Преданная душа (гет)

Велина шагала по анфиладам залов старой части дворцового комплекса, сверяясь с наскоро набросанной картой. Поглядывая в исчерканный листок, она смотрела по сторонам, бормоча себе под нос:

— Яшмовая приемная... Хм, красиво, но пестро, глаза быстро устанут. Лазуритовая галерея... О, вот это самый сок, но, по-моему, чересчур переборщили с позолотой и света мало. Мозаичная зала... Не мешало бы убраться, под пылью никаких мозаик уже не видно!.. Пчхи!

Залы и галереи сменяли друг друга медленно, словно нехотя. Иногда Велине казалось, что она кружит по одним и тем же, иногда — что уже заблудилась. Конечно, выход отсюда она найдет, но — хазг закусай эту архитектуру! — зачем предки строили так монументально?!

Очередная галерея с тусклыми от древности и пыли оконными проемами внезапно отозвалась на перестук каблуков не каменным полом, а паркетом, и Велина поняла, что забрела даже не в старую часть, а в сердце дворца. Только здесь были обшитые деревом стены и выложенные причудливым разноцветным паркетом полы.

Эту часть дворца возводили еще тогда, когда эльфийский народ не оторвался окончательно от своих корней, не забыл о лесе и деревьях, пытаясь привнести их в свои жилища хоть так. Многочисленные тумбы и пустые вазоны, встречающиеся то тут, то там, намекали, что раньше здесь было зелено от живых растений. А еще здесь располагалась старая портретная галерея, в которой хранились портреты тех членов рода Йорет, которые по разным соображениям считались... не лучшими его представителями.

Это уже было интересно, и Велина медленно двинулась вдоль стены, на которой в потускневших золоченых рамах висели портреты. Имен на них, естественно, не было, и можно было только догадываться о том, что вот этот эльф в латах и с мечом, скорее всего, Каллах аш Йорет, прозванный Кровавым далеко не за цвет плюмажа на шлеме. А вот тот, в темной хламиде, больше приличествующей колдуну — Талир-Алхимик, пытавшийся сотворить вечный источник энергии, пользуясь далеко не светлой магией.

Взгляд Велины перебегал от портрета к портрету. Ей казалось, что глаза этих эльфов следят за ней, словно они готовы сойти с полотен. Впечатление было тягостным, и она по привычке заговорила вслух:

— И не надо на меня так смотреть... дедушки. Вот вы, вероятно, Рокан Неистовый. А в хрониках, как говорят, летописцы опустили второе слово вашего прозвища — Жеребец.

Рядом с ним, будто в шутку, висел портрет Айны-Паучихи, прозванной так за любовь стравливать своих поклонников в смертельных дуэлях. Самое смешное, умерла она бездетной и все еще незамужней девицей. Велина невольно улыбнулась: вычитанное в родовых хрониках само собой всплывало в памяти, расцвечивая нарисованные лица жизнью.

Портретов было немало, род Йорет славился своей древностью. Ну, а в семье, как говорится, не без урода. В парадной картинной галерее портретов было в десятки раз больше, её уже не раз перестраивали, добавляя место, ведь каждый член рода зарисовывался для потомков. Велина не раз ходила там, рассматривала древних королей. Где-то там висел и её собственный портрет...

Велина окинула взглядом картины, вернулась к несколько выбивающемуся из общего ряда портрету. Он казался не таким древним, хотя и на нем краска уже пошла трещинками, а рама потускнела и кое-где лишилась позолоты.

Ко всему прочему его пытались... спрятать? Кажется, именно так: по бокам уныло свисали пообтрепавшиеся, замахрившиеся на краях занавеси тускло-бордового цвета. Из-за них даже не получилось разглядеть полотно целиком, только маленький кусочек: цветочный орнамент, край мехового плаща, небрежно поставленная на каменный пол нога — художник прекрасно сумел передать нежелание изображенного позировать, стремление как можно быстрее уйти. Великий мастер, что и говорить. Сейчас таких уже не встретишь.

Решив, что на этот портрет точно стоит взглянуть, Велина осторожно отодвинула занавесь, все равно расчихавшись от пыли.

Первыми в глаза бросились прическа и лицо. Светлые волосы, фамильная черта всего рода Йорет, почти в беспорядке рассыпались из-под скромного венца, открывая длинные уши. Выражение глаз ясно говорило о том, что нарисованного оторвали от дел, которые он считал гораздо более важными, нежели позирование для какого-то там портрета.

Может быть, поэтому он и получился таким... задумчиво-сосредоточенным? Нездешним? Велина невольно залюбовалась тонкими чертами лица. Большинство эльфов в её роду были крупные, с грубоватыми, пусть и мужественными лицами. А у этого даже губы были чуть пухлые, и руки — тонкие руки мага. Тяжелый фамильный меч, на эфесе которого лежали его пальцы, казался совершенно лишним. Сюда бы кинжал…

Полупрозрачная серебряная корона, изображенная над головой эльфа, явно указывала на то, что он был либо наследным принцем, либо вторым по старшинству. Велина нахмурилась, пытаясь вспомнить, кто же из принцев так отличился. Причем настолько, что даже в старой галерее его портрет был закрыт занавесями, как у... преступника?

Но что такого мог совершить принц? Велина терялась в догадках. Убийство? Война? Насилие? Нет, все это было слишком мелким для подобной участи, постигшей даже портрет. Разве что... Охнув, она по-новому вгляделась в тонкие черты.

Варис эш Йорет.

Принц, который погубил собственную душу.

В галерее резко стало еще более неуютно, чем было, захотелось выйти, вернуться туда, где хотя бы есть дворцовая стража и слуги. Велина развернулась на каблуках, замерла на мгновение, гадая, не стоит ли задернуть ветхие шторы на портрете, но не стала. Еще раз она задержалась у входа в галерею, чтобы тихо сказать:

— До встречи... когда-нибудь.

Тогда, пять лет назад, уходя из картинной галереи, Велина даже не представляла, что в самом деле вернется сюда, злясь на живых родственников, преподавателей и однокурсников за то, что никто не желал выслушать её тезисы.

Перед портретами можно было не стесняться. Они бы её не осудили, это она знала точно. Даже за злые слезы, предательски дрожащие в уголках глаз. Разве может семья осудить своего?

А она была рода Йорет. Кровь от крови, плоть от плоти и, как выяснилось, дух от духа всех тех, чьи портреты собрали здесь. По крайней мере, именно так ей заявил сегодня куратор выпускной работы: «Слишком близко к тому, за что в вашем роду, моя дорогая, называли отступниками».

Как можно было подумать такое, изучив материалы по придуманному ею ритуалу, Велина не знала. Не представляла, не понимала, не хотела даже знать! Это же был прорыв! Если не новое слово, то неоценимая помощь медиумам и лекарям душ!

И такая вот оценка...

Слезы все-таки покатились по щекам, но злости только прибавилось, так что пришлось стукнуть кулаком по стене, давая ей хоть какой-то выход. Под костяшками почему-то оказался не камень, а жесткая от краски ткань, и Велина подняла глаза. Показалось, что нарисованный на портрете эльф смотрит на нее с легкой, чуть насмешливой улыбкой.

— Вы, да-да, вы, Варис, как никто другой должны меня понять! — Велина зачем-то взмахнула принесенной стопкой бумаг, едва не рассыпав ее. Оглядела портреты, и на миг показалось, что они смотрят на нее с ожиданием.

— Да, вы все должны понять. Сейчас, где же оно... Вот!

Она кашлянула, выпрямилась, разворачивая плечи.

Внимание. То внимание, которого ей не хватало — вот что было во взглядах. Внимание чуть презрительное, внимание высокомерное, внимание даже гневное — но они все молчаливо внимали ей. Идеальная аудитория, куда ни повернись — пытливый взгляд.

Она не стала ограничиваться только тезисами. Слишком заманчиво было высказать все, расписать каждую формулу, каждый жест в магическом потоке, каждую руну. Велина охрипла, но, закончив, окинула гордым взглядом лица на портретах, почти невидимые в тусклом свете магических светильников, за века выдохшихся без обновления рунных связок на основаниях.

Аплодисментов, конечно, не дождалась. И выражения лиц ни капли не изменились. Только... только почему-то на душе потеплело. И уверенности в себе прибавилось. И сложный ритуал вдруг показался плевым делом. Самый сок же не просто рассказать, а сделать, показать на практике!

