Шипы для железной девы (гет)

У неё страшно болела голова и ощутимо ныла левая скула. Она ещё даже не открыла глаза, когда поняла это. Потом пришёл дискомфорт в левом плече, и вообще во всей левой стороне тела. Она приоткрыла один глаз и увидела только плохо освещённый земляной пол. Она лежала на левом боку, а вокруг всё так же царила полутьма подземелья со светящимися грибами. Светильник валялся на расстоянии вытянутой руки от неё и, по счастью, продолжал исправно работать. Она оттолкнулась от пола и со стоном села, в голове как будто чугунный шар перекатился из одного положения в другое. Это был не сон, она, без сомнения, потеряла сознание и свалилась, правда, судя по часам, ненадолго, минут на двадцать.

«Неудивительно, учитывая, что дышать почти невозможно».

Логика тут же подсказала недоумённый вопрос: а почему же она тогда очнулась? Но этот вопрос был из серии тех, на которые отвечают примерно — «а ты что, хотела бы не очнуться, подруга?», то есть, предпочитают уходить от ответа.

Она прокашлялась, подобрала под себя колени и попыталась подняться. Пора было выбираться из этих отвратительных катакомб, иначе она тут точно останется навсегда. Когда её хватятся и найдут, она либо вовсе задохнётся, либо надышится так, что уже случившиеся с ней галлюцинации покажутся просто цветочками, и она окажется в Мунго на одном этаже с Локхартом. Она вспомнила только что увиденное ею якобы в Зале Основателей и содрогнулась. Сон таким явственным быть не мог, это совершенно точно были бредовые видения.

«Которые лучше поскорее забыть!» — решила она настолько твёрдо, насколько позволяло её нынешнее неважное состояние.

Она только сейчас поняла, что слева от неё что-то маячит в темноте. Она наклонилась, чтобы подобрать светильник, а когда распрямилась вновь, свет позволил ей разглядеть, и она увидела это.

Сейчас оно было уже в трёх футах от её лица. Потому что оно двигалось, и прямо по направлению к ней. Тотчас возникший ужас напоминал длинный гвоздь, который пробил снизу её грудину и вышел где-то под подбородком, вонзившись в голову и стрельнув оттуда вниз по нервам сильным ударом, заставившим разом напрячься все мышцы в едином спазме и не позволяющим двинуть даже кончиком пальца. Только одно веко начало дрожать в непроизвольном тике.

Это отдалённо напоминало человека, на нём даже висели остатки человеческой одежды, что-то, когда-то бывшее рубахой и чёрными штанами, все в комьях земли и потёках слизкой плесени. Но сейчас из человеческого в нём остался лишь силуэт. Правая половина лица отсутствовала, вместо неё выступали лишь комья прилипшей глинистой почвы, и то же самое находилось в левой глазнице. Часть челюсти торчала наружу, на ней выделялись на удивление белые, отполированные зубы. Сохранившиеся каким-то чудом на левой стороне остатки кожи не прилегали к костям черепа, а как будто обтягивали что-то, давно уже не могущее быть плотью, бугрясь и напоминая серую шкуру. Несколько оставшихся клоков волос торчали отдельными островками на голове, казавшейся больше положенного размера из-за налипшей на неё земли.

Более всего это напоминало труп, провалявшийся много лет в условиях, когда разлагающиеся тела подвергаются частичной естественной бальзамировке. От него даже пахло почвой, а не разложением, потому что всё, что должно было сгнить, давным-давно уже сгнило. Но оно каким-то непонятным образом передвигалось, и передвигалось явно на неё и явно не с добрыми намерениями. И уже протягивало руки, на которых не хватало нескольких пальцев.

