Взаперти (гет)

Июнь 1996 год

Они лежали в постели, в ленивом сплетении тел и простыней. Пальцы Сириуса медленно скользили по ее животу, а губы касались теплой кожи на боку. Кэтрин перебирала его отросшие черные волосы, и каждый раз, когда она слегка дергала за прядь, из его груди вырывалось низкое, довольное рычание.

— Мальчик, — твердо заявил Сириус, его ухмылка чувствовалась кожей ее живота. — Будет буянить с пеленок.

— Девочка, — парировала Кэтрин, не открывая глаз. — Будет умнее нас обоих. И упрямее.

Он фыркнул, но не стал спорить. Вместо этого его пальцы замерли.

— Как бы его ни звали... это должно быть... сильное имя. Не из тех, что вшиты в тот чертов гобелен.

Кэтрин открыла глаза и посмотрела на его склоненную голову. Она видела не затылок, а того юношу, который потерял все и винил в этом себя всю оставшуюся жизнь.

— Джейми, — тихо сказала она.

Сириус замер. Он медленно поднял на нее взгляд. В его серых глазах было непонимание, а потом — щемящая, болезненная надежда.

— Что?

— Если это девочка, — голос Кэтрин был твердым, но нежным, — мы назовем ее Джейми. Женская вариация имени Джеймс. Джейми Блэк-Кейм.

Он не дышал. Казалось, время в комнате остановилось.

— Кэт... — его голос сорвался.

— Я знаю, — она перебила его, ее пальцы мягко легли ему на щеку. — Я знаю, как это важно. Чтобы он был не просто памятью о потере. Чтобы он стал частью нашего будущего. Чтобы ты мог смотреть на свою дочь и.… не чувствовать боль. А чувствовать, что часть твоего самого близкого друга теперь будет жить в ней. По-новому. Думаю, Гарри не будет против…

Он не смог ничего сказать. Он просто прижался лицом к ее округлившемуся животу, и его плечи слегка задрожали. Это было что-то другое — освобождение от тяжести, которую он нес десятилетиями. Кэтрин не гладила его по голове. Она просто держала свою руку на его щеке, позволяя ему отпустить двадцать лет вины и тоски в тишине их спальни.

— Девочка… наша Джейми, — наконец выдохнул он, и в этом слове был не приговор прошлому, а обещание будущего. Обещание, что его дочь будет нести это имя с гордостью, а не с трагедией.

И в этой тишине, разорванной только их дыханием, рождалась не просто надежда на ребенка. Рождалась надежда на то, что даже самые старые раны могут когда-нибудь зажить.

* * *

Кэтрин шла по знакомому пролеску близ Хогсмида, каждый шаг был выверен и осторожен. Где-то глубоко внутри, под слоем концентрации и напряжения, она ощущала легкое, едва заметное шевеление — напоминание о том, ради чего все это. Встреча с поставщиком редких ингредиентов была рискованной, но необходимой.

Она замерла в тени старого вяза, не доходя до грота — места их обычных встреч. Вместо ожидаемой фигуры из тени скалы вышел Северус Снейп. Его появление было беззвучным, как появление призрака.

— Кейм, — его голос прозвучал резко, без предисловий. В нем не было яда, лишь холодная, отточенная срочность. Он назвал ее по старой фамилии, что в устах Снейпа звучало почти как товарищеское обращение. — Времени нет. Ваш… супруг совершил акт вопиющей глупости.

У Кэтрин похолодело внутри. Она не двигалась, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

— Поттер увидел его в Отделе Тайн. В плену у него, — Снейп выдохнул эти слова, следя за ее реакцией. — Видение было… ярким. С подробностями, не оставляющими сомнений в его подлинности.

Тьма поползла по краям ее зрения. Она судорожно вдохнула, цепляясь за сознание.

— Вы… уверены? — ее собственный голос показался ей чужим.

— Видения Поттера еще ни разу не лгали о подобных вещах, — отрезал Снейп. — Дом на площади Гриммо отрезан от сети Летучего пороха.  Я не смог предупредить их.

Кэтрин уже не слушала. Мир сузился до одной точки — до необходимости быть там. Она резко развернулась, не сказав больше ни слова, и исчезла с тихим хлопком.

Трансгрессия была мучительной. Ее разум, отравленный паникой, рвал пространство. Она появлялась на полпути, спотыкаясь о корни, снова исчезала. Она попыталась послать патронус — из палочки вырвался лишь клочьями серебристый туман, неспособный обрести форму.

Наконец, знакомый, проклятый фасад выплыл из темноты. Она, не помня себя, врезалась в заколдованную дверь, которая с протестующим скрипом подалась под слепым напором отчаяния.

В прихожей, у подножия лестницы, под насмешливыми взглядами портретов предков, стоял Сириус. На его лице было недоумение и мгновенная, дикая тревога.

— Кэти? Что случилось?..

Она бросилась через холл и врезалась в него, вцепившись в кожаную куртку так, что костяшки побелели. Она прижалась лицом к его груди, глухо рыча от дикого, всепоглощающего облегчения, в котором смешались ужас и ярость.

