Экватор (гет)

Гермиона два раза перебрала его сумку, то добавляя теплый свитер, то убирая зонт.

Справочник по травам Юго-Восточной Азии Рон выкинул лично.

— Ты же знаешь, что я буду беспокоиться.

— А ты знаешь, что все будет в порядке. Если что-то случится — Гарри сообщит тебе первой, а только потом министру.

— Вот видишь. Ты не исключаешь такой возможности! Случиться может что угодно! — Гермиона ходила по спальне и не знала, чем занять руки.

— Именно! Что угодно, с кем угодно и где угодно! Пока меня нет, ты можешь неудачно смыться в туалет на входе в министерство, как тот новый парень из отдела отца, и к моему возвращению…

— Ты же понимаешь, что этим не делаешь лучше?

Рон засмеялся, поймал ее за руку и усадил рядом с собой на кровать. Сжал ее ладони в своих и проникновенно заговорил:

— Это моя работа. Ловить их. Я хочу это делать. Я чувствую себя нужным. Впервые в жизни я чувствую себя действительно нужным. И я хочу, чтобы ты мной гордилась.

— Рон, милый, ты же знаешь, что я всегда тобой гордилась и буду гордиться. Для этого не нужно ловить разбежавшихся Пожирателей Смерти, оставив меня тут одну, — Гермиона уже не злилась, ей хотелось зареветь, силой заставить его остаться, но она не могла так поступить с ним. — Что я буду делать одна?

— Ты будешь работать, вызывая зависть коллег, и ты не будешь одна.

Когда Рон пришел первый раз, Джордж послал его к черту вместе с советами, жалостью и нравоучениями.

Рон приходил два раза в неделю, чаще всех, не слушал проклятий, приносил еду и уговаривал открыть магазин.

Джордж уже знал его график работы, знал, когда он примерно придет, и готовился. Это превратилось в игру: Джордж старательно делал вид, что ему нравится превращать свою жизнь в хаос, а Рон старательно пытался навести в ней порядок. Выкидывал пустые бутылки, приносил овощи, выгонял маггловскую девчонку, которая была подозрительно не удивлена Косой Аллеей, оставлял на видном месте бланки с заказами и один раз даже вытер пыль в кабинете.

Однажды Рон пришел среди рабочего дня и привел с собой Анджелину. Джордж был позорно не готов к его приходу. Он вежливо предложил им плохо заваренный чай и диван в гостиной, а сам, невыспавшийся и лохматый, сел на край стола.

Рон старался поддерживать светскую беседу и мучил Анджелину вопросами о работе, семье и политических взглядах. Анджелина что-то отвечала и смотрела на пыльный ковер на полу, на Рона, на дно кружки и в окно, но не на Джорджа.

— А мама говорит, что глупо брать в банке ссуду, если он не уверен в успехе.

— Она права, мой брат всегда то же самое говорит, — неожиданно сказал Джордж, поднял голову и посмотрел на них.

Анджелина посмотрела на Рона, а потом глупо спросила:

— Какой?

— Который мертвый, я могу показать тебе фотографии, чтобы напомнить. Хотя подожди, ты можешь посмотреть прямо сюда.

Джордж улыбался.

У Анджелины задрожали руки. Она поставила кружку на стол, хотела что-то сказать, но передумала, встала и вышла.

Рон, естественно, ушел за ней, проводил ее и, конечно же, вернулся обратно. Он долго сидел на этом диване, пил холодный чай и не злился. Это ужасно раздражало Джорджа. Ему хотелось закричать, потребовать обвинений, выслушать их и со спокойной душой выгнать Рона.

— Ты перешел все границы, — сказал спокойно Рон и начал собираться домой.

— Нет, это ты их перешел.

— Это было глупо и жестоко, — Рон закрыл за собой дверь.

— Пошел к черту, — ответил Джордж закрытой двери. И через неделю открыл магазин.

Рон стал приходить не чаще других. Вечером, после работы, иногда один, а иногда нет. Когда его гости смеялись на кухне, Джордж тоже смеялся и слышал свой смех со стороны.

Он теперь носил дорогие маггловские рубашки, его костюмы странных расцветок сочли бы неуместными и в Министерстве Магии, и в любом маггловском министерстве, но в этом магазине они были самой уместной на свете вещью. На свидания он так не одевался.

Это была новая игра.

Ночью Гермиона так и не заснула, она не отпускала руку Рона, который спокойно дышал во сне, и думала. Про то, что завтра Рон уедет, с ним нельзя будет связаться, она не сможет сразу рассказать ему, чем закончится то дело, которое она ведет уже два месяца. Ей придется готовить завтраки и ужины только для себя, одной пойти на день рождения Джорджа и там делать вид, что ей совсем не страшно за Рона.

Она с удовольствием поставила бы ультиматум и заставила своего будущего мужа уйти с этой работы и заняться чем-то другим. Это было так заманчиво и так нечестно, и именно поэтому она промолчала и теперь не могла заснуть.

Джордж был уверен, что Рон придет. До самого дня рождения оставалось два дня, до праздника в Норе — четыре. Рон должен прийти заранее, один, говорить про погоду и по ответам пытаться понять, как чертов барометр, что все в порядке.

Джордж был уверен, что ему это не понравится.

Джорджу надоело ждать, и он отправил Рону сову.

Гермиона сидела в кресле в гостиной и в сотый раз читала свою речь. Она знала ее наизусть, но все равно не могла удержаться.

Она была на середине страницы, когда услышала стук и увидела сову за окном.

«Как хорошо, что ты оставил меня в покое. Увидимся у родителей. Но только попробуй теперь доставать меня там».

Гермиона помнила просьбу Рона сообщить о его отъезде, но посчитала достаточным написать об этом только миссис Уизли. Сейчас Гермиона почувствовала себя неловко, поэтому быстро собралась и отправилась на Косую Аллею.

Она успела как раз к закрытию магазина. Джордж кивнул ей на свой кабинет и опять склонился над бумагами на прилавке, внимательно выслушивая своего бухгалтера.

Ей пришлось ждать не больше десяти минут.

— Ты ужинала?

— Еще нет.

Джордж помог надеть ей пальто, которое она оставила на стуле.

Они бодро шагали в сторону ресторана. Гермиона успела извиниться, поэтому они шли молча. Джордж не пытался подстроиться под нее, и Гермиона с трудом за ним поспевала.

Он придержал дверь ресторана, пропуская Гермиону вперед.

Они сели за маленький столик на двоих, сделали заказ и стали ждать.

Гермиона оставалась наедине с Джорджем один раз. Это было в Норе, через две недели после похорон. Было ранее утро, Гермиона, которая не могла больше притворяться спящей, пошла на кухню. Там горел свет, и она подумала, что сейчас опять увидит плачущую миссис Уизли, но все оказалось гораздо хуже.

На кухне был Джордж. Он не плакал, а сидел за столом, подперев подбородок ладонями, и смотрел в одну точку.

Гермиона просто стояла рядом и не знала: заметил ли он ее, надо ли сказать что-то или сделать.

Ее спас Билл, который пришел на кухню за водой спустя пару минут, а может, спустя вечность. Он потрепал Джорджа по плечу, выводя из оцепенения, увел наверх. «Пошли, мелкий».

Этот новый, уверенный Джордж меньше всего был похож на «мелкого».

Иногда Гермионе казалось, что это вообще не человек, а какая-то иллюзия, которую создал настоящий Джордж, чтобы скрываться от людей.

Поддельный Джордж почти не шутил, над чужими шутками смеялся не своим смехом, и, честное слово, Гермиона видела в его кабинете учебники для подготовки к сдаче ЖАБА.

— Значит, Рон уехал. А вернется когда?

— Не знаю. Когда искоренит зло, наверное.

Джордж улыбнулся:

— А ты злишься?

— Я не злюсь, я волнуюсь.

— Ты придешь к родителям?

— Конечно.

— Не вздумай пугать маму, хорошо?

Гермиона возмущенно посмотрела на него.

Он проводил ее до дома. Они попрощались, Гермиона собиралась открыть дверь, когда Джордж, который уже перешел через дорогу, крикнул ей:

— Грейнджер!

— Что?

— Только попробуй прийти без подарка!

В квартире было темно. Гермиона не стала включать свет, ей было достаточно света фонаря за окном. Мысли о пустой спальне были невыносимы. Лежать на диване, поджав колени к подбородку, было гораздо лучше.