— Ха! — решительно сказала себе и всем окружающим Велина.

— Ха! — повторила она и достала кинжал, безжалостно взрезая пыльный паркет, размечая нужную схему.

Цель была выбрана тут же: принц Варис. Не зря же она после той первой встречи поискала информацию о нем. Эльф, увлекавшийся работой с душами, разрабатывавший новые методы исцеления, готовившийся взойти на трон. Все было прекрасно до момента, пока он не пропал. Маги, проводившие ритуалы поиска, однозначно высказывались за то, что принц не мертв, что он находится во дворце.

Велина помнила: они проходили этот курьезный случай на последнем курсе. Завуалировано, конечно, иносказаниями, чтобы никто и думать не посмел на королевскую семью... Но факт оставался фактом: в семейных хрониках было сказано, что тело так и не нашли, лаборатория была пуста — ни записей, ни дневников, ничего. А душа — вот что самое страшное — не ушла на перерождение. Медиумы не получили никакого отклика, как ни старались.

Запереть собственную душу... Страшнее этого и придумать ничего было нельзя.

А если так — то её разработка точно пойдет на пользу! То, что она придумала, тот ритуал, над которым она корпела почти пять лет, должен был указать путь к любой душе, где бы она ни была, возродившаяся в новом теле или запертая. Конечно, во втором случае, чтобы освободить и отпустить на перерождение, еще нужен был медиум, и с неслабыми способностями. Её собственные пока оставляли желать лучшего. Но теперь Велину грызло любопытство: получится ли?

Она была уверена, что ритуал составлен правильно. Она учла все: движение небесных светил, силу магического потока, рунные цепочки на усиление и упорядочивание оного, контуры управления и мощность поискового импульса. Даже учитывая множество прошедших лет — почти тысяча, с ума сойти! — её сил должно было хватить. В крайнем случае, можно воспользоваться накопителем. Велина потрогала висящие на шее медальоны, украшенные разноцветными камнями. Камни были полны, медленно пульсировали под ладонью.

Но обращаться к ним не пришлось. В заклятье влилось так мало силы, что она даже растерялась: неужели это все ошибка? Неужели не вышло?! И только потом увидела красный огонек, пульсирующий на самом краю начерченного круга. Обернулась — и отшатнулась. Картина с принцем Варисом горела страшным алым огнем. Сам он словно пронзал её взглядом потемневших, кажущихся провалами глаз. Живых глаз, несмотря на то, что это был всего лишь портрет. Но теперь Велина была уверена: в этом холсте, именно в нем была заключена душа принца.

Как, почему, зачем — все эти вопросы бились в голове, не находя ответа. Она торопливо уничтожала следы ритуала, зверски соскребала схему, не обращая внимания на плачевное состояние паркета. Было наплевать. Слишком страшно было представить, что живая душа все эти годы провисела тут, скрытая медленно истлевающими занавесями...

Чувствовал ли он что-то? Видел ли? Ощущал?

Велина сглотнула подкативший в горлу ком. Так страшно ей не было никогда, ни перед единым в жизни экзаменом. Хотелось сразу и бежать, забыв навсегда о портрете, и бежать, но уже за помощью. Вот только... Кто ей поверит, одной из множества младших принцесс, магу, так и не защитившему даже свою выпускную работу?

Не поверят. Никто не поверит. И не поможет никто. Варис считается преступником, и её тоже могут счесть преступившей закон. Иначе куратор не стал бы даже заикаться на эту тему, просто допустил бы её до защиты.

— И что нам делать? — Велина осторожно прикоснулась к полотну.

Может она и была посредственным, недоученным медиумом и всего лишь потомственной аннор, но все равно, смотреть на то пламя ей было больно. От понимания, что это — чужая душа, которая не может уйти дальше и родиться заново. А значит — она не оставит того, кому нужна помощь. Или она не ан Йорет, потомок древних царственных аннор, целительниц душ!

Коротко стриженые ноготки царапнули по холсту, когда она сжала пальцы в кулак. А потом началось простое и привычное: работа. Осмотреть картину, попытаться понять, что же с ней не так, в чем отличие от остальных портретов, висящих рядышком.

Велина не переживала, что кто-то может сюда зайти: некому. Потому что на полу до сих пор чуть более светлыми пятнами выделялись её следы, оставленные пять лет назад.

Сняв картину, она тщательно осмотрела задник, подрамник, нашла дату написания картины и подпись мастера-художника. Дата именно такая, как она и думала, плюс-минус десять лет, имя мастера незнакомо. Больше ничего примечательного в заднике картины не было. Её вполне можно было вынуть из рамы, но она не стала этого делать. Мало ли, вдруг нарушится какая-то привязка? Повесив картину обратно, она осмотрела и занавеси, и стену за картиной, но ничего не нашла, как и у остальных картин.

Ну что ж, значит, работа окажется немного сложнее. И путь теперь один: в семейную библиотеку!

Оказывается, иногда быть в опале удобно. Велина и не подозревала до этого момента, какое благо, когда на тебя не обращают внимания даже слуги — разве что кухарки глядят сочувственно, когда приходишь перекусить. На кухне её всегда любили: худенькая, маленькая, а ест так, что только уши вверх-вниз мотаются.

В остальном же никто не мешал изысканиям, и это было хорошо. Очень-очень хорошо. Потому что стоило немного проследить за её метаниями по дворцу — и все стало бы ясно. Один осмотр комнаты, где когда-то была лаборатория опального принца, чего стоил. Или поиски в архиве. Там вообще пришлось замаскировать свой интерес ворохом других бумаг, и по вечерам у Велины немилосердно болели глаза и голова.

Но главное она выяснила: да, в лаборатории Вариса действительно не осталось никаких записей. Там вообще ничего не осталось, будто кто-то старательно убрал все, что могло пролить свет на случившееся! Это отмечали в архивных документах не раз и не два. И еще один момент, из-за которого и пришлось долго искать нужную комнату: она оказалась слишком маленькой. Дурой Велина не была и понимала, что даже в древности лаборатории такого плана должны выглядеть... характерно. Комната требованиям не отвечала, в бумагах указывался список находившегося внутри, и он тоже не соответствовал даже необходимому минимуму.

Значит, лаборатория была больше. Значит, была еще потайная комната. Неудивительно, с такими-то исследованиями! Только и маги, расследовавшие инцидент, тоже не дураки. Они наверняка считались лучшими в своем деле, и Велина могла до умопомрачения простукивать стены комнаты, но не найти ничего большего, чем уже нашли до нее. Но лаборатория была, где-то здесь, во дворце. И Велина часто приходила в галерею, будто там могли дать ответ на вопрос, где же искать нужное.

Иногда ей казалось, что все, все эти портреты — живые. Что, пусть и неодушевленные, они понимают её метания и желание разгадать тайну. Что они встречают её уже не с насмешкой, а с сочувствием. Хотя все это было лишь игрой воображения и уставшего от долгого чтения зрения. Иногда хотелось все бросить, но тогда взвивалась фамильная гордость: дочь рода Йорет не может отступить! Хотя лично сама Велина знала тех родственниц, которые забыли о родовой гордости. Тьфу, покорные куклы!

Её же пока не сломило ничто: ни читавшееся с самого детства разочарование родителей, считавших дочь вроде как ни к чему особо и не годной; ни непонимание её желания уйти в маги; ни даже насмешки сокурсников, больно жалящие с первого же дня учебы — как же, принцесса, а такая... никакая. Да еще и с плохим зрением. Нет, конечно, в открытую никто не потешался, королевская же кровь. Но насмешек хватало всегда.

Велина устало потерла лоб, привычно обводя пальцами контур руны, дававшей ей возможность видеть все четко и ясно, а не как в тумане. Та отозвалась на прикосновение, вспыхнув неярким голубоватым светом. Точно, зарядить давно пора было...

— Интересно, — Велина подняла голову. — А у тебя было так же?

Она сама не заметила, когда перешла на «ты» с портретом опального принца.

— Тебя тоже не понимали, наверное? И твои исследования... Я ведь просто еще одна принцесса, толку — разве что замуж выдать. А ты был наследником. И вот так вот... Этот ритуал — он мне всю жизнь чуть не испортил! А у теб... А?

Последнее она выдохнула, уже вскакивая на ноги: над ухом раздался характерный звук. Очень характерный звук раскрывшегося портала.

