Водоем и кости (гет)

Слова Элис развеяли наше шаткое благополучие как дым. Поездка была немедленно прервана. Мы забрали Лию в том же месте, где и высадили.

— Ну как, удалось поговорить с Рэйчел? — спросила я, отчаянно пытаясь зацепиться за что-то обыденное. Но зловещий образ из видения Элис стоял перед глазами, а страх разливался по груди ледяной волной, сковывая сердце.

Я не могла поделиться этим с Лией. Остальные, понимая это, хранили гнетущее молчание — вероятно, уже обдумывая неминуемый семейный совет.

— Настолько хорошо, насколько могло быть, — приглушённо вздохнула Лия из-под маски, откинувшись на сиденье. — Она верит мне, но прямо сказала, что не сможет держаться подальше от Ла-Пуш до скончания веков.

— А она знает о Поле? — мне было интересно, как Лия объяснила необходимость держаться на расстоянии. Рассказала ли она о моих… способностях?

— Знает, — коротко бросила она. — Это единственное, что заставляет её согласиться на несколько лет разлуки.

— Полагаю, взрослый Пол, который на ней отпечатается, — лучший вариант, чем какой-нибудь старшеклассник…

Лия пожала плечами, скрестив руки на груди.

— Это её единственный якорь. Рэйчел такая же упрямая, как и все мы. Не будь Пола, она бы уже сидела в первом автобусе домой.

— Но зачем? Она же мало что может изменить.

— Я знаю, — тихо фыркнула Лия. — Но она беспокоится. Обо мне. О Джейкобе. А я слишком хорошо знаю, каково это — быть в неведении, так что понимаю её.

Я опустила взгляд, не в силах найти слова. Насколько бы сильной была её ярость, узнай она всё, что я скрываю?

Каким-то чудом Розали довезла нас обратно ещё быстрее, чем я считала возможным.

Когда мы подъехали к моему дому, и Эсме поднялась, чтобы выпустить нас, я быстро выскользнула из машины и последовала за Лией по подъездной дорожке.

— Ты не против доехать до Ла-Пуш одна? Можешь взять мой грузовик.

Лия резко развернулась, изучая моё лицо с прищуром, прежде чем бросить взгляд на Эсме, всё ещё стоявшую у открытой двери машины.

— Изабелла, что происходит? — спросила она, и в её голосе зазвучали стальные нотки.

Я скрестила руки на груди, отводя взгляд. Притворяться было выше моих сил — нервы были оголены до предела.

Было ли правильно скрывать это от Лии? На данном этапе нашей дружбы я знала, что могу доверять ей; знала, что она поверит мне, если я скажу, что Каллены не причинят мне вреда.

Но Лия была безрассудной и импульсивной даже больше, чем я. Что бы она сделала, узнай, что мне уготована смерть?

— Эй, — сказала она, и внезапно вся жёсткость исчезла из её голоса. — Что бы это ни было, ты можешь сказать мне.

— Это… — я замолчала, не в силах подобрать слова.

Выражение лица Лии смягчилось, сменившись неуверенностью.

— Я думала, мы больше не храним секретов друг от друга.

Внезапный укол вины пронзил меня острее любого лезвия.

— Слишком много всего, Лия, — прошептала я, глядя себе под ноги. — Слишком многого я тебе так и не рассказала.

— Почему? — потребовала она.

— Потому что… — я смахнула предательски навернувшуюся слезу. — Мне слишком больно об этом говорить. Я не могу… Я не могу с этим справиться. Но я надеялась, что хоть чем-то смогу помочь тебе.

— Ты помогла, — твёрдо сказала она, и её глаза стали серьёзными. — …И, думаю, пришло время мне ответить тебе тем же.

Я покачала головой.

— Ни ты, ни кто-либо другой не можете ничего изменить. — Никто не мог вернуть мне старую жизнь. И, согласно Элис, никто не мог уберечь меня от смерти в этой.