Ужас от увиденного был абсолютный. Казалось, в ней не осталось ни одной клеточки, которая бы его не испытывала. Если бы ужас мог превратить её плоть во что-то, она вся, без остатка сейчас превратилась бы. А так она просто замерла на месте, словно парализованная, и продолжала наблюдать, как это неуклонно приближается к ней. Ей показалось, что момент длится так долго, что она могла бы за это время добежать до выхода из подземелья, что она сама же, собственной реакцией себя погубила, что всё уже кончено, сейчас эти отвратительные конечности дотянутся до неё. На самом деле, она успела только вдохнуть и задержать дыхание. На следующем же выдохе её отпустило. И тогда же она почувствовала, что отчего-то перестала слышать. Только спустя секунду она поняла, что у некоторых выражений есть буквальный смысл. У неё на какое-то время заложило уши от собственного крика. Он просто шёл из неё, независимо от её желания, вырывался на самой высокой ноте, которую она только могла взять. За каких-то пару секунд она превратилась из рассудительной пятикурсницы в маленького ребёнка. Нет, не в ребёнка даже, в животное. Просто в испуганное животное, наполненное паникой до самой макушки. Она развернулась и побежала. Просто побежала. Прямо. Ни на мгновение не прекращая орать. Сознание полностью выключилось, были только ноги, несущие её, глаза, показывающие дорогу, руки, держащие фонарь и отталкивающиеся от стен, уши, изо всех сил пытающиеся расслышать, не настигают ли её уже. И даже духота и смрад, казалось, вовсе не мешали работе лёгких, шумно втягивающих и выталкивающих местный, плохо пригодный для дыхания воздух.

Она бежала и бежала, минуя многочисленные повороты и развилки, пока, наконец, появившиеся мысли не заставили её остановиться. Эта штука совершенно точно не выглядела ни стремительной, ни ловкой, чтобы от неё надо было так нестись, сломя голову. Если это и преследовало её, то давным-давно осталось позади.

Что же это такое было, о господи?! Откуда оно взялось?!

Она затормозила, ткнувшись обоими кулаками в стену, и попыталась унять бешено рвущееся дыхание. Сразу же навалилась головная боль, на время напрочь вытесненная паникой. Оглядевшись, она поняла, что понятия не имеет, в какую сторону бежала. Вокруг со всех сторон были всё те же пересекающиеся между собой ходы, и им не было конца. Она подумала, с тоскливым страхом, что этот приступ паники, скорее всего, погубил её. Она потеряла направление, а значит, у неё почти нет шансов найти дорогу обратно. Вся система разветвилась настолько, что она теперь даже не сможет добраться до крайнего левого или правого боковых проходов, потому что все эти сходящиеся и расходящиеся коридоры обязательно собьют её с пути.

Сзади неожиданно послышался шум. Что-то похожее на шарканье. Она в испуге обернулась и подняла повыше светильник. Похоже, её проблемы с нахождением выхода были просто цветочками по сравнению с тем, что она увидела.

Они шли отовсюду. Маячили на фоне проходов уродливыми, скособоченными фигурами. У некоторых не хватало конечностей, у кого-то даже голова висела на боку на сломанной шее, но они шли, и шли прямо к ней. И выглядели не лучше, чем тот, самый первый. Очевидно, в страхе она убежала куда-то совсем далеко вглубь катакомб, и здесь их было полным полно.

Паника снова сжала изнутри все её внутренности своими холодными лапами. Но на этот раз она сопровождалась растерянностью и даже некоторой толикой обиды. Она смотрела, хлопая ресницами, на эти неуклонно приближающиеся фигуры и отказывалась верить, что всё вот так закончится для неё. Это было несправедливо, несправедливо, ужасно несправедливо! Теперь у неё нет ни шанса выбраться, всё, что ей остаётся — бежать, бежать без остановки, пока она просто снова не потеряет сознание, или не свалится от усталости. И тогда они доберутся до неё…

Кто и что они были, она не понимала и не старалась понять. Сейчас её уже не волновали вопросы, каким именно образом устроено то, что её убьёт. Любопытство давно утихло, ушло прочь, уступив место более сильным эмоциям. Она глотнула тяжелый воздух, и на секунду на неё навалилась жуткая апатия. Захотелось просто перестать бороться, просто стоять и ждать на одном месте, это казалось самым лёгким выходом. Она и стояла, колеблясь, пока внезапно откуда-то из-за ближайшего поворота не вынырнула рука одного из мертвецов, буквально прямо перед её носом. Они были везде, и спереди, и сзади, могли появиться из-за любой стены, тем более что никаких звуков, кроме медленного шарканья и шороха одежды, не производили.

