Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

Вечность. Она давно стала ее сестрой, единственной, кто сопровождал ее неизменно все эти долгие годы, десятилетия, века. Лишь вечность была в ее прошлом, и лишь она одна будет с ней всегда.

Перед ее глазами проходили жизни, сменялись поколения, рождались и умирали. Это была вереница жизней, которые лишь на некоторое время пересекались с ее вечностью, чтобы раствориться в песках истории, навсегда уйти. А она жила, храня в памяти все, что было, готовая запомнить все, что будет. Словно летопись, нескончаемая книга истории, она сохраняла в памяти века, не надеясь на то, что и она сама когда-то станет прошлым этого мира, что ее затянувшаяся линия жизни когда-то натолкнется на смерть — и придет покой, который принесет забытье и заберет с собой боль, копившуюся столетиями, превратив ее сердце и душу в камень. И камень этот был столь же твердым, что и камень Дурмстранга, впитавший в себя так же много, как и ее память. Она словно сама давно стала частью подземной школы, крупицей каменной крошки, что никак не исстиралась.

День начался так, как он начинался всегда, когда она возвращалась в школу, чтобы прожить в ее стенах еще три десятка лет. Потом она уезжала, чтобы дождаться смерти всех, кто знал ее там, на ее родине, — и снова возвращение. Эти годы, когда она покидала остров, она проводила на своей второй родине, в снегах Сибири, лишь там знали ее тайну, там еще остались те, кто помнил прошлое, там из уст в уста передавалась история, там ей были всегда рады. Но она не могла остаться в Сибири навсегда — в ней еще жила надежда, что однажды она найдет то, что ищет, — и вечность отступит перед ней, даровав право на искупление и смерть. Или найдет кто-то другой, и ей останется лишь пойти по их стопам...

В комнате было тепло, несмотря на то, что выход на поверхность совсем рядом. В камине, что она сама растопила, пылал яркий огонь, наполнявший комнату жарким уютом. Прожив сотни лет среди снегов, она научилась ценить тепло и переносить холод.

Завтрак еще только начался, когда она была готова выйти из комнаты, но что-то ее остановило. Нет, кто-то, она сразу почувствовала его присутствие за дверью.

— Я просила тебя это прекратить,— ледяным тоном проговорила она, распахивая дверь и глядя в карие глаза мальчишки. Совсем юный, упрямый, странный мальчик, который вдруг стал ее преследовать с маниакальностью подземной феи. Сначала она лишь сердилась, угрожала, наказывала, но это не действовало, и именно тогда она поняла, что для кареглазого «дракона» все это действительно серьезно, что он увлекся, и ей это не понравилось вдвойне. За свою вечность она видела много трагедий, которые рождало сердце, да и она сама была той самой Трагедией. Ее сердце привело ее к той жизни, на которую она была обречена.— Это ни к чему не приведет.

А он молчал и смотрел на нее, держа в больших руках букет наколдованных ромашек. Она сузила глаза, дернув головой, не зная, что ей делать и как поступить. Она давно ни к кому не привязывалась, зная, что все равно, рано или поздно, эти люди уйдут. Ученики редко вызывали в ней даже легкую привязанность, хотя, конечно, за века жизни она не разучилась чувствовать, симпатизировать, презирать, жалеть. Но этот мальчишка, в глазах которого было упрямство, явно пытался преодолеть ее умение уходить от отношений.

Но все это смешно. Ему семнадцать, он обычный юный волшебник, не первый и не последний, влюбившийся в своего профессора, за века преподавания она видела тысячи таких вот юнцов, но пыл их быстро иссякал. А у этого — нет, казалось, чем сильнее она его отталкивает, тем сильнее он добивается своего. Она пыталась его игнорировать, но эффект был тот же.

— Ты же понимаешь, что это глупо,— холодно заметила она, не пытаясь взять его цветов или прогнать. Он должен сам понять и сам уйти.— Ты совершенно меня не знаешь.

— Я знаю,— голос его был сильным, уже почти мужским, что не сочеталось с юношеским лицом.— Я наблюдал за вами...

— И что тебе это дало?— она холодно усмехнулась, покачав головой. Он был таким юным, и рядом с ним она чувствовала себя ужасно старой, что, в принципе, было правдой.

— Вы красивая и справедливая.

— И из-за этого ты решил, что в меня надо влюбиться и не давать мне покоя?

