Страсти по Арке (джен)

Снейп покинул библиотеку почти сразу же после того, как ушла Диана. Изучение книг требовало времени, беглый просмотр «по верхам» только раззадоривал аппетит, но не давал возможности насладиться этим изобилием с чувством, с толком и с расстановкой. Поэтому он вышел из комнаты и направился туда, где по его расчётам должна была находиться лаборатория.

Ее он обнаружил в подвале, но ничего сверхъестественного там не увидел — обычная, хорошо оборудованная лаборатория, запущенная и грязная, видно, ею уже очень давно не пользовались. Сокрушенно он отметил наличие длинной змееобразной трещины на стене атанора и подумал, что печь, скорее всего, будет не восстановить, проще соорудить новую. Кроме атанора, все остальное оборудование было в полном порядке, только покрыто толстым слоем грязи, пыли или ржавчины. Он заглянул в шкаф с ингредиентами, там, как и везде, царило запустение. Какие-то пыльные мешочки с непонятной травой, которая не идентифицировалась ни по запаху, ни по внешнему виду, банка с разложившимися и иссохшими флоббер-червями, погрызенные мышами в клочья шкурка бумсланга и корень папоротника. Интереса заслуживали разве что не имеющий срока хранения рог двурога да клык мантикоры, который применялся для очень редкого и сложного в изготовлении зелья, делавшего выпившего его волшебника практически невосприимчивым к любым поражающим заклятиям, за исключением «Авады».

Еще его внимание привлекла небольшая бутылочка темного стекла с притертой пробкой. Северус аккуратно снял пробку и деликатными движениями кисти руки над горлышком попытался определить по запаху содержимое. Запаха не было, это могло быть все, что угодно — от веритасерума до сильнодействующего яда, поэтому более пристальный анализ жидкости Снейп отложил на более подходящее для этого время.

Больше ничего интересного на первый взгляд в лаборатории не было, поэтому Снейп решил закончить знакомство с ней, а наведение порядка и тщательную ревизию — перенести на более удобное время. Теперь на очереди был чердак.

Чердак оказался заперт. «Аллохомора» не сработала, более того, дверь выстрелила в его сторону голубыми искрами, напоминающими электрический разряд. Проверка показала, что дверь была заперта с помощью неизвестного ему ранее, явно родового, заклинания, причем завязанного на крови. Для чего было ставить такую серьезную защиту на дверь чердака, где, как рассказывала ему в свое время мать, ничего, кроме старого хлама, не хранили, было непонятно. И очень подозрительно.

Снейп решился: легко полоснул «диффиндо» по ладони и дотронулся до дверной ручки, щедро смазывая ее своей кровью. Сначала ничего не происходило, но затем края двери на секунду засветились слабым золотистым светом, затем раздался щелчок дверного замка и дверь приотворилась. Снейп осторожно шагнул в сумрак чердака.

Тут было мрачно и пыльно, источником света служило небольшое слуховое окно под самым потолком, маленькое и засиженное мухами. По углам смутно угадывались очертания полок и сундуков, судя по плотному слою пыли на полу и отсутствию следов, последний раз сюда заходили очень и очень давно, не меньше десятка лет назад. Он зажег «люмос» и двинулся вдоль стен, разглядывая содержимое полок.

На первый взгляд сюда и правда стаскивали всякого рода рухлядь и вещи, которые и выкинуть жалко, и пользоваться уже как-то не хочется: помятый серебряный кофейник, хрустальная ваза со щербатым краем, рваные книги без обложек, размалёванные явно детской рукой. В углу пылилось кресло с чернильными пятнами на обивке из светлой ткани. На самой верхней полке стоял большой пыльный деревянный ящик, из которого торчало что-то вроде рукоятки черпака. Снейп отлевитировал ящик на пол и принялся изучать содержимое. В нем действительно находился стальной черпак с погнутой и скрученной рукоятью, а также старые, бархатные, но напрочь изъеденные молью мантии. Под мантиями лежал странный медальон на толстой серебряной цепи. Медальон представлял собой грубого литья восьмиконечную звезду, в середине которой находилась связка из рун «райдо», «винья» и «соул», а на лучах крошечными буквами были выгравированы слова: It, Sp, Fr, Ger, Gr, Ru. На двух оставшихся лучах красовались закорючки, которые Снейп опознал, как арабскую вязь и китайский иероглиф. Снейп удивленно присвистнул: перед ним была большая редкость — артефакт-переводчик. Такой ему встречался только дважды в жизни, у Дамблдора и у Малфоя. Подобные вещицы, как правило, изготавливались на заказ и обычно содержали тот набор языков, который был необходим хозяину. К сожалению, медальон-переводчик был «разряжен», однако есть способы его активации. Он сунул медальон в карман и продолжил осмотр.