Она резко отпрянула, вскрикнув. Похоже, жажда жизни сидела в ней намного сильнее, чем она могла ожидать. Нет, она будет бороться. До самого конца. Постарается, если уж не найти выход, так хотя бы избежать мучительной смерти. Забьётся в какой-нибудь уголок и затихнет там, чтобы они её не нашли. Лучше уж скончаться в забытьи от слабости и нехватки нормального воздуха, чем попасть в руки этих бездушных тварей. И, в конце концов, её же будут искать. Её должны искать. Как только станет известно, что она пропала, обнаружат подземный ход, и её будет искать в этих катакомбах весь Гриффиндор. Она вполне может ещё оставаться жива к тому времени. Надо просто бороться, просто не останавливаться, искать выход или хотя бы убежище.

Она снова побежала, на этот раз вполне осмысленно, стараясь ловить глазами как можно больше проходов вокруг себя, чтобы ненароком не подпустить слишком близко кого-то из этих… этих… она даже не знала как их именовать. От них же практически ничего не осталось, как они вообще могли передвигаться?! На её счастье, они двигались слишком медленно и неуклюже, зато их было очень много, а проходы слишком узки для того, чтобы успешно оббегать их на достаточном расстоянии. Она металась, крутилась, шмыгала туда и сюда, пытаясь найти место, где их хотя бы было поменьше, но они лезли и лезли, и через какое-то время она даже смогла понять — откуда.

Эти ниши по бокам проходов. Узкие, длинные, низкие, как будто специально вырубленные для того, чтобы на них улечься. Или положить чьё-то тело. Именно с них они и вставали. Она зашла с другого конца катакомб, оттуда, где эти ниши были ещё пустыми, ещё не заполненными мёртвыми телами. А здесь, куда она забежала в приступе паники, их было полно, все стены были ими забиты, и, возможно, кто-то выбирался и прямо из-под земли, судя по их виду.

На короткое время ей удавалось остановиться и отдышаться. Тогда на неё начинали набрасываться всякие мысли. Ни одна из которых не была тем, что бы она хотела обдумывать. Ни в данную секунду, ни вообще, находись она даже в самой что ни на есть безопасной обстановке.

Например, о том, кто положил сюда все эти тела и почему. И ещё, почему так часто лохмотья на телах преследующих её мертвецов напоминали балахоны и мантии. И почему на некоторых висели остатки истлевших верёвок или ржавых цепей. И главное — как они чуяли её? Чем? Как они могли чувствовать её присутствие, когда у них уже давным-давно не было ни глаз, ни ушей?

Ответы на эти вопросы у неё рождались сами собой, но она никогда не думала, что ответы на загадки могут быть для неё чем-то совершенно нежеланным, чем-то, что она не хочет ни знать, ни признавать. Снова эти слова зазвучали в ней. Слова из той ужасной книги, которая, казалось бы, пришла к ней из её же собственного бреда, но теперь словно отзывалась на её незаданные вопросы.

«…Саккат есть убежище Червя, и сила его, пробуждаемая в тот час, когда мертвецы отверзают очи свои…»

И неполученные ответы вдруг явственно дали ей понять, что никакой Гриффиндор не придёт ей на помощь. Никто из них.

«Да познают смертные лишь одно: нашедший и сам будет погребен в той же могиле в конце жизненного пути…»

Потому что директор не даст никому спуститься сюда, в эти катакомбы, ибо он директор и отвечает за весь замок. А даст указание немедленно запечатать их.

«…и последние шаги его таинственным образом будут сокрыты от людей, и придет другой, кто обнаружит его…»

Так же, как приказали те, кто копал здесь гораздо раньше, когда пытались найти величайшее сокровище, а обнаружили…

«…и расщепит кости, и достанет цилиндры, и вытащит свитки из них, и прочтет написанное в свитках, и станет Заклинателем…»

…то, чем в действительности является замок. И не так уж важно, питают ли легионы мертвецов Хогвартс, или сами они идут, поднятые его магией…

«…и будет им, доколе не придет время, ибо бессмертен Труп, но все приходящие к нему есть его части».

…важно лишь, что весь этот бесконечный склеп, простирающийся во все стороны под ним, есть источник и природа его магии. И все они, каждый в своё время, прибудут сюда.