— Говоришь ты, — фыркнула Лия, непоколебимая. — После костра в пятницу ты остаёшься ночевать у меня. И тогда расскажешь мне всё.

Я широко раскрыла глаза от удивления.

— …Звучит так, будто ты не оставляешь мне выбора, — сказала я, и губы сами собой изогнулись в кривую улыбку.

Лия усмехнулась.

— Именно. А теперь, где твои ключи?

Я с недоверчивым фырканьем покачала головой.

— Внутри. Пошли.

Проводив Лию, я вернулась к машине, где Эсме всё ещё ждала меня.

— Иди сюда, дорогая, — прошептала она, притягивая меня к себе в крепкие объятия.

Я утонула в её прохладных руках, вцепившись в её платье и прижавшись лицом к плечу.

— Мы пройдём через это, милая, — заверила она меня, крепко держа. — Вместе.

— Спасибо, — прошептала я, и голос прозвучал приглушённо.

— Пойдём, парни ждут нас дома, — сказала она, мягко направляя меня на заднее сиденье.

Молча, Элис протянула руку и сжала мою. Её взгляд всё ещё был отсутствующим. Я сжала её ледяные пальцы, и этот шоковый холод помог мне немного прийти в себя.

Я медленно дышала, пытаясь совладать с накатывающей паникой. Сегодня ночью ничего не случится; по крайней мере, на это я могла рассчитывать. И если Элис всё ещё была погружена в видения, значит, всё ещё оставалась надежда.

Тем не менее, обратная дорога к их дому была наполнена гнетущим, ужасающим молчанием. Я едва могла его выносить.

Едва мы прибыли, и Эсме успела откинуть переднее сиденье, как Эдвард уже был рядом, вытягивая меня из машины прямо в свои объятия.

— Ты в порядке? — прошептал он.

— Не знаю, — честно призналась я.

Он на мгновение сжал меня так сильно, что у меня перехватило дыхание, а затем поспешил внутрь. К моему удивлению, мы собрались в гостиной. Эдвард усадил меня на диван, а остальные заняли свои места, их лица были высечены из камня. Я прильнула к Эдварду, пока его прохладные пальцы перебирали мои волосы.

Элис опустилась прямо на пол, упёршись ладонями в столешницу кофейного столика, её взгляд был устремлён в одну точку.

— Я знаю, что Эдвард отлично читает все мысли в твоей странной головушке, — первым нарушил молчание Эмметт, нахмурившись. — Но нам не помешали бы детали, Элис.

Она не подняла головы, но откликнулась.

— Вот как всё обстоит, — начала она. — Ровно три недели назад будущее Изабеллы сместилось на единственный путь. События, которые я не могу разглядеть, приводят её на грань смерти, но мы успеваем вовремя, чтобы превратить её. Когда я проложила другой путь, где мы уезжаем из Форкса, спасать её было некому. Без нашего вмешательства она умирает.

Я уже знала это. Так что же изменилось?

— И ты говорила, что всё это случится до конца весны, — подтолкнула я её.

— Да. В обоих сценариях тебя хоронят. Либо потому что ты умираешь, либо потому что мы инсценируем твою смерть. Дата на надгробии колебалась между мартом, апрелем, маем и июнем.

Мне казалось, что я едва могу дышать.

— А теперь?

Элис подняла голову, и её золотые глаза были ясными и сфокусированными.

— Апрель.

— О, — выдохнула я.

Это было слишком скоро. Невыносимо скоро.

Тревожная, гробовая тишина повисла в комнате, высасывая воздух из моих лёгких.

Снова Эмметт нарушил молчание.

— Ну, а если мы уедем, но возьмём Иззи с собой?

Но остальные уже качали головами.

— Ты знаешь, мы не можем позволить себе привлекать такое внимание, — сказал Джаспер, его губы поджались. — Кроме того, нет смысла поднимать тревогу, чтобы потом быть осуждёнными Вольтури.

