Офицерская дочь (гет)

Дни пролетали неумолимо быстро, так Гуне и нашим друзьям до приказа осталось всего сто дней. Правда не все дослужили до этого срока в нашей части. Так Бабушкин встретил эту дату в штабе округа, куда его перевели по протекции Нелипы. Солдат даже не успел с нами попрощаться, хорошо хоть, книжку, которую он на днях взял у меня в библиотеке, оставил в своей тумбочке. Ну, а пока, ребята стали готовиться к дембелю и приступили к исполнению дембельских традиций. Правда не все из них мне нравились. Например, мне очень не хотелось, чтобы Гуня коротко стригся.

Именно об этом я и сказала возлюбленному, когда он пришел ко мне в библиотеку жаловаться на Староконя, который запретил старослужащим стричься.

— Гунь, может он и прав. Мне кажется, тебе не очень пойдет такая прическа.

— Сань, причем тут пойдет — не пойдет? Это традиция. Я не хочу ходить заросшим, как последний лох.

— Ладно, стригись. Только боюсь, твои увольнения будут проходить в моей квартире, потому что в таком виде я с тобой в город не выйду. А в кино и кафе я буду ходить вместе с Юлей Терешковой, — тут я решила прибегнуть к самому действенному способу уговорить Гуню. — Кстати, мне Бобров звонил. Говорил, что скоро приедет, и мы будем снова гулять по городу. Я пока отбиваюсь, все зависит от твоего поведения.

— Не вздумай меня уговаривать. Я все равно постригусь. Ладно, Сань, я побежал, — сказал солдат, поцеловал меня и вышел.

Ну что же, посмотрим завтра — кто кого.

На следующий день, почти сразу после моего появления на рабочем месте, ко мне зашел Гуня.

— Что постригся? — спросила я с издевкой.

Гуня быстро снял свою фуражку, обнажив свою заросшую голову.

Мне так и не удалось скрыть с лица радостную улыбку, и, сквозь смех, сказала:

— Да, а кто-то вчера говорил, что пострижется.

— Просто Нестеров вчера в наряде был. И мне как-то не хочется, чтобы моя невеста ходила с каким-то двухметровым хлыщом.

— Во-первых, рост Боброва — метр девяносто два. А во-вторых, я про него пошутила.

— Саш, ну ты даешь. Я из-за нее не постригся, а она шутит. Хорошо, что Сокол с Гагариным тоже лохматые ходят.

— А они почему не стали стричься.

— Староконя испугались. Не то что я.

Гуня недолго сердился на меня за неудавшуюся стрижку, и уже через минуту наши губы слились в долгом и страстно поцелуе.

Тем временем, приближалась очередная проверка клубов воинских частей, поэтому очередное воскресенье мне пришлось провести на работе. Впрочем, с тех пор, как я стала встречаться с Гунько, для меня это не было в тягость. Освободившись, я сразу пошла к ребятам в казарму, ставшую за эти два года для меня вторым домом. Я застала всех в каптерке за чаепитием. Один Ваня мучил электробритву, видимо, собираясь на свидание с рыжеволосой Катей, к которой я когда-то приревновала Гуню.

— Вот как вам не зайдешь, вы все время чаи гоняете, бездельники, — упрекнула я друзей.

— Так воскресенье. Имеем право. А ты что тут делаешь? У тебя же выходной? — спросил мой жених.

— А ты что не рад меня видеть? Я, между прочим, в выходной день спешу к любимому в казарму. А он даже не рад, — пристыдила я Гуню.

— Да нет. Я рад, просто не ожидал тебя здесь увидеть.

Но я не стала обижаться на жениха, и с радостью села вместе с ребятами пить чай.

Вскоре нашу идиллию прервал Лавров и несколько духов, без стука ворвавшиеся в каптерку.

— Так, вы совсем оборзели. Вас не учили сначала стучаться, а потом входить? — спросил Самсонов.