У нее была записка от Рона и куча незавершенных дел на работе, которые отвлекут от пугающих мыслей завтра.

Она закрыла глаза.

Подарок они с Роном купили еще месяц назад. Запонки из ювелирного салона в центре Лондона.

Миссис Уизли, Джинни и Флер приготовили невероятное количество еды.

Гермиона пришла последней — пришлось выйти на работу, потом задержаться там, и сейчас ее тарелку и стул с трудом втиснули на другом конце стола от именинника.

Джордж сидел не один. Анджелина впервые была в Норе и очень волновалась. Ее волосы были тщательно выпрямлены, светлое платье гармонировало с костюмом Джорджа.

Кто-то из гостей спросил про отсутствующего Рона, и Гарри успел ответить раньше Гермионы. Когда миссис Уизли встала и заговорила про то, как они все гордятся Роном, что надо будет устроить праздник в его честь, Гермиона почувствовала тошноту. Она выпила со всеми вина, с трудом высидела за столом еще десять минут, а потом встала и ушла в сад.

— Неужели тебе так скучно с нами? — Джордж тихо подошел сзади и теперь стоял рядом с ней.

Он снял пиджак, избавился от галстука и, растеряв часть своего лоска, казался реальнее, чем когда-либо.

— Я просто устала, — Гермиона улыбнулась.

— Работа?

— Да.

— Тот адвокатишка опять достает тебя? Хочешь, чтобы я…

— Нет! Я просто сказала тебе об этом, чтобы поддержать разговор. Мне не нужна помощь, в конце концов, я не впервые встречаюсь с людьми, которые не в восторге от моего происхождения.

— Да ладно. Сейчас уже не те времена, таких как он можно выкинуть на улицу за подобные оскорбления.

— Ну, это же не совсем оскорбления, это намеки. Тем более, он защищает своего клиента, которого я хочу наказать. Он бы в любом случае придумал бы, как на меня давить. Я не хочу об этом говорить.

Они помолчали какое-то время, и Джордж спросил:

— Если ты хочешь уйти — иди. Я не обижусь. Но неужели ты хочешь сидеть дома одна? Оставайся, мама приготовит тебе комнату. Я провожу Анджелину домой, вернусь, посидим допоздна на кухне.

Он действительно вернулся — и вернулся очень быстро.

Когда Джордж постучал в комнату, Гермиона уже переоделась в старые спортивные штаны и футболку Джинни.

— Почему Анджелина не осталась?

— Потому что, Гермиона, порядочные незамужние девушки ночуют у себя дома.

— А я, значит, непорядочная? — засмеялась Гермиона.

— Я всегда говорил, что ты та еще штучка. А теперь расскажи мне про свою занудную работу, с занудными законами и предписаниями. Расскажи, как ты тратишь свою молодость в Министерстве…

— Джордж, я все знаю, — серьезно сказала Гермиона. — Я все видела в твоем кабинете.

Джордж замолчал и посмотрел на нее непонимающим взглядом.

— Что ты видела? — спросил он.

— Книги. Ты готовишься сдавать экзамены, Джордж Уизли, я не могу поверить!

Он засмеялся, и Гермионе показалось, что она увидела облегчение на его лице.

Они пили вино и говорили обо всем на свете, пока Гермиона не поняла, что смертельно устала, и не собралась в свою комнату.

— Подожди.

Она опять села на стул и выжидающе посмотрела на Джорджа.

— Я просто хотел сказать, что ты не должна быть к нему так строга. Он делает это не просто для себя, а для тебя. Чтобы быть ближе к тебе. Ты слишком высоко. Твоя карьера слишком стремительна. Если он перестанет бежать рядом… — Джордж замолчал.

Гермиона кивнула и вышла из кухни. Напоследок она обернулась: Джордж сидел за тем же самым столом, но его спина была пряма, рука с бокалом вина не дрожала.

Когда они смотрели балет, Джордж представлял, как солист, совершая очередной прыжок, падает куда-то в оркестровую яму. Иногда Джордж поворачивался к Анджелине и смотрел на нее. Ему хотелось прошептать ей на ухо какую-нибудь глупость из тех, что с невероятной скоростью генерировались в его голове, но Анджелина была поглощена сюжетом, смысл которого Джордж даже не пытался уловить.

Когда захлопнулась дверь ее подъезда, Джордж осознал, что у него не было и близко такого количества свиданий со всеми его бывшими девушками вместе взятыми.

Каждый раз он пытался придумать что-то новое, но каждое свидание — все то же первое, за исключением того, что Джордж теперь знал, чего он хочет.

Когда Анджелина сидит рядом, он смотрит на ее лицо, а думает только о том, как его рука скользнет по бедру вверх под тонкой тканью платья. Возле двери ее подъезда он представляет, как прижмет ее прямо здесь к стене, чтобы ей пришлось предложить ему подняться наверх. Но он не смеет даже коснуться ее талии, когда целует на прощанье.

Дома он вытащил старательно запрятанный картонный ящик со старыми фотографиями и нашел на одной из них капитана команды по квиддичу Джонсон. Она крепко держала метлу и улыбалась.

Никаких записок больше не было.

Было только беспокойство, темное и вязкое. Гермиона пыталась смыть его в горячем душе, выветрить из квартиры, забыть на работе.

Дело было простое, не из ряда вон: домашний эльф и его хозяин, который в наказание за какой-то проступок запретил эльфу есть, а потом забыл об этом. Папка на столе Гермионы сначала была тонкой и должна была лечь на полку в архиве после первого же заседания суда.

Все развалилось за пару дней.

Оказывается, если у тебя есть деньги, связи в министерстве и несколько наград от правительства за особые заслуги, то ты можешь губить домовиков пачками.

«Мисс Грейнджер, я понимаю ваше рвение, но вы же не хотите испортить блестящую карьеру такого человека из-за глупого недоразумения, я советую вам не горячиться и подумать над моими словами. Нельзя ставить магическое существо выше волшебника. Да еще и волшебника такого уровня».

Адвокат, дорогой и наглый, так часто заходил в ее кабинет, что у нее было ощущение, что он все время караулит за дверью, и если неожиданно открыть ее, то можно ударить его по лбу.

Горячиться мисс Грейнджер не стала. Она попросила официальное распоряжение закрыть дело, стала настойчиво предлагать адвокату выпить чаю с крекерами на офисной кухне и нашла свидетеля. Распоряжение не поступило, а адвокат, который, наверное, боялся усыпать крошками свой галстук, теперь отказывался даже садиться в ее кабинете и стал злее в два раза.

Папка сначала распухла, а потом превратилась в несколько.

Гермиона не ждала, что руководство примет ее сторону или хотя бы перестанет так откровенно поддерживать противоположную, не ждала послушного признания виновного. Гермионе нужен был только Рон, который мог ненавидеть кого угодно, если этого «кого угодно» уже ненавидела она сама. И готов был, если надо, переживать вместе с ней даже за судьбу корнуэльского пикси.

Джордж ходил в этот клуб только для встреч по делам бизнеса, никогда по собственному желанию. Он уже давно привык быть мистером Уизли, но здесь это невыносимо.

Реклама на одной из самых дорогих полос «Пророка»: «…и респектабельность». Джордж смотрел на свое отражение в одном из зеркал и представлял, как его губы шевелятся, сообщая, куда засунуть свою респектабельность и что он — безнадежен.

На самом деле, он готов был покинуть это место сразу по завершению сделки, но разговор двух джентльменов за соседним столиком был слишком занимательным. Адвокат и его клиент.

Джордж уже слышал эту историю, которая привела к судебному разбирательству по делу о жестоком обращении с домовым эльфом. Эта сторона имела определенно другую точку зрения.

— Не беспокойтесь, несмотря на то, что грязнокровка создала нам определенные проблемы, я абсолютно уверен, что решение будет принято в нашу пользу.

Джордж резко отодвинул пустой стакан и зажмурился от удовольствия.

Гермиона еле дождалась конца дня, первая сорвалась из-за стола.

В магазине Уизли покупателей было немного, но Джордж лично рассказывал одному из них о новой линейке продукции. Гермиона попыталась быть вежливой и подождать, пока его плавная речь закончится, но ей не было конца, поэтому пришлось извиниться, улыбнуться и чуть ли не силой втолкнуть Джорджа в ближайшую дверь, которая оказалась дверью подсобного помещения.

