Раскрывшийся бутон (джен)

Они договорились встретиться в обед в Косом Переулке. Октябрьский день выдался пасмурным и сыроватым: низкие облака нависали над крышами, а ветер гонял жухлые листья вдоль мощёной мостовой. Косой переулок выглядел непривычно тихим — без летней сутолоки и шума школьных покупок он словно впал в дремоту. Редкие прохожие торопливо сворачивали к нужным лавкам, стараясь укрыться от сырости.

Петуния шла неторопливо, придерживая полы плаща. Её шаги отдавались глухим эхом, и от этого улица казалась ещё более пустынной. Она искала лавку зелий, возле которой они с Долоховым договорились встретиться. И она почти не удивилась, когда услышала справа знакомый голос:

— Мисс Эванс, сюда!

Она обернулась и увидела Долохова. Он стоял, опершись плечом о стену рядом с лавкой зелий, и улыбался так, будто ждал её здесь целое утро. Высокий и крепко сложенный, со светло-русыми волосами, которые ветер то и дело трепал, он сразу выделялся среди редких прохожих. Его плащ сидел безупречно, подчёркивая широкие плечи, а в пронзительных голубых глазах сверкал тот самый насмешливый огонёк, от которого у Петунии всякий раз внутри возникало странное, тревожно-тёплое ощущение. Среди осенней сырости он был похож на весеннее солнце — тепло, которого так не хватало.

— Вы пунктуальны, — заметил он, оттолкнувшись от стены и подходя ближе. — Это редкое качество.

— А вы слишком любите появляться внезапно, — ответила Петуния, сдержанно улыбнувшись.

— Признаюсь, не смог удержаться. С вами, мисс Эванс, всё время так и тянет немного пошутить — вы слишком серьёзная.

Он протянул руку, и на ладони блеснул невзрачный предмет — потёртая кожаная перчатка.

— Что это?

— Портключ в Ирландию, в графство Клэр, — пояснил Долохов. — Вы когда-нибудь пользовались портключами?

— Да, — Петуния приподняла руку и отдёрнула рукав плаща, — у меня есть один.

— Хорошо, тогда основные правила вы знаете: крепко схватить портключ и не отпускать.

Они одновременно коснулись старой перчатки. Долохов произнёс «Пушки Педдл», и в тот же миг Петуния ощутила, как будто невидимый крюк зацепил её за пупок и резко дёрнул вперёд. Её тело закрутило в воздухе, волосы ударили в лицо, плащ взвился и хлопал по коленям. Казалось, что мир вокруг превратился в вихрь звуков и теней. Она вцепилась в портключ так крепко, что пальцы побелели, боясь выпустить его хоть на миг.

И вдруг всё прекратилось — её ноги ударились о влажную землю. Петуния пошатнулась, пытаясь удержаться на ногах, а Долохов приземлился рядом уверенно, будто вся эта тряска его вовсе не коснулась. Он поддержал её под руку, помогая ей выпрямиться. Его ладонь оказалась тёплой и крепкой, а когда они соприкоснулись, по коже будто пустили слабый разряд. Щёки запекло. Петуния тут же отдёрнула руку, смутившись своей реакции, и поспешно отвернулась.

— Всё в порядке? — спросил Антонин с лёгкой усмешкой, будто заранее знал, что она не признается в головокружении.

— Да, — коротко ответила Петуния, поправила плащ и волосы, стараясь придать голосу твёрдость, а потом осмотрелась.

— Где мы?

Они стояли на небольшом холме, с которого открывался вид на широкую долину, рассечённую пополам рекой. Ветер с реки гнал сырость и туман, через который проступали тёмные очертания крепости: тяжёлая, массивная, с четырьмя угловыми башнями и высокими зубчатыми стенами, сложенными из серого камня. Казалось, крепость вросла в землю и готова простоять ещё века, сопротивляясь бурям и ветрам. Узкие бойницы смотрели неприветливо на гостей.

Петуния поёжилась и с трудом подавила желание вернуться домой. Внезапно показалось, что прийти сюда было плохой идеей — ну кто обрадуется внезапно появившейся дальней родственнице.

