотня вещей, которых она боялась. Страхи эти научили ее еще в детском возрасте с легкостью закрывать глаза, не замечать чего-то, что раскалывало ее уютный мирок. Ошибка могла стоить слишком дорого, и потому она наблюдала и ждала. Ждала, пока гроза разразится, или пройдет, слава Мерлину, стороной.