Неправильно... или - 7? Мир, дружба, мутанты. (джен)

Мельник сидел за столом и вот уже где-то час пялился перед собой в пустоту. Многое надо было сделать, но…

— Привет, мы тут на такое дерьмо напоро…

Блять! Ну ее только не хватало… А ведь ему говорили, как только пришел, что группа Ульмана еще не вернулась с Проспекта. Вот, вернулась-таки, пожалуйста. Получите и распишитесь, как говорится.

— Стучать не учили?

Любого другого этот тон заставил бы скомканно извиниться, вылететь из комнаты и закрыть за собой дверь. Вот только на Айрин подобные вещи, к сожалению, не действовали.

— Извини, — она виновато улыбнулась и закрыла дверь за своей спиной, оставшись при этом в комнате сама. — Ты же сам сказал — как вернусь, чтобы пришла и отчиталась. Раз передумал и не хотел меня видеть, мог бы просто дверь запереть.

— Я не говорил, что не хочу тебя видеть. Просто надо стучать. И все.

Рин кивает.

— С тобой все хорошо? — голос непривычно тихий. На мгновение Мельник даже поймал себя на мысли, что хочется взять и рассказать ей все о том дерьме, что творится сейчас в душе. Но раскиснуть окончательно не позволяла гордость.

— Все в порядке. Мы тут с Артемом просто тоже напоролись… Неважно. Тебе привет, кстати, девочка с крыльями.

— От кого?

— Не знаю. Кирой назвалась. Мы в туннель, а там призрак этот… Сначала как живая была, а потом… — перед глазами всплыл момент, когда Артем с его плеч тело снимал. Пришлось крепче стиснуть зубы, чтобы не показать, насколько зацепило тогда, а потом…

Потом чужая рука оказалась на плече, а серые глаза — напротив его собственных. От Хантера он знал, что от телепатии Рин надежно защищает любая нормальная ткань. И на Хантера в таких вещах полагаться можно было. Но в момент зрительного контакта с ней тоже возникало что-то… Эдакое. Он как будто смотрелся в зеркало. А от зеркала ничего не спрячешь, даже если захочется.

Он и сам не запомнил, как за три минуты выложил девчонке обо всем, что происходило в этом поганом коллекторе. А заодно — и все те эмоции, что накопились внутри за это время.

— Вот ты мне объясни — что это за блядское дерьмо? Нет, знаешь, в мои годы и с моей биографией уже ничему удивляться и ужасаться не положено, но какого хера это все творится? И у Рейха с его гнилой идеологией, и у вот такого скотства… Ребенка, блять! За зеленые волосы! Сука, я еще могу хоть как-то понять, если это полный овощ, которого в этой жизни вообще не приткнуть никуда. Но, блять, это была абсолютно нормальная девочка. И сколько таких детей еще было — непонятно. Я еще, дебил старый… «Дедушкой тебе буду», «на Смоленскую заберу», «сейчас тебе и маму и папу найдем». Мудак… — запал кончился. Мельник устало махнул рукой и потянулся за термосом, стоящим на столе. Пальцы тряслись и Рин это заметила. Поэтому термос сам поднялся в воздух и сам же налил горячего чаю в кружку сталкера. — Себе плесни, что ли…

Он только сейчас вспомнил, что она не так давно пришла с вылазки сама. И вместо того, чтобы идти жрать и спать, приперлась поговорить с ним, а он тут сделал из девчонки персональную жилетку… Идиот старый. Раскис окончательно вместе с этой альтернаторско-телепатической братией и всей их идеологией об искренности, человечности и так далее по списку.

— Знаешь, а меня саму это поражало всегда. Похер, пляшем, когда такое в отсталых мирах встречается, там еще можно все списать на недостаток просвещенности, отсутствие просветления и все в таком духе. Но все это дерьмо… Оно ведь и во вполне благополучных вселенных вылезает. Ну, в смысле, там, где всяких ядерных бадабумов не было и жизнь вполне сытая да мирная…

— А у нас она не сытая и не мирная нихуя. И детская смертность такая, что… Вот с твоих слов — одни паранормалы к нам поперли сейчас, а все равно как ни старайся — а не сбережешь всех в таких условиях. А беречь надо, блять! Беречь, потому что их и так мало. Неужели скоты эти вообще не понимают, что без детей мы вымрем к чертям через лет двадцать-тридцать. Ну вот сейчас подохнет все старичье, и кто останется? Души нет, так хоть мозги бы включили… Дерьмо… А их вместо того, чтобы беречь, свои же и убивают. За волосы зеленые. Уроды.