— Ты жив… Господи, ты жив… — она повторяла это снова и снова, как заклинание против кошмара.

Сириус обнял ее, его руки — твердые, реальные, живые — прижали ее к себе. Он был здесь. В этом проклятом доме. Целый. И этот миг был самым страшным и самым счастливым в ее жизни, потому что он показал пропасть, в которую они едва не рухнули.

* * *

Воздух на кухне был густ от криков и страха. Гарри Поттера не было в Хогвартсе. Исчезли еще несколько учеников. Местоположение Амбридж — неизвестно.

Сириус метался по комнате, как раненый зверь в клетке, его глаза горели лихорадочным блеском. Грюм, опираясь на посох, гремел своим хриплым голосом: «Ловушка! Парня выманили, яснее некуда!» Кингсли тщетно пытался связаться с Дамблдором, его обычно спокойное лицо было искажено беспомощной яростью. Кэтрин сидела, сжав в кулаках края своего платья, но скрыть мелкую, предательскую дрожь в руках не могла.

Решение родилось в огне, без обсуждений. Ждать нельзя. Идти в Отдел Тайн. Сейчас.

— Перенос через сеть патронусов возможен, — проскрипел Грюм, — но ненадежен. Как карточный домик.

— Я иду, — голос Сириуса прозвучал не как предложение, а как приговор. В нем не осталось ни тени сомнения, только сталь.

— Нет. Нельзя... — шепот Кэтрин прозвучал громче любого крика. Она поднялась, подошла к нему, ее пальцы вцепились в его куртку. — Сириус, пожалуйста...

Он повернулся к ней. В его глазах она увидела не ярость, а нечто худшее — ясное, холодное предвкушение боя. Освобождение.

— Кэти. Он мой крестный сын. Я не могу сидеть здесь, пока Волан-де-Морт...

— Мы идем вместе, — перебила она. Слезы текли по ее щекам беззвучно, но голос при этом не дрогнул. — Ты и я. Спина к спине.

Он взял ее лицо в ладони, большие пальцы смахнули слезы.

— Мы вернемся домой. С Гарри. Вся семья будет в сборе. Обещаю. — Он наклонился, прижавшись лбом к ее лбу. — Моя опасная девочка, — его шепот был обжигающим. — Дай мне защитить тебя хоть раз. Дай мне защитить вас всех.

Она закрыла глаза, видя перед собой не его, а слова Грюма: «Блэк носится по полю боя как бешеная псина, но сражается как десять». Она верила в его силу. В их силу.

Она кивнула.

Серебристый свет патронуса Грюма заполнил комнату. Портал в Департамент Тайн разверзся, как пасть чудовища, и поглотил их.

* * *

Все произошло за считанные секунды, но каждая из них растянулась в вечность, наполненная огненным хаосом и леденящим ревом заклинаний. Вспышка ослепляющей смеси Кэтрин осветила Зал Смерти почти нестерпимым солнцем, выжигая сетчатки и давая им драгоценную фору — вывести детей.

Сириус рванулся к Гарри как тень, оттащив его за колонну, которую через мгновение вдребезги разнес чей-то “Редукто”. Краем глаза Кэтрин видела, как он что-то кричал мальчику, его лицо было искажено не страхом, а ликующим, диким оскалом — он жил в этом аду, как сама смерть, наконец-то выпущенная на волю.

Но ее мир сузился до Августа Вана. Он наступал не яростно, а с холодной, нечеловеческой точностью. Его заклинания не вспыхивали, а шипели, рассекая воздух тонкими, ядовито-зелеными лезвиями, каждое из которых било в стыки ее защиты. Рядом, словно хищная птица, кружила Беллатрисса, ее смех звенел безумием, а палочка выписывала в воздухе смертельные узоры.

И тогда между них врезался ураган. Сириус, пригнувшись, пронесся на низком старте, его палочка описала широкую дугу, высекая из ничего раскаленный щит, который на миг поглотил атаки обоих врагов.

— Кэтрин! — его крик прорвался сквозь грохот, и они встали плечом к плечу.

И он преобразился. Это была не просто ярость. Это была симфония разрушения. Бешеный пес, которого описал Грюм, носился не просто быстро — он предугадывал. Он парировал «Конфринго» Долохова, летящий в Гарри, и, используя его же энергию, развернулся и отразил «Круциатус» Беллатриссы, целящийся в Кэтрин, — и все это одним плавным, смертоносным движением. Он не оборонялся. Он фехтовал, его палочка была клинком, рассекающим саму ткань боя, создавая вокруг них полупрозрачный, мерцающий купол из чистой магии и непоколебимой воли. Он смеялся, грубо дразнил Беллатриссу, вспоминая ее провалы, — и это сводило ее с ума, заставляя совершать ошибки.

