Экватор (гет)

Рон почти никогда не будил Гермиону. Если он возвращался с работы, а Гермиона спала, он тихо готовил себе еду на кухне, ложился спать в гостиной. Гермиона сердилась, говорила, что она переживает и всегда хочет как можно скорее узнавать о возвращении живого и невредимого Рона. Если в выходной день Рон просыпался раньше, он лежал рядом, не вставал, чтобы не разбудить Гермиону. Иногда она просыпалась только к полудню и расстраивалась, что теперь ничего не успеет.

Обычно Рон улыбался, целовал ее в лоб и говорил: «Я хочу, чтобы ты хоть немного отдохнула».

Просыпаясь утром, открывая дверь в квартиру вечером, Гермиона надеялась увидеть незаметно вернувшегося Рона.

Тогда никакого запрета на алкоголь в доме не было и в помине. Он просто закончился. Бар был ближе любого магазина, именно поэтому пришлось идти туда.

Бармен сразу дал понять, что узнал его, а Джордж понял, что этот здоровый парень учился на два курса старше, только когда все остальные посетители разошлись и бармен подсел за его столик.

Возможно, он пытался проявить сочувствие:

— А чего ты хотел. Вас, рыжих, вон сколько. Ну не могли все уцелеть.

Это была первая драка Джорджа в баре и первая драка, в которую он ввязался в одиночку.

Сейчас Джордж нащупал языком зуб, который занял место того, что выбил здоровяк, и задумался о существовании норм на гибель рыжих Уизли.

Гермиона перечитала уведомление три раза.

Свидетель отозвал свои показания всего лишь за пару дней до суда, которого теперь не будет. Все было кончено.

У нее не было сил ни пожалеть о впустую затраченных усилиях, ни разозлиться на старичка-сквиба, который или испугался, или что-то получил в благодарность. Она доложила руководству, подготовила все материалы, что лежали в ее кабинете, к передаче в архив и написала заявление на отпуск. Никто не возражал.

Она встретила Джорджа на первом этаже. Он о чем-то разговаривал с чиновником из отдела торговли. Ходячая реклама собственного же бизнеса. Он то улыбался собеседнику, то серьезно кивал и ни о чем не переживал. Гермиона почувствовала злость, почти ненависть к этой белозубой улыбке и начищенным до блеска туфлям. Она хотела незаметно пройти мимо, но, конечно, он заметил, и эта раздражающая улыбка была подарена уже ей. Гермиона не остановилась.

У него было недостаточно наглости, чтобы попробовать аппарировать прямо в квартиру, но вполне хватило, чтобы открыть дверь своим ключом.

Джордж повесил пиджак на спинку стула, удобно устроился на диване и стал ждать.

Гермиона не испугалась, когда обнаружила незваного гостя в своей гостиной. На ее лице отразилось только недовольство.

— Откуда у тебя ключи?

— Рон дал на всякий случай.

— Чтобы ты вламывался в наш дом?

— Я переживаю за тебя. Хочу позаботиться. А ты мне не оставила других вариантов: на письма не отвечаешь, а вчера вообще так резво убежала. Как будто ты мне денег должна, а я пришел их выколачивать прямо к тебе на работу.

— Не похоже, что ты за Рона переживаешь, почему ко мне такое внимание?

Она стояла рядом, скрестив руки на груди. Джордж удивленно посмотрел на нее:

— Гермиона, я не знаю, за что злишься на меня, но ты можешь сесть рядом и объяснить, что происходит?

Гермиона села настолько далеко, насколько позволяли размеры дивана.

— У меня плохое предчувствие, понимаешь? С самого начала. Оно оправдалось: Рон уже должен был вернуться, а теперь никто не знает, что происходит. Я боюсь, я просто боюсь. И у меня ощущение, что так страшно только мне одной.

— Предчувствие, — Джордж осторожно повторил слово, проверяя, как оно прозвучит в его исполнении. — Большей чуши не придумала? Не бывает предчувствий, официально тебе заявляю. Бывают просто ничем не оправданные страхи.

— Джордж, то есть ты хочешь сказать, что нет повода для беспокойства? Что все хорошо, и ты совсем не переживаешь за Рона?

— Черт, ну конечно я переживаю. Это же малыш Ронни, я всегда переживаю сначала за Джинни, а потом за Ронни.

Гермиона с сомнением посмотрела на Джорджа.

— Тогда почему ты считаешь мои переживания глупыми?

— Потому что я знаю, что с ним все будет в порядке.

— Откуда?

— У меня предчувствие, — Джордж улыбнулся, растягивая губы в поддельной улыбке. — А тебе больше нравится думать, что мне просто плевать на моего родного брата?