Следующей находкой был перстень, предназначение которого Северусу стало ясно с первого взгляда: он отражал от своего носителя легиллиментные атаки. Конечно, от легиллимента уровня Волдеморта или Дамблдора он бы не спас, да и сам Снейп при желании мог бы пробить его защиту, но против легиллимента средней руки он был вполне действенен. Ему самому он, конечно, без надобности, да и Диане тоже, а вот сыну пригодится до тех пор, пока он не овладеет окклюменцией на достаточно высоком уровне. И перстень отправился в карман вслед за медальоном.

Большой сундук в самом дальнем углу Снейп решил отложить на потом, а пока продолжил знакомство с содержимым полок и старого рассохшегося гардероба. В нем вообще ничего не было, кроме кучки грязно-белого пепла, очертаниями напоминающей амебу. Боггарт, догадался Северус, только мертвый. Сдох с голодухи и неудивительно, учитывая, сколько времени сюда не ступала вообще ничья нога. Он с помощью «эванеско» убрал останки несчастного «пугала», после чего захлопнул дверцы.

Большую часть найденного, по мнению Снейпа, действительно следовало бы отправить на помойку, что он и собирался сделать в самое ближайшее время. А пока он займется сундуком.

Здесь его поджидал сюрприз, причем куда более неприятный, чем у двери чердака. Стоило ему дотронуться до крышки, как руку пронзил болезненный разряд. Ощущения были очень похожи на те, когда в далеком детстве он засунул материнскую шпильку в розетку и его огрело током. Выругавшись, он провел палочкой над сундуком и произнес:

— Маджиум ревелио! Детегереум! (*)

Защита на сундуке стояла аналогичная той, что была на двери, только раза в два мощнее. При повторной попытке открыть сундук его наверняка садануло бы так, что отшибло бы память вместе с намерением лезть, куда не положено, а если и это бы не помогло, с третьего раза просто убило бы. Принсы, конечно, не Блэки, но чужаков, особенно грязнокровных, они никогда не любили и «гостеприимны» были к ним соответственно.

Снейп снова был вынужден порезать ладонь, прямо поверх прежней, только залеченной раны. Капнув крови на крышку сундука, он приготовился ждать. Ждать пришлось около полуминуты, и Северус было подумал, что чертовому сундуку не пришлась по вкусу его, Снейпа, полукровность, но наконец металлическая окантовка сундука засветилась, а затем погасла, что должно было означать, что путь свободен. На всякий случай он его еще раз проверил, убедился, что защита снята, и откинул крышку.

Сверху лежало что-то, завернутое в просмоленную холстину и перевязанное пеньковой верёвкой. Снейп левитацией поднял сверток в воздух, а затем аккуратно опустил его на пол и принялся развязывать веревку. Это была книга, довольно большая, больше похожая на фотоальбом, но, судя по деревянному, обтянутому тончайшим сафьяном, переплету, лет ей было не меньше трехсот, а скорее всего, и больше. На обложке красовалось тисненое золотом, но изрядно выцветшее изображение какого-то герба. Снейп присмотрелся и обомлел: в щите, под схематичным изображением волн замысловатым образом переплелись чаша Асклепия, волшебная палочка и пентаграмма. Герб Принсов, как его описывала ему Эйлин.

Он осторожно повернул обложку. Взору открылись пожелтевшие от времени, но прекрасно сохранившиеся страницы, исписанные чьим-то корявым почерком на староанглийском языке. Северус принялся старательно вчитываться.

«Я, Шон Валлиец, известный миру отныне как Кристиан Принс, начинаю эти записи в 1598 году от Рождества Христова с целью сохранить для потомков историю волшебного рода, основателем которого я стал с рождением моего первенца Ричарда-Артура Принса, — гласила первая фраза. — Согласно завещанию сии записи продолжат мои потомки, все без исключения».

