Пылающий огонь (гет)

Хорошие новости распространяются быстро, плохие новости распространяются еще быстрее, но, очевидно, что скандальные новости разлетаются со скоростью сверхзвукового самолета. По истечению трех часов я получила вопиллера от Молли Уизли, в котором она, не стесняясь в выражениях, прошлась по моему поведению. Я была и падшей женщиной, которая любит водить за нос добропорядочных волшебников и разбивать им сердца, и той, которая не может понять, что же будет для нее хорошо, а значит, отныне мое присутствие в Норе было нежелательным.

Хотелось бы мне притвориться, что ее поведение никак не задело меня, но, к сожалению, часть ее слов прошлись, словно нож по сердцу. Как бы мне не хотелось, но часть правды в ее словах была — я и правда разбила сердце Рону, пусть и не в той мере, как это казалось Молли, но часть вины за боль, которую он испытал, лежала именно на мне. То, что я не могла ответить ему взаимностью — не означало, что я была равнодушна к его чувствам. Мне так же хотелось, чтобы он смог услышать то, что я пыталась ему сказать. Я знала, что он не услышал меня, не понял, когда я попыталась объяснить ему, насколько же мы были разными по своей натуре. Он не слушал, когда я перечисляла отличия в наших взглядах на жизнь, а ведь в дальнейшем их будет становиться только еще больше.

Но помимо моей вины перед Роном, больше всего я сожалела, что из-за меня Сириус потерял Гарри. Позже той же ночью, когда мы уже лежали в постели, не касаясь друг друга, я рассказала ему об этом.

— Это все моя вина, — пробормотала я. Шум дождя за окном звучал в такт ритму моего сердца, погружая комнату в неуютное молчание.

Сириус повернулся на бок и приподнялся на локте, чтобы взглянуть на меня. Он мотнул головой, чтобы волосы не лезли в глаза, пока он смотрел на меня сверху вниз. На его лице не было вины, только всепоглощающая любовь.

— Почему ты такое говоришь?

— Потому что все случилось из-за меня, — тихо ответила я. — Если бы я не поцеловала тебя в тот день у озера, ничего бы не случилось. Ты бы не потерял Гарри, и они бы сейчас не ненавидели бы нас так сильно.

— Ты сожалеешь об этом? — его голос был тих, но стальные нотки чувствовались под этой обманчивой мягкостью. Я знала, что мой ответ так же важен, как и его вопрос.

Слезы покатились по щекам.

— Если бы я была хорошим человеком, я бы так и поступила. Если бы во мне было что-то доброе, если бы мне было все равно, я бы только сожалела о том, что причинила столько боли! — слезы покатились из глаз, теряясь в волосах. Я резко села, не обращая внимания на свою наготу, и посмотрела на мужчину, ради которого стольким пожертвовала. — Если бы во мне было что-то, за что меня стоило любить, у меня не было ничего, кроме сожаления.

Сириус тоже сел и, потянувшись, нежно вытер мои слезы. Затем проведя костяшками пальцев по моей челюсти, он приподнял мой подбородок, заставляя меня прямо взглянуть ему в глаза.

— Ты сожалеешь об этом, Гермиона?

— Нет, — прохрипела я. — Как я могу сожалеть о том, что подарило мне самое сокровенное счастье, которого я никогда до этого не испытывала? Если бы я была хорошим человеком, я бы так и сделала, но я не сожалею ни о чем. Так же, как я не могу ни отчего и отказаться.

Вздохнув с облегчением, Сириус обнял меня и усадил к себе на колени. Тепло его тела, его крепкие объятия все это дарило мне покой, и я расслабилась, прижавшись к его груди. Когда мы соприкасались телами, моя грудь задевала волоски на его груди, рождая теплое чувство где-то глубоко внутри меня, отчего мне становилось уютно. В тот момент я была чистой энтропией, а он был константой, за которую я могла держаться, чтобы не затеряться в бушующем вокруг нас хаосе.

