Неопалимая Купина (джен)

Алиса сидела у окна и наблюдала, как деловитая муха ползёт по стеклу. Определённо, в планы мухи не входило задерживаться в палате больницы — там, на воле, у неё были дела поважнее. Муха сердито жужжала, натыкалась на прозрачную преграду, меняла направление, но выбраться никак не удавалось. Муха остановилась передохнуть, потирая лапками.

Алиса поднесла указательный палец к случайной посетительнице, которую занесло в палату исключительно любопытство, и стала подталкивать муху к форточке. После непродолжительного сопротивления миссия по спасению была выполнена. Муха вылетела на волю, а Алиса снова села на стул, теперь занявшись пересчитыванием прутьев решётки, которыми было забрано окно. Ей было абсолютно всё равно, почему окно палаты украшает металлическая решётка. Почему дверь комнаты постоянно закрыта. Она не муха. У неё нет там, на воле, дел поважнее. Давно.

У окна сидеть надоело, и Алиса переместилась за стол, который стоял между двух кроватей — её и Фрэнка. Они не разговаривали, не обсуждали, что сегодня приготовить на ужин, не делились проблемами на работе, но, когда Фрэнка не было в палате, Алисе становилось тревожно. Ей было спокойней, когда Фрэнк был рядом. Она не помнила, кто это, и вряд ли удивлялась тому, что он тоже её не узнаёт, но они были нужны друг другу.

Когда старый забор ветшает, вечно занятые хозяева подпирают его подручными средствами. Забор продолжает крениться, всё больше опираясь на распорку. Убери её — забор упадёт. Сломай забор — распорка свалится за ненадобностью.

Ещё она чувствовала связь с молодым человеком, который приходил к ним с Фрэнком постоянно. Она чувствовала, что это кто-то очень близкий и родной для неё и откладывала для него самые красивые фантики от конфет, которые приносили другие люди. Другие люди Алису не интересовали, а вот то, как молодой человек каждый раз бережно складывал в карман обёртки, вызывало состояние покоя. Он говорил: «Спасибо, мама», а Алиса радовалась, правда, не понимая, кто такая эта мама.

В последний раз он пришёл не один, а с целой компанией других людей, которые были чужими. Они были не из её мира. Вот только один заинтересовал Алису. Он нуждался в подпорке, он был похож на неё. Сломанный. Кажется, Алиса видела его не в первый раз.

А потом она увидела фонарики. Её фонарики…

Они уже были в её жизни. Она захотела вспомнить. Сильно заболела голова, потому что много лет Алиса не могла, да и не хотела ничего вспоминать. Все её воспоминания остались в пелене, остались лишь ощущения.

Ощущение, что человек, который живёт с ней в этой комнате, — родной.

Ощущение, что мальчик, ставший теперь мужчиной, нуждается в ней, и он точно был в её прежней жизни, воспоминания о которой отрезало темнотой.

И ощущение теперь, что этот куст знаком ей. Он кому-то должен помочь. Один раз уже помог. Кому?

* * *

Аластор Грюм был настоящим Учителем. Алиса восхищалась им и втайне надеялась, что когда-нибудь он тоже будет гордиться ей, как своей ученицей.

Правда сначала Грюм вовсе не одобрил её решения пойти в Мракоборцы. Он сказал, что это не женское дело, и лучше ей заняться чем-нибудь более подобающим. Выращивать цветы (Алиса была первой среди сокурсников по травологии), придумывать дизайн их будущей с Фрэнком квартиры (не вечно же жить со свекровью, да ещё тем более с такой, как Августа).

Алиса упрямо отмахивалась от всех этих уговоров. Для себя она давно всё решила. Куда её Фрэнк — туда и она. В волшебном мире становилось неспокойно, а кто, если не Мракоборцы, сумеют защитить мирных магов от Пожирателей?

Трудностей Алиса не боялась. И все эти женские штучки, типа новых занавесок или кудахтанье по поводу приёма в министерстве, её интересовали мало.

Три года упорных занятий, сборов, курсов пролетели незаметно. Рядом всегда был Фрэнк, а что до Августы, которая смотрела на невестку поджав губы, так Алиса надеялась когда-нибудь заслужить её расположение.

Наставником группы, в которой занимались Фрэнк и Алиса, был сам Аластор Грюм. Многие считали его грубым и безжалостным, но Алиса знала, что это самый справедливый человек на свете. Он напоминал ей отца.