— Ну, там еще помимо волос глаза зеленые, да способности паранормальные. Это, знаешь ли, многих пугает. У Кэтрин вон, отец, адекватным человеком был, а все равно на нас косился. С паранормалами… Ну, с нами то есть… Там же не только в глазах-волосах дело. Мышление тоже другое. Обычному ребенку ты рот криком да побоями заткнешь на раз-два, а с паранормалом уже такого не выйдет — на ответочку нарваться раз плюнуть. Молчу уже о том, что авторитета вида «патамуштаяродитель» не видать. Вот будет у тебя внучка чисто по-приколу фонарики постоянно всем разряжать да предметы в воздух подкидывать — что делать станешь?

— А что, если я просто объясню, как есть, что разряженный фонарик может в могилу человека свести, не сработает?

— О! Слышу глас рассудка. Надеюсь, он сохранится. Не хотелось бы у тебя внучку забирать лет через пять, да от психотравм лечить.

— Ты сейчас на что намекаешь?

— Да я тебе не намекаю. Я тебе прямо говорю. Ты что ребенку пообещал?

— Не надо об этом, — в горле снова стал ком.

— Мельник, — по плечу хлопнули, привлекая внимание. Кому-то другому подобное не сошло бы с рук, но Рин… Этой и объяснять бесполезно, и нет в «панибратстве» почему-то ничего унижающего вроде попыток показать «я на короткой ноге с тобой, начальство». Просто она так привыкла. Просто в их мире разница между начальством и подчиненным еще меньше, чем в самых демократичных формированиях его реальности. — Позволь я тебе кое-что поясню по сути вопроса. Детская душа — это один из самых опасных видов призраков. Потому что они убивают, как правило, всех, кого видят. Достучаться до сознания этой души, объяснить ей что-то вроде «вот это хорошее, это плохое», а тем более — уйти живым после встречи с ней — это надо быть очень серьезным везунчиком. Потому что с невезучими на сделку эти товарищи не идут. А ты с Кирой сделку заключил. Ты и Артем. И меня очень удивляет тот факт, что папой и дедушкой для нее вы не стали прямо в том туннеле. Видимо, искренность почувствовала и настоящее желание ее принять, поэтому и отпустила.

— Ты хочешь сказать…

— Хочу сказать, что она сейчас быстренько, как сетку снимем, пройдет отстойник и бегом к вам. Прикручивай к полу мебель заранее, деда Мельник. На дюбеля пятнадцать миллиметров.

После тирады девчонки он замер в ступоре минуты на две. Рин не вмешивалась, давая осмыслить ситуацию, понять ее и хоть как-то принять.

— Она будет помнить что-нибудь из времени, когда она была…

Слово «призрак» он произнести не отваживается. Призрак — это туннельная аномалия, которая убивает просто потому, что может убить. Либо до чертиков пугает. Воспринимать такой аномалией Киру он не мог даже после всего узнанного.

— Не знаю. У всех по-разному. Но девочка явно неслабая была, раз и при жизни без обучения кое-что могла, и после смерти кучу народу угробила, так что может и рейнкарнатом оказаться. В общем, если поймешь, что не справляешься — маякуй на Базу, заберем. Чего?

Мельник только сейчас заметил, что непроизвольно стиснул руку в кулак.

— Вот так вот возьмете и заберете чужого ребенка. И вам, думаешь, ее тут кто-то так просто отдаст?