Снейп задумался. Кое-что об истории семьи Принс ему в детстве рассказывала мать, поэтому он знал, что род их — достаточно древний, ведет свою историю с конца 16 века, что и подтверждает эта летопись. Новоявленный род Принс довольно быстро освоился в волшебном мире и сохранял свои позиции века так до восемнадцатого. С этого времени началось постепенное увядание рода — детей рождалось все меньше, они часто умирали, а те, кто выживал, были слабы здоровьем и магическими способностями. Принсы беднели, влияние их в обществе слабело, и к середине-концу девятнадцатого века они перешли из категории негласной «элиты», в которую входили Малфои, Блэки и многие другие, кто впоследствии удостоился чести быть упомянутыми в «Священных Двадцати Восьми», в разряд «обычных» волшебников среднего достатка и без особых заслуг и влияния. Что стало тому причиной, было не совсем ясно, но Эйлин не без оснований полагала, что виной всему близкородственные браки — Принсы погнались за «чистотой крови», но не рассчитали собственных возможностей. К тому же принсовская гордыня и неуступчивость также сделала свое черное дело. Все это Северус почерпнул из рассказов матери, и теперь у него была возможность найти им документальное подтверждение (или опровержение, как знать). Сам он, было дело, увлекался историей ее рода, тогда же тайком и придумал себе прозвище «Принц-полукровка», чем весьма гордился. Увлечение и гордость за свое происхождение растаяли, как дым, после смерти матери, когда вместо хоть кого-то из родственничков на ее похоронах объявилась одинокая сова с посланием, в котором недвусмысленно говорилось что он, Северус Снейп, может не рассчитывать на то, что ему обломится что-то из наследства Принсов, так как Эйлин официально отлучена от рода. После этого Северус долго не мог без матерщины вспоминать имя «Принс» и научился, хотя бы отчасти, гордиться тем, что он — Снейп.

Торопливо наколдовав из старой шляпной картонки колченогий табурет, Снейп опустился на него и принялся листать летопись. Она действительно была продолжена сыном Кристиана Ричардом, затем внуком — Октавианом и так далее. Последние записи были сделаны уже Родериком Принсом, незадолго до смерти. В них он объявлял о своем решении примириться с единственным оставшимся в живых прямым наследником, чтобы не дать роду угаснуть окончательно.

Записи, за редким исключением, были краткими и в общих чертах рассказывали о каких-либо конкретных событиях — женитьбе, замужестве, смертях или рождениях новых членов семьи, реже -о финансовых делах или межсемейных конфликтах. Так, выходка Эйлин была задокументирована в подробностях ее отцом, сопровождаемая пространными размышлениями на тему того, почему с ней поступили именно так, а не иначе. Создавалось впечатление, будто глава семьи убеждал самого себя в правильности принимаемого решения, ведь он явно не рассчитывал на то, что летопись будет продолжена его потомками.

Между страницами летописи было вложено еще несколько листков, сшитых между собой суровой ниткой и исписанных почерком Кристиана Принса. Как понял Снейп, пробежав глазами по тексту, это была история жизни основателя их рода, написанная им самим. Знакомство с нею, как и более подробное изучение истории рода Северус отложил до лучших времен — сейчас у него не было ни времени, ни желания делать это. Он встал и снова направился к оставленному было ящику.

На самом дне, заваленный старыми полуистлевшими тряпками, стоял средних размеров деревянный ларь, окованный полосами ядовито-зеленой от времени бронзы. Открывался он с помощью ключа, который торчал прямо из скважины. После незначительных усилий замок со скрежетом поддался, и Снейп откинул крышку.

Внутри находилась еще одна рукопись, только на вид гораздо более древняя. Это был пергаментный «бесконечный» свиток с наложенными на него специальными чарами, позволяющими владельцу писать на нем столько, сколько он вообще пожелает, хоть всю жизнь. Автором изобретения — Северус это знал наверняка — был сам Салазар Слизерин. Снейп осторожно отвернул край пергамента и через несколько минут до него начало доходить, владельцами чего долгие годы были члены семьи Принс. И почему Родерик в конце жизни решил таки наступить на горло фамильной спеси и разыскать последнего из живых членов их семьи. Такое сокровище не должно, не имело права просто сгинуть в неизвестности. А попасть не в те руки — тем более.

Почерк основателя его родного факультета Северус знал довольно хорошо: кое-что из рукописей Салазара он встречал в библиотеке Малфоев, впрочем, эти рукописи считались собственностью Темного Лорда, как последнего потомка Слизерина. Откуда тот их взял и у кого отобрал, Северус предпочел не вникать. Поэтому одного взгляда на мелкие колючие буковки без наклона ему было достаточно, чтобы опознать одну из бесследно пропавших рукописей Слизерина. А уж содержание рукописи…

Одного взгляда на коряво, но довольно точно выполненный на полях рукописи рисунок было достаточно, чтобы безошибочно опознать Арку Смерти. И первая же фраза считавшейся безвозвратно утерянной рукописи расставляла все точки над «i»: «Мир подлунный не ограничивается земной юдолью. Одному лишь Богу ведомо, сколько еще существует таких миров, недоступных зрению простых смертных, где обитают наши точные копии, не являющиеся нами самими, либо тех, что населены тварями, неведомыми в нашем мире. Лучшие волшебные умы бились над загадкой о возможности перехода между этими вселенными, связанными между собой лишь тем, что все они — плод безграничного величия Господа нашего, допустившего одновременное существование великое множество вариантов земной юдоли. Есть ли человеку способ побывать в них?..»