— Что ты вытворяешь?

— Я, Грейнджер, работаю, а вот ты ведешь себя возмутительно, — Джордж улыбался.

— Зачем ты это сделал?

— Ну, я был молод и мне нужны были…

— Хватит! Джордж, ты понимаешь, какие у тебя будут проблемы из-за этого? Если он подаст на тебя в суд? Он — адвокат, его клиенты — очень серьезные люди.

Джордж демонстративно зевнул.

— Я же просила тебя. А сегодня он пришел ко мне в кабинет и…

— У тебя какие-то проблемы из-за этого? — лицо Джорджа приняло озабоченное выражение.

— Нет. Он просто выразил свое презрение по поводу того, что я якобы науськиваю на него своих защитников и провоцирую их на драки в баре, — Гермиона вздохнула.

— Я бы не назвал это дракой. Так, весьма небольшой мордобойчик. И перед началом я попросил его пройти со мной на улицу. Он сам отказался.

— Я не буду тебя благодарить. Потому что ты поступил неправильно. Тем более ты и без моих благодарностей доволен собой сверх меры.

— Пожалуйста. Кстати, мне сегодня прислали письмо, в котором торжественно сообщили, что больше не ждут меня в этом клубе. Поэтому теперь я буду пить у тебя на кухне.

Гермиона открыла рот, но не нашла что сказать.

— А теперь, Грейнджер, громко сымитируй оргазм, а то мало ли что люди подумают.

Мракоборец был опытный, обремененный кучей наград и уверенный в себе. Это его и сгубило.

Он зашел в квартиру на втором этаже здания в историческом центре города, не доставая палочку, и получил непростительное заклинание в спину от мелкого воришки, который не обладал способностями ни к магическим дуэлям, ни к логическому мышлению. Парнишку, который сам пришел в ужас от содеянного, отправили в Азкабан, а тело мракоборца — семье.

Гермиона услышала эту историю сначала на утреннем собрании, потом у себя в отделе, когда обсуждали сбор помощи семье, затем в лифте, по пути на обед.

Она вылетела из лифта на этаж раньше, свернула в коридор направо, не сразу нашла дверь туалета, а когда, наконец, захлопнула ее за собой, то чуть не упала. Она целую вечность смотрела на себя в зеркало, вцепившись в мраморный умывальник, и старалась дышать.

Джинни предупредила Гермиону, что они с Гарри уезжают вечером, что встретиться надо пораньше, но определенно не упомянула, куда именно они отправятся и что у них в квартире будет развернут штаб болельщиков — сегодня квиддич. На самом деле в комнате было всего трое: Гарри молча дописывал какой-то отчет перед отправлением, но Джордж и Джинни и сами неплохо справлялись.

Джордж сидел на спинке дивана в оранжевой шапке. Он держал в руках билеты и послушно, но без энтузиазма заканчивал кричалки, которые начинала сестра.

Он сначала внимательно наблюдал за разговором Гермионы и Гарри, не пытаясь услышать деталей, по одним их лицам понимая, о ком идет речь, а потом соскользнул на пол, поправил свой приталенный пиджак и попрощался:

— Простите, вынужден откланяться.

— Это нечестно, почему вы не можете пойти с нами? — возмутилась Джинни.

— Потому что Анджелина не готова смотреть, как «Педдл» опять проиграют. Возьмите с собой Гермиону, она хочет пойти, — Джордж стащил шапку и попытался надеть на голову Гермионе, но она отобрала оранжевое недоразумение и бросила на диван.

— Я не хочу.

— Подожди хотя бы нас, мы сейчас тоже пойдем.

— Настоящий джентльмен не заставит даму ждать, — покачал он головой.

— У настоящего джентльмена — носки в тон галстука, Джордж, — веско сказала Джинни.

Джордж потянул штанины вверх, доказывая соответствие означенному статусу, а потом засунул указательный палец за щеку и издал с его помощью чудовищный звук.

Шапка осталась дома, а Гермиона все же пошла с Гарри и Джинни.

На стадионе Джинни кричала, наверное, громче всех, а Гарри вторил ей.

Гермиона сначала смеялась над ними, а потом неожиданно для самой себя тоже начала кричать, вскакивая с места, даже если не понимала, почему кричали и вскакивали остальные.

Дома ее ждала сова Джорджа.

«Напиши малышу Ронни, что я воспринял его молчание как личное оскорбление.

Позови меня в гости».

До подъезда Анджелины они как всегда шли пешком. Это было частью непонятного ритуала, который Джордж ненавидел, который Джордж сам придумал.

В Хогвартсе Анджелина была одной из самых популярных девчонок, ее парню позавидовал бы любой однокурсник. Джордж не завидовал.

Джордж завидовал высокому молодому человеку, отражавшемуся в стеклянных витринах магазинов, мимо которых они проходили. Молодой человек вел под руку свою девушку, с насмешкой поглядывая на Джорджа. Джордж же знал, что сейчас безропотно уйдет домой, а завтра достанет билет на концерт, про который Анджелина упоминала за ужином.

Когда она неожиданно предложила ему чай, он искренне заблуждался, что они пойдут пить чай.

Чай они действительно пили, но уже после.

Он вышел на кухню, застегивая пуговицы на манжетах рубашки, потому что не знал, можно ему остаться или нет.

Они сидели за столом, ее влажные после душа волосы блестели, и Джордж думал только про них двоих, ни про кого больше.

Когда Анджелина положила руку поверх его ладони, он уже был готов сказать ей все то, что не стоит говорить раньше времени, но о чем нельзя слишком долго молчать. Анджелина сказала первая:

— Так странно. Вы одинаковые, но ты совсем другой.

Джордж даже не сразу понял, что она имела в виду. А Анджелина зачем-то добавила:

— У него тут, на тыльной стороне ладони, была родинка. А у тебя нет.

Ему показалось, что он слышит, как рушится стена, падения которой он не видел. Ему хватило сил сохранить улыбку на лице.

Ухо, точнее то место, где оно совсем недавно было, болело и мешало спать, несмотря на все старания матери. Первые два раза он проснулся именно от боли, а третий — потому что холодные пальцы аккуратно касались кожи рядом с раной. Джордж спросонья подумал, что это мама, но это была не она.

— Ты пьяный?

Фред, который сидел на кровати, кивнул и толкнул его в бок — подвинься.

— Болит?

— Болит.

— Знаешь, я бы не пережил, — признался Фред.

— Да ладно, жизнь без уха не так уж и ужасна.

— Я не про это, идиот, — Фред устроился рядом и закрыл глаза. — У меня пальцы на ногах замерзли, я о твои ноги погрею. И вообще, не тяни одеяло на себя.

Джордж резко сел на кровати, уронив одеяло на пол.

Конечно, ничьих холодных пальцев под одеялом не было.

Он искал сигареты в темноте, по всем ящикам стола, переворачивая все их содержимое. Внутри пачки даже была зажигалка. Джордж затянулся всего один раз, долго смотрел на полосы света от окна, а потом прижал красный кончик сигареты к чистой коже на тыльной стороне ладони.

Молли знала, что ее боль от потери Фреда — это навсегда. Сначала она отвлекала себя всевозможными хлопотами, придуманными заботами, старалась не плакать при Артуре. Получалось плохо.

Когда маленький Фред упал и разбил колено, Джордж сидел рядом, гладил по плечу и не понимал, почему Фреду больно, а ему нет. Молли не помнила, чтобы ей приходилось утешать близнецов, они всегда с этим справлялись сами.

Именно поэтому Молли в тот день не знала, что делать. Никого больше не было дома, она сидела в кресле на кухне, когда Джордж тихо спустился вниз. Молли быстро вытерла слезы передником и предложила сыну поесть, а он просто упал перед ней, положил голову ей на колени и зарыдал так, как ни разу не плакал ребенком. Он задыхался от слез, громко всхлипывая, а Молли гладила его по голове и приговаривала: «Мой мальчик». С того дня она перестала себя жалеть, а Джордж утром собрал вещи и вернулся в свою квартиру.

Из двух самых шумных ее сыновей остался один, который стал самым тихим.

Естественно, она знала, что с ним не все в порядке, что он там, у себя в квартире, творит какие-то глупости, стараясь справиться с болью, и навещает родителей только для того, чтобы они сами не приходили к нему. «Смотрите, я живой».