— Так, стоп, — Рин подняла вверх руки. — Помолчи и послушай меня. Пожалуйста. Во-первых, мы никогда не забираем детей против их воли. Все «пополняшки» мелкие с Базы — они либо дети альтернаторов, как Юна, либо вырваны из таких условий, что даже у меня, блять, когда их истории слушаю, слезы наворачиваются. Хомячка вон возьми. Она ведь действительно ребенок. Ей на момент, когда ее в тот блядский аттракцион засунули, было года два-три по нашим меркам, а по реальным срокам — и вовсе пару месяцев. А ведь с самого начала было понятно, что она разумное существо. Ну нельзя, блять, такое проглядеть. И что? Плохая Юна Ксифенг, что ее забрала оттуда, да? И родители ее плохие, что вместо тюремной камеры дали ей нормальный дом? Аса еще расспроси, как он к нам попал. Ребенком, блять, восьмилетним.

— Уймись, — он вздохнул. Все-таки, девчонка она и есть девчонка. Эмоциональная, и сразу в штыки все воспринимает. — Я просто не хочу, чтобы было то дерьмо, какое у нас с опекой возникало. Не знаю, застала ты или нет в родном мире такое, но…

Рин заржала.

— Застала, блять. Только у меня наоборот ситуация была. Я была и рада в детдом, вот только никто не захотел связываться с тринадцатилетней девочкой, заканчивающей девятый класс. И мама же приличная, и ребенок хорошо одетый, накормленный, в музыкалочку ходит. А то, что меня за волосы по всей квартире таскали и с семи лет шлюхой называли — это так, цветочки, — Айрин нахмурилась и тряхнула головой. — Ладно, извини. Блять, прошло так много лет, уже считай жизнь новая началась, а я все то дерьмо не могу никак из головы выкинуть.

— Ну вот раз застала — значит, понимаешь мои опасения.

— Понимаю. Знаешь, у нас без маразма этого. Ну, то есть детишки и пиздюлей огребают, если есть за что, и в жопу им никто не заглядывает на каждый каприз. Да и к чужим лезем только либо явная угроза жизни ребенка идет, либо когда ребенок сам из семейки свалить хочет.

— А вот ребенок так и понимает, чего он хочет, в пять лет.

— Понимает. Помнишь, я говорила о том, что у паранормалов развитие по-другому немного идет? Нам в прошлом из-за этого пришлось многое в законах пересмотреть и начать детей к делу привлекать, чтобы они нам Базу не разнесли к херам своим энтузиазмом и нерастраченной энергией. Так хоть эту энергию в мирное русло направить получается.

— Это в какое же?

— Ну, это уже от ребенка зависит. Кто-то в административном корпусе носится на подхвате, кто-то в лабораториях за аппаратурой следит, кто-то в медицинском отсеке кошмары гоняет и за роботами-мойщиками следит. Самые отбитые и неуязвимые пиздуют мочить мутантов по темным мирам в составе либо научных групп, либо патрульных отрядов. Либо еще можно в воздушный патруль отправить, но это если удается ребенка обучить управлению мехом.

— И сколько ваших доживает до совершеннолетия?

— Почти все, — Рин пожимает плечами. — Бывают и болезни неизлечимые, и всякие несчастные случаи, но в целом смертность у нас среди мелких ниже, чем в развитых странах твоего времени.

— Ну да, конечно. Темный Мир — это же как в соседний двор погулять.

— Ну, в нашем-то детстве в соседний двор погулять порой было опасней, чем сейчас в темный мир. Я уже молчу про всякие фишки со шлянием по стройкам, самодельными взрывпакетами, зацепингом и прочим неадекватом. Как раз где-то в твои времена появился, а мне уже достались финальные годы этого всего. Ну, это если по вашей реальности смотреть.

Сначала до него не сразу дошло, что Рин имеет в виду. Потом пробило на смех.

— Чего?

— Рин, я, по-твоему, когда родился?

— Ну, где-то в начале восьмидесятых, судя по всему. А что?

— А ничего. Шестьдесят седьмой год не хочешь?

— Чего?! — девчонка состроила такую морду, что Мельника снова пробило на смешок. Потом явно в уме посчитала. Потом, словно не веря самой себе, принялась пересчитывать на пальцах. — Да нихера себе! Не верю.

— Ну, знаешь, я в воспоминаниях Хантера когда тебя увидел тоже не поверил, что тебе сорокет, или сколько там на момент смерти было.

— Ну, со мной-то все понятно, товарищ полковник. Я как на Базу загремела в двадцать два реальных и двадцать биологических, так и осталась в том формате.

