Шкатулка с секретом (гет)

Связанная и с кляпом во рту, Гейл лежала на кровати в небольшой спаленке — темной и холодной, единственным своим широким окном выходящей в сад, — и смотрела в стену. Что-то таинственно поскрипывало в ночном доме, где-то бурчала в трубах вода, невозмутимо тикали под потолком невидимые часы, едва слышно скреблась за стеной мышь, обустраивая свое крохотное уютное гнездышко…

В гостиной, за тонкой стенкой, по-прежнему продолжался обыск: слышались шаги и хриплые возгласы, падали на пол какие-то предметы, рвалась какая-то ткань, шелестела бумага — но, по-прежнему искали Гастон и Спарки злополучный Перстень, или просто желали поживиться чем бог пошлет, Гейл не знала. Ее до сих пор передергивало при воспоминании о бесцеремонных липких лапах Гастона, которыми он успел вдоволь ее потискать — прежде чем приволок Гейл в спаленку и повалил на кровать; и глазки у него при этом были сладкие и сальненькие, точно два кусочка растопленного масла… К счастью, Спарки был настроен категорично:

— Не время развлекаться. Пока мы не раздобудем хотя бы один из Перстней, девчонка нам нужна… А Хаксли могут и отказаться от сделки, если ты, урод, хе-хе, попортишь товар. Если Кекс с Копчиком принесут антиплащовский Перстень, тогда — дело другое… А пока запри ее понадежнее, нечего ей тут рыдать и действовать нам на нервы.

И вот теперь Гейл, как обреченная на заклание овца, лежала на мягком покрывале двуспальной кровати в почти полной темноте (комната освещалась лишь призрачным лунным светом, проникавшим в окно) и безуспешно пыталась сдержать горькие слезы — не столько даже ужаса и отчаяния, сколько нестерпимой обиды от такой циничной житейской несправедливости. Ну неужели действительно — все добрые деяния наказуемы, да еще так жестоко? Неужели ее недолгое и неважнецкое земное существование закончится теперь так гнусно и нелепо, по ее же собственной непроходимой глупости — только из-за того, что ее угораздило спасти жизнь какому-то закоренелому мерзавцу? Который при первой же возможности, выручая собственную шкуру, поспешил продать Гейл с потрохами в полную власть таких же конченных отморозков, как и он сам…

Если бы она только знала… Если бы…

Но теперь было поздно раскаиваться в совершенной глупости и горячо обещать, что она больше никогда… вот никогда-никогда не будет ни во что вмешиваться! Всегда будет отворачиваться, проходя мимо страждущих и взывающих к помощи и делать лицо кирпичом… никогда не подаст руку упавшему и не бросит утопающему спасательный круг… никогда никого не выручит из беды и не одолжит денег до получки… если, конечно, вообще останется в живых после сегодняшней ночи. В белесом лунном свете ей были видны выцветшие легкомысленные розочки на обоях — днем веселенькие, светло-зеленоватые, сейчас они казались бесцветными серыми призраками самих себя и представлялись Гейл сотканными из пепла — бледное отражение того скорбного пожарища, что образовалось, как бесплодный солончак, в ее опустошенной душе.

…Царапанье за стеной стало громче, и Гейл внезапно поняла, что оно доносится от двери черного хода, к которому примыкала спаленка; и впервые ей пришла в голову мысль, что мыши, возможно, здесь вовсе и ни при чем. Тонкая проволочка скреблась в недрах дверного замка (французского, между прочим, «повышенной надежности», как хвастался Дилон), и вот наконец поднимаемая отмычкой собачка едва слышно щелкнула… Кто это? Может быть… Дилон? Сердце Гейл подпрыгнуло к горлу в нахлынувшей волне сумасшедшей надежды…

Шаги в коридоре — тихие, осторожные. Тишина. Негромкий поворот дверного замочка — и неясный темный силуэт, бесшумно проскользнувший в комнатку… Дилон?! Гейл привскочила — и тут же упала обратно, пронзенная, как смертоносной стрелой, жгучим разочарованием, перерастающим в ужас.

Это был не Дилон. По тяжелому свистящему дыханию и сдержанному покашливанию Гейл тотчас опознала в вошедшем проклятого Дирка… вернее, совсем не Дирка.

Антиплаща.

