Не будите спящего дракона (гет)

День шестой, седьмой, восьмой…

Гермиона не удивилась, когда в понедельник Малфой так и не пришел в её кабинет. Стол, за которым он сидел, судя по всему, был оставлен в точно таком же беспорядке, в каком Гермиона видела его в последний раз: бумаги были разбросаны в невообразимом хаосе, а в чашке оставался недопитый чай. Первым импульсом было желание прибраться, но стоило ей подойти туда, где сидел он, она тут же отказалась от этой затеи. Вот это точно была не её забота, за каким столом будет сидеть Драко Малфой, когда вернётся.

«Если вернётся!».

Волновало другое: когда они встретятся, — а это рано или поздно произойдёт, — как ей себя вести с ним? Теперь… Как они с Малфоем будут общаться? Изменятся ли их отношения? Будут ли они разговаривать или же проходить друг мимо друга, словно чужие люди? А, может, они вновь вернутся туда, с чего начали: он продолжит изводить её своими излишними и неуместными комментариями, в то время как она опять начнёт его игнорировать?

Разум подсказывал — всё будет куда сложнее. Хотя бы оттого, что за эти пять дней она увидела иного Малфоя — не противного циничного хорька, заботящегося только о собственной шкуре, а другого… Такого, который въелся в мозг невидимыми чернилами и сводил с ума.

Гермиона была уверена: если бы у неё появилась возможность пробраться в эту невозможно белобрысую голову — она обнаружила бы там такой же бардак, как и на его столе. Беспорядочная кутерьма из мыслей и противоречий. Иначе как объяснить, что Малфой одним своим присутствием сначала доводит до бешенства, а потом спасает, говорит скабрезности, но после извиняется, смотрит на неё с насмешкой, а через мгновение — с добротой. Сегодня ненавидит, но завтра…

Гермиона даже мысленно не могла заставить себя произнести это слово. При одном только воспоминании в дрожь бросало.

Так или иначе, она с прискорбием обнаружила, что как бы ни пыталась, как бы ни старалась — Малфой был ей не по зубам. Понять его — задача повышенного уровня сложности, решить которую стало делом принципа.

Снова принципы!

Засунуть бы их в дальний ящик и не доставать без крайней на то необходимости. Но отключить сознание было не так-то просто. И Грейнджер мысленно ругала себя за мысли о том, кто был, по её мнению, этого не достоин.

— Надо просто отвлечься, — пробормотала она, кладя на стол огромную кипу документов.

Но работать не получалось — мысли тут же уплывали куда-то далеко и возвращались в тот злополучный день, а главное — к чёртову Малфою. К его требовательным рукам, которые не отпускали, к глазам, что проникали слишком глубоко, к улыбке, в которую можно влюбиться, и губам, которые оказались на удивление мягкими. Малфой, как оказалось, не камень. Человек. Из плоти и крови. Имеющий чувства и желания, одно из которых касалось и её самой. И Гермиону абсолютно не волновало, что она проиграла спор, тем самым собственноручно дав Малфою в руки средство, чтобы уничтожить её. Единственное, что занимало её мысли — это та близость, что чуть не случилась между ними. И Грейнджер откровенно разрывало, потому что впервые за долгое время она почувствовала то, что не должна была чувствовать. Особенно к Драко Малфою.

Гермиона внушала себе, что просто соскучилась по мужскому теплу и вниманию, что влечение к Малфою — это не более чем простая физиология, в которой она так нуждалась. Всего лишь секс. Ни к чему не обязывающий и ничего не значащий. Потому что они слишком разные. Как огонь и вода, как инь и ян, как…

Гриффиндор и Слизерин.

Гермиона могла бы придумать ещё миллион дурацких сравнений, но в этом не было никакого смысла, потому что Малфой и Грейнджер — это два взаимоисключающих друг друга понятия, которые априори не могут сосуществовать друг с другом. И это неоспоримый факт.

Но было кое-что ещё.

Ошибка, которую Грейнджер совершила, сама того не осознавая.