Потому-то они и поднялись, разбуженные её собственной магией, потому и шли к ней, чтобы насытиться, шли, почувствовав биение живой магии, и они не остановятся, пока не схватят её и не утолят свой голод, а потом присоединят то, что останется к своему сонму. И тогда она сама ляжет вместе с ними в одну из этих ниш, и будет подпитывать собой замок, и взамен забирать себе слабый огонёк нежизни.

Кто-то схватил её за край мантии. Она дернулась, но безуспешно. Одновременно с трёх сторон на неё двигались сразу несколько фигур. Ещё несколько секунд промедления, и всё будет кончено. Она уронила светильник под ноги, рискуя потерять его и остаться в темноте, и принялась стаскивать с себя эту проклятую мантию, поливая про себя самыми грубыми известными ей ругательствами Амбридж, с её запретом носить всякую маггловскую одежду, даже в свободное время. Она успела в самый последний момент нагнуться, поднырнуть под тянущиеся руки, схватить светильник и отбежать в сторону. Сзади немедленно раздался громкий треск ткани. Мантия буквально за долю секунды разлетелась клочками ткани, потянутая в разные стороны усилием нескольких истлевших рук.

«Вот так они будут рвать твою плоть!»

Она снова побежала, понимая, что начинает выдыхаться. А никакого, даже близко похожего на хотя бы временное убежище уголка, ей так пока ни разу и не попалось. Расчёт на возможную помощь она убила в себе сама, точнее, убило её воспоминание о своём видении, или галлюцинации, или чем там ещё было то, что она увидела, когда свалилась на пол около пары лежащих камней. Потому что она отказывалась верить, что увиденное ею тогда было правдой. Просто отказывалась и всё, и никто бы не убедил её в обратном. И только в самой глубине души у неё теплилась надежда.

Был один человек, который бы не смирился с запретом и наплевал бы на всякую опасность. Так, как он делал это всегда. Точно так же, как делала она сама в похожей ситуации. По крайней мере, она надеялась, что не ошибается на его счёт. Она вспомнила его зеленые глаза за круглыми очками и вечно растрепанные волосы, и поняла, что плачет. Он будет её искать, она верила в это, будет, несмотря ни на что. Возможно… скорее всего… найдёт только её истерзанное тело, что ж, по крайней мере, её родителям будет над чем поплакать. Им не придётся всю жизнь мучить себя вопросом — куда делась их дочь. И ей самой не придётся бесконечно лежать здесь с открытыми глазницами, полными грязи, отзываясь на любой магический всплеск, не придётся неприкаянно бродить по этим катакомбам вместе с толпой таких же вечно голодных монстров, не придётся самой стать таким же монстром.

— Гарри, — прошептала она в темноту сквозь слёзы, — пожалуйста, сделай это для меня…

Гарри специально простучал все ближайшие ящики в первой комнате справа, на тот случай, если вдруг одна из стенок оказалась бы фальшивой. Нет, тут искать было нечего, и он сразу же отправился во вторую — ту, что с ломаной мебелью. Возможно, в одной из стен могла быть незаметная дверь, возможно, надо было потянуть за что-то, за какой-нибудь светильник…

«Светильник!»

Он вдруг понял, что таких идиотов, как он, ещё не рождал белый свет! Если бы с ним был Рон, он бы попросил его отвесить ему пинка. Нет, если бы с ним был Рон, тот сам бы моментально увидел то, что находилось прямо перед носом.

Одного светильника не хватало, он должен был заметить это сразу же, как только наведался в эту комнату. А он едва вовсе не ушёл из подземелий, и, если бы не почудившийся ему крик…

Он подумал, что снова начинает тормозить, ругая себя, вместо того, чтобы приступить к поискам.

У дальней стены на полу валялось несколько кусков старых кресел. Такое ощущение, как будто кто-то отбросил их в сторону. Он внимательней посветил в этом месте и обнаружил посередине стены особенно густую кучу хлама. Она не очень-то просвечивалась насквозь. Отшвырнув несколько обломков, он почувствовал, как облегчение буквально заползает к нему в душу. Проход был здесь, заваленный обрушившейся мебелью. Очевидно, она свалилась уже после того, как Гермиона зашла внутрь, и не давала разглядеть дверь и спускавшиеся к ней несколько ступенек.