— Это не имеет значения, — сказала Элис. — Оставаться или уезжать — кто бы ни охотился за Изабеллой, последует за ней.

Новый ледяной вал страха накатил на меня. Эдвард говорил то же самое, когда Рене хотела увезти меня во Флориду. Но мысль о том, что тот, кто охотится за мной, пойдёт по пятам даже под защитой Калленов, была ужасающей.

Внезапное фырканье Розали заставило меня вздрогнуть. Мы все повернулись к ней, и она встретила наши взгляды суровым хмурым взглядом.

— Думаю, решение очевидно. Мы должны превратить её сейчас.

Я перестала слышать что-либо ещё. Апрель был уже на пороге, и одного этого было достаточно. Но превратиться сейчас? Сейчас, когда Рене даже ещё не уехала? В понедельник у меня школа, а в пятницу костёр. Мне ещё так много нужно было сказать Лии. Я не хотела прощаться. Ни с ней, ни с Джессикой, ни с кем бы то ни было.

— Ну, Изабелла? — голос Розали вырвал меня из водоворота мыслей. — Нет смысла подвергать опасности ни тебя, ни семью. Если исход один — твоё превращение, то мы можем сделать это здесь и сейчас.

Я собиралась согласиться. Сказать, что она права. Было эгоистично тянуть время только потому, что я цеплялась за свою человечность.

Вместо этого я спросила:

— Разве это не спровоцирует войну с племенем?

К моему удивлению, Карлайл покачал головой.

— Так или иначе, мы нарушим договор. Никуда от этого не деться.

Наконец, заговорил Эдвард, и его голос был напряжённым:

— Я обещал Изабелле, что сделаю всё, чтобы она оставалась человеком как можно дольше. Если она не хочет превращаться сейчас, я не позволю этого.

Розали нахмурилась на него.

— Эдвард, ты абсолютный болван…

— Розали, — строго прервала её Эсме. — Следи за языком.

Розали фыркнула, но отступила, недовольная.

— Почему бы нам не дать Белле несколько дней, чтобы всё обдумать? — предложил Джаспер. — У нас есть по крайней мере столько времени. Верно, Элис?

Элис резко кивнула.

— Да. Скорее всего, все случится ближе к концу апреля.

— Неделя, — решила Розали. — Мы даём тебе неделю. Но после этого мы не можем терять время.

— Я понимаю, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрогнул.

— Изабелла.

Я подняла взгляд и встретила встревоженные глаза Карлайла.

— Я прав, полагая, что ты точно знаешь, каким будет превращение?

Я резко высвободилась из объятий Эдварда и встала.

— Да. Но что бы ни случилось, обязательно накачайте меня морфием, ладно, док? Мне нужно подышать. Прошу прощения.

Я развернулась и почти выбежала из комнаты, выскользнув через стеклянные двери и сбежав по ступенькам крыльца.

Я побрела по высокой траве, слёзы разочарования и страха затуманивали зрение. Это было глупо, но я надеялась, что смогу убежать. Увернуться от судьбы, которую навлекла на себя, несмотря на все предупреждения Элис. Потому что это не казалось реальным. До сих пор. Я была дурой.

— Изабелла, постой.

Я остановилась и обернулась к Эдварду. В сгущающихся сумерках его кожа светилась бледным, призрачным светом.

— Иди сюда.

Я бросилась вперёд, в его объятия, вцепившись в него так сильно, как только могла.

— Прости.

Эдвард рассмеялся с лёгким раздражением.

— Прости? Не будь нелепой.

Когда я ничего не сказала, не в силах вымолвить ни слова, Эдвард прошептал:

— Ты же знаешь, что тебе не обязательно делать это, ведь так?

