Спасение бедного Гарри (джен)

Для начала было единогласно решено позавтракать. Но непринужденной обстановки за столом не получилось. Молли время от времени кидала гневные взгляды на сына, а сам он дулся и вяло ковырялся в тарелке, ни на кого не глядя. Гарри же был окружен чрезмерным вниманием и атакован градом вопросов от воинственных старушек. Он узнал, что та, вторая — Амелия Боунс — тетушка его одноклассницы и член Визенгамота. Амелия и Августа хотели выяснить буквально все про его жизнь у Дурслей. Отвечал Гарри нехотя, всю свою жизнь он был невидимкой, до которого никому не было дела, а здесь, в волшебном мире он в одночасье оказался знаменитостью. Человеком у всех на виду. Было ужасно неловко от этого, и, кроме того, он совершенно не понимал как себя вести. Ему даже стало казаться, что неплохо было бы остаться у Дурслей, и жить, пусть и в надоевшем, но в таком привычном одиночестве.

Правда, только ему пришла эта мысль, он тут же отбросил ее в самый дальний угол сознания. Ведь желать вернуться к Дурслям — не просто малодушие, а уже самый настоящий мазохизм. Да и с другой стороны, он уже начал понимать, что с ним произошло что-то не то. Все волшебники, которых он встречал с удивлением реагировали на то, что он почти всю свою жизнь прожил у магглов, да еще и таких неисправимых. Из того, что говорили вокруг, мальчик сделал вывод, что Дамблдор много лет назад единолично принял это решение о его будущем, и не был одобрен волшебным сообществом.

Что было бы, думал Гарри, если бы его жизнь сложилась по-другому? Что было бы, если бы он вырос среди волшебников? Он не знал ответов. Он знал только, что ему приходится сейчас неловко не из-за себя. Что он вынужден стыдиться не за свой выбор. Не он виноват, что провел детство в семье, где его ненавидели и унижали. Не он виноват, что ходит в поношенной одежде и весь разукрашен синяками. Мысль еще не сформировалась до конца в его голове, но Гарри уже чувствовал, что Альбус Дамблдор, возможно, и великий волшебник, но, определенно, не самый хороший человек.

Наконец завтрак, который Гарри и Рон сочли изощренной пыткой (каждый по своим причинам) закончился. Сразу после Амелия Боунс откланялась, сообщив, что спешит по делам и особо поблагодарив Гарри за компанию, с громким хлопком исчезла. Позже Молли сказала мальчику, что ему невероятно повезло познакомится с этой могущественной волшебницей. Та, как выяснилось, давно искала встречи с ним и была не очень довольна Дамблдором.

— Но я думаю, Дамблдор хотел как лучше, — добавила от себя Молли, впрочем, не так уж и уверенно. Она ведь своими собственными ушами слышала, что рассказывал мальчик о жизни у магглов.

Так или иначе, но поход за покупками прошел довольно неплохо. Августа и Молли рассказывали Гарри о традициях волшебников, хотя то и дело изумлялись, что он не знает элементарных вещей. Сам Гарри рассказывал им о жизни магглов, а тут уж и загрустивший Рон стал слушать с интересом.

Косой Переулок был почти безлюден, чему Гарри был несказанно рад, ему все никак не удавалось привыкнуть к тому, что на него всюду пялятся. Наконец, последний на очереди магазин — лавка Оливандера — остался позади, и они направились обратно к Дырявому Котлу. Миссис Уизли все еще отчаянно краснела из-за того, что палочку Рона оплатил юный Поттер. Она стыдилась из-за невозможности позволить себе купить сыну такую необходимую вещь и беспрерывно обещала, что вернет Гарри деньги. Рон от этого только мрачнел, но все же на душе у него теперь было легко, ведь волшебник без палочки — что может быть хуже?

Наконец он осмелился спросить: нельзя ли Гарри на лето остаться у них?

— Я считаю, это отличная идея, — обрадовалась Молли. — Но надо спросить разрешения у профессора Дамблдора.

Опять этот Дамблдор, зло подумал Гарри, кто он вообще такой? Где он был все то время, пока родственники морили его голодом и запирали в чулане?

Когда компания уже подходила к пабу, Августа Лонгботтом внезапно сказала:

— Я всегда безоговорочно доверяла Альбусу, но в случае с Гарри я не могу с ним согласиться. Все-таки отправлять ребенка к этим магглам было большой ошибкой, — она тепло взглянула на Гарри. — Мы с Амелией говорили об этом и она тоже так считает.

Молли же, судя по ее виду, не была до конца согласна со сказанным.

