Призрачный четверг (гет)

Последние сутки казались мне кое-как пережитым кошмаром, который каким-то ебанутым образом умудрился вырваться в реальность. Хотя, могла ли мне такая дрянь присниться? Чтобы во мне видели какого-то призрака, признавались в любви после пощечины и называли именем умершего полгода назад человека?..

Либо я совсем свихнулась, либо свихнулась реальность.

Первые часы я думала... Надеялась, что ослышалась, что что-то не так поняла, но телефон начинал все чаще пиликать и вибрировать в моем кармане, оповещая об очередном гребанном смс от моего благоверного. Эта сволочь просила прощения за свое отвратительное поведение, за резкость в словах и действиях, он умолял ответить ему хотя бы точкой или словом, лишь бы ему не изводиться в муках моего молчания. Пафосный ублюдок с пакетом бесплатных сообщений внутри сети. А я — безвольная слабачка, которая не могла ему ни ответить, ни выключить эту пищалку к чертям. Любопытно было, что еще он сможет мне написать. На какую гадость хватит его остаткам наглости. До какой степени ненависти он сможет меня довести.

И ведь я была неимоверно-как-блин права, когда повелась по поводу искушения знать все неприглядные стороны этого великовозрастного красавчика.

Он обрывисто объяснил мне, что главная причина такого его поведения — это вера. Абсолютная, непоколебимая вера в своего возлюбленного, «милого и единственного», чтоб его черти драли во все щели и буравили в нем новые дыры для совокупления!

Воспаленный мозг Дерека все еще пытается внушить ему и окружающим, что Марти никуда не мог исчезнуть, что его дух все еще среди нас, и главное — в одном из нас. Как выяснилось, нечистая херня решила спрятаться в моем физическом храме для души. И теперь я так легко схожусь во всем с шизанутым мужчиной только потому, что того захотел сам Сивер. Я не понимаю, по его мнению, что сама творю, но на инстинктивном уровне догадываюсь, будто меня к нему тянет магнитом.

«Ты пришла на следующий день нашего знакомства, твое тело — это ураган, та форма, которую принял мой Март. Все так, как написано в книге, в его стихах», — гласило единственное внятное текстовое сообщение от этого урода. После него я позвонила отправителю посреди ночи и во все горло оповестила его, как он жалок и омерзителен мне.

Телефон перестал подавать признаки жизни до пяти утра.

В районе половины шестого утра я осторожно сползла со второго яруса и уселась за письменный стол, на котором лежала измятая мной в жестком порыве (ревности?) книжонка с цветастой обложкой. Я взяла ее в руки, размышляя над тем, разорвать ли ее, сжечь или все же дочитать.

«Эй, Март, если ты в моей голове, объясни, почему мы использовали такие яркие краски? Не под стать суициднику, не находишь, придурок?»

Я открыла ее и принялась скользить взглядом по строчкам очередного долбанутого стихотворения.

«Познать безумие. Вот это каково?

Скажи-ка мне, тот, кто, обивки стен касаясь,

Кричит что мочи есть, глядя в окно:

«Провались ты! Сгинь! Уйди, мерзавец!»

Мне интересно стало вдруг. Что видишь ты?

Там, где лишь пустота, доступная людскому взору.

Чудовищ жутких? Девушек невиданной красы?

Иль просто образов бездонный омут?

А слышишь что, пока режешь свои руки, вены,

Набираешь воду в ванну, встаешь на стул..?

Голоса в голове, смех детский, боли стоны?

Что слышишь ты, когда у жизни берешь отгул?»

Я не смогла сдержать эмоций. Я поспешно схватила первое, что попалось мне под руку, — мягкого бегемотика-игрушку братика — и уткнулась лицом в ворсистую мягкую поверхность, беззвучно задрожав от смеха. Боже! Я не знаю, почему ты позволяешь рождаться на свет таким тварям, как Марти и Дерек, но я благодарю тебя за эти ошибки Великого Создания! Ведь как бы была скучна жизнь без этих чудиков! В частности, моя.

Но черт возьми, этот мертвец чуть было не убил меня на рассвете. Мне хотелось выхаркать легкие, взорваться изнутри от этого невыносимого чувства гнилого позитива, от которого меня трясло осиновым листком.