— Мне не нравится так думать.

— Но ты так думаешь?

Гермиона промолчала.

Джордж не знал, в чем его вина, но почему-то очень хотел оправдаться. Он потер виски, подумал и сказал:

— Я не хочу тебе рассказывать.

— Что не хочешь рассказывать? — не поняла Гермиона.

Джордж продолжал:

— Знаешь, меня же там не было. Мы с Ли были вдвоем против четверых Пожирателей, когда бой остановился. Те быстро смотались, мы сидели там, шутили и ржали, от страха, наверное. Мы с Ли ржали, а меня уже искали. Тот парнишка был так напуган. Я понял только то, что с моим братом что-то случилось, что меня ждут в Большом зале. Я сразу подумал про Рона. Я пробирался сквозь толпу, видел всех, видел, как мама держит чью-то голову в руках, видел, как Джинни в слезах бежит мне навстречу. Я был уверен, что там лежит Рон. Потому что он — мой младший брат. Потому что все остальные стояли вокруг. Я ни на секунду не думал, что это Фред. Представляешь, когда Джинни обняла меня, я спросил ее: «Где Фред?». Никогда не забуду, как она на меня посмотрела.

— Джордж… — в ее голосе звучало не раздражение, а жалость, и Джордж понял, что она увидела, как дорого ему стоит самообладание.

— Не бывает предчувствий. Бывают предсказания, но настоящие — очень редко. Мы не знаем, мы никогда не знаем.

— Джордж, прости. Я не хотела, чтобы ты об этом вспоминал.

Он поднял на нее глаза и беспомощно улыбнулся:

— Неужели ты думаешь, что я хотя бы иногда об этом забываю?

Ночью Гермионе снилось, что это она стоит на коленях в Большом зале и смотрит в свои мертвые глаза.

Когда она проснулась, за окном еще было темно. Где-то дальше в квартире был слышен шепот работающего телевизора.

Джордж, который после их долгого разговора так и не ушел, сидел на диване, вытянув вперед свои длинные ноги.

Он определенно начал считать диван своей собственностью, даже передвинул его ближе к окну.

Он заметил Гермиону, когда она загородила ему телевизор:

— Фигня ваш футбол.

Джордж смотрел на нее и не просил отойти, как будто ему было все равно на что смотреть: на мелкие фигуры бегающих по полю футболистов или на ее бледное лицо.

Она могла стоять так весь вечер, не решаясь что-то сделать. Гермиона опускалась вниз целую вечность, но все равно успела положить руку на его колено и коснуться пальцами молнии на брюках раньше, чем Джордж схватил ее за локоть и вскочил на ноги, поднимая и ее за собой.

Она закрыла глаза в надежде на его крик — главное, чтобы не ушел молча.

Целовал он ее не как любую из своих девушек, а грубо, влажно, неудобно наклоняясь к ее губам, крепко, до боли держа за плечи. Она уперлась руками в его грудь, как будто стараясь оттолкнуть, но все равно продолжала отвечать на его поцелуй. Он отпустил ее.

Они зашли в спальню по очереди, не касаясь друг друга. Джордж подумал, что все закончилось, прошло, что она сейчас покажет ему фотографии из семейного фотоальбома, сделанные прошлым летом, а не широким жестом пригласит на кровать.

Гермиона даже успела расстелить постель, прежде чем его ладони опять легли на ее плечи.

Он упирался руками по обе стороны ее головы, двигался медленно, правильно, чтобы это длилось как можно дольше, чтобы ей приходилось двигаться ему навстречу.

Джордж замер над ней с глухим стоном, чувствуя, что Гермиона перестала отвечать на его движения, хотел откинуться на спину рядом, но она не позволила, притянула ближе к себе, заставляя убрать руки, принимая весь его вес на себя. Он послушно лежал и тяжело дышал ей в шею.

Гермионе не нужно было на работу, но она поднялась с постели первая, хотела подобрать свою одежду с пола, но представила, как будет это делать под внимательным взглядом, и передумала. Она быстро пересекла комнату и достала из шкафа длинный халат, в который закуталась.

Джордж безбожно опаздывал, но он лежал на кровати ничем не прикрытый и внимательно наблюдал за Гермионой без тени смущения. Когда она вышла из комнаты, он закрыл глаза и представил, как она продолжает суетиться в ванной, а затем на кухне.

Уходя, уже на пороге Джордж сказал:

— Если хочешь, мы можем поехать в эту Африку за ним.

— Это не Африка, и это невозможно. Секретная операция.

— Я знаю. Если ты хочешь — мы можем.