С трудом продираясь сквозь архаичную латынь, Снейп одновременно пытался поверить в реальность происходящего. То, что он сейчас держал в руках, представляло собой поистине бесценную вещь, стать обладателем которой любой маг не мог и мечтать. И одновременно было самой настоящей бочкой с порохом, которая в неумелых или бессовестных руках могла бы нанести волшебному (да и не только) миру колоссальный ущерб. Не зря Салазар постарался спрятать эти записи, а Ровена и вовсе уничтожила свои. От волнения у него даже ладони вспотели, и он нервным жестом вытер их о брюки.

Голова кружилась от впечатлений. Снейп потер лицо ладонями и растеряно огляделся. Кажется, он слегка выпал из реальности. Как долго он тут находится? Может, всего полчаса, а может — и полдня. И что-то тихо в доме, как там Диана? Он с величайшей осторожностью скатал пергамент, уложил его обратно в ларь, туда же отправил летопись семьи Принс, схватил ларь и покинул чердак, предварительно наложив на него личные охранные заклинания. На всякий случай.

* * *

Эффект, на который Северус рассчитывал, был произведен. С совершенно мальчишеской гордостью и восторгом из категории «а у меня тут такое есть!» он спешил вниз, чтобы продемонстрировать находку Диане, будучи уверен, что та оценит ее по достоинству. И не ошибся.

— Мерлиновы яйца! — вырвалось у нее после беглого прочтения нескольких абзацев. — Это же атомная бомба, ты хоть понимаешь?!

— В нынешней ситуации я бы сказал, что — водородная, — ответил муж. — Вот только повод для радости сомнительный. Как минимум один человек душу дьяволу продаст за то, чтобы хоть одним глазком глянуть в эти рабочие дневники. Тут же всё по Арке — как работает, как создавалась, для чего создавалась. Это именно та информация, которой так недоставало Каннингему.

— Как думаешь, кто-нибудь вообще знает о том, что эти бумаги еще существуют?

— Я же говорю: как минимум один человек наверняка предполагает, что они не были уничтожены, в отличие от дневников Ровены.

— Интересно, а как они вообще могли попасть к вам? В смысле — к Принсам?

— Черт их знает… Думаю, ответ можно будет найти вот в этом альбомчике, — и он постучал пальцами по обложке семейной летописи.

— Вот будет весело, если выяснится, что ты тоже — потомок Слизерина! — усмехнулась Диана.

— Вот это вряд ли, — ответил Снейп, — я ни разу не змееуст.

— Мы должны быть очень, предельно осторожны, — Диана посерьезнела. — То, что за столько веков никто не докопался искать эти записи у Принсов, не значит, что это невозможно в принципе. Тем более, теперь.

— Знаю, — Северус принялся укладывать находки обратно в ларь, — сразу после того, как мы их подробно изучим, я отправлю их в Гринготтс. Насколько я знаю, у Принсов есть хранилище где-то на одном из самых нижних уровней. Чтобы туда пробрался чужой и не погиб при этом, этот чужой должен быть Поттером с его зашкаливающей везучестью и феерической дурью. А Поттер, приключениями, кажется, наелся лет на пятьдесят вперед.

— И надо взять Непреложный Обет с Сонни — вспомнила Диана. — Из его путаных объяснений я поняла, что эльф знал о том, что в доме хранится нечто подобное. Лучше будет обезопасить себя.

— Слышала бы сейчас тебя Грейнджер!

— И хорошо, что не слышит. Эльфы не очень умны, что искупается их преданностью хозяевам, но даже эльф может не выдержать пыток или жесткой легиллименции.

— Честно говоря, я уже готов пожалеть, что нашел эти рукописи, — задумчиво произнес Снейп. — Это, конечно, крайне интересно с научной точки зрения, но вот ответственность… Я о таком не мечтал.

— Уж лучше мы, чем кто-то другой.

— Это точно.

___________________

(*) — от искаженного латинского «detegere» — «проявить».