Сердце саванны (гет)

Как только она появилась в бунгало, Драко хотел состроить самую жалостливую гримасу из всех, что мог и тихо, но надрывно застонать. "Глупости! Ты ведь уже не третьекурсник". Но очень уж хотелось.

— Повернись, — тем временем Гермиона успела распаковать бинт и, открутив крышку со склянки, приготовилась обрабатывать его ранение.

Драко послушно повернулся — он знал, что с Грейнджер шутки плохи. Волосы на затылке больше не были испачканы в крови, только слегка влажные от воды. Гермиона свернула кусочек бинта и, намочив его в розоватой жидкости, приложила к ране.

— Черт, Грейнджер! — завопил Драко, не зная, куда ему деться от боли, пронзившей затылок. — Это хуже бадьяна! Не могла припасти бутылочку?

Гермиона закатила глаза — мальчишки, они как дети — и спокойно пояснила:

— В Африке строгие законы. К ввозу в страну разрешено не очень много зелий, и экстракт бадьяна не в их числе. А теперь прекрати ныть и сиди смирно.

Рану пришлось еще раз хорошенько промыть — Драко тем временем ерзал и злился от бессилия — а после перевязать остатками бинта. Закончив с повязкой, Гермиона посмотрела на проделанную работу и едва сдержала смех — Малфой выглядел в точности как раненный солдат в военном госпитале. Он еще не успел переменить свою комуфляжную форму, поэтому сходство только усиливалось. Сдержаться не удалось.

— Грейнджер! Ты знаешь, что смеяться над сирыми и временно убогими грешно? Прекрати! — он просто терпеть не мог, когда над ним смеялись. Раньше ему удавалось не допускать этого; все-таки двое здоровенных амбалов за спиной прибавляют тебе значимости в глазах окружающих, особенно в школьные годы. Но теперь, когда их с Гойлом дорожки разбежались, приходилось справляться самостоятельно.

На Гермиону почему-то не действовал ни один его способ запугивания. Странный человек.

— Грейнджер! Черт бы тебя побрал! — она не отвечала, не только потому, что не знала как, но и оттого, что не хотела его обидеть. — Грейнджер! Вот и катись отсюда, раз такая умная! — и он, потеряв все свое самообладание, пошатываясь, поднялся и проковылял к двери в ванную. Гермиона даже умолкла — никогда она раньше не слышала, чтобы кто-то так виртуозно и с чувством хлопал дверью.

С каким-то странным отголоском разочарования смотрела она на закрытую дверь и думала о том, что все же Малфой — несноснейший человек. В этот момент предложение Кову прогуляться перестало казаться ей таким неинтересным, и она всерьез задумалась, не принять ли его? Оставив сомнения, она взяла колдокамеру со стола и вышла из бунгало, оставив Малфоя самого разбираться со своими обидами.

* * *

Кову подал ей руку, помогая подняться на каменный валун, откуда, по его словам, открывался прекрасный вид. Гермиона улыбнулась ему как можно дружелюбнее, не понимая, что ее улыбки оказывают на него противоположное действие.

Пейзаж представлял собой холм, поросший зеленой высокой травой, на вершине которого расположилась группа валунов разных форм и размеров. Устроившись на одной из каменных громад, Гермиона и Кову молча рассматривали то раскинувшуюся внизу саванну, то друг друга.

— Мисс, вы просто великолепно выглядите, — вдруг сказал Кову.

Только после этого комплемента Гермиона сообразила, на что надеется ее спутник. Ей вовсе не хотелось вводить такого хорошего парня в заблуждение — а она не собиралась отвечать на его чувства — поэтому Гермиона постаралась прекратить разговор в этом ключе.

— Такой хороший вид! В Лондоне такого точно не увидишь! — воскликнула она, рукой указывая вперед, туда, где раскинулась саванна.

— О да, мисс, у нас лучшие виды во всей Замбии и даже Северной Африке! — не найдя подвоха, Кову решил развить появившуюся тему. Если эта англичанка любит красивые пейзажи, он покажет ей такое, что заслужит даже больше, чем один поцелуй.

— А какое небо! И солнце! Невероятные цвета, просто сказка! — осторожно отодвигаясь от Кову, лепетала Гермиона. Как только он придвигался к ней примерно на полдюйма, она отодвигалась на столько же, но как можно незаметнее.

— Вы правы, мисс.

— Ой, кажется, будет дождь. Небо вдруг потемнело.

