Преданная душа (гет)

Осень наступила незаметно. Раз — и времени просто не осталось. Велина долго стояла у окна, недоуменно глядя на желтые ореолы вокруг полуголых ветвей деревьев.

Как, когда, куда делись все отпущенные ей дни? Сидя в лаборатории, она забывала обо всем, оттуда её выгоняли только голод и усталость. А загонял страх. Страх перед взглядами дяди, который при встречах поглядывал теперь многозначительно, будто каждый раз напоминал о долге. Еще и отец вчера позвал, затеял пустой, в общем-то, разговор с той же подоплекой... Он, конечно, не давил, как дядюшка, но напомнить о выборе партнеров на балу не забыл. Хотя осведомлялся скорее с отеческой заботой: не приглянулся ли кто? Что тут отвечать, Велина не знала.

Передернувшись, она заставила себя отпустить подоконник и побрела привычно изменчивым маршрутом в картинную галерею. Она всякий раз старалась добираться туда разными путями, чтобы не отследили закономерность.

Оказавшись перед портретом, она поняла глаза, погладила нарисованного эльфа по щеке. Здесь его можно было коснуться, здесь его глаза были открыты. И иногда хотелось надеяться — как бы ни страшно это было представить — что душа в портрете хоть что-то чувствует, видит, может осознать...

— Варис, что мне делать? Я не успеваю...

— Совершенно верно, — неожиданно раздалось сзади. — Время ты потратила абсолютно бездарно.

Сердце скакнуло к горлу и тут же упало куда-то в желудок, не иначе. Велина резко обернулась, неосознанно прижимаясь к портрету, словно в поисках защиты у нарисованного эльфа.

— Д-дядя?

— Вот куда ты бегала все это время, — Аларик стоял, заложив руки за спину, и неприязненно оглядывал галерею. Особенно внимательно он взглянул на портрет Вариса.

— Не лучший образец для подражания. Впрочем, вскоре это уже не будет тебя волновать. На осеннем балу ты выберешь князя эш Тилон.

Велине понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, о ком идет речь. Род Тилон некогда был весьма силен и многочислен, его земли располагались на окраине империи, практически были отдельным маленьким княжеством. Род постепенно хирел, и сейчас князю эш Тилон остро требовалась жена, способная родить не одного и не двух детей. Будущее представилось Велине в самых мрачных красках: ее, вероятнее всего, запрут в покоях и заставят рожать, запретив заниматься любой деятельностью, кроме позволенных благородной даме шитья, вышивания, музицирования, возможно, рисования.

Судя по улыбке, едва коснувшейся губ любимого дядюшки — так и было. Велина неожиданно остро поняла: все это было сделано специально. Чтобы не дать ей дальше изучать магию, чтобы не дергалась, не смела и слова против сказать, а шла куда прикажут.

Полно, а те двоюродно-троюродные сестры — такие ли уж они были безвольные? Кто сделал их послушными куклами, кто поставил в такие обстоятельства, что...

— Ни-ког-да! — процедила она сквозь зубы. — Не выберу! И вы, дядя, не заставите меня!

Если уж на то пошло, то лучше она... да лучше она запрется в лаборатории до самой смерти!

— И что ты сделаешь, девочка? — насмешливо уточнил тот.

— Какая вам разница? Я просто отказываюсь выбирать кого бы то ни было, — Велина вздернула голову.

Она — ан Йорет! Никто не сломит её гордость, никто не смеет указывать ей, что делать, кроме отца и короля, а от них она пока ничего подобного не слышала.

— Ну все, хватит. Я и так достаточно долго терпел твои капризы, — рука Аларика клещами сжалась у нее на плече. — Бал завтра в полдень, а ты еще не начинала готовиться. Пошли!

— Нет! — она вырвалась, только с хрустом разорвалась по шву, обнажая плечо, туника. — Никуда я с вами не пойду!

В голове лихорадочно метались мысли, как бы так сделать, чтобы он убрался от портрета подальше, чтобы можно было прошептать пароль и юркнуть в лабораторию. Видимо, она слишком об этом задумалась, потому что вцепилась в раму портрета до боли в пальцах.

Пощечина, ожегшая лицо, была неожиданна. Точно так же, как и блеск стали. Велина отшатнулась, держась за щеку и в ужасе глядя на дядю, не понимая, зачем тому кинжал.

— Дура, — голос у того был спокойный, холодный. — Все вы одинаковые, даже смешно. Хотя ты была оригинальна: влюбиться в портрет... Ну что ж, с ним разобраться куда проще.