Малфой интересовал её. И это была та аксиома, которая разбивала всё грейнджеровское самовнушение в пух и прах.

Да, Гермиона подпустила Малфоя слишком близко — как образно, так и буквально. От того она и злилась. Отчасти на себя. В большей степени на него. Злилась и ненавидела, по-детски, перекладывая всю вину за случившееся на другого. Ведь если бы не его пари, то ей не пришлось бы тащиться на этот приём и разговаривать с Роном, а Малфою, в свою очередь, не пришлось бы вмешиваться в их разговор, и тогда бы уж точно Рону не приспичило бы впечатать Малфоя в стену, а у Гермионы не появилось бы никакой необходимости переносить того к себе домой. Если бы не всё это… безумие, то вряд ли она чувствовала бы хоть толику тех неуместных эмоций, что чувствовала до сих пор. Она просто не познала бы, как это, когда от одного случайного соприкосновения по телу рассыпаются мурашки, а от поцелуя ощущается приятное покалывание на губах.

Гермиона непроизвольно прикоснулась к ним, вновь воскрешая волнительные воспоминания.

Это был их первый поцелуй с Малфоем. Поцелуй, который она надеялась выкинуть из головы все выходные.

Поцелуй, на который она, не задумываясь, ответила.

И который мечтала повторить.

* * *

К полудню Гермиона поняла: Малфой сегодня не появится. Она не могла объяснить, почему была в этом так уверена, но чувствовала, что он не придёт, а потому перестала ждать, хоть остаток дня и прислушивалась к шагам за дверью кабинета. И хотя она не могла сказать, что страдала от отсутствия Драко, всё же во вторник утром её начало это волновать. Потому что он вновь не пришёл. И если где-то внутри Гермионе и стоило ликовать, хотя бы потому что таким образом она всё ещё избегала наказания за проигрыш, она не делала этого, чувствуя, что что-то не так.

А в среду она окончательно осознала: Драко сознательно избегал её. Она столкнулась с ним дважды: в лифте утром и за обедом в кафе. И если утром, спеша на работу, она могла списать всё на то, что Малфой попросту её не заметил, то в обед его игнорирование читалось слишком отчётливо. Пройдя мимо неё в министерском кафетерии, Драко даже взглядом её не удостоил, в то время как она собиралась с ним поздороваться. Вместо него ей приветливо и немного сочувствующе улыбнулась Астория. Гермионе ничего не оставалось, как сделать то же самое в ответ. Провожая их обоих взглядом, Грейнджер не верила собственным глазам, но чувствовала, что с каждой секундой дышать становилось всё сложнее.

И злилась! Злилась, и злилась, и злилась на Малфоя.

Как он мог так поступить с ней?

Напыщенный павлин!

Гермиона ни капли не сомневалась, что рано или поздно им придётся поговорить. Один на один, расставив все точки над «и».

* * *

Прогуливаясь неспешным шагом по Косому переулку, Драко не проронил ни слова, полностью погрузившись в ворох собственных мыслей. Астория держалась рядом, не раздражая и не пытаясь завести бессмысленную беседу, за что Малфой был ей, в общем-то, искренне благодарен. Это помогало расставить мысли по полочкам и прийти к весьма неутешительным выводам.

Первое: он трус. Он только что позорно сбежал, бессовестно капитулировал. Стоило завидеть Грейнджер в министерском кафетерии, как тут же стало невыносимо трудно дышать, а беспокойное сердце в груди застучало с такой силой, что отдавало в виски.

Второе: Грейнджер волновала его куда больше, чем он предполагал. Отрицать возникшее между ними влечение, которое слепой только не заметил бы, — настолько же глупо и бессмысленно, как дать магглу в руки волшебную палочку. Какой в этом прок? Грейнджер, как оказалось, — не только до невозможности заумная голова и до трясучки невыносимый характер, Грейнджер — это красивая женщина, которую Драко хотел во всех, мать его, смыслах. В том числе и в самых неприличных.