А потом Аластор попал в переделку с Пожирателями. Он вечно оказывался в самой гуще событий, никогда не прятался за чужие спины и не раз подвергал свою жизнь опасности. В этот раз битва была жаркой. Среди Мракоборцев были раненые. Сам Аластор потерял в схватке глаз. Заклинание противника, которое Грюм почти успел отклонить, чиркнуло по левой стороне лица страшным ожогом. После лечения Аластор обзавёлся безобразным шрамом в пол-лица, перекрывающим утраченный глаз.

Алиса с Фрэнком несколько раз навестили Учителя в Мунго, где он лежал в отделении недугов от заклятий на пятом этаже. Грюм сердился на посетителей, уверял, что он не кисейная барышня, чтобы таскать ему в больницу яблоки, а Алиса ужасно жалела его. Конечно, Аластор Грюм и с одним глазом оставался одним из самых сильных Мракоборцев, но сам он посетовал, что ограничение обзора всего пространства ужасно раздражает его. «Постоянная бдительность! — как девиз всё время повторял Учитель. — Вы должны быть постоянно готовы к опасности, видеть затылком, спиной, угадывать действие противника на ход вперёд».

Однажды Алиса отправилась к Аластору Грюму в его строго охраняемый дом, чтобы передать документы. Грюм к тому времени уже выписался из больницы, но колдомедики не допускали его к работе. Воспаление после ожога причиняло много неудобств, и Аластору приходилось сидеть дома, смазывая раны заживляющей мазью. Он изнывал от бездеятельности и требовал, чтобы его держали в курсе всех событий. Вот Алиса и вызвалась передать Учителю протоколы последних судов, на которых Грюм не присутствовал. Фрэнк дежурил, и Алиса особо домой не торопилась.

Лонгботтомы входили в круг людей, которые были посвящены в тайну Фиделиуса жилища Аластора. Хранителем был сам Дамблдор, и именно он назвал Алисе и Фрэнку точный адрес дома.

Аластор Грюм обнаружился в гостиной в самом мрачном настроении. Его и без того обезображенное лицо выглядело ещё более устрашающим чем обычно.

— Что, Лонгботтом, не сидится дома? — вместо приветствия рыкнул Грюм, забирая из её рук запечатанный конверт.

— Фрэнк сегодня дежурит, — извиняюще произнесла Алиса.

Грюм хмыкнул и углубился в бумаги, время от времени вставляя свои комментарии.

— Чай будешь? — вспомнил он об Алисе.

— Да нет, не беспокойтесь, я сейчас пойду.

— Вряд ли ты себя скомпрометируешь, если выпьешь чашку чая с таким красавцем, как я,— расхохотался Грюм и поднялся из кресла.

На кухне он левитировал чайник на плиту, сгрёб в угол стола все посторонние предметы и достал чашки. Алиса неловко примостилась на краешке табуретки, разглядывая жилище Учителя. Квартира Грюма походила на берлогу. Судя по всему, он особо не утруждал себя уборкой и совершенно не считал, что ботинку не место на подоконнике. Здесь же примостился огромный вредноскоп, странное зеркало и ещё куча непонятных штуковин. Алиса знала, что Грюм ужасно подозрителен и ждёт нападения с любого угла, поэтому в его квартире столько артефактов и амулетов, способных предупреждать об опасности. Хотя Алиса подозревала, что и им Грюм не доверяет.

На столе в обычной банке стоял куст с бледно-фиолетовыми цветками. Алиса не зря всегда была первой ученицей по травологии, поэтому сразу безошибочно угадала в нём очанку обыкновенную. Она знала, что настойка очанки — прекрасное средство при воспалении после ожогов. Украдкой посмотрела на Грюма и вздохнула. Он никогда не признается, что ему больно. Будет терпеть, грубить, но не допустит жалости к себе.

Грюм заметил взгляд Алисы и ухмыльнулся:

— Бесполезный веник, — указал он рукой на очанку. — Мне эти примочки, как инферналу припарки.

Алиса набралась смелости:

— Послушайте, мистер Грюм. Вы не должны пренебрегать лечением. Всё, что случилось, это ужасно, но вы должны беречь себя.

Грюм посмотрел на Алису своим единственным глазом, и ей стало неловко.

— У тебя доброе сердце, Лонгботтом. Это плохо.

— Почему?

— Мракоборцу не нужно сердце. Я уже говорил тебе — пока не поздно, подай в отставку. Ты создана не для этого. У вас с Фрэнком могут быть дети, ты должна заниматься мужем, домом, детьми, а не подвергать свою жизнь опасности. Война — не женское дело.

Алиса внезапно густо покраснела. Грюм отставил чашку в сторону:

— Раздери меня горгулья! Ты беременна?

Алиса кивнула.