Вокруг замка теснилась деревня: низкие каменные дома со сланцевыми крышами, от которых поднимались струйки дыма. В воздухе пахло торфом, мокрым деревом и недавно прошедшим дождём. Из-за дождей земля превратилась в вязкую глину, по которой нужно было ступать осторожно.

— Деревня Бунратти, — произнёс Долохов негромко, глядя на крепость. — Насколько я смог узнать, в замке живёт маггловская часть рода О’Брайен, а о магической — ничего не слышно уже несколько десятилетий. Будем надеяться, что удастся узнать что-то здесь, прежде, чем придётся обратиться к гоблинам.

Петуния кивнула, но её сердце билось неровно. Чем ближе они подходили к деревне, тем отчётливее чувствовались взгляды. Женщины, наполняющие вёдра у колодца, замерли, разглядывая чужаков. Кто-то из мужчин, завидев их, отложил топор и бегом направился к замку. Даже дети, выглядывающие из-за калиток, тут же прятались за спины матерей.

— Нам не рады, — прошептала Петуния, невольно стараясь держаться поближе к Долохову.

— Они просто не знают, что вы О’Брайен, — спокойно отозвался Антонин. — В Ирландии чужих никогда не встречают с распростёртыми объятиями.

Они были уже рядом с замком, когда тяжёлая створка ворот заскрипела, и наружу вышел мужчина в тёмном плаще до колен, из-под которого выглядывал килт. Он замер, не спуская глаз с чужаков, а потом сделал знак кому-то за спиной и шагнул ближе.

— Вижу, о нас уже знают, — вполголоса сказал Долохов. — Скажите, что хотите встретиться с графом Томонд, упомяните о своём родстве. И не переживайте.

— Граф? О чём вы ещё умолчали? — шёпотом спросила Петуния, резко повернувшись к нему.

— О том, что у маггловской ветви всё ещё есть титулы, — ухмыльнувшись, ответил Долохов. — Ирландцы серьёзно относятся к традициям и кровному родству, но нам это только на руку.

Петуния нахмурилась, но возразить не успела — мужчина в плаще подошёл ближе и остановился в нескольких шагах. Его взгляд скользнул по лицу Долохова, задержался на Петунии и стал настороженным.

— Кто вы такие и зачем пришли в Бунратти? — спросил он с заметным акцентом.

Петуния крепче сжала ручку сумки, чувствуя, как в груди поднимается тревога, и ровным голосом произнесла:

— Моё имя Петуния Эванс. Недавно я узнала о своём родстве с домом О’Брайенов и хочу встретиться с графом Томонд.

Мужчина на миг вскинул брови, потом снова осмотрел Петунию, уделив особое внимание лицу, коротко кивнул, будто принял решение, и отступил назад.

— Подождите здесь. — Он развернулся и быстро скрылся за воротами.

Минуты тянулись мучительно долго. Холодный ветер пробирался под плащ, заставляя Петунию ежиться. Ей казалось, что вся деревня наблюдает за ней, оценивая каждый её шаг. Долохов выглядел так, словно его это совершенно не касалось: он лениво водил взглядом по зубчатым стенам крепости, будто прикидывал, сколько бы потребовалось людей, чтобы её взять. Его спокойствие раздражало, и на секунду Петуния захотела по-детски наступить ему на ногу, но тут же откинула эту идею.

Наконец створки ворот снова заскрипели. Появился тот же мужчина, скорее всего, это был слуга, и коротко кивнул:

— Следуйте за мной. Граф готов принять вас.

Их провели внутрь замка. Тяжёлые двери захлопнулись за спиной, отрезав сырой ветер и взгляды деревенских жителей. Внутри было прохладно и темно: узкие бойницы давали мало света. По сводчатым коридорам, освещённым редкими факелами, они поднялись в один из боковых залов.

Слуга распахнул дубовую дверь, пропуская их вперёд.

— Прошу, милорд ожидает вас внутри.