Признаться, в тот вечер Драко действительно потерял контроль. Он не думал, совсем не предполагал, что Гермиона аппарирует к себе домой и начнёт вести себя так… нетипично. От воспоминаний в горле сразу стало сухо. А сердце…

Когда же ты успокоишься?

Сердце с новой силой напоминало о новом приступе аритмии. Малфой не планировал оставаться и, уж тем более, он не собирался её целовать. Драко намеревался сближаться с Гермионой постепенно, не преступая черты и не позволяя себе выше дозволенного. В какой момент его идеальный план в одно мгновение полетел к чертям — вопрос спорный.

Просто…

Драко хотел получить от неё больше, чем Гермиона могла бы ему дать. О, Мерлин, да о каком доверии может идти речь, когда их отношения буквально годами строились на взаимных упрёках друг другу. Несмотря на то, что он был знакомы с Грейнджер, кажется, целую вечность, по факту Малфой не знал о ней ничего. Он понятия не имел, какой предмет в школе она любила больше, где училась после, что предпочитала — чай или кофе. Эти мелочи, ничего не значащие и лишённые абсолютно всякого смысла, были почему-то важны. Поэтому, когда Гермиона сказала ему «нет», Малфой не удивился. Слегка разозлился, но не на Гренджер, а на себя за то, что поспешил. За то, что действовал эмоционально и необдуманно.

Ситуация складывалась следующая: Грейнджер проиграла в их пари, что вносило свои коррективы. Теперь же, всякий раз, когда они столкнутся или заговорят, Малфой будет вынужден загадать желание, которое Гермиона просто не сможет проигнорировать. Драко намеренно старался держаться от неё подальше и всячески её игнорировал, потому что стоило им остаться наедине, как хваленое самообладание тут же дало бы трещину. А Малфой, увы, не святой — вряд ли сдержится в следующий раз. Ему стоило немалых усилий развернуться и уйти, когда на горизонте маячил знакомый силуэт, прятался за колонну, когда он слышал знакомый стук каблуков. Драко злился, стискивал кулаки до состояния онемения и мысленно уничтожал свой кабинет снова и снова, когда секретарь в очередной раз учтиво произносила, что «мистер Малфой занят на совещании».

Драко искренне ненавидел себя за это. За слабость. За обман. За собственное бессилие, которое ядовитой змеёй расползалось под кожей и жалило, отравляло, издевалось. Иногда Малфой ловил себя на мысли, что это того не стоит. Что всё напрасно. Что это ничто иное, как воспалённая фантазия, банальная блажь. Что «жили долго и счастливо» — это не их с Грейнджер случай, потому что они разные и между ними пропасть размером с Великий канал. И как бы Драко ни пытался вообразить их совместное будущее, ничего не получалось. Возможно, эти отношения заранее обречены на провал?

Может, и пытаться не стоит?!

— Я бы на вашем месте рискнула.

Драко резко повернулся.

— Что?

— О, вы просто сказали, и я… — смутилась Астория, заправляя выбившуюся из прически прядь.

Малфой только сейчас осознал, что озвучил мысли вслух.

— Драко, я думаю, вы прекрасно понимаете, для чего наши родители устроили нам очную ставку на приёме. Я пригласила вас на обед, чтобы мы могли узнать друг друга поближе, но, похоже, ваши мысли очень далеко отсюда.

— Простите, Астория.

— Не нужно извинений. Я всё прекрасно понимаю и даже в какой-то мере завидую. Хотела бы я, чтобы и обо мне думали так же, — мечтательно протянула она.

— Боюсь, вы делаете поспешные выводы.

— Разве? — с игривой улыбкой на губах произнесла она. — То есть, ваши мысли последние полчаса заняты не мисс Грейнджер, и ушли мы из министерской столовой не потому, что вы не захотели с ней пересекаться?

Драко резко вскинул голову, широко распахивая глаза. Он, что, действительно, как открытая книга?

— Неужели это так очевидно? — вопрос прозвучал, скорее, как риторический, но Астория всё же ответила:

— Я, конечно, не мисс Грейнджер, но всё-таки женщина. Подобное сложно не заметить.