Он порывисто вытащил карту и убедился, что ничего похожего на дверь или какой-то проход в этом месте, на ней не было. Немудрено, что он не мог увидеть Гермиону. По сути дела, она действительно покинула Хогвартс. Хогвартс, изображённый на карте. Каким-то образом она нашла приключения там, где никто не мог бы и ожидать. В запертом подвале.

Он энергично начал отбрасывать в стороны весь этот хлам, стараясь кидать подальше, чтобы тот снова не свалился обратно, и почти уже освободил проход к двери, как вдруг до него донёсся крик. В этот раз он слышал его гораздо ближе, слышал, уже просто как Гарри, как человек, а не какое-то подобие анимага, и он заставил его содрогнуться. Крик был женским, но узнать голос было практически невозможно, до такой степени отчаянным и истошным он был. Так можно было кричать только в одном случае. От непереносимой боли. У него ёкнуло сердце, и он практически за пару секунд расшвырял куда попало мешавшие деревяшки и вбежал в коридор за дверью.

Последняя надежда пропала, когда она потеряла светильник. Какое-то время ей ещё удавалось как-то уворачиваться и оббегать мертвецов, с их неторопливыми движениями, но, в конце концов, на одной из площадок, в которую сходились сразу несколько коридоров, они взяли её в кольцо. Просто случайно, прибрели с каждого прохода, который сюда выходил, и не оставили ей пути к отступлению. Она метнулась в одну сторону, в другую, влетела прямо в грудь одному из них, почувствовав, что он твёрдый, почти как статуя, почти уже закаменел за столетия нахождения здесь. Попыталась увернуться, проскользнуть, проползти, но они всё смыкали круг, и она поняла, что сейчас всё будет кончено. Внезапно сердце забилось быстро-быстро и всё тело вместе с ним, отторгая собственную смерть, трепеща и вздрагивая с головы до ног. Ею снова завладел леденящий ужас, она вскрикнула, готовая уже просто биться и отбиваться, сама же понимая, насколько это бессмысленно, но в последний момент что-то как будто подсказало ей единственный выход. В её руках был светильник, и никаким годным оружием он не был, он не мог ничего и никого поджечь, потому что его пламя было магическим. Но именно это и пришло ей в голову буквально за секунду до того, как они схватили её. Она сунула им его прямо в скрюченные, изуродованные остатки рук, а сама нырнула вниз. Пока они пытались выхватить его, тыкаясь друг в друга беспорядочными движениями, она встала на коленки и практически бегом, если это слово вообще применимо к данному типу передвижения, выбралась между ними в один из проходов, а потом отбежала подальше, слегка переводя дух.

Сердце продолжало стучать как бешеное. Она сейчас поняла, что использовала свой последний шанс на спасение. Свой последний патрон, если можно так выразиться. Следующая же неудача станет для неё последней. А после того, как затухающий отблеск уничтоженного светильника канул в темноте, ей оставалось полагаться только на слух, да на зыбкий зеленоватый свет лепившихся к стенам грибов. И усталость уже валила с ног, а голова превратилось просто в один сплошной звенящий болью колокол.

Она прижалась к стене и стала тихонько подвывать от чувства обречённости, которое навалилось на неё всей своей гранитной тяжестью. Как будто могильная плита, раньше времени положенная ей на грудь, заранее придавившая её так, что слёзы выступали от непереносимой нагрузки.

«Ну же, хватит! — пыталась поддержать она сама себя. — Вставай! Вставай и иди. Не сдавайся! Никогда не сдавайся!»

Но это были только слова, обычные слова, которые в таких случаях никому не помогают, особенно, когда знаешь, что никаких шансов всё равно нет, всё потеряно, смерть, так или иначе, близко, вот она, уже буквально за соседним проходом, топает к тебе на своих негнущихся ногах, а ты можешь разглядеть всего лишь силуэт, всего лишь услышать шаркающие шаги, всего лишь почувствовать ладонями шершавую поверхность стены, и когда ты упадёшь на этот каменистый пол… Стоп!

«Шершавая стена и каменистый пол?»