Когда Долохов перешел в яростное наступление на Гарри, Кэтрин, не разрывая своего ритма с Сириусом, двинулась навстречу. Ее рука не метнула снаряд, а резко сжала и разжала пальцы, распыляя в воздух облачко почти невидимой серебристой пыли. Частицы, разработанные ею для блокировки нервных импульсов, среагировали на агрессивную магию Долохова. Его следующее заклинание «Флиппендо!» вырвалось из палочки — и тут же обернулось против него. Энергия ударила его в грудь, отбросив к стене, а его собственное тело сковали мучительные, хаотичные судороги. Это была не атака, а обратная связь, превращенная в оружие.

— Я выверну тебя наизнанку, сука! — завопил Ван, видя, как падает его союзник. Его аристократическое спокойствие наконец треснуло. Он посылал красную вспышку за зеленой, но был слишком ослеплен яростью. Кэтрин же работала с холодной эффективностью: ее следующее движение — щелчок пальцами — воспламенило остатки пыли в воздухе вокруг Вана, создав на мгновение ослепительную тепловую завесу, выжигающую саму магическую концентрацию.

— Сорок три человека, ублюдок. Ты убил сорок три человека. — проносилось в мыслях Кэтрин.

Они оба, Кэт и Сириус были живым алхимическим реактором, где ее рассчитанные до миллиграмма субстанции встречались с его неистовой, интуитивной магией, порождая нечто совершенно новое и смертоносное.

И в этот миг их абсолютной слаженности Ван, стиснув зуба, нашел момент. Он не стал кричать. Его палочка дрогнула в почтительном жесте, и из ее кончика выпорхнула не молния, а тонкая, изумрудно-зеленая змейка — беззвучное, древнее проклятие, не оставляющее следов и не знающее промаха. Оно плыло по воздуху, игнорируя барьеры, целясь прямо к Кэтрин.

Сириус, чувствуя сдвиг в магии кожей, увидел ее. Он был повернут к Беллатриссе, но его тело среагировало быстрее мысли. Он резко, с нечеловеческой скоростью развернулся, его палочка описала ослепительную дугу, выбросив навстречу змейке сгусток чистой силы, который столкнулся с проклятием с оглушительным, глухим грохотом, сотрясшим каменные плиты.

Но этот благородный поворот стоил ему всего. Он подставил спину.

В его глазах не было удивления, когда из палочки Беллатриссы вырвалась не красная вспышка, а сгусток чистой, концентрированной ненависти. Был лишь миг осознания.

Время замедлилось, растянулось, как резина. Он успел посмотреть на Гарри. Потом на Кэтрин. Усмехнулся — той самой ухмылкой сорванца, с которой когда-то убегал из дома Блэков. Той самой ухмылкой, что еще сегодня утром отвечал на ее шутку.

И его медленно, неумолимо затянуло в сияющую дымку Арки... На руке Кэтрин кровавыми волдырями вздулась и почернела отметина Обета.

Сириус Блэк перестал существовать.

Разрыв связи был острее, чем рассечение плоти. Это было чувство ампутации души. Она не видела, как Гарри рванулся за Беллатрисой. Не слышала его душераздирающего крика. Не слышатала грохота боя, рева Грюма. Не почувствовала, как заклинание Вана впилось ей в ногу, обжигая плоть. Она медленно подняла палочку. Движение было тягучим, будто сквозь плотный студень. Кровь закипала от переполняющей энергии — последнего дара его крови.  Того последнего шанса выжить, дарованного его смертью.

Сознание заволакивала тьма. Та самая сила, что связывала ее с мужем, рвалась, нить за нитью, ища выхода через расползающуюся на ее коже отметину. Каждый разрыв отдавался в мозгу оглушительным молчанием. Кэтрин смотрела на Вана. Он что-то говорил, его лицо искажала гримаса глумливого торжества. Вокруг был ад, грохот, хаос, а в ее ушах стояла оглушительная, звенящая тишина. Она видела, как шевелятся его губы, но слышала только нарастающий гул в собственной голове — звук рушащейся реальности.

И тогда грохнуло.

Ее последнее заклинание было не криком, не словом. Оно было молчаливым актом самоуничтожения. Яркая, слепая вспышка выжгла сетчатку, выбила бой из времени, создав пузырь абсолютного хаоса. Несколько Пожирателей, включая Люциуса Малфоя, отлетели в стороны с тяжелыми увечьями. Воздух затрещал от высвободившейся магии.

Августа Вана разорвало у нее на глазах. Не было звука — только мерзкая, ужасающая картина: его тело, теряющее форму, алая дуга крови, повисшая в замедленном времени, как брызги от падения стеклянного шара. Это алое облако стало ее последним зрелищем в этом мире.

И только тогда, сквозь онемение, Кэтрин почувствовала. Не боль. Холод. Ледяную волну, исходящую изнутри. Режущую пустоту внизу живота — на том месте, где уже был заметен округлый бугорок, их хрупкое будущее. И след от попавшего заклятия, чернеющий на коже, как финальная точка.

— Сириус…

Тьма, наконец, настигла и ее, поглотив целиком. Не боль, не страх, а бездонная, беззвездная пустота. Та самая, что ждала ее за Аркой. Та самая, в которой не было его.