В следующий момент лезвие вспороло холст, пропахав уродливый шрам через лицо принца.

— Не-е-ет!

Он успел ударить еще раз, чуть ниже, когда она почти отшвырнула его от портрета, прижалась, не веря, провела по разрезам, словно в попытке закрыть, затянуть эти раны. Внутри что-то оборвалось, что-то очень важное: она больше не чувствовала той энергетики, что наполняла портрет, делая его живым. Проще говоря, в нем больше не было души принца.

Ногти царапнули по холсту, сдирая краску, будто она пыталась поймать уже ускользнувшее.

— Девчонка, — зло рыкнул Аларик, сжав в кулаке её вконец растрепавшиеся волосы и край порванной туники. — Пошла!

Непролившиеся злые слезы жгли глаза, дышать было больно, еще больнее — понимать, что тот, кто стал ей другом, и больше чем другом, больше чем учителем, теперь безвозвратно... мертв. От понимания этой потери сознание мутилось, так что до своих комнат она дошла не помня как. И только там, когда втолкнули и заперли дверь, очнулась, заметалась, пробуя все потайные выходы. Бесполезно — ни один рычаг не сработал, даже те ходы, что открывались кровью, не поддавались. Аларик подстраховался, наверняка сделал все приготовления заранее. Окна тоже не открывались, бежать было некуда.

Только рухнуть на кровать — и не вставать. Мелькнула безумная мысль попробовать повторить эксперимент Вариса... Но без оборудованной лаборатории сделать это было нереально. Оставалось лежать и глядеть в пустой потолок, раз за разом прокручивая случившееся. Как гасли темные глаза. Как уходила душа — резко, рывком, в одно мгновение.

— Я тебя найду, Варис. Я тебя найду, слышишь?!

Она думала, что не сможет спать, но у всего есть предел, и даже у сил ненаследной принцессы из рода Йорет, так что ближе к рассвету она все же задремала, очнувшись от лязга замка в двери.

— Приготовьте ее, и поживее, — скомандовал холодный голос Аларика.

В комнату по одной проскользнули служанки, нагруженные всем, что требуется для подготовки одной благородной леди к первому осеннему балу. Можно было попытаться повоевать, но... зачем? Девушки точно не были ни в чем виноваты, они просто выполняли свою работу.

Равнодушие заполняло, как стылая осенняя вода, по капле. Её тщательно выкупали в ароматной розовой воде с жасминовой эссенцией, хотя приторный запах роз и жасмина подходил ей меньше всего. Расчесали и укутали волосы в мягчайшее полотно, растерли тело какой-то кремообразной массой, хорошо хоть без ярко выраженного запаха, промокнули и укутали. Потом усадили у окна и принялись за руки и ноги.

Почему-то самым жутким оказался тот момент, когда занялись волосами, делая из них… что-то. Велина привыкла к тому, что они просто есть, и попытки заплести положенные косицы и прикрыть лоб с руной, чтобы не отпугивала кавалеров, заставили слегка встрепенуться. Правда, этого хватило ненадолго, и лишение привычной сережки с перышком она восприняла уже равнодушно, как и оттянувшие мочки тяжелые камни. Уши из-за них опустились, чуть раздавшись в стороны, и из зеркала на нее посмотрел кто-то другой. Чужой, погасший и серый, ничем не примечательный на фоне роскошного платья. Хорошо хоть камней на нем было немного, в основном вышивка с растительными мотивами, положенная её роду.

Служанки, закончив свое дело, сдали Велину с рук на руки дяде. Тот поцокал языком, оставшись недовольным, но махнул рукой: сойдет.

— Я надеюсь, ты все помнишь, девочка, — шепнул он уже перед самыми дверями бального зала.

Представительницы рода Йорет всегда являлись последними.

Она не собиралась играть по его правилам. Даже сейчас, особенно сейчас, когда все, что у нее осталось, — это её ритуал. И нужна свобода, чтобы найти душу того, кто был ей дороже жизни. Сейчас, стоя перед дверями зала, она поняла это так же ясно, как если бы перед нею вспыхнули огненные письмена: никого она не будет любить так, как принца Вариса. Эльфа, которого узнала по дневникам и лабораторным записям, с которым привыкла говорить так, словно он жив и может ответить.

И если он умер, и душа его ушла на перерождение... Пусть. Она не даст доконать себя и найдет его, кем бы он ни родился.