— Фрэнк знает?

— Ещё нет. Я сама только сегодня узнала. Не была уверенна. Срок маленький.

Грюм неожиданно улыбнулся, и эта перемена в его лице была разительной:

— Алиса, ты будешь замечательной мамой. И я уважаю твоё упрямство. Но всё же, береги себя, ладно?

Алиса вновь кивнула, пытаясь скрыть смущение.

Внезапно Грюм охнул и передёрнулся от боли:

— Ох, будь оно всё неладно.

— Не заживает?

— Мерлин его знает, что за ерунда. Вон даже травки эти притащил домой, а толку пока нет.

Алиса достала из банки очанку и стала её рассматривать.

— Очанка цветёт до глубокой осени. Это последние цветки. Но сдаваться никогда не нужно, надо верить.

— Миссис Лонгботтом, я достаточно пожил на этом свете, чтобы понять, что верить нельзя ничему и никому. Даже себе.

Но Алису непросто было сбить с толку сарказмом. Она решительно посмотрела на Грюма и продолжила:

— Нельзя так к себе относиться. И в чудо надо верить всегда! Даже в самые тёмные времена нужно искать свет.

— Ты ещё скажи, что мне надо к старым мошенницам гадалкам сходить. Глядишь, почитают какой заговор, так и вовсе новый глаз отрастёт, — Грюм демонстративно повернулся к Алисе обезображенной стороной лица.

— Я не про это. Вам знакомо учение исихастов?

— Скажи сей горе сдвинуться, и если истинно веруешь — сдвинется? Ты действительно веришь во всю эту чушь?

— Это не чушь! Волшебные способности, которыми мы награждены от рождения — уже чудо. Я знаю много примеров, когда только вера в чудо приходит на помощь.

Грюм не стал спорить, а лишь печально вздохнул. Он считал Алису молодой и наивной. Наверное, и сам он был таким когда-то. Но действительность безжалостна.

Алиса расценила молчание Грюма как согласие с её мыслями и решительно поднялась с места:

— Можно я посмотрю?

Грюм хмыкнул, но позволил Алисе осмотреть своё лицо. Она дотрагивалась пальцами до шрамов, едва касаясь, что-то шептала и приговаривала.

Внезапно Грюм почувствовал, что в душной кухне словно пробежал лёгкий ветерок. Он с удивлением посмотрел на куст очанки, который Алиса положила на стол. Очанка трепетала так, будто с её соцветиями играл ветерок-проказник. Бутоны кивали и переговаривались с дрожащими листочками. Неожиданно весь куст охватило пламя, которое совершенно не обращало внимания на деревянную поверхность стола. Через пару минут яркие языки пламени исчезли. Перед Алисой и Аластором лежала всё та же очанка, с бледно-фиолетовыми цветками. Тёмные жёлтые пятна, которые были на каждом цветке, стали тускнеть, а потом засветились. В серединках цветов теперь мерцали маленькие фонарики. Краем глаза Грюм видел и Алису, которая выглядела сосредоточенной. Её лицо озарилось изнутри, и Грюм почувствовал, как у него, старого матёрого Мракоборца, которого едва ли чем можно было удивить в этой жизни, побежали мурашки.

Жёлтые фонарики поднялись над столом и соединились в хороводе, представляя собой большой шар ослепительного света. А когда шар растаял, на столе уже не было куста обычной очанки. На его месте лежал жуткий круглый глаз, который вращал зрачком во все стороны. Грюм с опаской взял в руки это нечто и обнаружил, что по бокам прикреплён тонкий ремешок из кожи. Определённо, это был протез глаза. Он никогда в жизни ничего подобного не видел! Всё так же молча Аластор надел протез на предназначенное ему место и разразился такими ругательствами, которые редко позволял себе употреблять в присутствии дамы.

Добрых пять минут Грюм излагал исключительно междометия, возгласы, перемешанные крепким словцом. А Алиса сидела рядом и улыбалась. Сейчас она выглядела уставшей, и под глазами залегли тени.

Протез без всяких соприкосновений с нервными окончаниями позволял владельцу видеть не только то, что видит обычный глаз. Волшебный глаз видел сквозь предметы, спокойно подмечал детали сзади и даже мог подсказать, что находится в соседней комнате за стенкой.

Когда Грюм немного пришёл в себя, то сразу спросил Алису, как ей это удалось. Она пожала плечами:

— Я не знаю. Просто я очень захотела помочь. Я верила.

— Ты сдвинула гору?

Алиса улыбнулась:

— Только никому не рассказывайте об этом, ладно? Пусть это будет нашей маленькой тайной.