— Знаю, — густо сказала я в ткань его рубашки. Элис не предупреждала, что в опасности кто-то кроме меня, но Розали была права, призывая к осторожности. И я уже однажды подвергала семью опасности. Я не собиралась делать это снова. — Но я сделаю это. Потому что это безопаснее. Или ты предпочёл бы, чтобы мы оказались ввязаны во что-то, что даже Элис не может разглядеть?

— Что я хочу, — сказал он. — Что я всегда хотел — это чтобы ты была счастлива.

Я отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Быть человеком делает меня счастливой, — сказала я. — Но ты делаешь меня счастливее.

Он криво усмехнулся.

— Спасибо.

Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щёку.

— Всё же, — сказала я. — Прости. Ты не тот, кто в опасности, так что тебе приходится за меня бояться. Должно быть, тебе нелегко.

— Нелегко, — тихо признал он. — Но что бы мне ни пришлось пережить, лишь бы ты оставалась в моей жизни, я сделаю это.

— Спасибо, — прошептала я, прижимаясь щекой к его плечу. — Жаль, что меня так сложно сохранить в живых. Иногда я задаюсь вопросом, в чём смысл моего пребывания здесь, если трагедия кажется неминуемой.

— Ты здесь, — сказал Эдвард. — Потому что твоя жизнь оборвалась слишком рано.

— Я не особый случай, — фыркнула я. — Многие умирают молодыми.

— Но не ты. Тебе дали второй шанс.

— И как ты думаешь, зачем?

— Потому что, — прошептал он, прижимаясь губами к моим волосам. — Этот мир стал бы гораздо беднее без тебя.

— Опять ты такой сентиментальный, — рассмеялась я. Но его слова наполнили мою грудь долгожданным теплом.

— Знаю, — усмехнулся он. — Пойдём, уже поздно. Нам стоит отвезти тебя домой.

— Полагаю, да, — неохотно согласилась я.

И всё же мы ещё ненадолго задержались в объятиях друг друга — в том единственном месте, где я чувствовала себя в безопасности, и где мои страхи не могли меня настичь.

* * *

Дом встретил меня приглушённым светом и тишиной, но Рене, словно тень, возникла в дверном проёме гостиной.

— Белла, ты уже вернулась! — её лицо озарилось улыбкой, но почти сразу же сменилось лёгким недоумением. — Погоди, а где же твои покупки?

Я замерла на месте, мысленно проклиная себя за забывчивость.

— О, чёрт. Я… я оставила их в кабриолете Розали.

— Неужели они уже уехали? — в её голосе прозвучала тревога, и она бросилась к окну, словно надеясь ещё увидеть красный огонёк удаляющейся машины.

— Не беспокойся, — поспешила я успокоить её, снимая пальто. — Меня привёз Эдвард, так что все коробки остались в их доме.

— Белла, — в её голосе послышалась знакомая, слегка ноющая нотка. — Мне так хотелось посмотреть, что ты купила. Раньше ты терпеть не могла шопинг.

Я лишь пожала плечами, стараясь выглядеть беззаботной.

— С правильными людьми всё становится веселее.

— А, — это короткое слово прозвучало как мягкое, но ощутимое признание дистанции между нами.

Её присутствие в доме ощущалось как чужеродная, хоть и любимая, но плохо подогнанная деталь. В Форксе, этом сонном городке, не было ничего, что могло бы её занять, и бремя развлечения матери легло на мои плечи. Но даже сквозь мои старания сквозил непреложный факт: пропасть между нами была реальна и непреодолима.

Она хотела не меня — не ту, кем я стала. Она тосковала по старой Белле. И я не могла винить её за это.

— Я совершенно разбита, — сказала я, притворно зевнув и потирая виски. — Пожалуй, я пойду спать. И тебе стоит. Завтра рано вставать на рейс.

Рене тяжело вздохнула, и в её глазах мелькнула тень грусти.

— Конечно, ты права. Иди, детка. Спи спокойно.