Однажды он пришел в новом костюме, принес подарки и сообщил, что начал работать. Молли испугалась еще больше, потому что увидела не сына, а какого-то совершенно другого человека. Джинни рассказала, что у него есть девушка, с которой он вместе учился, что у него все хорошо. Молли улыбалась, кивала и не верила.

Когда в его день рождения Молли увидела их с Анджелиной вместе, таких молодых и красивых, она поняла, что почему-то переживает за Джорджа, сидящего за столом, больше чем за Рона, работающего в чужой стране.

Если нужно спрятаться, то необязательно изменять внешность, получать фальшивые документы и покидать страну навсегда. Можно остаться, найти надежную опору под ногами и не двигаться с места, ни от кого не отводя взгляда.

Утренний кофе Джордж пил не дома, а в популярной кофейне, обращаясь по имени к девушке в переднике. Большинство клиентов его магазина были в восторге от хозяина: «Какой милый мальчик! Продавцы были заняты, и он лично помог мне выбрать подарок племяннику, а это все же не правительственный заказ». На письмо от администрации Хогвартса, извещающее о расследовании инцидента с применением продукции магазина, Джордж ответил личным визитом, смущая Макгонагалл своим серьезным видом. Для пущего эффекта можно было даже дать интервью Скитер, но та вряд ли бы на это решилась.

Спрятаться на самом видном месте. Это работает с вещами, это работает и с людьми. Это перестает работать, когда понимаешь, что бежишь от самого себя.

Джордж сначала поддался панике, хотел закрыть магазин, отменить правило о запрете алкоголя в доме, не выходить на улицу. Но потом представил осуждающий взгляд Рона и назначил на ближайшие пару дней столько деловых встреч, что с трудом успевал с одной на другую.

Солнце светило весь день, вопреки прогнозам погоды. Гермиона открыла окно в своем кабинете еще до обеда, теперь тут было прохладно, но это помогало сконцентрировать внимание.

Все должно было закончиться через неделю: последнее слушание — и можно будет распрощаться с этим делом, независимо от решения суда.

Гермиона подготовила все, что можно было подготовить, передала все документы, которые имело смысл передать, обвинителю, а теперь просто наводила порядок среди оставшихся бумаг.

Ее вызвали в кабинет начальника отдела за три часа до конца рабочего дня.

Наверное, все думали, что сообщить ей об этом в домашней обстановке — лучший вариант. Гермиона не понимала, как вся эта суета, сочувствующий взгляд начальника и бесконечная дорога домой могли бы успокоить.

Ее отпустили домой, куда уже приехали Гарри и Джинни. Джордж пришел позже, когда Гарри уже начал рассказывать. Джордж постучал в дверь, прервав рассказ, сел на диван в стороне от всех, закинув ногу на ногу.

Гарри неуверенно смотрел куда-то в сторону, а Джинни наоборот внимательно следила за Гермионой своими покрасневшими от слез глазами и готовилась поддержать.

Гермиону не надо было поддерживать. Она подсознательно, злясь на саму себя, знала, что что-то плохое обязательно произойдет, знала, когда Рон еще не вышел за дверь.

Больше недели не выходил на связь. Нет оснований считать, что выполнил задание. Официально числится пропавшим без вести.

Гермиона шумно втянула воздух и сцепила пальцы в замок.

Гарри рассказывал про то, что сейчас нельзя открыто вести поиски, что все равно делается все возможное. Джинни предлагала пока пожить у них.

Гермиона представила, как будет находиться под одной крышей с Джинни, у которой пропал брат, у которой глаза и так на мокром месте, которая будет пытаться помочь подруге, а не себе, и собиралась отказаться. Про Джорджа, который молчал и так и не пересел к ним за стол, Гермиона забыла.

Он напомнил о себе твердым «нет», когда Гарри сказал, что сообщить нужно и остальным, собрав всю семью Уизли. Джордж был по-прежнему спокоен. Его попытались уговорить, объяснить, что нельзя держать родных в неведении. Он медленно встал с дивана:

— Вы понимаете, о чем говорите? Вы же сами ничего не знаете. Просто перепугаете всех до полусмерти. С Роном все будет в порядке, как всегда с ним и бывает. Вы знаете это лучше меня.

Гарри хотел спорить дальше, но Джордж довольно резко ответил ему:

— Поттер, ты не посмеешь рассказать об этом никому, особенно родителям. Расскажете, когда будет что рассказать.

Джордж перевел глаза на сестру, убеждаясь — она поняла, что это адресовано и ей — и, не прощаясь, покинул квартиру.

Гермиона сжала пальцы крепче, до боли. Ей показалось, что она только что поняла гораздо больше, чем Джордж хотел сказать.

Рон почти никогда не будил Гермиону. Если он возвращался с работы, а Гермиона спала, он тихо готовил себе еду на кухне, ложился спать в гостиной. Гермиона сердилась, говорила, что она переживает и всегда хочет как можно скорее узнавать о возвращении живого и невредимого Рона. Если в выходной день Рон просыпался раньше, он лежал рядом, не вставал, чтобы не разбудить Гермиону. Иногда она просыпалась только к полудню и расстраивалась, что теперь ничего не успеет.

Обычно Рон улыбался, целовал ее в лоб и говорил: «Я хочу, чтобы ты хоть немного отдохнула».

Просыпаясь утром, открывая дверь в квартиру вечером, Гермиона надеялась увидеть незаметно вернувшегося Рона.

Тогда никакого запрета на алкоголь в доме не было и в помине. Он просто закончился. Бар был ближе любого магазина, именно поэтому пришлось идти туда.

Бармен сразу дал понять, что узнал его, а Джордж понял, что этот здоровый парень учился на два курса старше, только когда все остальные посетители разошлись и бармен подсел за его столик.

Возможно, он пытался проявить сочувствие:

— А чего ты хотел. Вас, рыжих, вон сколько. Ну не могли все уцелеть.

Это была первая драка Джорджа в баре и первая драка, в которую он ввязался в одиночку.

Сейчас Джордж нащупал языком зуб, который занял место того, что выбил здоровяк, и задумался о существовании норм на гибель рыжих Уизли.

Гермиона перечитала уведомление три раза.

Свидетель отозвал свои показания всего лишь за пару дней до суда, которого теперь не будет. Все было кончено.

У нее не было сил ни пожалеть о впустую затраченных усилиях, ни разозлиться на старичка-сквиба, который или испугался, или что-то получил в благодарность. Она доложила руководству, подготовила все материалы, что лежали в ее кабинете, к передаче в архив и написала заявление на отпуск. Никто не возражал.

Она встретила Джорджа на первом этаже. Он о чем-то разговаривал с чиновником из отдела торговли. Ходячая реклама собственного же бизнеса. Он то улыбался собеседнику, то серьезно кивал и ни о чем не переживал. Гермиона почувствовала злость, почти ненависть к этой белозубой улыбке и начищенным до блеска туфлям. Она хотела незаметно пройти мимо, но, конечно, он заметил, и эта раздражающая улыбка была подарена уже ей. Гермиона не остановилась.

У него было недостаточно наглости, чтобы попробовать аппарировать прямо в квартиру, но вполне хватило, чтобы открыть дверь своим ключом.

Джордж повесил пиджак на спинку стула, удобно устроился на диване и стал ждать.

Гермиона не испугалась, когда обнаружила незваного гостя в своей гостиной. На ее лице отразилось только недовольство.

— Откуда у тебя ключи?

— Рон дал на всякий случай.

— Чтобы ты вламывался в наш дом?

— Я переживаю за тебя. Хочу позаботиться. А ты мне не оставила других вариантов: на письма не отвечаешь, а вчера вообще так резво убежала. Как будто ты мне денег должна, а я пришел их выколачивать прямо к тебе на работу.

— Не похоже, что ты за Рона переживаешь, почему ко мне такое внимание?

Она стояла рядом, скрестив руки на груди. Джордж удивленно посмотрел на нее:

— Гермиона, я не знаю, за что злишься на меня, но ты можешь сесть рядом и объяснить, что происходит?

Гермиона села настолько далеко, насколько позволяли размеры дивана.

— У меня плохое предчувствие, понимаешь? С самого начала. Оно оправдалось: Рон уже должен был вернуться, а теперь никто не знает, что происходит. Я боюсь, я просто боюсь. И у меня ощущение, что так страшно только мне одной.

