С поправкой на нормальность (гет)

Сон — это самое прекрасное, что может сейчас происходить в человеческой жизни. И пока в этом мире не появятся драконы и маги, рыцари и приключения, я отказываюсь принимать другую истину.

Во сне можно быть кем угодно: волшебником, воином, спасителем мира. И самое большое преступление, которое может совершить другой человек, — это разбудить.

Звук открывающихся штор, и комнату наполняет отвратительный солнечный свет. Ещё спросонья я отметила, что день, кажется, не задался. Но я понадеялась на защиту одеяла и совесть Ники. Ни то, ни другое меня не спасло.

— Просыпайся! — нагло крикнула Ника, вероломно стягивая с меня одеяло. — Я не позволю проспать тебе такой день! Сегодня же праздник!

Я что-то промычала, стараясь укутаться в одеяло, как гусеница в кокон, чтобы меня было тяжелей извлечь. Но я знала, что план был изначально обречён на провал из-за ослиного упрямства Ники. Минуты три бессмысленной возник, и меня всё-таки извлекли из тёплого укрытия. Я села на край кровати и как можно уничтожающе посмотрела на подругу. Можно подумать, что она не знала, что я почти всю ночь делала задание по композиции.

— Да ладно, чего ты такая хмурая? Сегодня твой день, детка! — крикнула Ника, торжественно взмахнув моим одеялом.

Я угрюмо следила за его траекторией, зная, что ничем хорошим такие манипуляции закончиться не могут. Одеяло пролетело над головой моей подруги, задев уголком потолок, и врезалось в люстру, которая и без того держалась на честном слове, кокетливо демонстрируя провода, и повисло на ней. Люстра опасно качнулась, зловеще скрипнув. Мы с подругой напряжённо смотрели на неё, пока та не прекратила движение.

— Было бы грустно, если бы на мой день рождения тебя убило люстрой, а меня забрызгало твоими мозгами, — флегматично заметила я.

— Ой, да ладно, — отмахнулась Ника. — Не убило бы меня этой люстрой. Ну, максимум сотрясение мозга и небольшое кровотечение.

— Мой после тебя ещё пол, — буркнула я, направляясь в ванную. После относительно бодрящего, но не поднимающего настроение душа, угрюмо поплелась на кухню. Там меня снова ждала Ника. Раздражающе радостная.

— Дорогая моя Соня, в этот замечательный день... — начала она свою помпезную речь.

— Лучше замолчи и сделай мне кофе, — оборвала я её, плюхаясь на свой такой родной стул в углу кухни, — если хочешь меня порадовать «в этот замечательный день».

— Ну что ты за человек! У тебя сегодня день рождения. Радостней надо быть! Давай, у тебя получится. Покажи мне радость.

— Ура, я старею и приближаюсь к смерти! — воодушевлённо крикнула я, вскинула вверх руки, но уже через полминуты резко опустила их под усталый взгляд Ники. — Что-то не так?

— Как бы тебе объяснить, Соня? Вот тебе сегодня исполняется девятнадцать лет. Молодость, жизнь в самом разгаре. Веселье, танцы, рок-н-ролл. А что вместо этого? Ты целыми днями сидишь дома и на любое веселье реагируешь как семидесятилетняя старуха! И вот даже сейчас ты портишь собственный праздник своим бухтением и кислой миной. Что тебя не устраивает в этой жизни?

Я сначала посмотрела на тонкое лисье лицо Ники, пышущей праведным гневом, а потом на приоткрытую дверь. Ты стоял в коридоре и кокетливо махал мне рукой, перебирая пальцами и ехидно улыбаясь.

Что меня не устраивает в этой жизни, говорите? А действительно. Все нормально. Я ведь всего-навсего девятнадцатилетняя студентка с воображаемым другом, который окончательно потерял страх и совесть.

— Ладно, Ника, не злись. Но ты ведь знаешь, что я не люблю дни рождения. Ни свои, ни чужие.

— Зато я их люблю! — воскликнула моя подруга. Аргумент, чёрт возьми. — Поэтому быстро собирайся, пойдём веселиться!