Откуда он здесь взялся? Он же, кажется, отправился показывать своим конвоирам несуществующий «тайник»? Гейл едва сумела сдержать стон отчаяния и смертной тоски — последний агонизирующий порыв загнанной в угол жертвы. Но вошедшего шорох в темноте явно напугал: тихо выругавшись сквозь зубы, он на мгновение включил фонарик.

Во вспышке света Гейл увидела, что он стоит посреди спальни, держа в одной руке фонарик, а в другой — большой нож с широким лезвием, которым миссис Поттер обыкновенно чистила рыбу; нож этот всегда был воткнут в щель забора во дворе возле разделочного стола. А теперь… теперь этим ножом явившийся из ночи отпетый уголовник выпотрошит ее, Гейл, как свежепойманную плотвичку — только потому, что она прошлым вечером имела несчастье увидеть у него в руках этот трижды проклятый Перстень…

Гейл, наверно, завизжала бы от ужаса, если бы могла.

Она зажмурилась — но все равно слышала, как медленно и неумолимо он к ней подходит, как негромко поскрипывают половицы под его осторожными крадущимися шагами. Горячая (в самом прямом смысле!) рука легла ей на основание шеи — и она сжалась, мучительно ожидая, когда острое смертоносное лезвие ножа вонзится ей в бок…

Чужая рука легонько потрясла ее за плечо.

— Тс-с! Тише! Слышите, Гейл? Я вас сейчас освобожу, если вы обещаете мне сидеть тихо и не делать никаких глупостей.

Гейл молчала — просто потому, что от неожиданности у нее перехватило дыхание. Лезвие ножа прошло где-то совсем рядом с ее рукой — и она почувствовала, как ослабли путы. Дирк (нет, нет, Антиплащ!) перерезал широкую полосу, закрывающую ее лицо, и вынул из ее сведенных судорогой челюстей осточертевший кляп; Гейл наконец-то смогла свободно перевести дух. Выяснилось, что язык её тоже практически вышел из повиновения:

— Я… я-я… В-вы… Сп… спс…

— Ладно, ладно, не за что. И — потише! — Он приложил палец к губам. — Здесь очень тонкие стены.

— А г-где…

— Эти гуманоиды? Сидят в лодочном сарае. Кстати, о гуманоидах — я только что имел неудовольствие созерцать тет-а-тет вашего крокодила.

— Д-дилона?! Он…

— Усвистал за полицией. Не думаю, что стоит ждать его обратно раньше рассвета, так что придется вам пока довольствоваться моим неприятным обществом. — Он язвительно усмехнулся, видимо, заметив отразившееся на ее лице разочарование. — Кстати, вы не подумайте, что я вернулся сюда из-за того, что меня внезапно одолела совесть, благородство, отвага, рыцарские чувства и прочая сентиментальная чушь. Я просто хочу забрать кое-какую вещицу, оставшуюся в гостиной.

— П-перстень?

— Он самый. Эти уроды, надеюсь, его еще не нашли? Впрочем, если бы нашли, то не стали бы с вами церемониться…

— Я знаю, — слабым голосом сказала Гейл. — Вы спрятали его в голову лося?

Потирая раненную руку, он покосился на неё с удивлением.

— Какого лося?

— Который висит в гостиной…

— Знаете, я от ваших вопросов сам начинаю чувствовать себя лосем… Нет, бедное животное тут абсолютно ни при чем. Черт! — Он глухо закашлялся, закрывая лицо рукавом. — Проклятый кашель…

— Я…

— Тихо! — Он замер и насторожился, чуть наклонив голову к плечу. Спросил одними губами: — Вы ничего не слышите?

Гейл напрягла слух — и поняла, что действительно ничего не слышит. Шорохи и нездоровая суета за стенкой, в гостиной, внезапно стихли — чем там были заняты Спарки и Гастон? Может быть, они тоже насторожились, услыхав в соседней комнате сдержанный антиплащовский кашель — и теперь пытались угадать, что происходит? Видимо, Антиплащу пришла в голову та же мысль — он живо подскочил к двери и запер ее на задвижку.

И вовремя! Дверная ручка бешено задергалась под чьим-то мощным напором, словно в конвульсивном припадке; из коридора донесся взволнованный бычий рев Гастона:

— Босс! Она заперта! Дверь заперта! Изнутри!