— Предчувствие, — Джордж осторожно повторил слово, проверяя, как оно прозвучит в его исполнении. — Большей чуши не придумала? Не бывает предчувствий, официально тебе заявляю. Бывают просто ничем не оправданные страхи.

— Джордж, то есть ты хочешь сказать, что нет повода для беспокойства? Что все хорошо, и ты совсем не переживаешь за Рона?

— Черт, ну конечно я переживаю. Это же малыш Ронни, я всегда переживаю сначала за Джинни, а потом за Ронни.

Гермиона с сомнением посмотрела на Джорджа.

— Тогда почему ты считаешь мои переживания глупыми?

— Потому что я знаю, что с ним все будет в порядке.

— Откуда?

— У меня предчувствие, — Джордж улыбнулся, растягивая губы в поддельной улыбке. — А тебе больше нравится думать, что мне просто плевать на моего родного брата?

— Мне не нравится так думать.

— Но ты так думаешь?

Гермиона промолчала.

Джордж не знал, в чем его вина, но почему-то очень хотел оправдаться. Он потер виски, подумал и сказал:

— Я не хочу тебе рассказывать.

— Что не хочешь рассказывать? — не поняла Гермиона.

Джордж продолжал:

— Знаешь, меня же там не было. Мы с Ли были вдвоем против четверых Пожирателей, когда бой остановился. Те быстро смотались, мы сидели там, шутили и ржали, от страха, наверное. Мы с Ли ржали, а меня уже искали. Тот парнишка был так напуган. Я понял только то, что с моим братом что-то случилось, что меня ждут в Большом зале. Я сразу подумал про Рона. Я пробирался сквозь толпу, видел всех, видел, как мама держит чью-то голову в руках, видел, как Джинни в слезах бежит мне навстречу. Я был уверен, что там лежит Рон. Потому что он — мой младший брат. Потому что все остальные стояли вокруг. Я ни на секунду не думал, что это Фред. Представляешь, когда Джинни обняла меня, я спросил ее: «Где Фред?». Никогда не забуду, как она на меня посмотрела.

— Джордж… — в ее голосе звучало не раздражение, а жалость, и Джордж понял, что она увидела, как дорого ему стоит самообладание.

— Не бывает предчувствий. Бывают предсказания, но настоящие — очень редко. Мы не знаем, мы никогда не знаем.

— Джордж, прости. Я не хотела, чтобы ты об этом вспоминал.

Он поднял на нее глаза и беспомощно улыбнулся:

— Неужели ты думаешь, что я хотя бы иногда об этом забываю?

Ночью Гермионе снилось, что это она стоит на коленях в Большом зале и смотрит в свои мертвые глаза.

Когда она проснулась, за окном еще было темно. Где-то дальше в квартире был слышен шепот работающего телевизора.

Джордж, который после их долгого разговора так и не ушел, сидел на диване, вытянув вперед свои длинные ноги.

Он определенно начал считать диван своей собственностью, даже передвинул его ближе к окну.

Он заметил Гермиону, когда она загородила ему телевизор:

— Фигня ваш футбол.

Джордж смотрел на нее и не просил отойти, как будто ему было все равно на что смотреть: на мелкие фигуры бегающих по полю футболистов или на ее бледное лицо.

Она могла стоять так весь вечер, не решаясь что-то сделать. Гермиона опускалась вниз целую вечность, но все равно успела положить руку на его колено и коснуться пальцами молнии на брюках раньше, чем Джордж схватил ее за локоть и вскочил на ноги, поднимая и ее за собой.

Она закрыла глаза в надежде на его крик — главное, чтобы не ушел молча.

Целовал он ее не как любую из своих девушек, а грубо, влажно, неудобно наклоняясь к ее губам, крепко, до боли держа за плечи. Она уперлась руками в его грудь, как будто стараясь оттолкнуть, но все равно продолжала отвечать на его поцелуй. Он отпустил ее.

Они зашли в спальню по очереди, не касаясь друг друга. Джордж подумал, что все закончилось, прошло, что она сейчас покажет ему фотографии из семейного фотоальбома, сделанные прошлым летом, а не широким жестом пригласит на кровать.

Гермиона даже успела расстелить постель, прежде чем его ладони опять легли на ее плечи.

Он упирался руками по обе стороны ее головы, двигался медленно, правильно, чтобы это длилось как можно дольше, чтобы ей приходилось двигаться ему навстречу.

Джордж замер над ней с глухим стоном, чувствуя, что Гермиона перестала отвечать на его движения, хотел откинуться на спину рядом, но она не позволила, притянула ближе к себе, заставляя убрать руки, принимая весь его вес на себя. Он послушно лежал и тяжело дышал ей в шею.

Гермионе не нужно было на работу, но она поднялась с постели первая, хотела подобрать свою одежду с пола, но представила, как будет это делать под внимательным взглядом, и передумала. Она быстро пересекла комнату и достала из шкафа длинный халат, в который закуталась.

Джордж безбожно опаздывал, но он лежал на кровати ничем не прикрытый и внимательно наблюдал за Гермионой без тени смущения. Когда она вышла из комнаты, он закрыл глаза и представил, как она продолжает суетиться в ванной, а затем на кухне.

Уходя, уже на пороге Джордж сказал:

— Если хочешь, мы можем поехать в эту Африку за ним.

— Это не Африка, и это невозможно. Секретная операция.

— Я знаю. Если ты хочешь — мы можем.

Статуи из черного камня не было в атриуме уже давно. Впрочем, Джорджу довелось увидеть на ее месте только огромный шершавый след, который исчез после ремонтных работ.

Временный допуск в здание Министерства освещал палочку мягким светом, но не позволял уйти дальше атриума без сопровождающего. Джордж стоял возле фонтана в центре, разглядывая меняющее цвет дно. Он развернулся, когда услышал шаги позади себя, но это был не тот человек, которого он ждал.

— Знаешь, мне сейчас впервые захотелось попробовать Империус.

Гермиона не понимала, зачем ехать в Нью-Баттерокс, поэтому и не соглашалась. Она не соглашалась, но уже внимательно посмотрела карту, нашла сайт маленькой гостиницы неподалеку, где можно было забронировать один из пяти номеров, вспомнила про теплый свитер.

— Зачем нам ехать в эту деревню? Что мы там будем делать?

— Если ты забыла, Гермиона, то я тебе напомню, что там живет твой обвиняемый, с которого уже все обвинения сняли. А будем мы там гулять, есть абрикосы и притворяться магглами. Это отпуск.

— Откуда ты знаешь, где он живет? — Гермиона с подозрением посмотрела на Джорджа.

— Я пошел в библиотеку и прочитал там всю периодику, в которой упоминался профессор Генри Блесс.

— Зачем?

— Я встретил в Министерстве нашего друга. Который с фингалом. Без фингала уже, конечно, но тем не менее.

— Что ты сделал, Джордж? — испуганно спросила Гермиона.

— Ничего.

Уже в пути, после его заверений, предложений расспросить охрану Министерства и съездить домой к предполагаемой жертве агрессии, Гермиона поверила ему.

Она не разрешила ему пересесть за руль на заправочной станции, поэтому Джордж сначала обиделся и долго молчал, глядя в окно, а потом забыл, что он обижен, и не замолкал всю дорогу.

— Грейнджер, а ты никогда не задумывалась, почему волшебники, не испытывающие никакой симпатии к магглам, устраивают свои жилища там, где никого кроме магглов и нет? Мы тоже жили рядом, но именно рядом. И там жили не только мы.

— Это удобно. Можно поставить отпугивающее магглов заклинание, и соседи никогда не постучат в твою дверь, чтобы попросить соли, но ты все равно живешь среди людей. Можно использовать чары, похожие на Надзор, и когда кто-то воспользуется магией рядом с твоим домом…

Гермиона замолчала, и они с Джорджем переглянулись.

— Мне об этом Рон рассказывал. А ему рассказал волшебник, который работал смотрителем в поместье у одного из последователей Сам-Знаешь-Кого, — зачем-то добавила Гермиона.

Джордж потянулся, хрустнул спиной и спросил:

— А ты не думала переехать к магглам? Палочки выкинем. Ты и я. И Рон. Ты будешь работать официанткой в закусочной, а мы откроем автомастерскую, но прогорим. Будем весь день сидеть перед телевизором, ждать тебя и спорить. Грейнджер, а ты еще смотришь маггловские фильмы? Смотрел я как-то один…

Джордж пересказывал ей по ролям содержание какого-то дурацкого фильма. Любой фильм в пересказе Джорджа — дурацкий. Гермиона смеялась и иногда убирала руку с руля, чтобы вытереть слезы.