— Так двадцать два или двадцать?

— Ну, так-то двадцать два, но два года комы не в счет.

— Ты и в прошлой жизни могла найти приключений на свою задницу, я смотрю.

— Ага. И в этой тоже нахожу. И на свою, и на всех, кто в компанию решил вписаться. Вам вот тоже перепало. Веселая пенсия, а, Мельник?

— Знаешь, я как-то так свою пенсию себе и представлял. Ну, может и не совсем так, но точно не с газеткой в кресле каталке, брюзжащим «вот молодежь докатилась, в наше время такого не было».

— Брррр, — Рин передернулась. — Шестьдесят седьмой… Это, значит, в бункере не про Российскую, а еще про Советскую армию говорил? А где служил?

— «Вымпел».

— Это…

— Это КГБ. Впоследствии ФСБ.

— Блин. В жизни бы не подумала.

— А ты?

— Ну, я в украинскую армию не попадала как-то, сам понимаешь… А уже потом сначала в группе высадки на космическом фрегате, потом на галактическое правительство довелось поработать, но недолго.

— А дальше?

— Дальше База. И по следующему заданию — учеба в Хогвартсе. Чего ржешь? Стой… Погоди… Ты вообще откуда знаешь, что такое Хогвартс?

— По-твоему я и книг не читаю, и фильмов не смотрю… не смотрел?

— Не знаю, — девчонка пожимает плечами. — Задрот один в наших рядах точно есть. Надо будет его с Легионом познакомить — посмотрим, как обычные люди от счастья способности к левитации получают.

Снова смешки.

— Хогвартс, да… Там в основном учеба была. Ну, с Демиургом заварушка еще, конечно, но меня старшаки большую часть времени за бортом держали. Зато я именно там научилась всей этой рунической ахинее, пригодилось сначала в Д-Омега 89, теперь вот тут… Кстати, на этом мое участие в официальных организациях можно считать закрытым. А, хотя нет, я же еще Серым Стражем была. Но это рыцарский орден, да и такое участие тоже… сомнительное. Уже в мире Кэтрин в Братство Стали вот приняли. Это, в общем-то, как твоя Спарта. Только мутанты у нас там были зеленые и гуманоидные. Из людей сделанные с помощью Вируса Рукотворной Эволюции.

Повисло молчание. Ненадолго. Мельник молча скручивал папиросу. Из вежливости предложил и Айрин, но получил ожидаемый отказ.

— Мельник, а правда, что в КГБ народ… ну, мог всякое? В мое время байки ходили и про гипноз, и про всякие «секретные удары», который могут человеку через часик-другой сердце остановить или парализовать на всю оставшуюся жизнь…

— Любишь теории заговора? — подначивает девчонку полковник.

— Есть немного. Так правда, или все-таки нет?

— Кто знает, — глубокомысленно сощурился он. — Сама же говоришь, у вас бывает пополнение из всякой спецуры, вот у них и спроси.

— Ну, у нас пополнение из спецуры такими навыками часто владеет, это да. Но непонятно, на службе они их получали, или где-то на стороне освоили. Мельник, ну я же спать спокойно не буду…

— А с тобой вместе — и вся казарма, — фыркает он. Дым струей уходит к вентшахте. Кажется, еще один паранормальный фокус. — Черт его знает, Рин. Вот правда — черт его знает. Мне память натренировали так, что с первого раза могу любой объем информации запомнить. Или в шахматы поиграть, доски не видя. — При последнем упоминании его словно теплым облаком окутало. — Стоп. Что ты делаешь?

Только сейчас он почувствовал, что исчезает странное онемение по всему телу. Зрению вернулась привычная четкость, а странная сонливость понемногу отпускала.

— Еще один ощущатель тепла выискался, надо же. Что-то у вас тут совсем с энергетическим балансом плохо, раз вы такие вещи замечаете, — Рин почесала затылок, растрепав и без того не шибко аккуратную гриву. — Энергию погонять решила. Тебя, конечно, эта Кира или как ее там еще по-божески потрепала — без направленного воздействия, а лишь за счет разницы энергополей. Но некоторым, знаешь, и такого достаточно, чтобы в депруху слететь, а то и до самовыпила дойти. Перестраховываюсь, чтобы не было, как с Павлом.