Его пальцы скользнули вниз по моему позвоночнику, и он прошептал:

— Я тоже не смогу от тебя отказаться. Ты помнишь? — он отстранился, заключив мое лицо в плен своих рук и пристально уставился мне в глаза. — Я сказал тебе об этом в первую нашу ночь. Сказал, что если ты будешь со мной, я никогда не смогу отпустить тебя.

И глаза его были полны какого-то доселе мне неизвестного чувства, чувства, которое было гораздо сильнее любви.

— Я никогда раньше не встречал никого похожего на тебя, — прошептал он. — Никогда не было никого, кто любил бы меня настолько сильно и всепоглощающе, как ты. Ты принимаешь любого меня: все плохое и хорошее, что есть во мне. Черт, Гермиона, я был ужасным идиотом в школе, и ты знаешь самое худшее обо мне… я едва не стал причиной смерти другого человека! Ты все это знаешь, но все равно смотришь на меня и в твоих глазах я вижу любовь. Ты могла бы заполучить кого угодно, кого-то, кого не сломили годы, проведенные в Азкабане, но ты этого не хочешь. Ты хочешь меня! Меня! — Сириус сделал вдох, пытаясь успокоиться, и продолжил говорить: — Даже Джеймс не принимал меня таким, каким я был на самом деле. А может, и принимал, но никогда не мог осознать этого в полной мере. Он в некоторой степени был знаком с ситуацией в моей семье… Поттеры любезно впустили меня в свой дом… Но я не думаю, что он в полной мере понимал мою ситуацию, понимаешь? Я мало говорил с ним об этом, думаю, ему было бы неловко выслушивать мои откровения. Откуда ему могло быть известно, каково это жить в доме, который ты никогда по-настоящему не считал своим домом, с родителями, которым было плевать на тебя? Он был мне братом, но я никогда не позволял ему увидеть меня слабым. Он бы не понял, почему я плачу, когда пришла весть, что мой отец умер. Он бы просто не понял, как я могу плакать из-за человека, который причинил мне столько боли.

Его глубокие серые глаза потеплели, когда он смотрел на меня, и дрожь прошлась по моей спине, которую чутко отследили его нежные пальцы.

— Но ты… ты удивительная женщина, тебе я рассказал о самом сокровенном, и ты продолжаешь смотреть на меня с любовью и пониманием. Ты никогда не осуждаешь, не упрекаешь. Я могу легко встретиться с тобой взглядом, зная, что ты не отведешь своего взгляда. Разве ты не видишь, Гермиона? Я никогда бы не смог отказаться от тебя. Сделать это, означало бы предать то, что я искал всю свою жизнь.

Шок сковал меня, внутри все замерло. Я не могла ни пошевелиться, ни вдохнуть. Я почувствовала, как слезы подступают к глазам, но лишь сморгнула их. Подняв правую руку, я прижала ее к щеке Сириуса, улыбнувшись, когда он повернул голову, чтобы прижаться губами к моей ладони.

— Сириус, — прошептала я с удивлением, — ты меня любишь.

Он одарил меня забавным взглядом и нежно поцеловал. А когда отстранился, проговорил:

— Знаю, любимая. Я говорил тебе об этом весь последний месяц.

— Нет, — помотала я головой, заставляя волосы рассыпаться по спине. — Я имею в виду, что ты действительно меня любишь. Любишь той любовью, когда друг без друга уже невозможно жить, любишь настолько, что готов прожить бок о бок всю жизнь и умереть в один день.

Сириус тихо рассмеялся, накручивая на палец прядь моих волос.

— Вам, ведьмам, вечно надо докопаться до самой истины, да? — он уверенно переплел наши пальцы и поцеловал меня в шею. — Все, что тебе нужно знать — это то, что пока я жив, ты будешь моей… а я буду твоим.