— Так или иначе, Гарри, — сказала пожилая волшебница. — Но можешь быть уверен, что тебе нет нужды возвращаться к этим людям. Любая семья волшебников будет рада принять тебя на каникулы. Знай это. И я не считаю, что на это нужно спрашивать разрешения Альбуса, при всем моем к нему уважении, — уверенно сказала она, пресекая возможные протесты со стороны миссис Уизли. — А теперь отправляйтесь в школу, мальчики. Передавайте привет моему Невиллу.

— До свидания.

— Пока, мам!

Молли крепко обняла Рона, а потом и Гарри. Кажется, она больше не злилась на сына. Все мысли были заняты осмыслением ее пошатнувшейся веры в непогрешимость Дамблдора.

Пролетев через каминную сеть, ребята вновь оказались в кабинете профессора МакГонагалл. Та проверяла домашние работы и даже бровью не повела, когда двое мальчишек, испачканных сажей, вывалились из камина, завалив весь пол свертками и пакетами.

— Мистер Поттер, мистер Уизли, будьте добры, соберите свои вещи, отнесите их в спальню и как можно скорее идите на урок. Только что у вашего класса началась защита от темных искусств.

Им ничего не оставалась, кроме как выполнить ее указания. Вот только они совсем не спешили на занятия: медленно дотащились до факультетской гостиной (теперь-то уж они запомнили путь), там посидели у камина (надо ведь отдохнуть с дороги) и пошли только на следующий урок — трансфигурацию, пропускать которую точно было нельзя.

Слава Мерлину и Агриппине, трансфигурация стояла последней в расписании, и после гриффиндорские первокурсники дружно спустились на обед. За столом только и разговоров было, что об отлучке Гарри и Рона с занятий. Симус завидовал, Невилл смущенно покраснел, когда узнал, что их сопровождала его бабушка, а Гермиона только фыркнула, уж ее-то ни за какие коврижки не заставишь пропустить хоть один урок. Нет, нет и еще раз нет. Школы не для того существуют, чтобы их прогуливать.

Когда в зал вошли привычно важные и презрительные слизеринцы, Гарри вдруг вспомнил кое-что важное. Он пересказал заинтересованным одноклассникам подслушанный накануне разговор Малфоя с каким-то мужчиной. Вначале Гарри хотел поделиться этим только с Роном, но рассудил, что скрывать тут нечего. Да и чем больше голов размышляет, тем больше шансы разгадать странную ситуацию. В конце концов, похоже, тот человек всерьез запугал Драко. А уж кому, как не Поттеру, известно что это такое — быть одиноким и запуганным. После того, как он закончил рассказывать, все сидели с серьезным и задумчивым видом.

— Может, нам стоит рассказать об этом профессору МакГонагалл? — спросила Гермиона. — Мне кажется, ей можно доверять.

— Давайте для начала проведем собственное расследование? — с чрезмерным энтузиазмом предложил Симус. Глаза его горели фанатичным огнем.

Лаванда и Парвати переглянулись и дружно кивнули. Рон застонал:

— Знаете, вчера я усвоил одно: все эти гениальные идеи ни к чему хорошему не приводят.

— Не будь занудой, Рон, — хлопнула его по плечу Лаванда. — Даже Гермиона, вон, уже согласилась.

Гермиона уныло кивнула.

— Ладно, — сказал Дин. — Так какой тогда план действий? Допросить Малфоя? Проследить за ним?

— Последим пока, — решил Гарри. Он впервые ощутил себя уверенно. Когда есть важное дело не так уж сложно не отвлекаться на мысленное самобичевание. Зато Невилл здорово разволновался и даже уронил Тревора к себе в тарелку. Но никто этого не заметил. Юные заговорщики склонились над столом, сдвинув головы.

— Мы с тобой не можем следить, — сказал Рон Гарри. — Нам еще сейчас к Хагриду топать, отрабатывать наказание.

— Тоже мне наказание, — отозвался Гарри. — Вот увидишь, Хагрид очень хороший.

В конце концов они договорились, что первыми за Малфоем будут следить Парвати и Лаванда, а затем их сменят Симус с Дином. На том и разошлись.

В то самое время, когда Гарри и Рон вместе с Хагридом копались на грядках, разъяренная МакГонагалл предприняла новую попытку поговорить с Дамблдором. И опять не удалось. Директор превратился просто в какого-то мастера ускользания от серьезных разговоров. Его нигде невозможно было найти. Терпения у Минервы всегда было достаточно, но сейчас даже его стратегический запас уже подходил к концу. Нужно было что-то решать.