Она медленно, помогая себе руками, поднялась на ноги. Каким-то невероятным чудом она бежала, бежала и, в конце концов, добралась до места, где катакомбы сужаются и превращаются в естественную пещеру. Она понятия не имела, та ли эта сторона, откуда она пришла или нет, но, если следовать по внешней стене, то можно куда-то придти. Пускай хоть куда-то, главное, не помереть в этом жутком, проклятом всем и вся месте. Она пробормотала «никогда не сдавайся» на этот раз удовлетворённо, а не обречённо и побрела вдоль стены, изредка касаясь её ладонью.

Когда буквально через нескольких десятков футов она поняла, что проходы сошлись в один, а впереди, вместо слабых зеленоватых островков света царит полный мрак, из которого доносится запах сырой почвы, показавшийся сейчас настоящим благоуханием по сравнению с тем, как пахло в катакомбах, она почувствовала, как у неё впервые ослабели ноги не от усталости, а от толики облегчения.

Но когда она обернулась, то поняла, что рано радовалась. Они шли за ней. Её глаза уже настолько привыкли к этой могильной темноте, что она легко могла разглядеть в дальних проходах на фоне мерцающих зеленоватых отсветов несколько ковыляющих силуэтов. Останавливаться было нельзя. Они чётко задались целью сделать её частью этих катакомб, одной из них. А у неё уже почти не осталось сил.

Она собрала в себе все, что смогла найти и принялась быстро карабкаться в гору к прорытому тоннелю. Уже совершенно вслепую, потому что грибы остались позади, и ориентирами могли служить только руки и собственная память.

Что, конечно, было совершенно недостаточно для человека, родившегося зрячим. Уже взбежав на самый верх, она с размаху стукнулась лбом об один из брусьев деревянной крепи, фиксирующей вход в тоннель. Какое-то мгновение она стояла, ошеломлённая, балансируя на одном месте, а потом не удержалась и покатилась обратно, вниз.

Вот сейчас к ней вернулась паника. Когда спасение было так близко, тело словно снова ожило, в нём опять появилась жажда жизни. Оказавшись внизу, она даже не стала оглядываться, не стала подниматься, а просто взяла и поползла. На четвереньках. Поползла вверх, цепляясь за неровности почвы. Она чувствовала их, чувствовала практически спиной, задницей, чувствовала, как они уже почти настигли её. Они как-то умудрялись лезть за ней, хотя их неуклюжесть, казалось бы, не должна была позволять им это. Но они лезли и лезли, она слышала их, и не останавливалась ни на секунду.

Добравшись до тоннеля во второй раз, она выставила вперёд ладони и буквально заставила себя не бежать. Она ходит быстрее их, всё, что ей нужно, просто сохранять хладнокровие, просто больше не ошибаться, как с этим проклятым брусом, который наверняка поставил ей на лбу изрядную шишку. Она всего лишь должна дойти до подземной тюрьмы, а там уж ровные стены не дадут ей ошибиться, она легко доберётся, куда надо.

Однако же сказать оказалось намного проще, чем сделать. Она бы дорого сейчас отдала хотя бы даже за тот жалкий зеленоватый свет, которые источали пресловутые грибы. В полной темноте приходилось передвигаться намного медленней, чем обычно, и из-за опасности вновь на что-то налететь, и, самое главное, развернуться в противоположную сторону. А такую вещь сделать было проще простого. Она знала, что при полном отсутствии ориентиров, человек постепенно начинает забирать вправо, если он правша, даже когда ему кажется, что он движется прямо. Так что приходилось постоянно контролировать стены руками, чтобы не сделать случайный разворот. Медлительность сразу начала нервировать. Преследовавшим её тварям видеть было не надо, они её чуяли, чуяли сквозь стены и препятствия. Помогало только расстояние. Стоило отойти достаточно далеко, и они теряли след. Это она хорошо усвоила, бегая от них по катакомбам. В условиях полной темноты она не могла позволить себе ни бежать, ни даже пойти быстрее, чем сейчас — ковыляя, с вытянутыми руками, словно она сама стала одной из них.

От этого сравнения ей сделалось совсем нехорошо, и она слегка успокоилась только когда поняла, что пальцы нащупали края камней, из которых были сложены стены подземной тюрьмы. Теперь она могла позволить себе пойти чуть быстрее вдоль прямой стены, не боясь налететь на деревянную крепь… И тут же едва не влетела в распахнутую дверь одной из камер для заключённых. Она чертыхнулась, поняв, что совершенно позабыла о них. Приходилось и здесь соблюдать осторожность.