Малфой усмехнулся:

— И что же меня выдало?

— Ваши глаза. И то, как вы смотрели на мисс Грейнджер на прошедшем приёме.

Драко нечего было ответить на это. Что ж, если это действительно так, то, кажется, он влип по уши.

— Что касается нас с вами… — начал говорить Драко, но Астория внезапно его перебила:

— О, не волнуйтесь об этом. Я поговорю с отцом. Скажу, что блондины не в моём вкусе.

— Боюсь, тогда он заставит меня перекраситься, — отшутился Драко, а после добавил: — Спасибо вам, Астория, — искренне поблагодарил он и, наклонившись, поцеловал ей руку.

— Удачи вам, Драко, — ответила она, удаляясь.

Что ж, удача ему действительно понадобится.

* * *

Малфой есть Малфой.

Он из тех людей, которым в принципе сложно меняться, поэтому после недельного намеренного игнорирования Гермиона решила просто забить. Сконцентрироваться на работе и забыть о Драко Малфое, как о страшном сне.

С глаз долой, из сердца вон, так?!

Правда сталкиваться они стали всё чаще и чаще, но Малфой не изменял себе: стоило ему завидеть Гермиону на расстоянии нескольких ярдов — как он тут же уходил. Бежал, как от чумы.

Это откровенно раздражало.

Гермиона понимала: рано или поздно им придётся поговорить. Какой смысл тянуть кота за хвост? Он ведь не собирался бегать от неё вечно?

Или…

Грейнджер решила: чем раньше они покончат с этим безумием, тем лучше. Ей не удавалось выловить Малфоя в коридорах Министерства, и она отправила ему официальный запрос на встречу, который так и остался неотвеченным.

Что ж, тоже весьма ожидаемо.

Тогда Гермиона не придумала ничего лучше, чем лично заявиться в кабинет Малфоя.

«Уж там ему точно не удастся сбежать», — подумала она. Но стоило ей перешагнуть порог приёмной, как тут же смазливая девчонка-секретарь с кукольным лицом и приторным голосом проинформировала: «Извините, мисс Грейнджер, но у мистера Малфоя сейчас совещание».

Или: «Мистер Малфой только что вышел, разве вы не разминулись с ним в коридоре? Может, вам назначить официальную встречу?».

Нелепее всего этого цирка было то, что Гермиона согласилась, а когда настал день встречи, эта недоделанная кукла с усмешкой заявила: «У мистера Малфоя возникли очень важные дела. Я пришлю вам новое время, когда согласую его с мистером Малфоем».

Гермиона почувствовала короткую вспышку раздражения и вышла из приёмной.

Неужели Малфой действительно думает, что она купится на столь дешёвый развод? Ведь очевидно, что всё сделано специально. Нужно быть полнейшей идиоткой, чтобы поверить, что случившееся — не более, чем случайность.

Загвоздка в том, что Гермиона — не идиотка.

И если всеми своими действиями Малфой добивался унизить её, то — бинго! — у него получилось. Гермиона сорок минут провела за одной из колонн Министерства, злясь на то, насколько жалко она выглядела.

Если бы кто-то пару недель назад сказал бы ей, что она будет следить за Драко Малфоем, то она не раздумывая превратила бы шутника во флоббер-червя. А что же теперь?

А теперь, казалось, планета сошла со своей орбиты, мир перевернулся.

И да, как и ожидалось, «очень важные дела», о которых говорил его секретарь — это обед вместе с Забини.

Чаша терпения была переполнена.

Гермиона буквально ощущала, как в ней закипала злость и обида — словно голодный монстр, требующий расплаты. В ней проснулся кто-то очень и очень страшный. Дракон, не иначе.

* * *

Это стало больной идеей фикс.

Когда Гермиона в очередной раз заявилась в приёмную к Драко Малфою, ничего не изменилось. То же кукольное лицо, те же слова.

Да только самой ей было плевать.