Слишком радуясь, что она не стала допытываться дальше, я почти побежала наверх, бросив на ходу:

— Спокойной ночи!

Наверху я на автомате выполнила все вечерние ритуалы, но, оказавшись в своей комнате, не легла в кровать. Вместо этого я принялась лихорадочно собирать все до единого дневники и блокноты, какие смогла найти.

Розали дала мне неделю. Всего одну неделю. И я буду проклята, если позволю беспамятству, этому побочному яду превращения, стереть всё, что составляло меня. В одном она была права: не у всех есть роскошь предвидения. Но у меня была возможность оставить записи.

Я решила начать с самого основного — с моих знаний о «Сумерках». От сюжета романов до мельчайших деталей о вампирах, их фольклоре и жёсткой иерархии Вольтури. Это будет куда менее аккуратная версия «Иллюстрированного путеводителя», но она должна была сработать.

Следующие несколько часов пролетели в напряжённом усилии. Я сидела за своим столом, сгорбившись под тусклым светом настольной лампы, и исписывала страницу за страницей, вбивая в бумагу каждый факт, каждую деталь, которую только могла выудить из памяти.

И когда моя правая рука свелась мучительной судорогой, а перед глазами поплыли тёмные круги, я наконец отложила ручку. Я подняла испещрённый письменами блокнот и принялась лихорадочно перелистывать страницы, проверяя связность записей. Взгляд скользнул по строчкам, пока не замер на одной, выведенной моим же нетвёрдым почерком:

Чтобы навеки привязать Маркуса к ковену, Аро убил его возлюбленную, Дидиму — свою собственную сестру.

В горле встал холодный, твёрдый ком. Дрожащими от усталости пальцами я аккуратно, с болезненной чёткостью, оторвала нижнюю часть страницы, на которой это было написано. Бумага с хрустом поддалась, и я скомкала клочок в ладони, чувствуя, как он жжёт кожу.

Некоторые вещи, некоторые знания были подобны яду. Они были слишком опасны, чтобы хранить их даже в тайниках собственной памяти. Лучше уж им кануть в небытие и остаться навсегда забытыми.

* * *

Мне удалось выкроить от силы час беспокойного сна, прежде чем я снова очутилась на ногах — на этот раз застрявшей на заднем сиденье патрульной машины, пока Чарли отвозил Рене в аэропорт Порт-Анджелеса.

Я притворилась спящей, устроившись на прохладной кожаном сиденье, надеясь избежать натянутой тишины, что неизбежно повисла бы между Чарли и Рене. В какой-то момент моя уловка сработала слишком хорошо, и я провалилась в короткую, тревожную дремоту, потому что, когда я вновь обрела сознание, они тихо разговаривали, думая, что я ещё сплю.

— Она так сильно изменилась, — доносился встревоженный шёпот Рене.

— Это да, — согласился Чарли, его голос был спокоен, как обычно. — Но она счастлива. Разве не в этом главное?

— Ты просто не понимаешь, — её шёпот стал ещё тише, почти исповедальным. — Это будто… будто она совсем другой человек. Не та девочка, которую я растила.

— Люди меняются, Рене. Ты же не ожидала, что она навсегда останется той маленькой девочкой с косичками?

— Нет, но это случилось так внезапно. Я чувствую, что что-то не так. Что-то важное. Я просто не могу понять, что именно.

Голос Чарли стал твёрже, в нём зазвучали обертоны стали, которые он обычно приберегал для работы.

— Думай что хочешь. Я вижу, что с ней всё в порядке.

— Не знаю, почему ожидала, что ты поймёшь, — резко выдохнула она, и в её голосе прозвучала старая, как мир, обида. — Ты бы не понял. Ты не видел, как она росла каждый день.

Мне не нужно было видеть лицо Чарли, чтобы почувствовать, как эти слова ранят его. Тишина в машине снова сгустилась, став тяжёлой и некомфортной.