Полотно в раме казалось накрытым зыбким маревом, сквозь которое можно пройти. Так и было, только вот куда ведет этот портал? И как потом из него выйти? Велина отчаянно трусила сейчас, когда так близка оказалась разгадка огромной и мрачной тайны исчезновения принца. Но рассудок подсказывал: ключ к открытию портала кроется в произнесенных только что словах. Так что она быстро достала блокнот для записей, который всегда таскала с собой, наскоро записала в нем все сказанное, убрала и только после этого, глубоко вдохнув, полезла в портал.

На миг стало темно, потом она споткнулась обо что-то, вернее, зацепилась каблуком, прокатилась кубарем по чрезвычайно жестким плитам пола, ослепла от яркой вспышки. Когда сумела проморгаться, кое-как собрать руки-ноги-уши в кучу и привстать, стало понятно, что она нашла то, что безуспешно искали поколения магов гораздо более сильных и могущественных. Лабораторию принца Вариса.

— И... к-к-кажется... т-тебя самого... — заикаясь от ужаса и восторга одновременно, прошептала Велина, рассматривая лежащее на прямоугольной каменной плите — рабочем столе аннор — тело, укрытое словно бы тонким мыльным пузырем.

Переливы радужных отблесков на защитной полусфере не помешали девушке осмотреть принца на предмет сходства с портретом. Да, лицо было то же, разве что на портрете он был явно чуть моложе: слегка лопоухие уши успели чуток вытянуться и заостриться еще больше. Те же длинные светлые волосы, словно бы в контраст с ними — темные ресницы и брови. Жаль, что глаза были закрыты: ей часто хотелось узнать, вправду ли они такие темные, как на портрете, или нет? Одет принц был в ритуальную длинную рубаху из небеленого полотна. В такие своих пациентов обряжали аннор перед проведением лекарских обрядов. На спокойно лежащих ладонями вверх руках — ни следа от веревок или магических пут. Значит, легенда не лжет, и он сам заключил свою душу в портрет? Но... как? Ведь для того, чтобы проводить ритуалы, нужно быть лекарем душ, а не его пациентом. Значит, был кто-то еще?

Пока все оставалось непонятным, и Велина отвлеклась от созерцания тела, обратив внимание на обстановку в лаборатории. А точнее — на кошмарный бардак в одной её части и педантичный порядок в другой. А еще на следы огня на полу, под беспорядочно сваленными грудой свитками и листами. Честно сказать, Велина очень боялась, что дотронется до этих документальных свидетельств работы мага, и истлевшие за тысячелетие свитки обратятся в прах. Для эксперимента она выбрала залетевший под один из стеллажей листок, испещренный какими-то пометками и значками.

Пергамент на ощупь показался будто чуть маслянистым, но не оставлял никаких следов на руках, совсем как бумаги из архивов, защищенные от времени соответствующими заклятьями. Значит, принц Варис или кто-то другой, спрятавший его тело и бумаги, позаботился об их сохранности... Что-то в этом тезисе казалось ей нелогичным и странным. Велина попробовала проговорить вслух, это всегда помогало ей:

— Кто-то спрятал... — собственный голос показался хриплым и гулким.

Опять этот неведомый «кто-то». Кто помог провести ритуал, кто спрятал бумаги... А спрятал ли?

Велина метнулась к груде, пытаясь понять, как именно легло кольцо гари. Минут десять спустя она убедилась: этот «кто-то» не прятал, а пытался уничтожить бумаги. И ему это не удалось. Основой для таких выводов во многом послужило то, что она не смогла опалить зажженным в ладони пламенем чистый краешек случайно взятого листа. Он даже не почернел, огонь будто обтекал его.

— Значит, кто-то... — Велина обернулась, внимательно поглядела на недвижимого принца.

Найденное нравилось ей все меньше и меньше. Заигравшийся маг — это одно. Но вот следы какой-то интриги столькилетней давности... Но как свести воедино отсутствие видимых следов насилия на принце и её выводы? Взгляд упал на груду документов, решение мгновенно созрело в голове: разобрать и прочесть. Мало ли что может таиться в лабораторных свитках-журналах?

От мыслей об объеме работы заболела голова, но когда её останавливали такие трудности? И Велина решительно опустилась на колени рядом с грудой. Сначала нужно было хоть немного рассортировать бумаги. Свитки пришлось складывать в пирамиду, они так и норовили раскатиться. Разрозненные листы — отдельно, сшитые — отдельно. Скомканные, а такие тоже встречались, — в четвертую кучку.

Сколько она ползала так, сама не поняла. Просто в какой-то момент слишком уж заныли замерзшие, помятые колени, заломило спину, а в висках поселилась тупая ноющая боль. Груда уменьшилась почти вполовину, и Велина с ужасом поглядела на дело рук своих. Потом нашарила среди амулетов резной кругляш и уставилась на него: горел темно-фиолетовый сегмент внутреннего круга и желтый — внешнего. Значит, времени уже за полночь. Сколько же она тут провозилась?

Продолжать сегодня смысла не было, и она с трудом поднялась на ноги. Стоило хоть немного поспать, прежде чем возвращаться к работе.

«...Долиан предложил. Если выедем рано утром, то как раз успеем к месту состязаний вовремя. Хотелось бы и участие принять, а не только поглазеть. Зря, что ли, королевские конюшни славятся своими рысаками? И мой Караи оправдывает свое имя — стремительнее него только ветер, несущийся с гор по весне. Обязательно нужно успеть к началу состязаний. Это должно быть весело.

Мне не столь важен приз, просто хочется насладиться бешеным ветром в лицо, скачкой и ощущением слияния с сильным, выносливым зверем. Никогда раньше не пытался галопировать на Караи без седла, это, должно быть, занятно. Надеюсь, не слечу с его спины на потеху толпе».

«Я не знаю, что написать... Это ужасно, то, что случилось. Мне казалось, это должно было стать веселым приключением: скачки без седла, наперегонки с крестьянами. У них ведь были лошади — не чета нашим... Все обернулось просто кошмаром. Эти парни, они ведь с самого детства ездят вот так, без седел, а мы, высокородные олухи, впервые собирались взгромоздиться на спины наших коней без ничего. Уже с самого начала стоило понять, что ничего хорошего из этой идеи не выйдет. Но нашу кровь подогревала уязвленная гордость.

Я до сих пор не понимаю, что случилось. Караи испугался, или его укусил слепень... Я слетел с его спины ласточкой, отнюдь не насладившись этим вынужденным „полетом“. Помню только удар, хруст и слепящую боль в ногах. А когда я пришел в себя, уже здесь, дома, узнал, что Долиана больше нет... Он тоже не удержался на спине своего жеребца, но ему не повезло куда больше: в падении он сломал шею.

Я не могу поверить, что его больше нет... Не хочу! Как же так?»

Велина отложила кусок пергамента, один из многих. Просто страничка из рассыпавшегося дневника... Угораздило же взять такое. Нервно размяв пальцы, она еще раз взглянула на неровные, мечущиеся строки. Почерк разительно отличался от того, что был на свитках — как будто два разных эльфа писали. У взрослого Вариса буквы получались острыми, резкими, а строки — идеально ровными.

Но если отвлечься от прочитанного... Велина закусила губу, потом принялась теребить перышко-сережку, оттягивая мочку уха. Если отвлечься — то получалось, что сюда принесли вообще всё. Даже самые ранние дневники принца, где уж точно не было никаких описаний его исследований!

Ерунда какая-то.

И одновременно — не ерунда.

Она уже успела выяснить, на какую именно фразу реагирует портал в портрете: «Он мне всю жизнь чуть не испортил». Почему-то чувствовалось, что это было брошено в сердцах, точно так же неумело и нелепо, как пытались сжечь бумаги. Нормальный маг попытался бы снять с них заклятье, а не пол зря коптил.

Тогда кто? Кто подставил принца Вариса?

Почему-то сейчас Велина уже не сомневалась, что бедолагу именно подставили. Да, может и были какие-то разработки, которые не оценило общество — но не до такой же степени!

Вздохнув, она снова взялась за бумаги, которые отнесла к дневниковым записям.

На этом куске пергамента, тоже выпавшем из сшивки, вероятно, когда от времени рассыпались скрепляющие листы нити, почерк был уже более ровный, ближе к тому, что она наблюдала в свитках. И, судя по написанному, прошло некоторое количество времени.