Петуния шагнула в просторный кабинет с высоким потолком. На стенах висели старые гобелены с выцветшими рыцарями на конях, в камине ярко пылали дрова, прогоняя сырость и наполняя комнату лёгким запахом дыма. У массивного стола, заваленного бумагами и книгами, стоял мужчина лет пятидесяти с длинными седеющими волосами, перехваченными лентой. Он держался прямо, и в его взгляде сочетались гордость и настороженность. На нём был тёмный клетчатый килт поверх плотной шерстяной туники, и этот старомодный наряд выглядел здесь столь же уместно, как сам замок.

На миг Петунии показалось, что она попала в прошлое: перед ней стоял не современный маггловский граф, а древний вождь клана прямиком из легенд.

— Я — Шон О’Брайен, граф Томонд, — сказал он негромко, но твёрдо. Голос его был низким, с мягким ирландским акцентом. — Итак, вы утверждаете, что связаны с нашим кланом?

Петуния опустилась в предложенное кресло и сложила руки на коленях, чтобы скрыть лёгкую дрожь.

— Моё имя Петуния Эванс, — произнесла она. — В августе я узнала о своём родстве с О’Брайенами и теперь пришла, чтобы получить ответы.

Она достала из сумочки пергамент со своей родословной, который получила в Гринготтсе, и передала его графу.

Шон О’Брайен принял свиток, задержав внимание на качестве пергамента, развернул его и медленно провёл пальцами по строкам, задерживаясь на знакомых именах. Затем его глаза на мгновение расширились, он снова осмотрел Петунию и Долохова с головы до ног. Его брови сдвинулись, а взгляд сделался сосредоточенным и тяжёлым.

— Это… любопытно, — наконец медленно сказал он. — Я знал, что у нашего рода была особая ветвь, но не ожидал, что кровь проявится вновь — да ещё вот так, вне клана.

Граф Томонд помолчал, будто что-то прикидывая, и аккуратно свернул пергамент, но не отдал — положил рядом с собой.

— Вне клана и вне Ирландии, — добавил он, и в голосе прозвучала горечь. — Мы слишком многое потеряли, чтобы не замечать даже столь слабого отклика старой крови.

Он перевёл взгляд на Петунию, в котором смешались подозрительность и скрытая надежда.

— Но сперва мы должны услышать мнение человека, чьё слово будет решающим. Это наш патриарх, лорд Коннелл. Он единственный, кто ещё помнит времена, когда в крови О’Брайенов была сила.

Граф Томонд сделал знак стоявшему у двери слуге:

— Приведите его сюда.

Тот почтительно склонил голову и исчез за дверью.

В кабинете повисла тишина, в которой треск поленьев в камине звучал особенно отчётливо. Петуния сидела, чувствуя, как от напряжения у неё холодеют ладони. Она украдкой посмотрела на Долохова — тот, как всегда, выглядел спокойным, будто происходящее его только забавляло. Минуты тянулись. И наконец дверь снова открылась. Слуга вернулся, поддерживая под руку небольшого, иссохшего старика. Его шаги были медленными и неустойчивыми, но взгляд оставался ясным и тяжёлым.

— Лорд Коннелл, — произнёс граф с уважением, склонив голову. — Прошу прощения, что потревожил вас, но девушка утверждает, что несёт в себе кровь нашего рода.

Старик остановился, опершись обеими руками на резную трость. Его лицо было покрыто сетью глубоких морщин, но в серых глазах горел упрямый огонь. Он медленно перевёл взгляд с графа на Петунию, задержавшись на ней так, будто пытался рассмотреть не только внешность, но и то, что скрыто под ней.

— Кровь, говоришь? — голос его был хриплым, но твёрдым. — Много лет я ждал, когда она снова даст о себе знать.

Он медленно двинулся вперёд, и слуга, поддерживавший его под руку, осторожно направлял каждый шаг.

— Подойди ближе, дитя, — велел лорд Коннелл, сев в кресло и глядя прямо на Петунию. — Я хочу сам убедиться, правда ли в тебе ещё теплится то, что мы потеряли.

Петуния непроизвольно поднялась, чувствуя, как колени предательски дрожат. Ей показалось, что в его взгляде — тяжёлом, испытывающем — было больше силы, чем в его иссохшем теле. Она подошла ближе, и старик протянул сухую, почти прозрачную руку.