Когда она добрела до крестообразной развилки коридора, то явственно услышала шаркающие шаги. Первые из преследователей вылезли из тоннеля внутрь тюрьмы, и она поняла, что так и не смогла достаточно оторваться. А ей до смерти необходимо было это сделать, потому что внешняя дверь склада с поломанной мебелью была закрыта. Она не знала, смогут ли они влезть за ней в пролом, располагавшийся на некоторой высоте, но если смогут, у неё не будет больше путей к отступлению. Она попытается закрыть одну из дверей на засов, но продержится ли та до утра под напором практически окаменевших тел — это был тот ещё вопрос. Вряд ли.

Так что, когда она свернула в коридор, ведущий в камеру пыток, она побежала. Тихонько, трусцой, стараясь держаться посередине и расставив руки пошире, постоянно рискуя налететь всем телом на стенку впереди. Не налетела. Вовремя затормозила, буквально футах в десяти от неё перейдя на шаг. Похоже, ей таки удалось слегка увеличить расстояние от своих кошмарных преследователей. Она слышала сзади многочисленное шарканье в районе развилки, и, похоже, оно было достаточно беспорядочным. Впрочем, по звуку она не могла определить точно, все ли мертвецы потеряли её след. А и одного для неё было бы более чем достаточно.

«Нужен ещё один рывок. Последний. Чтобы никто из них не добрался до коридора на склад».

Сколько уже раз до этого ей казалось, что вот на этот-то раз она собирает последние силы. Выгребает, буквально выскребает с донышка. И всякий раз, в решающий момент, находилось немного ещё. Она даже чуть-чуть пожалела, что её сейчас не видят её друзья.

«Гарри бы тобой гордился», — подумала она с невольной улыбкой. И рванула вперёд, через сломанную дверь к пролому в стене…

Трудно сказать, на сколько именно шагов она ошиблась. Возможно, всего на два или три. Когда она поняла, что нога споткнулась о что-то твёрдое, на уровне её колена, она попыталась в последний момент сохранить равновесие, взмахнув руками. Её развернуло на месте, вторая нога ткнулась в то же препятствие, что и первая, и она полетела вниз задом, опрокинулась, не успев даже подставить руки. Спустя мгновение она поняла, что её рукам невероятно повезло.

Боль была такая, что если бы сейчас в этом помещении горел яркий свет, он бы разом померк в её глазах. Ей показалось, что она сейчас же умрёт от боли, прямо здесь, на месте. И только одна вещь удержала её, какой-то совершенно инстинктивный импульс, проскользнувший буквально молнией через весь её мозг, он цепочкой пришёл ещё от её досады, что она не успела опереться при падении.

«СХВАТИСЬ РУКАМИ ЗА КРАЙ!»

Потому что даже ещё в тот момент, когда она только начала падать задницей вниз на шипы, ещё когда она летела, она уже поняла обо ЧТО она только что споткнулась. В её голове абсолютно чётко прорисовалась эта картина, как она летит на эти ржавые иглы своими ягодицами, и уже в тот момент её руки были готовы сделать своё дело. Иначе…

Иначе она бы умерла.

А так…

Так она издала вопль, который вполне мог посоперничать с тем, который вылетел из неё, когда она в первый раз увидела мертвеца в подземном склепе. И сейчас это был совершенно другой крик, не визг ужаса, а крик из серии, когда срывают начисто голосовые связки. Она каким-то чудом не откусила себе полязыка, когда сразу после вопля её зубы резко сомкнулись, и она поняла, что сейчас балансирует ровно на кончиках пальцев. Только они удерживали её от того, чтобы вес собственного тела докончил то, что начала её неудачная пробежка.