— Так, с ним-то что? Мне доложили, что все живы-здоровы.

— Все живы и здоровы, но могло бы и похуже дело пойти. Собственно, я за этим и пришла. У нас тут, оказывается, шарятся весьма подвижные призраки, которые натурально жизненную энергию из людей тянут. Причем бьют по реальным уязвимостям. Тебя вон на детских смертях клинит, что мама не горюй. А Павла, да и сталкеров погибших с Проспекта, поймали на тоске по семьям, которые в Судный День погибли. В общем, надо придумать нормальную защиту от подобного дерьма, да еще и беспалевно всем нашим ее распихать. Идеи будут?

— А разве такие идеи не по твоей части?

— Ну, сама-то идея у меня есть. Теми же руническими символами прекрасно всякая шваль отпугивается. Вот только как беспалевно подсунуть эти руническим символы непосвященным — я в душе не ебу. В смысле, кто из моей казармы — тем просто можно кулончик на шею повесить и снимать запретить, а вот как быть с теми, кто обо всей параебщине ни слухом, ни духом?

— А, ты об этом… Рисуй давай свой символ, я уже придумаю сам что-нибудь.

— Угу, — Рин взялась за ручку и принялась чертить что-то на предложенном листе бумаги. Левой рукой чертить, что Мельника удивило.

— Я не левша. Это по линии Айхонаров передалось. Они же двурукие поголовно, вот и у меня вылез навык равнозначного владения двумя руками. Сначала потренироваться немного пришлось, конечно же, но сейчас я обеими руками одинаково пользуюсь и при письме, и в бою, и при управлении транспортом.

— И чем управляешь?

— Дома — «Альбионом». Это типа мотоцикла, только на солнечных батареях и летать может. Еще аэрокаром, но там по большей части на автопилоте все, а не на ручном. А на заданиях по-разному доводится. Учили и вашим транспортом из двадцать первого века рулить, и на более современном работать.

— Более современный? Это космические корабли что ли?

— В точку, — девчонка усмехается. — Я бы предложила покатать, но во-первых прямо сейчас ничего подходящего под рукой нет, а во-вторых…

— А во-вторых — твой стиль езды надо для пыток применять. «Либо вы сейчас нам расскажете все, что знаете, либо эта сумасшедшая не остановит транспорт». Рад всех видеть, — в помещение зашел Хантер. Глянул на Мельника и Рин, а потом нахмурился виновато.

«Не хотел мешать. Извини».

«Ты не помешал».

Во взгляде Хантера мелькнуло сомнение. А, ну да, конечно. Телепат, блять. Как можно было об этом забыть? От него не спрячешь даже то, что удастся скрыть от самого себя.

Рин на их гляделки внимания не обратила — слишком занята была рисованием. Обычно улыбающаяся и гримасничающая, сейчас она казалась непривычно спокойной.

— Вот, закончила, — она развернула к Мельнику рисунок. Круг, разделенный на семь равных частей, в каждой — по символу. — Знаю, сложновато для воспроизводства, но нам же надо большую часть всей паранормальной мути охватить, а не какой-то один вид призраков, так что…

— Придумаем что-нибудь, — пообещал сталкер.

— Я пойду тогда. Дерьмово выглядишь, Дознаватель, — проходя мимо Хантера, Айрин хлопнула того по плечу.

— Сама скоро будешь так же от этих фокусов с энергией.

— Не буду, — девчонка улыбнулась напоследок Мельнику, снова хлопнула по плечу Хантера и выскочила за дверь.

— О, теперь мне энергополе почесали. Зараза, — мужчина довольно ухмыльнулся и сел за стол напротив Мельника. — Кстати, с будущем прибавлением. Клан Ваас, один из основателей ОВК. Причем душа, судя по всему, древняя, раз сохранила привязку к изначальной внешности.

— Она такой и будет? — уточнил Мельник как бы между прочим.