— Мы уже приехали? — спросила я ровным голосом, притворяясь, что только что проснулась.

Чарли прочистил горло, откашливая застрявшую там эмоцию.

— Да, как раз заезжаем на парковку.

В воздухе повисло неловкое молчание, которое не рассеялось, пока мы не проводили Рене до самого контроля безопасности.

— Белла, — она обернулась ко мне, и в её глазах плескалась целая буря чувств. — Я буду по тебе так скучать. Ты ведь скоро приедешь в гости, правда?

— Лето уже не за горами, — сказала я, отодвинув в сторону раздражение и подарив ей небольшую, но искреннюю улыбку. В конце концов, она была не виновата, что её материнское чутьё не подводило её.

И хотя её колкость в адрес Чарли была неприемлема, сейчас был не тот момент, чтобы заступаться за него. Сегодня был последний день, когда она видела лицо своей дочери — человеческой дочери. Это должно было остаться её последним воспоминанием. И я едва могла найти в себе силы омрачить его.

Рене притянула меня к себе в крепкие, беззащитные объятия.

— Не могу дождаться!

— Я тоже, — сказала я, и голос дрогнул, когда я обняла её в ответ. — Прощай, мама.

— Прощай, моя девочка.

Мы с Чарли задержались, наблюдая, как её фигура растворяется в толпе, и только тогда молча повернулись к выходу.

К моему удивлению, по пути к машине он обнял меня за плечи — редкий, почти неслыханный жест.

— Не самые весёлые весенние каникулы, да? — спросил он, и в его голосе сквозь привычную сдержанность пробивалось понимание.

Я издала удивлённый, немного хриплый смешок.

— Ты даже не представляешь, насколько.

— Не будь слишком строга к маме, малышка, — тихо сказал он, открывая дверь машины. — Ей просто… трудно отпускать. Ты выросла для неё слишком быстро.

— Постараюсь не держать на неё зла, — поддразнила я его, пытаясь разрядить обстановку.

— Кстати, — он завёл двигатель и бросил на меня быстрый взгляд. — А где твой грузовик?

Я бросила ему самую невинную и одновременно виноватую ухмылку, на какую была способна.

— Я одолжила его Лие вчера вечером.

— Конечно, «одолжила», — фыркнул Чарли, качая головой, но в уголках его глаз заплясали смешинки. — Поехали, я отвезу тебя забрать его, пока Билли не начал строить всякие дикие теории.

Я рассмеялась, и этот звук наконец-то разогнал остатки тяжёлой атмосферы.

— Ладно, шеф. Как скажешь.

* * *

В четверг утром меня разбудил настойчивый стук в дверь.

— Белла?

Я резко села на кровати, уставившись на силуэт Чарли в дверном проёме затуманенными от сна глазами.

— Который час? — пробормотала я, с трудом фокусируя взгляд на циферблате будильника.

9:32.

— О, чёрт, — вырвалось у меня, когда я попыталась высвободиться из путаницы одеял. Я проспала больше двух часов и безнадёжно опоздала в школу.

— Ты в порядке? — спросил Чарли, всё ещё стоя в дверях в своей полицейской форме. — Мне звонила мисс Шелли, справлялась, почему тебя нет на занятиях. Я уж подумал, не сбежала ли ты с тем своим парнем…

Я замерла и повернулась к нему, чувствуя, как раздражение поднимается комом в горле.

— Что? С чего ты вообще взял?

— Я и сам начинаю в этом всем сомневаться, — фыркнул Чарли, прислонившись к дверному косяку. — Что происходит, Беллс? Для тебя нехарактерно просыпать будильник.

Я снова протёрла глаза, пытаясь стереть остатки сна.

— Не знаю. Думаю, просто плохо спала в последнее время. — Я не стала говорить ему, что это была моя собственная вина. Последние несколько ночей я провела без сна, лихорадочно записывая всё — каждое воспоминание, каждый факт, каждую крупицу знаний о себе и этом мире. Время истекало, и я отказывалась отпускать даже самую незначительную память.