Пальцы его легли на её запястье. Прикосновение было лёгким, но Петуния ощутила, как будто через неё прошла слабая дрожь — нечто похожее на отклик, знакомый ей по Листку Жизни. Сердце забилось быстрее, а дыхание на мгновение перехватило.

Лорд Коннелл прищурился, и угол его рта дрогнул — то ли от усмешки, то ли от удовлетворения.

— Есть, — прошептал он. — Теплится. Не так, как прежде… но это всё же наша кровь.

Он отпустил её руку и устало откинулся на спинку кресла. Цвет лица побледнел, дыхание стало неровным, и на мгновение показалось, что даже удержать трость в руках для него — тяжёлая ноша. Эта, казалось бы, небольшая проверка выпила из него остатки сил, и в комнате повисла тишина, нарушаемая только его сиплым дыханием и потрескиванием дров в камине.

— Значит, карга не соврала. Род не угаснет с концами, — выдохнул он наконец, затем закрыл глаза, словно собираясь с силами, а потом всё же открыл их снова и посмотрел прямо на Петунию. — Я рад, что дожил до этого момента.

Граф Томонд невольно шагнул ближе, словно сам хотел убедиться в словах старика, но остановился, почтительно склонив голову.

— Вы слышали, граф, — произнёс лорд Коннелл едва слышно, но твёрдо, и его голос пронзил тишину, будто колокол. — Кровь вернулась. Слабая, чужая, но всё же наша.

Он снова закрыл глаза, и казалось, что усталость вот-вот окончательно придавит его к креслу. Но через миг он вновь поднял голову, упрямо удерживая тяжёлый взгляд на Петунии.

— Девочка, — произнёс он с хрипом, — помни: ты теперь не одна. Отныне за тобой будет стоять клан О’Брайен. Прими род — и, может быть, мы снова поднимется из пепла.

Его пальцы ослабли на трости, и слуга торопливо подался вперёд, чтобы подхватить его.

— Отведите его, — негромко велел граф Томонд, и только когда дверь за стариком закрылась, он перевёл взгляд на Петунию, и в нём уже не было прежней холодности.

— Что ж, — произнёс он медленно, — похоже, лорд Коннелл признал вас. А значит, вы вправе узнать историю рода.

Он опустился в кресло, сложил руки на коленях и наклонился вперёд.

— Мы знаем об этом со слов лорда Коннела и совершенно этим не гордимся, но история такова, что её не перепишешь. Как бы нам ни хотелось стереть позор из памяти, он всё равно живёт в нашей крови.

Граф Томонд на миг замолчал, потом перевёл тяжёлый взгляд на Петунию:

— Но прежде чем я расскажу её. Скажите, зачем вы пришли к нам, мисс Эванс?

Петуния почувствовала, как слова застряли у неё в горле. Она едва не опустила глаза, но заставила себя выдержать его пристальный взгляд.

— Я пришла не только из любопытства, — сказала она, решив быть откровенной. — Не знаю, насколько вы осведомлены о ситуации в магическом мире, но мы с сестрой считаемся магглорождёнными. Магглы — так волшебники называют обычных людей, — пояснила она на вопросительный взгляд графа. — За нами не стоит род, и мы беззащитны перед чистокровными. Розье, чью кровь я несу по материнской линии, знают обо мне. Они сделали мне предложение и хотят, чтобы я его приняла, а иначе…

Она замолчала, чувствуя, как в горле пересохло, и только теперь заметила, что сжала руки в замок так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Заставят силой? — мрачно уточнил граф Томонд.

— Верно, — выдохнула Петуния. — Если бы это касалось только меня, я бы как-то выкрутилась, но они ясно дали понять, что помогут мне принять правильное решение, воздействуя через сестру.

— Бриты! — с яростью, неожиданной для его спокойной фигуры, выругался граф. Он ударил ладонью по подлокотнику кресла, и в глазах его мелькнул огонь. — Всегда одно и то же: силой, угрозой, подлостью.

Он на миг замолчал, тяжело дыша, потом провёл рукой по лицу, и добавил уже тише, с горечью:

— Прошу прощения, но злость старых обид никогда не уходит. Всё началось в конце прошлого века, когда один рыжеволосый Уизли с кузенами похитил девушку из нашего клана…