Слово, и правда, может убить.

Я поспешила открыть окно, впуская ледяной ветер в комнату и позволяя ему гладить мое лицо и путать волосы, остужая, успокаивая мою истерику. Интересно, какой смысл видел Дерек в этих строчках? Он пытался предугадать заранее, какой способ самоубийства выберет его автор-гомосексуалист? Может быть, поэтому он теперь чувствует себя так паршиво, что даже накидывается на меня, ища его? Вполне вероятно, что на него давит груз ответственности. Ведь он винил себя в том своем дневнике, верно?

Улыбка медленно сползла с моего лица.

А вдруг Сивер писал все это в ожидании, что Дерек тоже решит покончить с собой, и поэтому хотел упростить ему задачу, подкинув пару способов, как ускорить свидание со смертью?

Я почувствовала, как влага в глазах начинает застывать и медленно превращаться в гадостливую тонкую корочку льда, но закрывать окно не стала. Пусть дует ветер, пусть он заберет с собой все мои мысли и развеет их над бескрайним океаном города, где их со временем втопчут в асфальт суетливые букашки. Мне уже давно плевать на все это.

Хорошо, что в последние несколько дней в квартире находились только я и мама: Энди забрала к себе тетушка Мари, потому что была в городе проездом и хотела повидаться с ним. Добрая женщина, повернутая на путешествиях по миру. Нам еще повезло, что она не забыла о нас.

От попыток получить удовлетворение и воспаление легких меня отвлекла тихая мелодия сотового. Недоумение, удивление и злость смешались. Никак не думала, что он захочет позвонить мне в такую рань. Неужели он настолько глупый? Неужели он настолько влюблен в своего Марта, что готов свести в могилу и меня?

В пару прыжков подлетаю к кровати и тянусь за телефоном. Удивление. На экране высветился неизвестный номер, поэтому я помедлила с ответом.

«Он стал банкротом и теперь просит телефончик у соседей? Я бы изнасиловала его скалкой».

Прикладываю к уху сотовый, но неизвестный, грубый голос не дает мне даже пикнуть:

— Ты не имеешь права заменять его.

— К-кто это? — черт, в моем голосе паника, а в мыслях начинается кавардак.

— Ты не имеешь права, сука! — он орет в трубку, а я не нахожу в себе сил даже вякнуть что-нибудь типа «Вы ошиблись номером»; я парализована. — Ты слишком много имеешь, стерва, поэтому тебе надо кое-что отдать, чтобы получить главную драгоценность.

— О чем Вы говорите? — дрожу, нервничаю, паникую, рыдаю, спаси меня, мама, пожалуйста.

— Я говорю о пятидесяти тысячах долларов в обмен на твоего брата, сучье отродье, — кажется, я вскрикнула, как услышала эти слова. — Завтра. В том самом кафе, где ты ужинала с Конорсом.

— Кем?..

— С Дереком Конорсом, идиотина! — голос стал грубее, а ноги мои подкосились от его тона. — Сегодня перед закрытием ты отдашь деньги официанту. На его бейдже будет имя Джон. Скажешь, что оставила пакет для Шляпника. Усекла, сука?

— Да! — я выплюнула ответ с ревом, нет сил... Нет сил.

— Если ты хоть кому-то проговоришься, я узнаю об этом. Хоть слово кому-то, кроме твоей алкашки-матери, и я перережу сопляку глотку!

Гудки.

Я не успеваю упасть на пол, как темнота окутывает меня.

Просыпаюсь около полудня на полу и понимаю, насколько сильно у меня болят глаза. Поднимаюсь, иду к зеркалу оценить размеры мешков под ними, однако обнаруживаю, что белки покраснели так, как никогда в жизни. Хоть отбеливателем протирай!

Голова раскалывается, а тело сотрясает озноб. Умываюсь, прогоняя остатки приснившегося кошмара, как вдруг в ванную вбегает мать, обильно дыша на меня только что выпитым коньяком.

— Сынок... Сынок мой! — она захлебывается воздухом, а я бью ее по лицу, как вчера это сделал для меня Дерек.

Действительно, успокаивает.

— Говори нормально, что с Энди, — я хмурюсь, а ощущение животного страха и неимоверной тревоги охватывают меня с ног до головы.