Если не для себя, то для Эдварда.

— Давно у тебя такого не было, — нахмурился Чарли. — Я могу чем-то помочь?

Я покачала головой, чувствуя тяжесть в веках.

— Уверена, всё наладится само собой.

Как только я наконец высплюсь.

— Хм. Ну, если уверена, — сдался он. — Слушай, мне нужно возвращаться на дежурство. Но не стесняйся взять сегодня отгул. Можешь вернуться в школу завтра.

Я подарила ему слабую, но искреннюю улыбку.

— Спасибо, папа. Я ценю это.

— Конечно, Беллс, — его глаза смотрели на меня с той искренней, непоколебимой заботой, которая была его визитной карточкой. — Я всегда все сделаю для тебя. Всегда.

Моя грудь согрелась волной нежности, и в тот момент я была безмерно благодарна, что когда-то решила оставить для него место в своём сердце.

— Спасибо, папа.

В конце концов, он и для меня оставил его первым.

— Без проблем, — буркнул он, отступая от двери. — Увидимся сегодня вечером.

— Увидимся.

И он ушёл.

На мгновение я бессмысленно уставилась на груду исписанных блокнотов, громоздящихся на моём столе.

Я была почти готова. Если приложу последние усилия, то смогу закончить к сегодняшнему вечеру.

Но как бы ни было заманчиво погрузиться в работу снова, я понимала — мне отчаянно нужен перерыв. Отражение в зеркале начинало напоминать призрака — бледное, с тёмными кругами под глазами.

Я начала с долгого горячего душа, оттирая кожу до тех пор, пока она не стала розовой и чувствительной.

Одевшись, я спустилась вниз, чтобы приготовить себе поздний завтрак, а затем вышла на улицу. В своей лихорадочной спешке запечатлеть каждую деталь я почти не бывала на свежем воздухе, поэтому натянула парку и отправилась бродить по окрестным дорогам. Как бы ни манили лесные тропы, я решила, что не стоит искушать судьбу больше, чем уже приходится.

Я вдохнула полной грудью холодный, свежий воздух, осторожно обходя боль, что сжимала моё сердце. Выписывание воспоминаний о моей жизни оказалось куда более мучительным, чем я предполагала. Это заставляло меня переживать заново всё, что было у меня отнято, всех и всё, что я потеряла.

И я была вынуждена горевать по-новому, записывая каждую маленькую историю, что сделала меня той, кем я была. Истории о взрослении в Мексике, о бесконечных переездах между домом и Штатами, о помощи в воспитании младшего брата, о годах учёбы в колледже, о том, как я стала учителем.

А потом я дошла до того, чтобы описать всё, что обрела. Воспоминания о дружбе с Джессикой, о том, как приняла Лию в свой круг, о головокружительном падении в любовь к Эдварду, о том, как обнаружила себя любимой новой семьёй.

Несмотря на сердечную боль, я знала — я ни за что не отказалась бы ни от одного из этих моментов. Ни за что на свете.

Когда я вышла к пустынному районному парку, то замедлила шаг. Он был безлюден из-за накрапывающего дождя.

Я опустилась на единственную скамейку, чувствуя странное, катарсическое облегчение.

— Изабелла, — вдруг позвал знакомый голос Эдварда.

Я подняла взгляд и увидела его, стоящего на тротуаре. Руки он засунул в карманы пальто, а волосы потемнели и растрёпались от дождевой воды.

Мои мрачные мысли, казалось, развеялись при одном его виде, и я не смогла сдержать улыбку.

— Ты нашёл меня.

Эдвард преодолел расстояние между нами за несколько длинных шагов и устроился рядом, развалившись на скамейке и перекинув руку через её спинку за моей спиной.

— Я слышал, пуффендуйцы особенно хороши в поиске.