— Ломай ее, живо! — просипел в ответ коротышка. Дверь затрещала и затряслась под отчаянными ударами; казалось, в нее бьют массивным, окованным сталью средневековым тараном. Вот-вот тонкая филенка, не выдержав зверского избиения, отдаст богу душу… Гейл окостенела от ужаса. У нападающих — дубинки и пистолеты, а у них — только фонарик, да тупой «рыбный» нож, которым сподручно разве что сделать себе с отчаяния харакири… Антиплащ будто прочитал ее мысли: метнулся через комнату к окну, выдернул шпингалет и, распахнув навстречу ночному морозу широкие створы, вспрыгнул на подоконник.

Гейл кинулась за ним.

— Нет! — Обернувшись на мгновение, он оттолкнул ее от окна с такой силой, что она едва не упала. — Под кровать, быстро! Ну?!

Гейл попятилась… Как же так, он опять готов ее бросить? И оставить на растерзание этим жадным шакалам?! Но Антиплащ, на секунду выскочив в сугроб под окном, тут же, стряхивая с сапог снег, взобрался обратно; грубо схватил Гейл за руку и потащил за собой — на пол, в темное подбрюшье двуспального чудовища, в пыльное подкроватное царство, спрятанное от нескромных взоров краями тяжелого покрывала, которое спасительно свешивалось почти до самого пола.

И Гейл повиновалась. Быстро, молча и без вопросов, на которые, собственно, и не было времени. К тому же ей почему-то казалось, что Антиплащ во всяком случае знает, что делает. Он уже сообразил какой-то план…

С леденящим кровь треском дверной замок приказал долго жить… В комнату ворвался Гастон, вернее, ворвались его грязные сапоги, которые были видны Гейл в щель между полом и краем покрывала — они остановились так близко от кровати, что Гейл могла бы дотронуться до них пальцем, если бы захотела. Ее рука все еще утопала в широкой ладони Антиплаща; от волнения он с такой силой, видимо, неосознанно, стиснул ее запястье, что ей стало больно. Рука эта, потная и горячечная, ощутимо дрогнула — и внезапно Гейл с ужасом поняла, что он опять мучительно пытается подавить приступ кашля…

Господи, только не сейчас!

Впрочем, Гастону некогда было смотреть под ноги — вниманием его сразу же завладело открытое окно; он бросился к подоконнику и, конечно, увидел внизу, под окном, примятый сугроб…

— Босс! Она сбежала! Девчонка сбежала!

— Дьявол! — Сиплый голос коротышки дрогнул от ярости. — Надо обыскать двор, сейчас же! Она не могла далеко уйти! Скорее, бежим! Черт, где пропали эти идиоты…

Сапоги Гастона протопали мимо кровати к выходу и дальше — в коридор; хлопнула входная дверь, и по дому резким холодным толчком промчался мгновенный сквозняк. Антиплащ выкатился из-под кровати и согнулся возле стены в неодолимом приступе кашля.

— Быстрее! Они ушли. Надо запереть все двери и окна… Да шевелитесь же! Так… А теперь — в гостиную, живо!..

…Нет, это была уже не гостиная; это был морг, набитый трупами изувеченной мебели: выпотрошенными полками, вспоротыми подушками, расчлененными стульями и креслами с взрезанной обивкой, вывернутыми наружу интимными внутренностями шкафов и нагим обезглавленным торшером. Сорваны были тяжелые шторы, и награды Дилона боязливо раскатились по углам, и валялись на полу книги, выброшенные со стеллажа, и содержимое ящиков стола было щедро рассыпано по комнате — лишь на столике у изголовья дивана, как последнее жалкое напоминание о канувшем в забвение уютном вечере, все еще испуганно жались друг к другу две кружки с позабытым молоком… Антиплащ бросился к ним, будто умирающий от жажды пустынник, и схватил одну из кружек; вытряхнул на ладонь три таблетки из стоявшей рядом баночки с лекарством, и, разом кинув их в рот, принялся жадно глотать давно остывшее молоко…

И — неожиданно! — в кружке, перекатываясь, что-то негромко звякнуло.

Перстень!

— Так значит, — тихо сказала потрясенная Гейл, — он так и был тут все время? В кружке с молоком?