«Аннор Каэлия может показаться чрезмерно строгой, но это лишь первое впечатление. Стоит пообщаться с ней подольше, и становится ясно, что это лишь маска, а на самом деле я не встречал ранее подобной ей эльфийки. Сострадание, та способность, что помогает ей исцелять чужие души, похоже на неосязаемый и невидимый флер, окутывающий ее.

И в то же время как учитель она требовательна и жестка, но это, пожалуй, к лучшему. Она не позволяет мне расползаться, словно подтаявшее желе, заставляет думать и анализировать».

Велина невольно улыбнулась, прочитав это. Так вот откуда у принца появилась тяга к знаниям. Нет, весь ужас произошедшего с тогда еще подростком она понимала — но... Принц будто стал живее и ближе. Не безмолвная кукла, лежащая на постаменте, а такой же эльф, как она сама.

Потянувшись, она откинулась на спинку рабочего кресла, куда, после некоторых колебаний, все-таки решилась садиться. В чужой лаборатории было слегка неуютно, но не на холодном же полу сидеть? К тому же Велина понимала, что смущает её скорее бардак, а не чуждость. И она старательно разбирала все бумаги.

Свитки с записями удалось даже рассортировать по ячейкам стоящего у стены шкафа — их принц, по счастью, нумеровал, причем весьма педантично. С дневниками было хуже: даты там встречались, но от случая к случаю, не на каждом листке, и приходилось как-то пытаться делать закладки по указанным годам, складывая листки ровными стопками. Дело шло медленно, но верно.

Чтобы хоть как-то собрать дневники по порядку, приходилось читать их. Поначалу ей казалось это неправильным, ну, все равно что залезть в чьи-то личные вещи и копаться в них. Потом она подумала и решила, что вреда от этого не будет никому, и она ведь не собиралась никому рассказывать о личной жизни принца, так?

— Это останется между нами, клянусь, — она подошла к постаменту, снова рассматривая лежащего на нем под чарами остановленного времени эльфа. То, что они не ослабели и за тысячу лет, говорило о прямой подпитке ритуального комплекса от «сердца дворца» — выхода магически насыщенной породы, минерала, использующегося для амулетов, накопителей, даже для производства краски, которой принято окрашивать рунические цепочки на предметах обихода. Принц мог себе такое позволить. Интересно, это спасло ему жизнь или же наоборот, стало причиной вечности его тюрьмы?

Что это тюрьма, Велина уже не сомневалась. Попались несколько более поздних дневников — и даже по этим обрывкам она смогла составить приблизительный портрет принца, каким он был до того, как с ним случилась беда. Очень увлеченным наукой. Ответственным, когда это касалось обучения тому, что должен знать будущий король. В записях, как и в том портрете, к слову, чувствовалось, что принц торопится, с головой окунается в науку и эксперименты, потому что знает, что когда примет корону, времени на них не останется совсем.

«Отец с каждым днем выглядит все хуже, и я боюсь, скоро у меня не останется времени ни на какие занятия, кроме государственных дел. А я так надеялся, что лекари отыщут средство, которое поможет излечить отца, надеялся, что у меня будет еще хотя бы пять лет... Хоть четыре года! Но, похоже, и года нет, и отец это знает. Он все чаще говорит со мной о необходимости заключить брак, о наследниках...»

Следующую страницу Велина так и не нашла. Но и без нее знала, что принц не успел оставить потомков: линия продолжилась детьми его сестры, чей супруг взошел на престол после смерти короля. Даже обидно: она бы не отказалась быть пра-правнучкой лежащего на столе эльфа. Возможно, ей достались бы такие же небрежно растрепанные волосы вместо грубоватых, вечно взъерошенных и лезущих в глаза прядей? Вздохнув, Велина решила, что думает не о том.

Она приходила в лабораторию день за днем. Садилась в уже привычное и уютное кресло, брала новую кипу листов и читала, вчитывалась, узнавая чужую жизнь. Иногда ей казалось, что она сама живет в то время. Дышит тем же, чем принц, думает так же, как он. Именно после его мыслей о том, что стоит как-то поберечь первые положительные результаты, не выносить их на суд других, она сообразила, что лабораторию лучше хранить в тайне. И несколько дней безвылазно сидела уже в замковой библиотеке, ища подходящие заклятья. Зато после этого никто уже не смог бы сказать, куда она ходит: пыль лежала в старой галерее сплошным ковром, без предательских следов.

Иногда ей было даже обидно от того, что никто из её семьи не интересовался тем, где пропадает принцесса, забросившая учебу и не защитившая свой проект. В самом деле, никому не было до нее дела.

— Вот тебе не было бы обидно? Ой, и что я спрашиваю, конечно нет. Ты бы только порадовался тому, что тебя оставили в покое, позволяя заниматься действительно важным делом, — Велина улыбалась, бросая взгляды на неподвижную фигуру. — А мне... ну, на самом деле, мне тоже не очень-то и обидно. Здесь, с тобой, намного интереснее. Все эти книги... Понимаешь, наука, конечно, не стоит на месте, но аннор все же не продвинулись практически ни на чуть. За тысячу лет, представляешь? Тысячелетие топтания на одном месте, строгие ограничения на ритуалы. А ведь мой ритуал работает! Понимаешь, работает! Это был бы прорыв, если бы замшелые пни из научного совета не сочли, что это нарушает этику работы с душами.

Возможность найти душу даже после перерождения... Велина зло выдохнула сквозь зубы. Какие перспективы бы это открыло! Даже сейчас, когда войны и болезни не прерывали жизни так рано, давая жить и жить — брат её отца правил уже сотню лет и умирать не собирался, — все равно, это было бы неоценимой помощью!

Неужели и тогда кто-то решил, что нельзя, запрещено, невозможно — и оставил Вариса здесь? Она вскочила на ноги, быстрым шагом подошла к каменной плите. Вгляделась сквозь радужную пленку в спокойное лицо.

— Я тебя вытащу! И мы им всем докажем!

На младшего кронпринца Аларика Велина едва не налетела, зачитавшись взятой в лаборатории Вариса «Анатомией души». Хорошо хоть успела вовремя остановиться и быстро спрятать книгу в сумку. Вот уж чего никому не стоило видеть, так это экслибриса принца-отступника на форзаце. Хотя Вариса она давно уже отступником не считала.

— Дядя Аларик, — пришлось вспомнить положенный по этикету реверанс, и, кажется, он вышел у нее слишком неуклюже, — добрый... э-э-э... вечер.

Взгляд любимого дядюшки ничего хорошего не сулил. Велина его всегда недолюбливала: в отличие от расчетливого, но понятного, в чем-то даже доброго отца и сдержанно-холодного старшего из братьев, короля, младший из родственников был... скользко-хитрым. Расчетливым, но иначе, неприятно. Всё во благо рода — пожалуй, это могло бы быть его девизом. Всё, и наплевать на всех.

— Добрый, — сдержанно кивнул Алврик. — По уши в науке? Похвально. Когда ждать защиты?

— Никогда, дядя. Меня отстранили от защиты, сочтя тему слишком рискованной, — пришлось говорить четко, хотя хотелось надуться и пробурчать, как обиженный ребенок.

Это все еще задевало. Ладно, это очень задевало! Особенно в свете того, что Велина, перечитав множество законов и подзаконных актов, так и не поняла, отчего тему сочли неприемлемой.

— Что мешает тебе выбрать другую? Вполне можно договориться, чтобы защиту перенесли, — намек о том, что дядя может поспособствовать успешному завершению обучения, был очень уж явный.

— Ничто не мешает, дядя, но я считаю важной и нужной ту работу, которую писала почти шесть лет, — Велина поджала губы.

Вот уж чем-чем, а протекцией дядюшки пользоваться ей не хотелось абсолютно.

— Печально будет, если, потратив столько времени на обучение, ты так и не закончишь его. Тем более, скоро осень, балы...

— И что? Простите, дядя Аларик, какое отношение моя защита имеет к осенним балам? — девушка широко распахнула недоуменные глаза.

— Как какое? — изумление было сыграно настолько хорошо, что не знай Велина дядю так давно — поверила бы. — Неужели ты забыла об обязанностях принцесс?

У Велины внутри что-то болезненно сжалось, стукнуло, плеснуло холодом в животе.

— Нет, дядя, не забыла. Но я не собираюсь замуж так скоро.

«Я вообще не собираюсь замуж!»