Как-то так получилось, что всё изменилось. И продолжало меняться. За последние несколько дней жизнь Гермионы Грейнджер перевернулась с ног на голову. Она не хотела думать о Драко, но думала. Пыталась вновь возненавидеть его, но не могла. Старалась выкинуть из головы любые воспоминания, но они всплывали в сознании яркими замедленными картинками, отчего лицо зардевалось ощутимым румянцем, губы предательски покалывало, а сердце билось быстрее.

Этот гадёныш засел слишком глубоко. И вытравить из себя это не получалось.

Гермиона не могла понять, почему так происходило. Почему она это чувствовала? Почему её так волновало поведение Малфоя? Неужели он обиделся на то, что она тогда сказала ему «нет»? Тогда причины тем более не понятны. Ведь Гермиона проиграла, а Малфой не был бы собой, если бы не воспользовался столь хорошим козырем. Но тогда почему он ничего не предпринимает?

Из мыслей её вырвала растерянная девчонка-секретарь, которая преградила путь Гермионе в тот самый момент, когда она уже собиралась открыть дверь.

— Мисс Гренджер, вам действительно туда нельзя. Мистер Малфой сейчас…

Но договорить она не успела. Гермиона вынула из рукава палочку и, наложив на возникшую помеху парализующее заклинание, с твёрдой решимостью открыла дверь.

— Малфой, нам нужно пого…

Окончание фразы застряло в горле, затерялось в беспорядочном ворохе мыслей, потому что стоило Гермионе войти в кабинет, как она тут же поймала на себе совершенно обескураженные взгляды всего семейства Малфоев.

Очередное ослепительное фиаско.

Гермионе ещё никогда так яро не хотелось иметь способности хамелеона. Ну или отмотать время назад. Или раствориться в воздухе.

Ну хоть что-нибудь.

А Малфой, вцепившись пальцами в край стола, казалось, находился в полнейшем шоке. Он несколько долгих секунд сканировал Гермиону взглядом, будто пытался понять, действительно ли перед ним она. А потом, ослабив узел галстука, он с мягкой улыбкой извинился перед родителями и направился к ней. Схватил её за локоть так, что рука на мгновение онемела.

— Мне вообще-то больно, — проговорила Гермиона, но Драко пропустил её слова мимо ушей и отпустил, только когда убедился, что поблизости никого нет.

— Какого хрена ты творишь, Грейнджер? — с силой развернув её к себе, прорычал он.

Его тон был резким, а взгляд обжигал холодом. Всего на мгновение Гермиона искренне растерялась, потому что лицезреть раздражённого Малфоя ей доводилось не впервой, а вот сожалеть, что причиной того самого раздражения была она сама, оказалось неприятно.

Драко, не дождавшись никакого ответа, вновь произнёс:

— Я тебя спрашиваю, какого чёрта здесь только что было?

Если бы только она знала.

— А как ты думаешь, на что это похоже?

— Что я думаю? — удивлённо переспросил Малфой, выгибая бровь. — — Я теряюсь в догадках! Лучше тебе самой мне всё объяснить, иначе я серьезно подумываю о том, чтобы отправить тебя в Мунго.

— А чего ты, собственно, ожидал, бегая от меня по всему Министерству? — не выдержала Гермиона. — Или когда подговаривал своего секретаря, ссылаясь на мегаважные дела, а сам тем временем проводил время с Забини?

— Ты, что, следила за мной?

Грейнджер ничего не ответила на это.

— Я представляю, какие важные дела вы обсуждали. Признавайся, Малфой, со сколькими ты успел обсудить, какая Гермиона Грейнджер жалкая идиотка?

— Точно идиотка, — выдохнул Малфой. — Чтоб ты знала, я ни с кем тебя не обсуждал. Тем более с Блейзом.

— Тогда почему? Почему ты упорно избегаешь меня?

— Я тебя не…

Но Гермиона резко перебила его:

— Только давай твоих отговорок. За последнее время я от них устала.

Малфой потёр переносицу и вздохнул так, словно тоже очень сильно устал.

— А разве ты не этого хотела? — тихо проговорил он. — Это ты ясно дала мне понять, что я для тебя никто. Временное влечение?