В комнате — две кровати, две тумбочки, два стула, один стол и один шкаф. Один Джордж сидел на кровати, второй Джордж отражался в зеркальной двери шкафа. Они смотрели друг на друга, а Гермиона — на первого Джорджа, надеясь, что он сам догадается выйти из комнаты и дать ей переодеться.

Джордж ждал ее внизу, развлекая девушку за стойкой администрации. Девушка погрустнела при виде Гермионы, но все равно помнила: в той комнате две кровати.

— Сегодня не пойдем к нему. Поздно уже. Человек пожилой, пусть отдыхает.

— Там дальше по дороге — небольшой магазин.

Магазин оказался не таким уж маленьким, но Гермиона сразу нашла нужную ей шоколадку. Нашла, взяла в руки и замерла, испуганно глядя на Джорджа.

— Что такое?

— Я у меня нет с собой маггловских денег. Я взяла с собой палочку, которой нельзя пользоваться, но зато кредитку оставила в номере. Вот балда. Да тут и терминала нет. Нам нужно вернуться, взять кредитку, поехать…

Гермиона взволнованно шептала все это в ухо наклонившегося к ней Джорджа, а он только тихо смеялся:

— Угомонись.

Продавщица обслуживала других покупателей, проход между стеллажами со сладостями был совсем узкий, а плечи у Джорджа — широкие. Он медленно наступал, теснил Гермиону к выходу, и у нее не было выбора: она не могла обойти его, не привлекая внимание.

На улице Джордж засмеялся в голос и потащил Гермиону по дороге обратно в гостиницу.

— Джордж, мы должны потом вернуться и заплатить.

— Ага. Придем завтра и скажем: «Мы тут у вас вчера сперли шоколадку, вот деньги».

— Джордж, так нельзя делать.

— Ага.

— Джордж, у тебя у самого магазин, как тебе не стыдно!

— Уймись. И почему мне должно быть стыдно? Это же ты совершила ограбление века.

Гермиона замолчала и возмущенно зашагала рядом.

Джордж вернулся из душа быстро, с мокрой головой, и честно признался:

— Я сломал крепление от этой штуки. Оно само из стены выпало. Ты можешь мыться сидя или, если хочешь, я могу стоять рядом и держать душ над тобой.

Сначала они долго спорили, можно ли это починить с помощью магии.

— Не смей раскрывать маскировку, Грейнджер! — возмутился Джордж и ушел вниз.

Он вернулся с девушкой-администратором, которая выдала ему какие-то инструменты и пришла посмотреть на масштабы разрушений.

Помыться Гермионе удалось лишь за полночь. Она вышла в комнату в пижаме, залезла под одеяло, а потом захохотала.

— Что ты там? — удивленно спросил Джордж.

— Ты так нравился этой девушке, но видел бы ты ее лицо, когда она поняла, что ты не знаешь с какой стороны взять молоток. Когда ты в итоге привязал душ веревкой к шторке… Я не смогу это сформулировать. В ее глазах из прекрасного принца ты превратился в бесполезное бесполое существо.

— Дура ты, Грейнджер. Женщины любят алкоголиков и тунеядцев. Это только ты требуешь от людей невозможного. Хочешь, я завтра так обаяю эту девушку, что когда мы будем уезжать, она побежит за нашим автомобилем?

— О да, я просто мечтаю об этом, — засмеялась Гермиона.

Утром за стойкой девушки не было, там стоял серьезный молодой человек. Гермиона многозначительно подняла брови и показала на него глазами. Джордж уничтожающе поглядел на нее и вышел на улицу первым.

— Мистер Джонс, мы не хотим причинять вам беспокойство.

Но мистер Джонс был ужасно рад, что его беспокоят. Он попытался сам достать пачку печенья, которую хранил на верхней полке кухонного шкафчика для таких случаев, но пришлось просить высокого парня. Девушка, которой он не позволил помогать накрывать на стол, послушно сидела в комнате и ждала их.

Они сразу честно признались, что пришли из Министерства. Точнее, призналась девушка, а рыжий молча стоял рядом. «С охраной они ходят теперь, что ли?» — подумал мистер Джонс.

Он внимательно выслушал ее вопросы и честно ей все рассказал.

— Ты пойми, милая, сынок это мой. Мы не общались долго, поругались. Я же, видишь, какой. А он — нет, он талантливый. Не могу я, — закончил мистер Джонс.

Он думал, что она попросит его еще раз, но она поняла.

— Безумие. Самое настоящее. Скажи мне, как такое вообще возможно? Вот это действительно кино! Получается, Блесс всегда стеснялся своего отца-сквиба, взял фамилию матери, сделал карьеру. Сейчас происходят все эти события с эльфом, Джонс все знает, рассказывает следственной группе, а потом, когда сын с ним мирится, от всего отказывается. Господи, сын и не думал с ним мириться. Он пошел к нему только тогда, когда адвокат не справился и дело дошло до суда!

Они сидели каждый на своей кровати, Гермиона говорила и говорила, а Джордж молчал.

— И что мне делать? Я же не могу просить его свидетельствовать против сына. Какой бы этот сын ни был. Да и не имеет значения, наверное, попрошу я его или нет. Джордж, ну скажи хоть что-нибудь!

— Знаешь, он мне там, на кухне, фотографии показывал. Они такие серые и не двигаются. Там этот Генри был. Он похож на отца. Ну, разница — годы, но все равно видно, что похож, очень. Он какое-то время думал, что Генри погиб. Я не понял, как долго это продолжалось, но интересно, какого это — узнать, что сын, которого уже оплакал, на самом деле жив.

— Погиб? — удивилась Гермиона.

— Да. И так это странно. Я бы никогда не подумал…

— О чем?

— Что этот Генри мог пойти на войну. Старик сказал, что он один из первых записался, а его мать — не Генри, а старика — очень хотела его остановить, но не смогла. И он не вернулся. И, я вот это не очень понял, он только сейчас к нему пришел. Он при тебе этого разве не говорил? Почему ты на меня так смотришь?

— Джордж, — тихо сказала Гермиона, — про какую войну ты говоришь?

— Про какую-то вторую.

— А ты знаешь, в каком году она была?

— Нет.

— Джордж, это не может быть его сын на фотографии, это не Генри. Ему тогда лет должно было быть не меньше чем Джонсу. И старик не настолько стар, чтобы быть отцом солдата Второй мировой. Кого он там тебе показывал?

— Там внизу на фотографии написано было: «Генри Джонс». И он действительно похож!

— Это не наш Генри! И это не его сын! — Гермиона повысила голос от нетерпения.

— Тогда кто?

— Да кто угодно! Хоть брат! — Гермиона вскочила с кровати и начала искать под ней обувь.

Джордж закрыл глаза, как будто его неожиданно настигла головная боль, и сказал:

— Нет!

Гермиона замерла, сидя на корточках.

— Сегодня мы никуда не пойдем. Мы будем спать. Завтра, с утра, мы зайдем к старику. Проверим. А потом пойдем к этому Генри. А дальше — как пойдет.

Гермиона смотрела на темный потолок над головой и не могла заснуть. Она почувствовала, что больше не может выносить эти два метра расстояния, поэтому встала с кровати и скользнула под его одеяло. Джордж не спал и, когда Гермиона обняла его сзади, резко развернулся, обнял ее сам, до хруста костей.

Гермиона с болезненным удовольствием подумала, что из-за того, что она сделала тогда, сейчас он поймет ее неправильно, что она не посмеет его оттолкнуть и позволит сделать все, чего захочет он.

Джордж вздохнул и прошептал ей в ухо:

— Я тоже замерз, но если будешь пинаться во сне, или храпеть, или тянуть одеяло, то я тебя спихну на пол.

В тот день мистера Джонса никто не беспокоил. Он смотрел свой послеобеденный сон, полулежа в кресле на террасе, когда что-то невесомое осторожно коснулось его сознания. Невидимая нить протянулась от его виска в сторону, за забор. Мистер Джонс глубоко вздохнул, на несколько секунд задержал дыхание, но не проснулся, его дыхание опять стало ровным, сон не прервался.

— Получилось? — Джордж посмотрел на сосредоточенное лицо Гермионы.