— Всем когда-нибудь приходится делать то, что они должны, — посочувствовал Аларик, потрепав её по голове. — Подумай, возможно, ты еще успеешь доделать дела.

— Когда-нибудь — да, но не этой осенью! — Велина ужом вывернулась из-под чужой руки, возмущенно глядя на него. — Да свидания, дядя!

— И тебе удачи, — донеслось вслед.

Она поторопилась скрыться в библиотеке, нужно было взять несколько справочников издания последних ста лет, а потом осторожно пробралась в галерею. Сегодня ключ-фраза прозвучала у нее с чувством, да еще каким.

— Нет, ты не поверишь! — с «порога» лаборатории поторопилась она выплеснуть эмоции. — Они меня хотят выдать замуж! Меня! Замуж! Варис, я совершенно не собираюсь тратить свое время на какого-то недотепу, а потом еще и на детей!

Конечно, ощущения пристального взгляда, как у портрета, от лежащего эльфа не возникало, но Велина была уверена: уж он-то бы её понял! Одно дело коронация, когда кроме тебя некому присмотреть за страной. А другое дело — свадьба! С кем-то, кто вполне может... Горло перехватило: кто вполне может вообще запретить ей заниматься хоть чем-то. С дядюшки бы сталось подобрать такого кандидата, чтобы уж точно не бралась снова за опасную тему.

— Это будет тюрьма, Варис. Как у тебя, только, наверное, чуточку полегче. Или нет, это еще как посмотреть. Ты просто лежишь и не можешь ничего сделать, а я буду способна на всё, но не буду иметь права делать хоть что-то.

Обычно она не касалась защитной полусферы, заклятье довольно чувствительно кололо разрядами, если даже просто поднести ладонь поближе. Но сейчас Велина нарочно остановилась рядом, протянула руку к тому месту, где радужная пленка магии почти касалась чуть согнутых пальцев эльфа.

Ударило знатно, Велина аж пошатнулась. Зато в голове немного прояснилось, и жаловаться как-то расхотелось.

Она вполне может настоять на том, чтобы остаться во дворце, верно? А там... Потайные ходы пропускают только тех, в чьих жилах кровь рода Йорет. И древнюю часть дворца она знает хорошо. А отсюда, из лаборатории, её никто не достанет!

Она почти весело посмотрела на «спящего» эльфа:

— Ну... спасибо, что ли? Животворящего пинка мне как раз и не хватало!

После этого работа над поисковым ритуалом пошла веселее. Велина решила, что ему требуется шлифовка. Можно было упростить схемы, рунные цепочки — на это её натолкнули некоторые разработки принца, найденные в его свитках.

Конечно, одной только работой дело не ограничивалось. Велина разобрала почти все бумаги — в смысле, разгребла груду на более-менее осмысленные составляющие. Лабораторные изыскания принца читать было жутко интересно, но временами трудно, поэтому порой она невольно тянулась к еще не разобранной стопке дневников, каждый раз перед этим поглядывая на Вариса. В такие моменты ей казалось, будто она просто приходит и садится, чтобы послушать его истории: более поздние дневники, тех времен, когда он уже повзрослел, оказались весьма интересным чтением. Нашлось, кстати, и объяснение их огнеупорности: принц оказался в чем-то таким же вспыльчивым, как и она.

«Три недели назад поступил как последний идиот: зашел в тупик в расчетах рунных цепочек удержания души, просидел почти полтора суток за бумагами, в итоге разозлился до такой степени, что швырнул целую кипу в камин. Все это время пришлось потратить на восстановление своего же труда по памяти. Все! Решено! Каждый лист буду защищать заклятием неразрушимости. Потом-то заклятие можно и снять, чтобы уничтожить ненужное, а вот в процессе работы... Пусть лучше будет. Три недели впустую, это же надо!»

Рассказывая о дворцовой жизни, Варис не скупился на описания, не только событий, но и фигурантов, а слог у него был приправлен изрядной долей юмора, а то и иронии, порой — довольно ядовитой иронии. Словно отвечая на её мысли о предстоящих балах, нашлись и его впечатления от этих мероприятий.

«Этот бал — как выставка породистых скакунов. Каждый род норовит вырядить своего „призового рысака“ или „чистокровную кобылку“ в самую лучшую „попону“. Иногда доходит до откровенного гротеска. Взять тот же род Тайшер: всем и без того известно, что на их землях находятся самые крупные опаловые копи, но на прошлом балу Салина ан Тайшер щеголяла платьем, усыпанным опалами столь густо, что под камнями не было видно ткани лифа. Бедняжка, как же она, должно быть, устала — таскать этакий каменный панцирь! Почему-то мне в голову пришло сравнить её с помесью черепахи и вуалехвоста. Каждый раз с трудом мог удержаться от неприличного смешка, едва замечал её в толпе. Впрочем, стоит отдать должное бедняжке: лицо она держала хорошо и не позволила себе ни единой гримасой выразить всю дочернюю любовь, обуревавшую ее. Да и собеседницей оказалась прекрасной. Я взял на себя труд после танца отвести её к расставленным у стен оттоманкам и немного пообщаться, чтобы дать её бедным ногам отдохнуть. В глазах девицы Салины горела искренняя благодарность».

— Ведь ничего не изменилось, да? — Велина отложила листы и повернулась к Варису — это уже вошло в привычку. Всегда приятней обращаться к собеседнику, чем к пустому месту.

— Меня ведь тоже выведут так... И я буду держать лицо — кровь Йорет! Ха! — она помотала головой, растрепав волосы, дернула за перышко. Ухо отозвалось болью: появившаяся привычка теребить сережку даром для него не прошла. Но Велине было как-то наплевать.

От мысли, что это ей придется скидывать привычные штаны и тунику, выряжаться в платье, терпеть, пока делают прическу...

Вздохнув, она наугад вытащила другую запись, надеясь, что она не разбудит страх перед будущим.

«Отец совсем плох. Перестал узнавать меня и сестру... Это больно, особенно потому, что я ничем не могу ему помочь. Пока не могу, я застрял на этапе сопряжения души и предмета, в который её возможно перенести для лечения! Кажется, еще немного, и я сойду с ума, в тысячный раз пересчитывая формулы... Должно быть решение, я чувствую, знаю это!»

Велина разгладила листок кончиками пальцев. Потом подняла голову, поглядела на шкаф, где в ячейках лежали свитки.

Она... стыдно признаться, но она боялась. Давно разложила все по датам, держала в руках тот, последний — и так и не рискнула развернуть. Было страшно терять Вариса, такого, каким он вырастал из дневников, страшно думать, что же могло случиться, что...

Решительно встав, Велина подошла к шкафу. Свиток жег руки, пока она несла его к столу, тяжелая подставка для перьев чуть не отдавила ногу, когда девушка уронила её, неловко поставив на край стола. Но наконец свиток был раскатан и прижат. Что странно — он был наполовину пуст. Велина впилась взглядом в ровные строки.

«Эксперименты подобного рода ученый не имеет права проводить ни над кем, кроме себя самого. Я рассматривал иные варианты, но все же нет, только над собой. Но так как после извлечения души из моего тела я буду не способен контролировать материальный мир, а также вернуться обратно в тело, мне поможет Айлана.

Всё готово для эксперимента. Из рабочего оборудования:

— стандартный лабораторный стол с нанесенными рунными цепочками исцеления и стазиса;

— предмет-приемник, в данном конкретном эксперименте — мой „парадный“ портрет;

— ритуальный круг переноса, который активирует Айлана.

Она же в дальнейшем будет вести запись эксперимента.

Время проведения: шестой день месяца Ирруа пять тысяч триста третьего года, второй час пополудни.

Начинаем. Иду укладываться».

Дальше был лишь пустой пергамент.

— Айлана, — повторила Велина. — Айлана ан Йорет. Твоя сестра, да, Варис?

Та самая Айлана, чей супруг стал королем после смерти Орана эш Йорет. А король Оран умер через три дня после указанной даты эксперимента.

Осень наступила незаметно. Раз — и времени просто не осталось. Велина долго стояла у окна, недоуменно глядя на желтые ореолы вокруг полуголых ветвей деревьев.