Из меня вырвался короткий, почти истерический смешок.

— И откуда ты это знаешь?

— Я прочитал книги, конечно, — ответил он с лёгким намёком на самодовольство. — Было досадно не понимать всех твоих отсылок.

— Детка, это не цитата из книг, — с едва сдерживаемым смехом сказала я ему. — Это строка из «A Very Potter Musical».

Эдвард нахмурился, и на его идеальном лбу появилась легкая складка.

— О. Эмметт старался быть «в теме» и постоянно включал мне фильмы и бог знает что ещё.

Я рассмеялась, и звук этот был лёгким и свободным.

— Следующее, что я услышу, будет цитата из «Potter Puppet Pals».

Эдвард криво ухмыльнулся, выглядя по-настоящему смущённым.

— Прости за путаницу. Я просто… я хочу понимать всё, что тебя касается.

Волна нежности накатила на меня с такой силой, что сердце забилось чаще, угрожая выпрыгнуть из груди. Я люблю тебя.

— Изабелла? Любимая? — прошептал Эдвард, протягивая руку и проводя большим пальцем под моим глазом. — Почему ты плачешь?

Я моргнула, и горячие слёзы пролились по моим щекам, смешиваясь с прохладными каплями дождя.

Брови Эдварда сдвинулись, его расплавленные золотые глаза пылали от беспокойства.

— Это из-за ультиматума Розали? Ты же знаешь, что тебе не обязательно соглашаться.

Я покачала головой.

— Поверь, я знаю.

Это было правильным решением. Оно никого не подвергнет опасности, тем более меня, и никому из них не придётся беспокоиться за мою безопасность.

Но это не делало его лёгким. Добровольно отказаться от своей человечности? Добровольно уйти от Чарли и всех моих друзей, зная, какую ужасную боль это им причинит? Это было невыносимо тяжело.

Но это было правильное решение.

Всё казалось гораздо проще, когда я верила, что у меня нет выбора.

— Что бы ты ни решила, — прошептал Эдвард, и его слова были тёплым убежищем. — Ты должна знать, что я всегда буду на твоей стороне. Всегда.

Новые слёзы навернулись на мои глаза, когда я встретила его искренний взгляд, а грудь сжалась от тяжести переполнявших меня эмоций.

— Я люблю тебя, — хрипло, уязвимо выдохнула я, чувствуя, будто обнажила перед ним самое сокровенное. Я горела от боли этого признания.

Мягкие золотистые глаза Эдварда расширились, сияя внезапным благоговением. И тогда, очень нежно, он обхватил ладонью мою щёку и провёл своим прохладным большим пальцем по моей коже.

Моё дыхание застряло в горле, когда он ответил, и его голос сорвался от нахлынувших чувств:

— Я люблю тебя, Изабелла.

Эти слова отозвались эхом в моих ушах и нахлынули на меня, заполняя все пустоты и вызывая необратимые, фундаментальные изменения. Было страшно до головокружения — осознавать, что один человек может изменить саму ткань твоей души.

Ни разу в жизни я не отдавала себя кому-то так полностью; никогда не позволяла другому человеку иметь такую власть над собой. Но сейчас моё сердце сжималось так туго, так болезненно, что я поняла — точка невозврата пройдена.

Эдвард наклонился ко мне, и я в унисон подняла голову. Капли дождя скатывались с кончиков его волос, касаясь моего лица и стекая по коже. Сочетание любви и тоски по нему делало дыхание почти невозможным.

— Я люблю тебя, — снова прошептал он, благоговейно, как молитву.

Я сократила расстояние между нами, и наши губы встретились, выпуская на свободу эмоции, что слишком долго были заперты внутри.

Он целовал меня с таким же жаром, повторяя эти слова снова и снова между каждым поцелуем, пока я не начала бояться, что моё сердце не выдержит, а горячие слёзы снова потекли из моих глаз, мягко смешиваясь с дождём.