Она постояла, закрыв глаза, беззвучно шевеля губами, а потом кивнула:

— Да.

— Шикарно! Ну что там?

Все утро Джордж и Гермиона спорили как им лучше узнать правду и при этом не наделать шума.

Но ни один из их планов не понадобился — им повезло.

— Не очень четко, я в легиллименции не специалист, а тут с сознанием поработал человек, который явно делает это не впервые.

— Но что-то же есть?

— Больше чем что-то! Я увидела его воспоминание о том, как тот парень с фотографии ушел на войну. Сам Джонс болел серьезно, в общем, не взяли его в армию. И да, это был его брат. Увидела его воспоминание, довольно свежее, в котором он жалеет, что у них с женой не было детей. Увидела воспоминание, в котором к нему приходит человек, лица которого мне не видно. И тогда все перепуталось. Я думаю, что если с ним поработают специалисты из следственной группы, то они добьются лучшего результата.

Они сидели на скамейке возле заброшенного дома. Дом был на самом краю деревни, никто не мешал ему тихо рассыпаться от старости.

— Значит, всё? Домой? — Джордж пошевелил руками за спиной, убирая ветки дикого винограда, колющие его.

— А мы могли бы… — неуверенно начала Гермиона.

— Что?

— Пойти и проверить сами. Не знаю. Поговорить с ним. Это с одной стороны глупо, но если у него были следящие чары возле дома Джонса, то они уже сработали. И пока я пройду всю эту бумажную волокиту в Министерстве, он будет уже подготовлен.

— Пошли! — Джордж вскочил на ноги и пошел к дороге.

— Серьезно? Ты думаешь, что это имеет смысл? Может, не надо?

— Ой, Грейнджер, хватит. Ты в кои-то веки предложила сделать что-то интересное и тут же пошла на попятный. Давай аппарируем туда. Все равно мы возле дома старика практически в колокол позвонили.

Они с хлопком появились возле большого особняка из темного камня.

— Никого, — разочарованно сказала Гермиона, когда в ответ на их стук в парадную дверь никто так и не вышел. — Уходим?

— Ну уж нет.

Джордж быстро сбежал по ступеням вниз и пошел на задний двор. Гермионе ничего не оставалось делать, как следовать за ним. Возле задней двери Джордж остановился и несколько раз взмахнул палочкой, подбирая подходящее заклинание. На четвертый раз замок тихо щелкнул, Джордж потянул дверь на себя, и она послушно открылась.

— Мы туда не пойдем! Это частная собственность, — зашипела Гермиона.

— Так дверь все равно открыта, — Джордж подмигнул ей и шагнул внутрь.

Гермиона оглянулась и тоже зашла в дом.

Там было тихо, темно и прохладно. Гермионе почему-то сразу расхотелось уходить оттуда, она с удивление поняла, что вперед ее гонит какой-то необъяснимый азарт.

Джордж, неслышно ступая, шел впереди, весь напряженный, волшебная палочка — продолжение кисти руки. Он уже не смеялся, ничего не говорил, а внимательно смотрел вперед. Если бы он иногда не оборачивался посмотреть на Гермиону, то она бы решила, что он забыл про нее.

Они поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, и Джордж прошептал:

— Мне кажется, тут никого нет.

Они развернулись и одновременно посмотрели на обитую тем же материалом, что и стены, дверь, которая закрывала узкий дверной проем.

Джордж взглянул на Гермиону, и она кивнула.

Это была дверь, ведущая на лестницу для прислуги. Вместо дорогого шелка на стенах была обычная краска, а внизу горел свет.

Они начали осторожно спускаться — Джордж впереди, склоняя голову под очень низким потолком, а Гермиона за ним, руками пытаясь держаться за стены без перил.

Когда Джордж распахнул дверь и громко выругался, Гермиона еще ничего не успела увидеть, протиснулась между ним и стеной и тогда ахнула.

Их было около десяти. Худые и обессиленные, они сидели в клетках, которые стояли рядом со шкафами и металлическим столом. Эльфы-домовики. Маленькие подопытные.

Больше Гермиона ничего не успела рассмотреть, потому что Джордж взял ее за плечи:

— Быстро наверх, сразу на улицу. Вызывай Поттера, — отрывисто сказал он, развернул ее и подтолкнул к лестнице.

Она не стала спорить, быстро побежала наверх, чуть не споткнувшись несколько раз о неудобные ступеньки, почти вышла в дверь на втором этаже. Тихий стук заставил ее пройти мимо. Она поднялась сначала всего лишь на несколько ступеней, остановилась, прислушиваясь, и стук повторился, позвал выше.

В комнате гораздо большей, чем та, в которой она побывала вместе с Джорджем, Гермионе пришлось пройти вперед, в темноту, чтобы увидеть прикованного на цепь у дальней стены человека. Маггл. Гермиона не поняла, что именно с ним не так. Это было что-то страшное и неправильное. Она подошла ближе, увидела, и у нее закружилась голова, пришлось отвернуться.

Гермиона не знала, что нужно сделать первым делом: позвать Джорджа или вызвать мракоборцев. Ей не хотелось опять смотреть туда, но человек пошевелился, и она не смогла позволить ему страдать еще больше — одним движением палочки заставила уснуть, а затем другим освободила его от этой омерзительной цепи.

Если бы она не стала этого делать, то у нее был бы шанс отразить обезоруживающее заклинание, которое в нее послал человек, неожиданно вышедшей из тьмы.

Она смотрела не на него, а на свою палочку, которая теперь лежала далеко и ничем не могла ей помочь. На кончике той палочки, которая обезоружила Гермиону, послушно зажегся зеленый огонь. Гермиона успела увидеть это, а может, ей просто показалось. Она подумала: «Рон вернется, а я и правда, как дура…»

Щитовые чары у Джорджа получились такие мощные или от ярости, или от страха, что он может не успеть. Они не отразили непростительное заклятие, а просто не дали Генри Блессу поднять руку с волшебной палочкой. Они швырнули его о стену с такой силой, что встать он уже не смог.

Они вышли за территорию поместья, и пока Джордж посылал Патронуса Гарри и ставил вокруг них защитные заклинания, ругаясь сквозь зубы на самого себя, Гермиона сидела прямо на траве.

На ее лице было поддельное спокойствие, которое Джордж стер холодными ладонями. И прижал Гермиону к себе, заставляя заплакать.

В небольшую комнату для допросов их посадили не как преступников, а ожидать следователя, но выходить все равно не разрешили.

Гермиона послушно сидела за столом, у нее не было сил спорить с мракоборцем, стоящим за дверью, о нарушении их прав. Двумя этажами выше всем этим вместо нее занимался Поттер, спешить было некуда.

Джордж метался по комнате. Он поругался через дверь с их невидимым стражем, безуспешно попытался аппарировать, а потом тоже сел за стол. Не рядом с Гермионой, а на стул напротив нее, предназначенный для человека, который будет задавать им вопросы.

Гермиона не смогла долго терпеть его внимательный взгляд и стук пальцев по столу:

— Джордж, успокойся. Ты отсюда не выйдешь, пока они не допросят его, а им сейчас занимаются целители. Потом придут к нам, дадим показания и можем быть свободны. Куда ты рвешься?

— Мы можем послать Патронуса?

— Ну да… Они не поставили никакой дополнительной защиты, главное, чтобы к нам никто не зашел и мы не вышли.

— Тогда ты должна собраться с силами и отправить Патронуса в Нору. Ты же видела, что журналисты приехали сразу за мракоборцами.

— И? — не поняла Гермиона.

— Не тормози, Грейнджер. Они сейчас разнесут эту весть по всей Британии и дальше, не забыв упомянуть нас. Если отец тут, в Министерстве, или дома, то он быстро всё выяснит. А если он на вызове и ничего не знает, то мама успеет сойти с ума. Давай, сконцентрируйся, у тебя получится.

— Почему я? Я не смогу, моя палочка у мракоборцев, а ты уже отправил одного Гарри.

— Потому что Гарри не помнит, какой у меня раньше был Патронус, а моя родная мать увидит, что мой Патронус изменился, что он чужой. Будет еще хуже.

— Почему?

— Потому что она знает, чей это был Патронус, — сказал Джордж.

И Гермиона поняла, взяла палочку из его рук и прикрыла глаза, вспоминая.