— Мари должна была привезти его вчера, она улетела уже! — ее язык заплетает слова и буквы в речи, но я все же могу ее понимать. — Я звонила... Я хотела узнать, как там Энди, ведь нам надо было к доктору. А ее уже нет тут!

— И? — я пытаюсь оттолкнуть назойливые мысли о самом страшном, что могло произойти. — Она ведь... Хочешь сказать, что тетушка Мари увезла Энди с собой?

— Она вчера оставила его с твоим другом, Сара! Она оставила его! — по ее щекам полились слезы, стекая к подбородку, залезая в открытый, полный слюны рот. — Где мой ребенок? Куда ты дела его, дрянь? Где мой Энди?!

Она оседает на пол. «Я не знаю», — не могу произнести, я задыхаюсь, снова, опять, черт. Бегу в свою комнату, перепрыгивая через обессиленное алкоголем и стрессом женщину, ищу телефон и... Вспоминаю все до малейшей детали, как только вижу неизвестный номер.

После того, как я выдираю несколько клочков своих волос и срываю голос, возвращаюсь к матери и сообщаю осипшим голосом:

— Мне нужны пятьдесят тысяч долларов.

* * *

Жив? Мертв? Мне сейчас страшно даже думать об этом. Господи, мне стало просто до усрачки страшно. За брата, за себя... да за кого угодно!

Мать уже второй час заливает в свое горло спиртное, даже не поднимая свою пятую точку со стула. Ничего, она абсолютно ничего не сделала и делать не собирается. Слишком уж для нее это тяжело — спасти ребенка.

— У нас нет этих денег, ты же знаешь, сука. Энди конец, — только и слышу от нее нечто подобное, пока она старается отдышаться от алкогольного прожига в своей груди.

Но ведь у нас, и правда, нет таких денег.

— Мы даже похороны организовать не сможем! — ее иногда пробивает на слезы и крик. — Но если не получим тела, то и похорон не будет. Сара, доченька… Сиди дома!

Страх оказался неотделимой моей частью, влился в мой кровоточащий разум и растопил его.

— Они просят выкуп, мам, — безвольно бросаю эти слова, но женщина глуха. — Они обязательно его вернут. Надо только сделать то, что они просят. Они ведь…

«Они ведь не убьют пятилетнего почти слепого ребенка, верно?»

Кровавые брызги страха застелили мне глаза — не смогу. Денег не хватит, ни при каком раскладе. Как я вообще могу на что-то надеяться сейчас? Как я только могу так спокойно заверять ее, что все будет хорошо? О чем я только думаю?

Господи, о чем я только думаю?!

Спотыкаясь, бегу через всю квартиру. В панике ищу сотовый.

Я никогда не любила автоответчики. Гнида.

— Дерек, привет. Если ты сейчас не занят, перезвони мне, — обессиленно откинувшись на спинку кровати братика, я запустила пальцы в волосы, корябая голову и выдергивая тонкие волосинки — все будет хорошо, да, конечно, Энди я спасу, выплачу всю сумму… У меня есть шанс. Дерек должен мне помочь. Он сможет поддержать меня. И плевать мне на его сдвиг по фазе!

— Восемнадцать тысяч в моем комоде, Сара, — я удивленно подняла взгляд на появившуюся на пороге комнаты мать. — Я откладывала их тебе на колледж.

Не было времени удивляться. Я кивнула и побежала в соседнюю спальную. Недавно я бы взревела, если бы мне пришлось ответить человеку кивком, но сейчас все не так.

Судорожно пересчитав деньги, я поняла, что если попрошу остаток суммы у Дерека, то мне придется сделать что угодно, даже лечь под него. Мне придется сыграть Марти. Мне, черт возьми, придется быть мертвым парнем без члена и заверять Дерека в том, что я схожу по нему с ума!

О боги.

Звонок с нелепо-веселым рингтоном, еще более неуместным сейчас, вывел меня из оцепенения.

— Да, Дерек, я могу к тебе приехать? — без приветствия, сразу к делу.

«Конечно, можешь!» — его радостный возглас окончательно развязал мне руки. Мать проводила меня тусклым взглядом, пока я поспешно надевала куртку, застегивала ее и обувалась. Уход по-английски показался мне намного уместнее позитивного рингтона.