— И это серьёзно говоришь мне ты — человек, для которого любая цель оправдывает средства?

— Думай, как знаешь.

— Я думала, что ты…

— Что? Что ты думала, Грейнджер? — взорвался Драко. — Что я не такой? Что чем-то отличаюсь от остальных. Боюсь тебя огорчить, но ты ни черта обо мне знаешь.

— Ты прав, — согласилась она. — Ты действительно не такой, как все. Ты хуже. Потому что тебе плевать на чувства других. Потому что ты удовлетворяешь лишь собственное несравненное эго, и если что-то идёт не так, как ваше высокомерное величество пожелает,то ты прячешь голову в кусты, как настоящий…

— Довольно! — взревел Драко. — Я не намерен выслушивать оскорбления, тем более от тебя. Если это всё, что ты хотела сказать, то предлагаю закончить на этом.

— Да, давай закончим, — с дрожью в голосе выдавила из себя Гермиона и, собрав остатки гордости внезапно произнесла: — Только перед этим предлагаю завершить наш спор. Мы, кажется, спорили, что в случае моего проигрыша я буду выполнять твои желания, так? Я не люблю бросаться словами, поэтому я готова.

— Забудь об этом, — отмахнулся Малфой.

— Ну почему же? — не унималась Грейнджер. — Неужели ты не воспользуешься таким шансом. Ты ведь даже можешь пожелать переспать со мной ¬— я же не смогу отказать.

До этого непроницаемая, маска холодного безразличия Малфоя треснула окончательно. Драко смотрел на неё так, словно готов был порвать на куски здесь и сейчас. Грейнджер рефлекторно отступала назад, когда Драко подходил всё ближе и ближе.

— Что ж, раз ты так настаиваешь, Грейнджер, — тихо прошипел он, подбираясь вплотную, вжимая её в стену всем своим телом.

Выражение его лица больше походило на звериный оскал.

Похоже, будить драконов умел не только Малфой.

— Я желаю, чтобы впредь ты держалась от меня подальше, — и, отстранившись, спросил: — Усекла?

Он отошёл на пару шагов, когда вдруг остановился и сказал:

— Несмотря на то, что ты, Грейнджер, такая умная, иногда ты бываешь такой дурой.

Что ж, неприятно это осознавать, но Малфой снова оказался прав.

* * *

Рано или поздно любая система даёт сбой. Будь то короткое замыкание или временное помутнение, по сути, причина не так важна, как следствие, а следствие имеет последствия. Казалось бы, всё просто: накосячил — исправляй. Или не исправляй, выбор есть всегда. Примирись с тем, что есть, и живи дальше.

Гермиону подобный расклад не устраивал.

Очень быстро она поняла две важные вещи.

Первое: она крупно облажалась.

Второе: исправить это оказалось труднее, чем она представляла, хотя бы потому, что из-за их магического контракта приблизиться к Малфою стало абсолютно невозможно. Как только она намеревалась подойти к Драко ближе, её правая рука начинала болеть. И чем ближе Гермиона оказывалась, тем сильнее эта боль ощущалась.

В последний раз ей хватило сил приблизиться на расстояние примерно пятнадцати ярдов, и уже тогда она почувствовала, как в правой руке возник нестерпимый приступ боли, словно её окунули в кипящий котёл. Что будет, если Гермиона подойдёт к Малфою вплотную, думать не хотелось, но не думать не получалось.

Она сходила с ума.

Серьезно, то, что Гермиона намеревалась сделать, иначе как безумием не назовёшь.

Поэтому, когда она заметила в конце коридора удаляющуюся спину Драко Малфоя, то тут же ускорила шаг.

Сейчас или никогда.

Чем ближе она оказывалась, тем сильнее болела треклятая рука. Гермиона чувствовала, как на лбу выступала испарина, как напрягались крылья носа и сжимались губы, потому что болью жгло от самых ногтей до плеча так, что слезились глаза. И контролировать это не получалось.

Воздуха. Ей предательски не хватало воздуха.