— Видите ли, я рассчитывал на то, что мерзкое холодное молоко с пенками наших бравых ребят вряд ли заинтересует, — небрежно, через плечо, заметил Антиплащ. Он вынул из кружки Перстень, вытер злосчастную безделку краем скатерти и опустил ее в карман. Бросил на Гейл быстрый взгляд. — Ну, что вы стоите и хлопаете глазами, как девица на смотринах? Одевайтесь, и потеплее! Нам надо идти…

— Идти? Куда? Зачем? — Гейл беспомощно осмотрелась. — Разве теперь… Почему нам нельзя остаться здесь? И дождаться Дилона… и полицию?

Антиплащ ответил ей из прихожей, где уже натягивал поверх своей потрепанной водолазки старый шерстяной свитер:

— Потому что, во-первых, моя дорогая, эти шустрые субчики сейчас найдут и выпустят на волю тех двоих кретинов, которых я запер в сарае — а я, к сожалению, не супермен, и не могу одним пальцем справиться с четырьмя вооруженными головорезами. Вы думаете, им составит труда высадить в доме двери или разбить поленом эти игрушечные стекла? А во-вторых, у меня, признаться, нет ни малейшего желания встречаться с полицией… да и с вашим непроходимым крокодилом — тоже. Впрочем, вы-то, конечно, можете оставаться здесь сколько угодно и гадать на кофейной гуще, кто первым из этой публики до вас доберется…

Гейл молчала. Остаться в доме — и ждать, когда сюда вновь ворвутся четверо обозленных на весь свет отмороженных громил? Или — идти ночью… в лес… в компании с каким-то мутным уголовником, который может закопать ее в сугробе с той же легкостью и без малейших угрызений совести, как и бездушно-индифферентный Спарки?.. Ну уж нет!

— Какой здесь ближайший населенный пункт? — отрывисто спросил Антиплащ. — Мэнор-хилл?

— Д-да… Еще Орменвилль. Но он в другой стороне.

— А до станции — пять миль?

— Да. Если идти вдоль дороги.

— Ладно. Спасибо за информацию. — Он шагнул к двери. — Прощайте!

— Стойте! — Она судорожно схватила свою куртку. — Я с вами!

— А, — он, казалось, нисколько не удивился. — Вижу, вы все-таки меня поняли. Хорошо. Сдается мне, эти добры молодцы не пешком сюда пришли с другой стороны озера, а раз так… Уговор — не отставать! Поняли?

— Д-да…

— Отлично. — Он опустил руку за пазуху и, к ужасу Гейл, добыл оттуда черный тяжелый «кольт» 45-го калибра. Взвел курок и, прислушиваясь, осторожно повернул ключ в замке входной двери. — Тогда пошли…

Двор был пуст. Залит молочным светом луны. Резкие тени, протянувшиеся по снегу, превращали окружающий пейзаж в причудливую черно-белую аппликацию — и скрадывали очертания предметов, и нагнетали вокруг зловещую таинственность, и делали неверную призрачную перспективу двора еще более неверной и призрачной. И это не могло сослужить крадущимся вдоль стены беглецам хорошую службу…

— Ах, вот ты где, гнида! И девка здесь!

Гастон вывалился из темноты неожиданно, будто отпочковался от забора — и в руке его тоже сверкнул пистолет, и Гейл не сразу поняла, что этот рослый, вылившийся из мрака черный силуэт — действительно враг, а не диковинный клочок лунной тени от ближайшего дерева. А когда поняла, было уже поздно…

— Дирк, сзади! — крикнула Гейл. Но ее спутник едва успел обернуться.

Все произошло очень быстро.

Грянул выстрел. Антиплащ сделал шаг вперед — и тут же, прижимая руку к груди, скорчившись, тяжело рухнул на колени. Ничком, с глухим коротким стоном повалился в снег; Гейл вскрикнула от испуга…

— Готов! — победоносно гаркнул Гастон. — Сюда, ребята! Девчонка наша! — Злобное торжество блеснуло на его угрюмой квадратной роже, когда он с ликующей ухмылкой, взрывая сапожищами рыхлый снег, отклеился от забора и, жадно растопырив руки, двинулся к Гейл.

А на тропинке, уходящей к озеру, уже виднелись в лунном свете три темных силуэта: это спешили на подмогу своему дружку коротышка Спарки и незадачливые пленники лодочного сарая — Копчик и Кекс…