Какой-то долбанный час тряски в автобусе, и вот — я уже у него дома, посреди гостиной, переминаюсь с ноги на ногу, не в силах поднять не него взгляда.

— Зачем ты вернулась? — Дерек старательно избегал прошедшие десять минут называть меня по имени.

Видимо, этот зайчик боялся опять сказать: «Март, будешь чай?» Ну, или: «Март, пошли трахаться!» Всенепременно «да». Я бы и отказалась, но не сегодня. Или, правильнее сказать, «отказался»?

Воображаемый Март в моей голове радовался. Мелкий ненавистный ублюдок с дырой в глотке, не смей развивать во мне шизофрению. Сейчас только ее не хватало.

— Мне нужны деньги, — как это ужасно прозвучало, никогда бы не подумала, что буду просить денег у кого-то. Тем более, у Дерека. Нет, я не против того, чтобы меня кто-то обеспечивал. Но чтоб так в открытую просить — никогда в жизни! И сейчас эта «никогда-жизнь» наступила.

— Сколько? — мужчина был спокоен и удивительно сдержан.

— Тридцать две тысячи, — я тоже умею изображать удава.

— Сколько, блять? — был спокоен, да.

— Тридцать. Две. Тысячи... Дерек, мне нужны эти деньги, — впервые отрываю глаза от узорчатого ковра и вижу, как он ведет плечом и хватается за голову. Кажется, я прошу невозможного.

Невозможного? Какого хрена? У него должны быть деньги, должны! Он же чертов наследник издательства! Его семья должна быть обеспеченной. Давай же, скажи, что для тебя эта сумма кажется мизерной и ты ожидал услышать цифры куда больше!

— Зачем тебе столько зеленых? — промах, мой промах, а рана почему-то кровоточит у меня. — Это героин? — недоверие. Чертова туча недоверия в глазах Дерека. — Ты связалась не с той компанией?

Господи, я с тобой связалась, мистер Не-Та-Компания.

— На лечение Энди, — соврала и краснеть не собиралась.

Его бесстрастное «ясно» добило меня. Без этих денег… Нет-нет-нет! Мне страшно думать об этом, я не хочу, не хочу!

— С чего это я буду помогать тебе, Сара?

Он назвал меня по имени — не Март. Хлестко отграничил от себя. Всхлип с моей стороны. Да что не так с этим миром?

— Я… не… Я не знаю, — в тысячный раз за день я провожу рукой по лицу, будто стирая пыль.

— Именно, — почти издевка. — Сара, — уже издевка.

— Ты можешь выебать меня! — я мысленно застонала от грязи на своем языке. Веду себя, словно шлюха.

А я ведь самодостаточная и… И помню, что мне нужны эти тридцать две тысячи долларов.

С каких пор молчание стало ответом мужика на предложение о сексе? Я точно имею дело с ненормальным сдвинутым ублюдком-геем. Хмыкаю.

— Тогда точно убедишься, есть ли во мне твой Марти.

Никогда не думала, что биться затылком о стену так больно. Не успела я опомниться, как была зажата Дереком в углу. Адреналин гонял с огромной скоростью по телу по мере того, как он склонялся надо мной, прикасался к шее, плечам, затылку. Кажется, он хотел проверить, не до крови ли разбил мою грешную голову.

Боже, помоги мне пережить все это. Мне страшно.

Не произношу ни слова, пока он оттягивает ворот моей почти что мальчишеской рубашки и проводит подушечками пальцев по ключицам. Не так мерзко, как мне казалось, но и приятного мало. Щекотно.

Он поднимается выше по шее и немного давит на нее, словно хочет удушить. Я закатываю глаза и поджимаю губы, пока его вторая рука плавно гладит мои бедра, проскальзывает под кусок клетчатой ткани и очерчивает выступающие ребра.

— Девственница ведь? Так и думал, — он хрипло смеется мне на ухо, а я испытываю приступ тошноты.

У меня слишком сильно кружится голова, зашкаливают нервы. Мне хочется оттолкнуть его, закричать и убежать отсюда. Единственное, что заставляет меня уложить руки ему на плечи и притянуть к себе ближе, это желание спасти брата. Что есть девственность в сравнении с жизнью Энди?