В Норе о предстоящем судебном разбирательстве не говорили. Гермиона и Джордж рассказали историю про профессора и его жуткие эксперименты один раз, опуская подробности, и все сделали вид, что все закончилось, хотя знали, что Гарри и Гермиона на работе извели на это дело бумаги больше, чем за всю свою трудовую деятельность.

Каждый день Гермионы начинался с плаката «Пушек Педдл» на стене и заканчивался им же. Каждый день она проводила в Министерстве, пытаясь оставить дело за собой, доказывая, что ее непосредственное участие в выяснении новых подробностей, да еще и каких, — не помеха выступлению в роли обвинителя. Каждый вечер она возвращалась в Нору, где было тепло, пахло вкусной едой, а иногда было шумно как прежде. Джинни каждый вечер путешествовала через камин, Гарри почти каждый раз вместе с ней. Джордж приходил после закрытия магазина, оставался дольше всех, а когда уходил и он, Гермиона убирала со стола, гасила свет на кухне и шла в комнату к плакату.

В воскресный день перед заседанием суда приехал и Перси. Он единственный спрашивал Гермиону о завтрашнем дне, интересовался, по каким статьям будет выдвинуто обвинение и даже пытался давать советы:

— Гермиона, а ты убедилась, что адвокат не сможет сослаться на вторую поправку?

— Убедилась. Хотя в этом нет необходимости. Нельзя дать согласие на участие в исследованиях, которые заведомо несут непоправимый вред здоровью, — Гермиона уныло ковыряла содержимое своей тарелки.

— Гермиона, а вы уверены, что он психически здоров?

— Да, его проверяли целители. Он вполне адекватен. В медицинском смысле.

— Персиваль, а ты убедился, что твои… — начал Джордж тоном, ничего хорошего не предвещающим.

— Джордж, достаточно, — остановила его миссис Уизли.

И замолчал не только Джордж, но и Перси.

После обеда Гермиона, нелепо сославшись на острую необходимость, ушла в соседнюю деревню за «маггловскими шариковыми ручками и всяким остальным», а Джордж пошел с ней за компанию.

Они шли пешком не для того, чтобы не пугать своим неожиданным появлением обитателей деревни, а чтобы дольше не возвращаться домой, где миссис Уизли наверняка отчитывала Перси за бестактность.

Когда Джордж, не задумываясь, взял Гермиону под руку и аппарировал вместе с ней через лужу, Гермиона напряглась и слишком быстро отстранилась.

Джордж удивленно посмотрел на нее и спросил:

— Нам надо поговорить?

— Я не уверена.

— Грейнджер, неужели после наших этих приключений ты меня… боишься?

— Не говори глупостей, я тебя не боюсь. Я просто не знаю, как себя вести. После всего что было, — Гермиона устало вздохнула.

Джордж резко остановился.

— Грейнджер, только не говори, что трогаешь себя, когда думаешь обо мне! — воскликнул Джордж.

— Дурак!

— Тогда расслабься! Я не знаю, что тогда взбрело тебе в голову, но ты — мой друг. И знаешь, если для того, чтобы обрести друга, каждый раз надо принимать участие в столь интимном процессе, то я готов! И не смотри на меня так. Кстати, что тогда взбрело тебе в голову?

— Я думала про тебя такие ужасные вещи. И мне было страшно, потому что я перестала понимать, что будет дальше. А ты... Джордж, я всегда думала, что ты хотел, чтобы Рон был на его месте. И я не знала, как перед тобой извиниться и ничего не рассказывать. Мне было так мучительно стыдно, мне хотелось унизить себя.

Джордж сначала пораженно молчал, а потом захохотал:

— Спасибо, Гермиона. Признать, что секс со мной — это унижение для любой женщины. Лучшее извинение на свете.

— Не придирайся к словам, я не это имела в виду. Я и так чувствую себя не слишком-то хорошо. Я не могу вот так притворяться, что я ничего ужасного не совершила.

— Я заметил. Покайся, Грейнджер: со сколькими ты спала?

— Вот это совсем уже неуместно, — возмутилась Гермиона, но все равно ответила. — У меня был только Рон.

— Вот же наглость! Ты же врешь прямо мне в глаза! — восхитился Джордж.

— Это было совсем другое!

— Ах да, это же была мучительная пытка. А Крам, неужели с Крамом ничего не было?

— С ума сошел? Мне было пятнадцать лет, кто вообще занимается сексом в пятнадцать лет?

Джордж пафосным жестом широко раскинул руки в стороны.

— О нет. Только не надо, пожалуйста, историй из твоего боевого прошлого. Это безумие — обсуждать с тобой такое.

Джордж засмеялся, а потом, уже без улыбки, сказал:

— Перестань относиться к этому так серьезно. Если коротко — ты права, и это было совсем другое. Вот ты можешь мне объяснить, почему поцелуй имеет разные значения в зависимости от того, куда поцеловали? Какая разница, к какому участку твоей кожи я прикоснусь? Гораздо важнее, что я чувствую при этом.

— Джордж Уизли, у тебя есть вообще хоть какие-то моральные принципы?

— У меня их, к вашему сведению, просто вот до хрена, — обиделся Джордж. — Может быть, я ошибаюсь, но, Гермиона, если бы той ночи не было, шли бы мы сейчас вместе по этой дороге?

— Не шли.

— Тогда возьми себя в руки. А если ты чувствуешь ко мне непреодолимое влечение, что вполне объяснимо, учитывая мою зашкаливающую привлекательность, то я вот тут между нами начерчу воображаемую линию. И ты можешь ее не пересекать, раз боишься коснуться меня, не пошатнув свои моральные устои. А сейчас нам нужно спешить, иначе они дожрут пирог.

На обратном пути, возле той самой лужи, Гермиона сама крепко взяла его за руку и не отпускала до самого дома.

Он слишком сильно давил на перо, от чего рука уставала еще быстрее. Пришлось отложить перо и пошевелить пальцами.

— Да иди уже, иди, — сжалился Кингсли.

И уже в след крикнул:

— Но чтобы завтра — как штык!

Гермиона выбиралась из Министерства целую вечность, зажав в кулаке записку, которая прилетела к ней еще до окончания чтения обвинительного приговора. Записку она прочитала всего один раз, а потом смяла — испугалась, что при следующем прочтении там может оказаться что-то совсем другое.

Ее останавливали возле каждого кабинета, в каждом коридоре. Они хотели поздравить, похвалить, а она слышала их слова, но не понимала смысл.

Гермиона бросила сумку на пол в коридоре и распахнула дверь на кухню, чтобы скорее увидеть, потому что не верила запискам.

Рон сидел за столом, намазывал масло на тост и от усердия морщил обгоревший нос.

— Дорогая, прости, я немножко задержался, — смущенно пошутил он.

Миссис Уизли охнула, ужаснулась худобе Рона и попыталась накормить его одновременно пятью блюдами, на что Рон совсем не возражал. Джордж от еды отказался и вежливо молчал рядом.

Также вежливо он позвал Рона поговорить. Так и сказал: «Рональд, будьте добры».

Там, в комнате на втором этаже, Джордж закрыл дверь и, наложив на нее заклинание, заорал:

— Ты же понимаешь, что если бы ты там сдох, я бы тебя убил!

Миссис Уизли не слышала их спора. Рон вернулся на кухню один и сообщил ей, а заодно и самому себе:

— Наверное, я уволюсь.

Джордж никогда не ходил на кладбище, последний раз он там был в день похорон. Он не видел смысла стоять возле мертвой плиты, вкопанной в землю, под которой лежали мертвые кости.

На холме, заканчивающимся обрывом над рекой, ветер шевелил живую траву, волосы на голове живого Джорджа. Джордж знал, что сейчас на ярком солнце они горят огнем.

— Что ты там копаешься, блох нашел? — Фред смеется, поворачивает лицо к нему, выворачиваясь из его рук.

Теперь, убирая отросшую прядь с лица, Джордж прикасался к своим волосам, точно таким же, как у брата.

Он может передать магазин Рону, сломать волшебную палочку, заняться чем-то другим, новым, тем, что будет принадлежать только ему. А может подойти к краю обрыва, на котором они когда-то так часто сидели, и шагнуть вниз.

Он может все. Именно поэтому он встает и уходит с обрыва, чтобы забрать себе то, что осталось и теперь принадлежит ему: воспоминания, девушку и бесполезную магию, которая никого не может вернуть к жизни.