Однако этого было мало! Мало было удерживаться. Несмотря на жуткую, абсолютно непереносимую боль, боль, с которой она не могла сравнить ничего в жизни, её страх был в этот момент сильнее, он перекрывал даже её. Потому что у неё было всего несколько секунд, всего несколько чёртовых секунд, чтобы решиться причинить себе гораздо большую боль, чем она сейчас испытывала, в противном случае у неё не будет ни одного шанса на спасение. Воображение, подстёгнутое ужасом, живо нарисовало ей, как её пальцы устают её удерживать, и она начинает садиться вниз, увлекаемая собственным весом, всё более насаживаясь на шипы. Пока у неё в руках ещё оставались силы, ей нужно было снять себя, вытащить из этого кошмарного железного капкана, который выполнил свою пыточную работу даже тогда, когда, вроде бы, ему ничего больше не оставалось, кроме как гнить здесь на веки вечные, и когда-нибудь вовсе рассыпаться в прах.

Она наклонилась вперёд, так далеко, насколько могла, резко выдохнула и напрягла мышцы рук. Зубы тотчас сомкнулись вновь, и она начала выть, просто выть, потому что сквозь зубы можно было делать только так, а разжать их было невозможно. Глаза начали потихоньку вылезать из орбит, когда она стала тянуть себя вверх и вперёд, и по мере её усилий, боль всё увеличивалась и увеличивалась, так что мышцы просто начали отказываться напрягаться дальше. Но теперь уже отступать было некуда. Она тянула, чувствуя, как глаза заволакивает какая-то муть, наполненная синими и красными кругами, а на лбу выступила холодная испарина. Она сама не понимала, как она выдержала это.

Последние миллиметры она дёрнула себя просто рывком вперёд, и свалилась на колени, чувствуя, как сзади по ногам буквально понеслись ручейки крови. А из её глаз в тот же самый момент брызнули слёзы и потоком потекли по щекам. Зубы разомкнулись, и она стала плакать во весь голос, не только от боли, но понимая, что это конец. Она была всего в паре шагов от спасения, всего в паре шагов! Ей надо было просто залезть в пролом и добежать до склада. А там закрыть дверь на засов и завалить её мебелью. Скорее всего, она спокойно дождалась бы утра. А теперь она просто истечёт кровью. Самым банальным образом. Она даже не могла встать на ноги от боли, и ей нечем было остановить чёртову кровь. Она была в одной юбке и тонком свитере, а мантии она лишилась ещё в катакомбах. И у неё уже совершенно не было сил бороться за жизнь. Она проиграла, проиграла… но…

Похоже, судьба приготовила ей ещё одно испытание. Они всё ещё шли за ней. Она слишком долго тут задержалась, они нашли её, добрались до двери в комнату пыток.

«Нет! Нет, нет, нет!»

За что?! Ну за что ей это?! Печальная участь умереть от потери крови сейчас разом показалась настоящим подарком судьбы. Это же так просто — лечь, и чувствовать, как из тебя потихоньку уходит жизнь, вытекает, и вместе с ней исчезают боль и волнение. А они собирались лишить её даже этого! Ей нужно… нужно попытаться… нужно попробовать залезть в пролом. Хоть как-то, превозмогая боль, из последних сил… залезть… вдруг они не смогут последовать за ней… не отдавать себя на растерзание…

Она же насмотрелась на них. Она видела их медленные, угловатые движения. Она знала, что так же медленно они будут рвать её на части, отхватывать куски… Нет!

Она на коленях поползла к стене, роняя льющиеся слезы, туда, где, по её расчёту, должен был находиться пролом. Она даже нашла его руками, нащупала, когда первый из мертвецов коснулся её подошв. Она коротко взвизгнула, закричала «нет!», но было поздно. Они настигли её.

Кто-то резко дёрнул её за ноги, и она тут же оказалась на полу, а заветный пролом ускользнул от неё, ускользнул навсегда. Её потащили куда-то к двери, и она сразу ощутила ещё несколько прикосновений к своему телу. Вот теперь это точно был конец! Она поняла, что сейчас будет медленно умирать. Возможно, быстро, если какой-нибудь удар придётся в сердце или она потеряет сознание от боли. Неважно. Смерть встала перед нею, и она увидела её лицо, буквально нос к носу. И почувствовала, что она не хочет туда. Буквально всем своим естеством. Ни за что на свете. Ей ещё рано! Пожалуйста! Кто-нибудь…

Сознание начало уходить от неё, и она закричала, уже ни на что не надеясь и совершенно не осознавая себя:

— Гарри! Пожалуйста! Спаси меня, Гарри! ГА-А-А-РИ!!!!