Зажмуриваюсь и подаюсь вперед, припадая своими губами к его. Откуда такое чувство, что что-то не так?.. Почему он медлит? Почему его руки на мгновение замирают, пока занимаются расстегиванием пуговиц на рубашке?

Что не так?

Почти облегченно выдыхаю, когда он резко пресекает мой порыв и отбирает инициативу себе. Грубый поцелуй, грубые прикосновения к животу, бокам, спине. Слишком ожесточенная расправа над застежкой лифчика. Кажется, я больше не смогу его носить. И почему меня это волнует в тот момент, пока он почти насилует мой рот своим языком? Я ведь даже целоваться не умею…

Стыд прошибает дрожью и заставляет резко выдохнуть, разрывая поцелуй, когда его ладонь ложится мне на грудь. Как будто к внутренностям прикоснулись. Ужасно. Мерзко. Вот-вот разрыдаюсь. Вот-вот проблююсь. Мамочка. Мама! Он слишком спешит, помогите мне.

Жмурюсь, а этот уебок хохочет мне в шею, называя «милой», мнет меня, лижет ухо, укладывает руки на пояс джинсов, расстегивает его, пуговицу, молнию… Каких усилий мне стоит укусить его за шею и умолять о большем, отрывисто нашептывая слова в его губы, пока он пускает пальцы под нижнее белье.

Не могу сдержать слез.

Он резко отстраняется и смотрит на меня. Чувствую себя голой посреди арктических льдов. Зажимаюсь. И пытаюсь понять, что происходит.

— Тебе так сильно нужны деньги? — его голос колотит по моей голове сильнее, чем отбивной молоток.

Киваю, не произнося ни слова.

Он уходит. И возвращается. Протягивает конверт.

— Что это?.. — я уже успела одеться.

— Деньги, — я готова броситься к нему на шею и продолжить начатое, однако он сразу опускает меня с небес на дно Преисподней. — Десять тысяч. Больше я не могу тебе дать.

— Н-но… — задыхаюсь.

— Март бы никогда так не поступил. Ты не он. И я тебе ничего не должен, — он указал на дверь. — Береги себя.

Прозвучало, как: «Убей себя, шлюха».

Ухожу из его квартиры, прижимая конверт к груди. Лифчик я так и не забрала. Думаю, он выбросит его в помойное ведро.

* * *

Вечером случилось чудо: я вспомнила дорогу к той кафешке, в которой отогревалась после плескания в луже. Вспомнила, блин, после сорокаминутного шатания по закоулкам и внутренним дворикам пошарпанных невысоких домишек. Чуть не заблудилась. В таких ведь случаях называют города каменными джунглями?

Последние посетители почти переступили порог заведения на улицу, но я успела вбежать внутрь до этого.

— Девушка, мы уже закрываемся, — нужный бейдж, нужный парень. Никогда бы не подумала, что почти зареву от радости из-за встречи с незнакомцем по имени Джон.

— Пакет, — я запыхалась не на шутку, так что ему пришлось переспросить меня, что я пытаюсь сказать. — Пакет... для Шляпника. Пожалуйста, передайте ему. И эту записку. — вытягиваю из кармана куртки конверт и передаю в руки официанта все необходимое. — Прошу вас, передайте ему все.

Письмо обязательно… Двадцать восемь тысяч из запрошенных пятидесяти — чуть больше половины, но все равно слишком мало. Слишком нагло с моей стороны. Я надеюсь, я молюсь, что мразь, похитившая Энди, вернет мне его и позволит выплачивать остальные деньги постепенно. Я на любые условия согласна. На все. Я ограблю каждого жителя этого города, черт возьми! Только бы все выгорело. Только бы вернуть брата.

— Вы про мистера Бойда Сивера? Конечно, я все… — не дослушиваю до конца его приятный баритон.

Пулей выметаюсь из кафе, издеваясь над легкими и срывая дыхание окончательно. Никаких лишних слов, никаких просьб или вопросов. Я не хочу ничего знать, я не хочу совершить еще одну ошибку. Бойд, да? Эй, Дерек. Ты был прав. Он мудак.