Как, когда, куда делись все отпущенные ей дни? Сидя в лаборатории, она забывала обо всем, оттуда её выгоняли только голод и усталость. А загонял страх. Страх перед взглядами дяди, который при встречах поглядывал теперь многозначительно, будто каждый раз напоминал о долге. Еще и отец вчера позвал, затеял пустой, в общем-то, разговор с той же подоплекой... Он, конечно, не давил, как дядюшка, но напомнить о выборе партнеров на балу не забыл. Хотя осведомлялся скорее с отеческой заботой: не приглянулся ли кто? Что тут отвечать, Велина не знала.

Передернувшись, она заставила себя отпустить подоконник и побрела привычно изменчивым маршрутом в картинную галерею. Она всякий раз старалась добираться туда разными путями, чтобы не отследили закономерность.

Оказавшись перед портретом, она поняла глаза, погладила нарисованного эльфа по щеке. Здесь его можно было коснуться, здесь его глаза были открыты. И иногда хотелось надеяться — как бы ни страшно это было представить — что душа в портрете хоть что-то чувствует, видит, может осознать...

— Варис, что мне делать? Я не успеваю...

— Совершенно верно, — неожиданно раздалось сзади. — Время ты потратила абсолютно бездарно.

Сердце скакнуло к горлу и тут же упало куда-то в желудок, не иначе. Велина резко обернулась, неосознанно прижимаясь к портрету, словно в поисках защиты у нарисованного эльфа.

— Д-дядя?

— Вот куда ты бегала все это время, — Аларик стоял, заложив руки за спину, и неприязненно оглядывал галерею. Особенно внимательно он взглянул на портрет Вариса.

— Не лучший образец для подражания. Впрочем, вскоре это уже не будет тебя волновать. На осеннем балу ты выберешь князя эш Тилон.

Велине понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, о ком идет речь. Род Тилон некогда был весьма силен и многочислен, его земли располагались на окраине империи, практически были отдельным маленьким княжеством. Род постепенно хирел, и сейчас князю эш Тилон остро требовалась жена, способная родить не одного и не двух детей. Будущее представилось Велине в самых мрачных красках: ее, вероятнее всего, запрут в покоях и заставят рожать, запретив заниматься любой деятельностью, кроме позволенных благородной даме шитья, вышивания, музицирования, возможно, рисования.

Судя по улыбке, едва коснувшейся губ любимого дядюшки — так и было. Велина неожиданно остро поняла: все это было сделано специально. Чтобы не дать ей дальше изучать магию, чтобы не дергалась, не смела и слова против сказать, а шла куда прикажут.

Полно, а те двоюродно-троюродные сестры — такие ли уж они были безвольные? Кто сделал их послушными куклами, кто поставил в такие обстоятельства, что...

— Ни-ког-да! — процедила она сквозь зубы. — Не выберу! И вы, дядя, не заставите меня!

Если уж на то пошло, то лучше она... да лучше она запрется в лаборатории до самой смерти!

— И что ты сделаешь, девочка? — насмешливо уточнил тот.

— Какая вам разница? Я просто отказываюсь выбирать кого бы то ни было, — Велина вздернула голову.

Она — ан Йорет! Никто не сломит её гордость, никто не смеет указывать ей, что делать, кроме отца и короля, а от них она пока ничего подобного не слышала.

— Ну все, хватит. Я и так достаточно долго терпел твои капризы, — рука Аларика клещами сжалась у нее на плече. — Бал завтра в полдень, а ты еще не начинала готовиться. Пошли!

— Нет! — она вырвалась, только с хрустом разорвалась по шву, обнажая плечо, туника. — Никуда я с вами не пойду!

В голове лихорадочно метались мысли, как бы так сделать, чтобы он убрался от портрета подальше, чтобы можно было прошептать пароль и юркнуть в лабораторию. Видимо, она слишком об этом задумалась, потому что вцепилась в раму портрета до боли в пальцах.

Пощечина, ожегшая лицо, была неожиданна. Точно так же, как и блеск стали. Велина отшатнулась, держась за щеку и в ужасе глядя на дядю, не понимая, зачем тому кинжал.

— Дура, — голос у того был спокойный, холодный. — Все вы одинаковые, даже смешно. Хотя ты была оригинальна: влюбиться в портрет... Ну что ж, с ним разобраться куда проще.

В следующий момент лезвие вспороло холст, пропахав уродливый шрам через лицо принца.

— Не-е-ет!

Он успел ударить еще раз, чуть ниже, когда она почти отшвырнула его от портрета, прижалась, не веря, провела по разрезам, словно в попытке закрыть, затянуть эти раны. Внутри что-то оборвалось, что-то очень важное: она больше не чувствовала той энергетики, что наполняла портрет, делая его живым. Проще говоря, в нем больше не было души принца.

Ногти царапнули по холсту, сдирая краску, будто она пыталась поймать уже ускользнувшее.

— Девчонка, — зло рыкнул Аларик, сжав в кулаке её вконец растрепавшиеся волосы и край порванной туники. — Пошла!

Непролившиеся злые слезы жгли глаза, дышать было больно, еще больнее — понимать, что тот, кто стал ей другом, и больше чем другом, больше чем учителем, теперь безвозвратно... мертв. От понимания этой потери сознание мутилось, так что до своих комнат она дошла не помня как. И только там, когда втолкнули и заперли дверь, очнулась, заметалась, пробуя все потайные выходы. Бесполезно — ни один рычаг не сработал, даже те ходы, что открывались кровью, не поддавались. Аларик подстраховался, наверняка сделал все приготовления заранее. Окна тоже не открывались, бежать было некуда.

Только рухнуть на кровать — и не вставать. Мелькнула безумная мысль попробовать повторить эксперимент Вариса... Но без оборудованной лаборатории сделать это было нереально. Оставалось лежать и глядеть в пустой потолок, раз за разом прокручивая случившееся. Как гасли темные глаза. Как уходила душа — резко, рывком, в одно мгновение.

— Я тебя найду, Варис. Я тебя найду, слышишь?!

Она думала, что не сможет спать, но у всего есть предел, и даже у сил ненаследной принцессы из рода Йорет, так что ближе к рассвету она все же задремала, очнувшись от лязга замка в двери.

— Приготовьте ее, и поживее, — скомандовал холодный голос Аларика.

В комнату по одной проскользнули служанки, нагруженные всем, что требуется для подготовки одной благородной леди к первому осеннему балу. Можно было попытаться повоевать, но... зачем? Девушки точно не были ни в чем виноваты, они просто выполняли свою работу.

Равнодушие заполняло, как стылая осенняя вода, по капле. Её тщательно выкупали в ароматной розовой воде с жасминовой эссенцией, хотя приторный запах роз и жасмина подходил ей меньше всего. Расчесали и укутали волосы в мягчайшее полотно, растерли тело какой-то кремообразной массой, хорошо хоть без ярко выраженного запаха, промокнули и укутали. Потом усадили у окна и принялись за руки и ноги.

Почему-то самым жутким оказался тот момент, когда занялись волосами, делая из них… что-то. Велина привыкла к тому, что они просто есть, и попытки заплести положенные косицы и прикрыть лоб с руной, чтобы не отпугивала кавалеров, заставили слегка встрепенуться. Правда, этого хватило ненадолго, и лишение привычной сережки с перышком она восприняла уже равнодушно, как и оттянувшие мочки тяжелые камни. Уши из-за них опустились, чуть раздавшись в стороны, и из зеркала на нее посмотрел кто-то другой. Чужой, погасший и серый, ничем не примечательный на фоне роскошного платья. Хорошо хоть камней на нем было немного, в основном вышивка с растительными мотивами, положенная её роду.

Служанки, закончив свое дело, сдали Велину с рук на руки дяде. Тот поцокал языком, оставшись недовольным, но махнул рукой: сойдет.

— Я надеюсь, ты все помнишь, девочка, — шепнул он уже перед самыми дверями бального зала.

Представительницы рода Йорет всегда являлись последними.

Она не собиралась играть по его правилам. Даже сейчас, особенно сейчас, когда все, что у нее осталось, — это её ритуал. И нужна свобода, чтобы найти душу того, кто был ей дороже жизни. Сейчас, стоя перед дверями зала, она поняла это так же ясно, как если бы перед нею вспыхнули огненные письмена: никого она не будет любить так, как принца Вариса. Эльфа, которого узнала по дневникам и лабораторным записям, с которым привыкла говорить так, словно он жив и может ответить.

И если он умер, и душа его ушла на перерождение... Пусть. Она не даст доконать себя и найдет его, кем бы он ни родился.