— Не угрожай мне, — фыркнула я, утыкаясь носом в ароматную чашку кофе, которую Ника всё-таки поставила передо мной. Ника трагично закатила глаза и не менее трагично удалилась из кухни. И почему она только пошла на психолога, а не на актрису. Она бы смогла построить себе отличную карьеру с таким талантом к драматизации. А если взять ещё в учёт её прекрасное лицо с лисьими острыми чертами, огромные зелёные глаза и от природы вьющиеся волнами волосы, выкрашенные в симпатичный каштановый цвет, то всякие там продюсеры дрались бы за неё.

Ника — самый красивый человек из всех, кого я когда-либо встречала. Ее даже очки украшают. Не то, что я: маленькая, но не худая, черноволосая, сероглазая, сутулая, с неправильным прикусом и носом с горбинкой. Смотришь, и плакать хочется. Но зато я умею красиво рисовать. Надеюсь.

— Могла бы не заниматься самобичеванием хотя бы в свой день рождения, — усмехнулся ты, оказавшись уже на никином стуле. Одну ногу ты согнул в колене и положил на него подбородок. Глаза у тебя были мягкого малахитового цвета. Я попыталась вспомнить, что это значит в твоей цветовой палитре настроений, но в голову ничего не пришло.

— Сделай мне подарок — хоть сегодня не действуй на нервы.

— Ты такая эгоистка! У меня ведь сегодня тоже день рождения.

Я посмотрела на тебя и растерянно моргнула. Потом ещё раз. И ещё. Такими темпами я исчерпаю лимит растерянных морганий на сегодня. А мне они ещё пригодятся с учётом, что Ника обещала меня развеселить.

— Поздравляю, — только и смогла выдавить я.

— Мило.

Неловкое молчание. Ты смотрел на меня и улыбался похлеще Джоконды. Я каждой клеточной тела чувствовала, как прямо сейчас где-то ты издевался надо мной. Только вот я не могла понять где.

Ты поднялся со стула. Джинсы шорхнули, а подошва кеда мягко ударилась об пол. Я напряжённо прислушивалась к этим звукам. Казалось, что я могла расслышать даже твоё дыхание. Сказать, что такая реалистичность тебя пугала меня — ничего не сказать. Ещё никогда я так остро не чувствовала себя больной на голову. Причём уже не в шуточной форме, а с вполне диагностируемым отклонением.

Ты встал напротив меня и ухмыльнулся.

— Боишься собственной выдумки?

Я посмотрела на тебя снизу вверх и слегка кивнула.

— Только вот не выдумку, а то, что может скрываться за её существованием. Ты становишься настолько реальным и живым, что это скоро я буду чувствовать себя твоей несуществующей подругой.

— Не говори ерунду. Реальная здесь ты. И не надо меня бояться. И чувствовать себя виноватой. Я пошутил про свой день рождения. И если ты так хочешь, то я могу исчезнуть на сегодня. Или навсегда. В конце концов, что бы ты там ни думала, я полностью завишу от твоей мысли. Вот только ты слабая до своих привычек. И в каждом твоём "уходи" все ещё звучит то детское «Мэйс, со мной никто не дружит, останься рядом». И я остаюсь. Остаюсь настолько долго, насколько никто из нас не остаётся.

— Нас? — растерянно моргаю я. Снова. Ты нахмурился и отвел взгляд. Кажется, ты сказал что-то, чего не должен был.

— На самом деле я просто хотел поздравить тебя. Но что-то пошло не так. Прости. В общем, поздравляю с днём рождения, желаю меньше самобичевания, больше веры в себя и красивых натурщиков на рисунке.

Ты протянул мне руку и чертовски обаятельно улыбнулся. Я не смогла сдержать смешка.

— Спасибо, ты знаешь, что пожелать художнику.

Я тоже протянута руку, чтобы пожать твою. Но кончики пальцев сомкнулись в воздухе, пройдя насквозь твою ладонь. Внутри меня будто что-то оборвалось. Обычно я была слегка разочарована тем, что не могу пнуть тебя как следует за плохое поведение, но теперь это было совсем другое чувство. Ощущение щемящей пустоты.

— Дуреха, это был символический жест, — закатил ты глаза. — Я же иллюзия. Меня нет.

Ты опустил руку вдоль туловища и снова улыбнулся. Но и в этом твоем привычном выражении лица было уже что-то совсем другое.

— Соня, зачем ты машешь рукой перед своим лицом?

Я медленно обернулась на Нику, которая уже была при параде.

— Мошки какие-то, — пожала я плечами. — Куда пойдём?