Она протянула руку, выкрикивая:

— Малфой, подожди, я…

Рано или поздно любая система даёт сбой.

* * *

Когда Гермиона пришла в себя, солнце давно уже спряталось за горизонтом. В комнату проникали только вечерние огни от зданий высоток, мягкий свет от лампы в гостиной, лёгкий шум, доносящийся с кухни. Она хотела спросить, кто здесь, но в горле было сухо, как в пустыне. Она попыталась встать, но ослабевшие руки подвели. Голова слегка кружилась.

Гермиона услышала осторожные шаги и лёгкий скрип половиц. Она хотела поднять взгляд, но почувствовала невесомое дыхание позади.

— Подожди. Тебе нельзя резко двигаться.

Малфой слегка приподнял её, чтобы удобнее расположить за спиной подушки. Помог ей сесть. Каждое его действие было бережным и аккуратным, словно Гермиона была сделана из чего-то столь хрупкого, что одно неверное движение — и она превратится в пыль.

Грейнджер даже вдохнуть не смела, настолько это было волнительно. И вся злость и обида на Малфоя испарились так же быстро, как появилась это трепетная вибрация в груди. Гермиону трясло; бросало то в жар, то в холод и не понятно от чего: то ли от того, что руки у Драко оказались на удивление холодными, то ли потому, что его дыхание резко контрастировало с его же прикосновениями.

Пока она пыталась разобраться с собственными ощущениями, Малфой протянул ей стакан с водой.

— Что это?

— Обычное болеутоляющее, — проинформировал он и поставил стакан на тумбу рядом, когда она закончила пить.

Гермиона хмыкнула.

— Что такое? — поинтересовался Малфой.

— Рука больше не болит.

Драко ухмыльнулся.

— Ну, во-первых, это я к тебе приблизился, а не ты ко мне. К тому же, — Драко повернулся к окну. — Уже седьмое число. Прошёл месяц с тех пор, как мы заключили пари, поэтому все желания по истечении времени аннулируются. Так что не стоило идти на столь крайние меры.

— Извини, я, наверное, доставила тебе хлопоты.

Малфой пожал плечами.

— Ерунда. Правда, мне битый час пришлось доказывать Поттеру, почему тебя не стоит вести в Мунго. Вы, гриффиндорцы, все настолько безрассудно упёртые? — спросил Малфой тоном, явно намекавшим на грейнджеровскую выходку, а не на упрямство Гарри.

— Прости, — ещё раз повторила она.

— Я же сказал — не бери в голову.

— Нет. Я… Прости за то, что я наговорила тебе недавно. Я на самом деле так не считаю.

Малфой на выдохе произнёс:

— Ты тоже меня прости. Я был уверен, что если буду держаться от тебя подальше, то это будет к лучшему. Я даже не подумал, как это выглядело со стороны. На короткое мгновение в комнате воцарилось молчание. Гермиона отстранённым взглядом смотрела на собственные руки, которые безостановочно теребили край одеяла. А сердце стучало так громко и беспорядочно, что, казалось, своим стуком заглушало равномерное тиканье настенных часов.

— Знаешь, — внезапно произнёс Малфой, — я тут слегка похозяйничал на твоей кухне. Подумал, что тебе надо будет хорошо подкрепиться, когда ты придёшь в себя.

Гермиона в изумлении приподняла бровь.

— Ты, что, умеешь готовить?

На полпути к двери Драко медленно развернулся и театрально произнёс:

— Я — нет. А вот Твинки может приготовить самую вкусную пасту на земле — лучше, чем в Италии. Поверь мне, я был там и знаю, о чем говорю.

— Малфой, ты на полном серьёзе позволил домовому эльфу готовить для меня ужин на моей же кухне?

— А что здесь такого? Если хочешь, можешь в качестве благодарности сшить для неё новый фартук. Уверен, ей понравится.