— Такой и будет, — заверил его Хантер. — Они не так давно додумались, как ДНК поменять таким образом, чтобы не выделяться слишком сильно, рождаясь у обычных людей. В основном это не практиковали, предпочитая воплощаться исключительно на «своей» территории. Но потом, когда вырождения пошли из-за ослабления душ слишком сытой и беспроблемной жизнью, пришлось прийти к стандартной для других кланов тактики. И вот тут-то и выяснилось, что их отличительные черты в комплекте с душой поставляются. Сам понимаешь — радости обычным родителям это не добавляло. Сейчас по идее вообще не должно было уже таких оставаться, всех прогнали через рейнкарнацию в своем клане, но вот одна душонка, видать, потерялась.

— И чего мне ждать?

— Особых проблем точно не будет. По сравнению с теми же Айхонарами и Шелладами, чье совместное творчество сейчас покинуло твой кабинет, Ваасы — пушистые и белые, то бишь зеленые. Но телекины. И энергию любого излучения растаскивают на раз-два-три, так что генератор в доме тебя зимой не спасет, готовь фуфайку, деда Мельник.

— Иди к черту. Хотя толку тебя посылать — как сам говорил, вернешься отдохнувший и с магнитиками.

— Не я, — Хантер скомкал лист, на котором что-то писал и бросил его в угол. А потом поднял голову на Мельника. — Это слова Айрин. Они не принадлежат мне. Слова, действия… Все во мне, я сам… — Мужчина выдохнул, крепче стискивая зубы. Как будто ему было больно. А может и было, учитывая кучу заморочек телепатов и все произошедшее. Потом в голове что-то щелкнуло и до Мельника достаточно быстро дошло, что именно сейчас происходит. Поэтому он просто взял термос и сходил на кухню за очередной партией кипятка. А когда вернулся и обнаружил Хантера сидящим за столом в той же позе — просто разлил чай по чашкам и, пододвинув одну другу, спокойно произнес.

— Ну давай. Высказывайся уже. Мне даже интересно, чем тебя-то призраки могли зацепить.

— Да личностной матрицей, блять. Будь она неладна. Я ведь их самих не видел и не чувствовал, пока символы не нашел, а в голову постоянно всякая дрянь лезла. Мол, нахрен я никому не был бы нужен, если бы не ринкины алгоритмы, случайно прижившиеся.

— Это не так.

— Это так. Потому что если бы я не ушел с тобой с Боровицкой, ты бы со мной сейчас даже не здоровался. Молчу уже обо всем остальном. Все во мне — это не я. Это она.

— Она бы не стала переживать о таких вещах, — криво ухмыльнулся Мельник. — Молчу уже о том, что Рин бы двадцать лет рядом я просто не выдержал — ее же хер заткнешь, а ты у нас с плакатом «меньше слов — больше дела» с самого начала гуляешь. Ты более жесткий, чем она.

— Это плохо?

— Это отличает тебя от нее. Пей чай и приводи мозги в порядок. Вон, спать ложись.

— А ты?

— Я еще с парой дел разберусь. Можешь внизу трамбоваться. Что там на вылазке было — завтра уже расскажешь, на трезвую голову.

— Спасибо, — Хантер в три глотка выпил содержимое стакана и, потянувшись, зевнул. А потом внезапно нахмурился и сосредоточенно посмотрел на Мельника.

— Что-то не так? — сталкер даже за спину себе посмотрел. Ну, вдруг там черный жнец нарисовался и Хантер его увидел.

— Угораздило же тебя… — криво ухмыльнулся охотник.

— Ты о чем?

— Я о Рин. Выбрось из головы ее, Святослав. На временную интрижку все равно не раскрутишь, а на постоянку ей ни в одном мире остаться не позволят.

— Что, тоже решил, что я ее…

— Я не решил. Я вижу. И что ты ее, и что она тебя. Вот только хрена с два что в итоге получится, и она это понимает. Надеюсь, что ты тоже.

— А я похож на непонятливого? — по спине пробежал странный холодок. Особенно когда Хантер сказал о Рин. Что она тоже… Бред. Этого не может быть.

— Почему же не может быть? Все сказочки учат, что девочки любят рыцарей, спасающих их задницы. А Ринке нравятся рыцари, прикрывающие ее задницу, да при первом же удобном случае собой ради других жертвующие.