За дверями прозвучало полное, со всеми титулами, представление, которое Велина уже толком и не помнила, завершившееся её именем. Тяжелые, окованные серебром створки распахнулись — величественно, но не слишком медленно. Пришлось сделать шаг в тронный зал, заполненный светом из витражных окон и от магических люстр, сверкающих хрустальными, рубиновыми и цитриновыми подвесками, отражающихся в отполированном до льдистого блеска розовом, сером, голубом и зеленом мраморе пола, выложенного замысловатыми узорами. В детстве ей очень нравилось играть здесь с сестрами и братьями — по этим узорам можно было бегать и прыгать, воображая, что это волшебные дорожки.

Волшебным зал казался и сейчас — на мгновения Велина залюбовалась им, отрешившись от всего. Все-таки умели древние делать действительно... красиво. Так, что красота проникала прямо в душу.

Потом пришлось сделать второй шаг, и все волшебство растворилось, ушло, вытесненное лицами присутствующих юношей и девушек. Где-то там, вдалеке, стоял трон, на котором восседал король. Нужно было идти к нему, наверное? Отец будет рядом с ним, это точно. Она сделала еще шаг, чувствуя, как скользят по ней чужие взгляды, оценивающие, пренебрежительные, ожидающие. Смотреть и встречаться с ними не хотелось совершенно, так что она опустила глаза, находя ярко-голубую линию. Эта линия, словно путеводная нить, вела от главного входа к тронному возвышению, это Велина помнила еще с детских игр.

Вперед и вперед, шаг за шагом, повинуясь изгибам голубой линии. Кто-то отступал с дороги, кто-то шептался за спиной, но Велина не слушала, вообще не поднимая глаз, пока линия не нырнула между двух невысоких, по пояс, серых каменных столбиков и не врезалась в красноватый камень возвышения, из которого был высечен и трон.

Теперь реверанс, а она давным-давно отвыкла от этих придворных вытанцулек. Вышло, кажется, неуклюже — и плевать. Пусть видят, какая она есть. Можно поднять глаза, посмотреть на отца, стоящего на второй ступени тронного возвышения справа от трона. Налево смотреть она не собиралась, там маячил серой тенью дядя Аларик, успевший потайными ходами проскользнуть раньше, чем она дошла.

Отец выглядел... усталым. Но ей кивнул тепло, указал подбородком в зал: иди, танцуй. Сегодня — твой день. Дождавшись чуть более официального кивка короля, Велина развернулась. Взглянула на всех.

Этот день нужно было как-то пережить. А потом... А потом подорвать честь рода, опозориться перед всеми, и что там еще по списку? Улыбнувшись, она выше подняла голову, расправила плечи.

После знака, данного королем, распорядитель выкрикнул свое сакраментальное: «Да начнется бал!», и заиграл оркестр, прячущийся на втором ярусе небольших галерей по периметру зала. На третьем, насколько было известно Велине, всегда стояли боевые маги и лучники. Они и сейчас там дежурят, и даже не как дань традиции — кто знает, вдруг какому-то самоубийце взбредет в голову напасть на короля или кого-то из рода Йорет?

Стоило только прозвучать первым аккордам музыки, к Велине подошли сразу трое, и только это позволило ей без зазрения совести выбрать партнером на этот танец не главу рода Тилон. Того, кто повел её вперед, в четкое построение бального танца, она вообще не помнила, то ли Адерик, то ли Валерик. И род его она тоже не помнила, вылетел из головы, впрочем, ей было безразлично, равнодушная улыбка едва трогала её губы, а затянутых в тонкий шелк перчаток рук по этикету партнер мог касаться лишь в крайнем случае.

Она и дальше старательно избегала суженого, выбранного ей дядюшкой. Только раз они оказались совсем близко, в соседних парах общего танца — и Велина успела заметить оценивающий, неприятно ощупывающий взгляд, скользнувший по бедрам и груди. Похоти там не было ни капли, это точно. А вот оценки, сколько детей она сможет выносить...

К концу бала она отошла в сторону, встав под балконом. К тронному возвышению потянулись первые пары: представляли своих женихов и невест. Девушки сейчас тоже имели право выбора, и не в одной паре именно они шли на шаг впереди, увлекая за собой юных эльфов.

Велина терпеливо ждала, прекрасно видя, что в трех шагах от нее замер князь эш Тилон. Но так и не сделала ни единого движения в ту сторону, наоборот, отошла еще на два шага. Видела и то, как надменность на его лице сменяется некоторым недоумением, тщательно скрываемым, а потом и злостью.

Последняя пара эльфов почти прошла к тронному возвышению, за ними не было никого, и Велина шагнула вперед. Одна.

Лицо Аларика ни капли не изменилось. Но взгляд... Заговорил не он, а король.

— Разве на этом балу не было достойных твоего внимания, племянница? — вполне искренне, насколько могла разобрать Велина, удивился он. Она же гордо вскинула голову, хотя под взглядом дяди это было сложно.

— Ни одно...

Договорить ей не дал шум, донесшийся из-за трона. Что-то глухо стукнуло, метнулась туда до этого момента неприметная стража, кто-то отлетел к стене, спеленатый охранными заклятьями. И замер, высоко подняв подбородок: в горло ему упиралось лезвие меча. Замерла и Велина, потому что этот кто-то смотрел не на стражника, держащего меч, а на нее.

Светлые, «лунные» волосы — у ветви, которая пошла от короля Ролерика и королевы Айланы, они, хоть и были светлыми, но больше в лиловый оттенок. Темные, теперь ясно, что темно-синие, с почти черными ободками по краю радужки, глаза. Чуть заметная улыбка на губах, тень улыбки, но в ней было ободрение, в ней ясно читалось: «Держись, девочка».

Она жадно вглядывалась в знакомые, ожившие теперь черты, и очнулась, только когда принц Варис открыл рот, отвечая на какой-то нерасслышанный вопрос:

— Я эш Йорет. И я имею право доказать свои слова.

Согласно древнему обычаю такое право он действительно имел, и в этом ему не мог помешать никто: ни поднявшийся с трона король, ни Аларик, который, не мигая, смотрел на оживший и явившийся самолично портрет.

Стража никуда не делась, к столбикам перед троном Варис шел под конвоем, двигаясь медленно и плавно, чтобы никто не счел, что он может напасть. Даже то, что она видела его тело, и прикрывало его тогда только тонкое небеленое полотно сорочки, не могло передать грации живого принца Вариса, а уж портрет и подавно не отражал и сотой её доли. Он двигался так, как положено танцорам или бойцам, мало кто из нынешних эльфов мог похвастать подобным. Все-таки раньше обучение юношей было глубже и начиналось раньше.

Простые черные брюки из тонкой шерсти и высокие «кавалерийские», черные же сапоги с простыми серебряными пряжками облегали сильные ноги, широкий пояс, украшенный чеканными рунными бляхами, подчеркивал талию, белая шелковая рубашка оттеняла молочно-белую кожу, подчеркивая серебристое сияние распущенных волос. Высокий лоб пересекал простой венец из белого металла без каких-либо украшений, кроме знакомого всем растительного узора. На пальцах красовались два кольца: печатка с малым гербом — символ наследного принца — и перстень с темно-синим вытянутым камнем — символ принца крови.

Но все это можно было подделать. Зато нельзя было подделать другое, и Варис провел ладонью по подставленному ему лезвию меча. И накрыл ею вершину столбика, так, чтобы кровь запачкала камень. Серый, тот медленно менял цвет, будто впитывая кровь, пока не стал таким же красноватым, как камень трона.

По притихшему залу пробежали шепотки: бастардов рода Йорет не встречалось уже давно. То ли все такими верными были, то ли следили внимательно, чтобы не насеять дикий овес. А именно за бастарда Вариса и приняли — пока он не заговорил.

— Кровью и душой клянусь: всё сказанное мною дальше — правда, — просто произнес он, и камень под ладонью мягко вспыхнул магией, подтверждая клятву.

Вот тут все шепотки затихли напрочь, а взгляд короля потяжелел. Одно дело поклясться кровью — да, это перерождение могло быть омрачено, но душа от подобной клятвы не страдала, после смерти освобождаясь от всех обязательств. А вот клясться душой... Медиумы старались не говорить вслух, что ждало душу в этом случае. Цепь перерождений, конечно, никому разорвать дано не было, но не рождаться заново очень долго — это меньшее, что могло случиться с клятвопреступником.