— Да нет, мисс, это всего лишь тень от... — Кову, до этого поворачивающивайся, чтобы посмотреть на отбросивший тень предмет, вдруг застыл. Заметив его замешательство, Гермиона тоже повернулась и едва не вскрикнула от счастья. Скучное псевдосвидание прервал Драко Малфой: сейчас он стоял на валуне, находившемся чуть поодаль, и с высоты своего роста смотрел на них. Вид получился интересный: на шее завязан яркий платок, обычная форма для сафари на Драко смотрелась совсем иначе, чем на ком-либо другом, а завершила образ желтоватая шляпа. Гермиона даже залюбовалась им: высоким, статным, даже величественном в свете закатного африканского солнца.

Но насладиться нарисовавшейся картиной ей не дали; в глазах у Драко вдруг мелькнул недобрый огонек, и он, не разбегаясь, перемахнул через неширокую расщелину между камней, разделявшую их. Оказавшись на месте, Малфой вдруг серьезно и даже критически сказал:

— А я отчего-то был уверен, что вы, мисс Грейнджер, ответственный человек с хорошим вкусом. Видимо, ошибся, с кем не бывает?

Гермиона с вызовом взглянула на него и ответила таким же тоном:

— Согласна, ошибаются все. Я, не поверите, раньше была убеждена, что вы, мистер Малфой, воспитанный мужчина, который не станет никому навязывать свое общество.

— Я?! Навязываюсь?! Да чтоб ты знала, я пришел сказать, что ты, как обычно, напортачила и неправильно проявила снимки.

— А не ты ли, как обычно, все испортил: может, пролил кофе или оставил на солнце?

Этот разговор постепенно затягивал их: обличая грубые упреки в будто бы вежливые фразы, они постепенно забывали все недавние обиды. В один момент оба замолчали, не в силах продолжать этот бессмысленный обмен любезностями.

Кову, оказывается, еще в самом начале тихо ушел от нежелания то ли слушать, то ли мешать. И Драко, и Гермиона молча смотрели друг на друга, прекрасно понимая в душе, что все сказанные ими грубости — чепуха. На самом-то деле они не думают так, просто обиде нужно было каким-то образом выйти, перестать отягчать их.

Драко вдруг молча сел рядом с ней и, глядя вперед, тихо сказал:

— Ну и что это было?

— Ты о чем?

— О мальчишке. Грейнджер, ну зачем он тебе? — говорил он снисходительно, как говорят с детьми. "Гермионочка, детка, ну отдай же эту игрушку". Но сейчас ее это не злило, а наоборот, успокаивало.

— Не знаю.

— И зачем ты тогда пошла с ним на свидание?

— Не знаю. Тебя хотелось позлить.

— Поздравляю, у тебя вышло.

Гермиона не стала сопротивляться, когда он осторожно приобнял ее за плечи — только крепче прижалась к нему, снова чувствуя себя маленькой девочкой. С Драко ей всегда было спокойно, словно он знал все лучше нее, владел каким-то тайным знанием, превращающим тоску в тихую мимолетную печаль, и мог помочь когда бы не понадобилось. Пусть и говорил порою обидные вещи, он ведь на самом деле так не думал. "С Роном так не было и с Виктором тоже".

Драко склонил свою голову к ней, и она будто замерла, как марионетка, нити которой вдруг одновременно отпустили. Она осторожно касалась его губ в ответ со странной смесью кротости ("Да, целуй меня, я вечно твоя!") и великодушия ("Я все позволю тебе, но только сегодня. Может, еще завтра".) В этот поцелуй они вложили столько нежности и душевного трепета, что едва могли дышать от затопившей их любви. Оторвавшись друг от друга, они продолжали сидеть, низко наклонив головы и соприкасаясь лбами, пытались восстановить сбившееся дыхание.

— Грейнджер, — тихо позвал Драко; голос его охрип от волнения.

— Да?

— Я хочу, чтобы так было всегда, — с абсолютной, непоколебимой уверенностью заявил он, касаясь ее пальцев своими.

— Мы не сможем до конца жизни целоваться в Южной Луангве, — Гермиона улыбнулась оттого, что его признание показалось ей ужасно милым.

— В Луангве, в Лондоне, в Риме, в Уилтшире, хоть на Аляске — без разницы. Главное, что все будет так же, а может, еще лучше.

— А может, еще лучше, — повторила она за ним. Перед ее глазами пронеслись другие поездки: тайга, Восточная Сибирь, Канада, Балканский полуостров, Новая Зеландия. И если везде они будут так же целоваться, ей придется либо умереть от счастья, либо никогда не оставлять его. — Мне нравится. Идем, нужно заново проявить снимки.