— Не смеши. Этого недостаточно, чтобы…

Слово «любить» так и не произносится. Но Хантер, кажется, все понимает.

— Достаточно. По крайней мере, для нее. Тебе тоже много не надо. Умная, честная, смелая — идеальная «боевая подруга», да, Мельник? Ты ведь этого искал постоянно, а все эти «красивая», «чтоб готовить умела» и прочая чушь, что ты другим говорил — это так, отмазка гнилая, верно?

— Зачем ты спрашиваешь?

— О… Сразу просек. Зачем. Сам не понимаю. Встретил тут одну недавно, на ВДНХ… И выбросить из головы не могу почему-то. Может я это… тоже? Рин еще со своими советами «девушку себе найти» под руку…

Мельник тихо рассмеялся.

— Ты чего? — Хантер, уже отвернувшийся было к стенке, уставился на него недоуменно. А ведь мог бы мысли прочитать, но нет, в голову не лезет, ответа словесного ждет.

— Ничего. Забавно просто. У нас тут сетка для ловли душ на мире, мутанты, враги как местные, так и пришлые, катастрофа на катастрофе… А мы тут…

— А мы тут обычной жизнью живем. Нормальной. Знаешь, я как тут оказался, первые пять лет вообще не понимал, как вы можете вот так вот… Мгновения мира урывать и что-то во время них делать. Как альтернаторы умудряются, постоянно на военном положении находясь, и поразвлекаться, и отношения построить, и детей завести… А сейчас понимаю, что самому бы таких мгновений побольше. Вот как сейчас. Просто валяться тут и трепаться ни о чем. Или на ВДНХ зарулить и с женщиной той познакомиться. Заботливая, блин. Заметила, свет выключила, а я теперь разгребай.

— Что разгребать-то хоть? — Мельник понял, что сегодня уже ничего в бумажной работе не разберет. Хотелось спать, да и состояние было таким расслабленным и ленивым, что собраться никак не получалось. Поэтому он, недолго думая, запер дверь комнаты и, стащив с себя свитер, полез на верхний ярус. Пока он обустраивался, Хантер наконец-то созрел для ответа.

— Я пришел поговорить с Айрин тогда. Голова побаливала немного. Свет глаза резал. Ей Рин студентку напомнила. Она работала в каком-то институте поваром до войны, сразу из училища пришла. Все время на этих девочек смотрела — вроде ее ровесницы, а вечно серьезные такие, загруженные… Я подошел попросить, чтобы мне тоже еды подогрели, а там лампа эта сверху. Она заметила, повернула ее так, чтобы свет мне в глаза не бил. Все мимоходом как-то. И Рин сидела рисовала, так ей котелок и кружку поставила слева.

— Забота и внимание к деталям. Ненавязчивое внимание, иначе ты бы не к той женщине прицепился, а к Ринке. Эх, Хантер. Пропал ты для общественности. А сколько за тобой девчонок симпатичных увивалось, м?

«И за мной. А потом мне на старости лет встретилась малолетка из параллельного измерения — и все, готово. Позорище какое, хоть бы дочери никто не проболтался, что я в ее ровесницу… Тьфу, блять», — это он вслух не произнес. Но Хантер считал и мысленно же ответил.

«Не в ровесницу. Ты не забывай, что той Рин, которая Айрин, лет сорок. А жизненный опыт у этих троих вообще суммируется. Если бы этого не было — общие темы для беседы вы бы хрена с два нашли. А так вон ничего, общаетесь. Еще и кайфуете от энергетического обмена. И фон такой создаете, что даже меня цепляет. Наркоманы поганые».

Перебросившись еще парой ничего не значащих шуток с Хантером, Мельник отвернулся к стенке и заснул. Влияние призрака было тому причиной, или Рин постаралась, но в этот раз он проспал часов пятнадцать, что было и неприлично, и напряжно. Ведь теперь придется с бумажными проблемами разгребаться бегом. Пока они не выросли до потолка и не похоронили его в белом бумажном гробу.

Примечания:

Так, ну усе, в следующей главе начинаю подготовку к экшОну. А то слишком мирно тут все проходит, аж жалко адреналиновых наркоманов.