— Я Варис эш Йорет, — негромкий, спокойный голос несся над притихшим залом. — Много лет назад моя сестра предала меня, оставив мою душу запертой в картине, и сокрыла это, не попросив помощи. Все эти годы я был беспомощным пленником, пока меня не нашла и не освободила одна из присутствующих здесь.

Камень по-прежнему горел ярко и ровно, подтверждая его слова. Варис повернулся к королю, склонил голову.

— Я не искал власти тогда и не ищу её сейчас. Я выходец из другого времени. Дети моей сестры не знали, что она сотворила, и я отказываюсь от любых прав на трон, пока он принадлежит роду Йорет.

Камень подтвердил и эту клятву.

— Кто освободил тебя? — взгляд короля если и потеплел, то самую малость.

— Велина ан Йорет, — чуть повысив голос, чтобы точно слышали все, ответил Варис, не убирая ладони, чтобы видели: и это правда. — И самое меньшее, что я могу сделать для спасшей мое тело и душу — просить её руки.

Велине казалось, что сдвинуть её с места не сможет самое сильное заклятье, а заставить говорить — и пытка, однако того, как сделала два шага вперед, становясь рядом с принцем, даже не заметила, хотя слова:

— Я согласна! — вырвались каким-то тихим детским писком.

— Ну что ж... бал завершен! — объявил король. — А вы, дети... Идемте. Нам о многом нужно поговорить.

— М-да, а в мое время это была главная портретная галерея, и никто особо не разделял предков по деяниям, — Варис шагнул на отозвавшиеся звонким стуком паркетные плашки старой галереи, окинул взглядом портреты.

В свое время он почти и не бывал тут — только когда заскочил забрать нелюбимый портрет, который решил использовать в ритуале из-за сродства. Как раз в финале эксперимента ему предстояло быть уничтоженным. Кто же знал, что так обернется, и любимая сестра окажется отравлена ядом властолюбия, который лил ей в душу её супруг. И решится на такое: на насилие над чужой душой. И на убийство. Ведь, не окажись он заперт, возможно, все-таки сумел бы спасти отца, оттянуть время и найти лекарство...

Тогда, в зале, Варис, естественно, не сказал этого. И многие подробности сам понял позже, когда король после долгого допроса разрешил ему наведаться в архив вместе с дознавателями, уточнить, что же произошло после «гибели» принца. И очень жаль, что большую часть времени он не мог наблюдать за тем, что происходило вокруг. Будучи лишь заключенной в портрете душой, он не мог видеть, только относительно четко слышал и ощущал магические эманации.

— Теперь вот так, — Велина шагнула следом, повторяя его движение, обвела взглядом портреты.

Сегодня ей казалось, что в их взглядах еще больше гордости — и за нее тоже. Ну а главная гордость — в глазах идущего рядом Вариса. Они оба, не сговариваясь, направились к изуродованному портрету.

— Забавно: никогда его не любил, — заметил он, разглядывая свое разрезанное лицо.

— Почему? — полюбопытствовала Велина. — Мне казалось, художник очень точно передал твое желание побыстрее сбежать от повинности, — и рассмеялась.

На «ты» они стали общаться сразу, она просто привыкла за те месяцы, что разбирала дневники и свитки, он... тоже привык. Пусть там, в лаборатории, он не воспринимал всё так четко — да и в целом всё время заточения казалось Варису сильно затянувшимся сном — но большую часть он помнил. И голос Велины, обращенный к нему, — особенно. Только вот, как во сне же, не мог ни ответить, ни улыбнуться. А сейчас — мог.

— Это желание — да, но остальное он благополучно забыл. Пойдем в лабораторию?

— Да, идем! А что он забыл? — Велина была готова к тому, что прозвучит та самая нелепая фраза-пароль, но не к тому, что телепорт откроется прямо перед ними, ляжет светящимся овалом на паркет — проекцией голубоватого луча от кольца принца. И когда успел перепривязку сделать.

— Хотя бы то, что я лекарь душ, — Варис подал ей руку, помог переступить, коснувшись ногой уже пола лаборатории — свет будто бросился в лицо, поглотил и исчез. И Варис как-то разом посерьезнел. Последний раз за прошедшую с бала неделю Велина видела его таким, только когда пересказывала королю то, что в сердцах бросил Аларик — и бывший пленник картины подтвердил её слова.

Хорошо, что отец и король были на стороне Велины, искренне желая ей добра, иначе... Иначе она не знала, что бы вышло. Возможно, её все-таки выдали бы за того эш Тилон? Как выдавал дядя Аларик других девушек, ни капли не считаясь с их мнением, а то и расстраивая намечавшиеся «на стороне» браки. Отец после того, самого первого разговора отозвал Велину в сторону и молча обнял. А потом сказал, что брат еще ответит за изломанные судьбы племянниц и более дальней родни.

— Велина, я хотел бы поговорить с тобой. Это важно.

Она собралась, отбрасывая ребячливость и то, что занервничала, выдала только метнувшаяся к перышку в ухе рука.

— Я очень внимательно тебя слушаю, Варис.

— Если бы не ты... — он невольно передернул плечами. — Моя благодарность не знает границ. И поэтому знай: я не хочу тебя неволить. Всё, что я делал, — чтобы защитить тебя. И если наша помолвка покажется тебе обузой...

Велина отняла руку от бедного измочаленного пера, посмотрела на сжавшуюся в кулак ладонь и на принца. Видимо, взгляд был весьма красноречив: Варис заткнулся.

— Давай поразмыслим логически. Ты очень не хотел становиться королем, не так ли? И тебе очень нравилась та ученая деятельность, которой ты занимался. И сейчас ты явно продолжишь работу. Наша помолвка будет тебе обузой?

Варис предпочел не открывать рот, чтобы не ляпнуть еще лишнего, просто покачал головой. Ему лично ничего и не могло помешать, кроме, разве что, Аларика, оказавшегося страшным консерватором, не принимающим никаких новых методик лечения душ. Во многом именно поэтому более чем десятку молоденьких аннор пришлось столь несладко. Но король, по счастью, был менее консервативен, и им обоим дали добро на исследования. И теперь Варис искренне хотел продолжить их, желательно, не в одиночку. И, кажется, это было взаимно, потому что Велина продолжила:

— Прекрасно. Мне — тем более. И еще одно... Когда я разбирала бумаги... естественно, я не могла не прочесть их. С самого начала, Варис, с самого первого твоего дневника. До самой последней написанной тобой строчки.

Принцам положено быть умными. Варис, в принципе, умным и был — но по тем дневникам, прочитанным от корки до корки, Велина поняла, что с эльфийками у него было... мягко говоря, никак. Озадаченное выражение на его лице это только подтверждало. Пришлось говорить прямо.

— Я тебя узнала настолько же, насколько ты был откровенен в своих записях. И влюбилась в тебя — того, каким ты сам себя видел. И я очень хочу узнать, какой ты — настоящий, живой. Поэтому — нет, даже не думай и думать не моги от меня избавиться. Через положенное время я хочу назвать тебя своим мужем.

Чего она не ожидала — что вместо ответа Варис изящно поклонится, поймает её руку и мягко поцелует. Причем в его исполнении жест не выглядел ни дурацким, ни неуклюжим, нет.

— Благодарю, моя ан.

— А еще мне очень, ну просто очень хотелось сделать вот это, — Велина шагнула ближе, коснулась свободной рукой его щеки, чувствуя тепло и гладкость кожи. Запустила пальцы в легкий шелк волос, тоже теплый, похожий на нити тонкого пуха, что собирают из семенных коробочек дерева рааш, из которого мастерицы провинции Раатаанн делают самую тонкую пряжу.

— А мне... — пальцы Вариса пробежались по перышку, осторожно погладили многострадальное ухо.

Велина сама не поняла, как он оказался ближе, а потом и наклонился. Губы его, несмотря на кажущуюся пухлость, были жесткими, но сам поцелуй оказался нежным и ласковым. И недолгим, к её большому сожалению. А потом она просто прижалась щекой к его груди, слыша, как сильно и быстро бьется его сердце. Её собственное сейчас частило не меньше. Варис обнял её, и впервые рядом с кем-то можно было расслабиться. Будто понимая это, он осторожно погладил её по спине.

— Всё хорошо, моя ан. Всё хорошо.