— Мы пришли вам сказать, — начал говорить Лавров, при этом поглядывая на молодых духов.

— Мы пришли вам сказать, — повторил за ним Гуня. — А кто это мы?

— Мы все кто пришли, — ответил Лавров и снова замолчал, продолжая испуганно глядеть на остальных.

Вскоре он прошептал своим сослуживцам:

— Ну что вы молчите? Мы же договаривались.

— Так, Лавров говори быстрее чай остывает, — Гуня потерял терпение первым.

Тут заговорил Папазогло:

— Вот смотрите. Если взять веник. Прутики же есть у него.

— А так вы за вениками пришли? — перебил его Кузя. — Так что же вы молчали. Вот они в каптерке.

— Что смотрим? Разбираем веники и айда на уборку территории, — скомандовал Гуня.

Солдаты молча, за исключением Папазогло, который пожелал нам приятного аппетита, взяли метлы и быстро вышли из каптерки.

— Вот это я понимаю, молодежь пошла. Мирное время, а они работать захотели, — похвалил духов Самсонов.

— Да здорово вы их выдрессировали, — удивилась я.

Как бы не было мне хорошо с ребятами, но у меня по-прежнему было много работы, поэтому скоро я вышла из казармы. Не успела я пройти и пяти метров, как меня неожиданно не окликнул Самсонов.

— Чего надо? — спросила я не совсем дружелюбно.

— Саш, у меня к тебе просьба как к каратистке. Ты не можешь мне руку заломать, чтобы я рисовать не смог.

— С чего это в тебе, Гагарин, мазохист проснулся.

— Да это стерва-медсестра ко мне привязалась. Саш, будь другом, ну помоги.

— Вообще-то, это не мы тебя к ней в койку запихали. Наоборот, тебя все предупреждали. То, что она стерва — видно за километр. Так что расхлебывай все проблемы сам.

— Саш, я ведь не отстану, пока тебя не достану, — сказал Самсонов с очень жалостливым выражением лица.

— Надо же, ты не только художник, но и поэт. Ладно, знай мою доброту. Предупреждаю, будет немножко больно.

Мы с Самсоновым отошли в укромное место, и я резко вывернула его руку.

— Ай, вообще я просил ее заломать, а не выдергивать, — крикнул солдат от боли.

— Я предупреждала, что будет больно, так что не ной.

— Ладно, извини. Спасибо, — сказал Самсонов и направился в казарму.

Да, сегодня необычный день. Молодые солдаты сами просят веники, Самсонов впервые меня благодарит. Однако, времени задуматься об этом было. Меня ждала работа.

В понедельник Гуня снова зашел ко мне в библиотеку сердитым. Как и три назад сержант был зол на Староконя, а теперь еще и на Ваню. Оказалось, мой крестный решил проверить тумбочки солдат и обнаружил у Вакутагина комплект женского белья. Тут под горячую руку главного специалиста части по женскому белью попался Гуня, и майор нацепил на его голову женские трусики, а к груди, словно аксельбант, приложил бюстгальтер. Воображение сразу же нарисовало довольно яркую картинку. Я снова не выдержала и засмеялась.

— Да, Саш. Очень смешно. Нам наряды светят из-за Вакутагина, а ты смеешься, — обиделся Гуня.

— Ладно, Гунь. Не обижайся. Красивое, хотя бы, было белье? Например, ты бы хотел его с меня снять.

— С тебя я готов снять все что угодно, — сказал солдат и снова впился в мои губы страстным поцелуем.

Мне не хотелось отрываться, но в библиотеку в любой момент мог кто-нибудь войти.

— Гунь, подожди до вечера. Я обязательно какую-нибудь отмазку придумаю. Ну, так купишь мне такой же комплект белья. Только в тумбочку потом его не прячь.

Тогда Гуня снова обиделся, но вечером все равно пришел. Эх, когда же я наконец-то начну высыпаться?