Ужин действительно был потрясающе вкусным. Последние несколько дней её настолько сильно вымотали в эмоциональном и физическом плане, что она с трудом вспомнила, когда в последний раз ела нормально, роэтому, стоило ей появиться на кухне, живот предательски заурчал. Блюда, которые приготовила Тинки под чутким малфоевским руководством, оказались настолько вкусными, что Гермиона не раз попросила добавки. Без каких-либо преувеличений она была вынуждена признать: ни в одном лондонском ресторане итальянской кухни она не ела пасты вкуснее той, что приготовила Твинки, хотя Грейнджер, в отличие от Малфоя, в Италии не была. К слову, за ужином, Драко очень много рассказывал о своих путешествиях, о том, где он был и какую кухню пробовал, с какими людьми встречался. Они проговорили без остановки о всякой ничего не значащей ерунде четыре часов. Смеялись, вспоминали школьные годы, открывались друг другу, словно между ними не было годами выстроенных стен из неприязни и презрения. Эти стены просто…

… исчезли.

Никто из них так и не решился затронуть тему спора или того, что между ними произошло.

Когда за Драко закрылась дверь, Гермиона медленным шагом направилась в гостиную, стараясь навести порядок в собственных мыслях, но потом внезапно остановилась. Она про себя досчитала до трёх и сломя голову бросилась к двери, открывая её.

Малфой стоял прямо перед входом, со сжатой в кулак рукой.

Вся былая решимость растворилась в воздухе. Гермиона понятия не имела, что собиралась сказать или сделать. Драко, казалось, тоже был растерян, но стоять посреди ночи с распахнутой дверью на лестничной клетке и просто молчать было откровенно глупо.

Гермиона сделала шаг назад. Ещё и ещё. Гостиная медленно наполнялась первыми лучами рассветного солнца, но это происходило настолько плавно, что, казалось, время стоит на паузе. Оно стояло на паузе, когда Малфой перешагнул через порог и медленно развернулся, чтобы закрыть за собой дверь. Оно всё ещё стояло на паузе, когда он оказался на расстоянии короткого полувыдоха.

— Слушай, Грейнджер, — начал говорить Драко.

Его голос звучал настолько тихо, что Гермиона непроизвольно подалась вперёд, чтобы расслышать каждое слово.

— Я сейчас кое-что скажу. Кое-что важное, поэтому прошу, не перебивай, хорошо?

Гермиона кивнула. А Драко продолжил:

— Я много думал о том, что с нами произошло. Я не знаю, как это объяснить, но уверен: ты чувствуешь то же самое. Я не понимаю, что со мной происходит, откуда во мне эта неконтролируемая одержимость… тобой. Я не знаю, что я должен сделать, чтобы это прошло, потому что, откровенно говоря, это пугает меня до чёртиков. Я не говорю о любви. Я не люблю тебя, Грейнджер. И не знаю, смогу ли когда-нибудь полюбить. Мы совершенно разные, как будто существуем в двух параллельных мирах. Но если мы решимся… Если мы попробуем узнать друг друга лучше, то нам будет сложно. С окружением. С обществом. И друг с другом. Это, пожалуй, единственное, в чём я уверен так же ясно, как и в том, что солнце есть солнце. Возможно, мы, тем самым, совершим самую большую ошибку в жизни и вскоре разойдёмся в разные стороны, яростно ненавидя друг друга. Но несмотря на всё это, я хочу попробовать, понимаешь?

Гермиона молчала. Заторможено, оглушённо. Она молчала так долго, что, казалось, на весь мир наложили самое мощное заклинание молчания. А может, прошла всего пара секунд, но, наконец она с усмешкой произнесла:

— Ты прав, нам будет очень сложно. Ты же понимаешь, на что подписываешься? Тебе придётся видеться с Гарри, Роном и Джинни гораздо чаще.

— А тебе, рано или поздно, придётся общаться с моими родителями, — в тон ей парировал Драко.

— У нас будет очень много проблем.

— Я в этом уверен. А ты? Ты уверена, что хочешь этого?

— Знаешь, — с улыбкой проговорила она. — Во время нашего спора, я поняла одну очень важную вещь.

— Какую? — приподняв бровь, уточнил Драко.

И Гермиона ответила...