— Это получилось случайно, я не хотел,— его наивная честность вызвала в ее каменной душе волну тепла. Говорят, что если камень долго лежит на солнце, то он становится горячим, но он все равно остается камнем.— Я не заметил, как это случилось.

— Вся школа уверена, что ты влюблен в старосту,— в который раз она попыталась воззвать к его разуму, хотя знала, что это бесполезно. Чем больше она сопротивляется его чувствам, тем сильнее он будет верить в свою любовь к ней.

— Я был, но... Вы другая. Вы лучше.

— В чем же? Старше, опытнее?— она холодно ему улыбалась.

— Вы не лжете и не играете другими людьми... Вы настоящая.

— Наивный мальчишка,— горько заметила она, оборачиваясь, потому что из комнаты доносились посторонние звуки, которых там быть не могло.

— Ты действительно наивен, Лука,— из тайного прохода, что вел прямо в туннель на поверхность, вышли Мария и Феликс. Что ж, это было ожидаемо, она предполагала, что, если Цюрри разгадает ее загадку, то сможет найти ее комнату. Она хотела, чтобы он пришел, и она предполагала, что он приведет с собой Истенко.— Здравствуйте, профессор Сцилла.

— Ну, проходите уже все, раз пришли,— вздохнула она, и впервые за сотни лет в ее голосе сквозила усталость и покорность. Она сама хотела, чтобы они пришли сюда, ей нужно было рассказать ребятам, как погиб их друг. И ей нужно было узнать, не напали ли они на след того, что она веками тщетно пыталась найти. Феи Драконов Востока шептались, что Орден наконец-то нашел Путь, что школьники продвинулись далеко вперед в поиске Тайны, и Сцилла тут же зацепилась за этот шепот. Ей нужно знать о том, что ребята нашли. Но они не поделятся своими тайнами, пока она не поделится своими.

Лука вошел и с недоумением переводил взгляд с профессора на двух друзей. Мария настороженно оглядывала комнату, садясь на диван у камина. Феликс встал рядом, сложив на груди руки.

— Я рада, что хотя бы решать задачи я тебя научила,— проговорила Сцилла, глядя в упор на Ящера. В своей вечности она видела многое, но за века перед ее глазами впервые разыгрывалась подобная трагедия ребенка, обреченного на ненависть к себе самому. И у него не было впереди сотен лет, чтобы свыкнуться и принять себя таким, каким он стал.

— Вы знали, что я приду за ответами,— Феликс смотрел исподлобья, и глаза его требовали правды. Лука недоуменно озирался, теребя в руках ромашки. Он мало что понимал.

— Вы нашли палочку, которая выпустила заклинание, оставившее след в коридоре?— спокойно спросила профессор, откидывая назад черные волосы.

— Нет, видимо, как и вы,— вступила в разговор Мария. У нее тоже были карие глаза, но они разительно отличались от глаз хорвата, который пытался понять, что происходит.— Почему вы не рассказали всем о том, чему были свидетелем?

— Я ничего не видела,— холодно ответила Сцилла на вызов девушки.— Я появилась там случайно, Димитрий уже был на волоске от смерти, и мое вмешательство лишь на несколько мгновений продлило его жизнь. Он не должен был быть там, вы все не должны выходить из школы, тем более, поздно вечером.

— Почему?

— Потому что на охоту выходит смерть.

— Они ловят мороков,— утвердительно сказала Мария, и Сцилла удивилась такой осведомленности.— Они их ловят, и если им везет, то пытают их, а потом убивают.

— Им редко везет,— кивнула профессор.

— Кто они? Вы знаете?— требовательно спросила Истенко.

— Нет, я пыталась их выследить, но ничего не вышло. Во время охоты они надевают на лицо защитные капюшоны, чтобы не замерзнуть. В темноте их сложно отличить одного от другого...

— Как давно они это делают?— вступил в разговор Феликс, руки его были сжаты в кулаки.

— Веками.

— Но... откуда вы знаете? — с осторожностью посмотрела на Сциллу Мария.— И почему все-таки вы не рассказали о том, что Димитрия убили?

— Кому рассказать?— холодно осведомилась профессор.— Ты же сама прекрасно понимаешь, что в этих стенах никому нельзя доверять. Сколько времени прошло бы с того момента, как я бы открыла рот, до момента, когда бы я пропала?— она нарочито не сказала «погибла», потому что убить ее было нельзя, но дети этого не заметили.

— Вы испугались,— бросил ей в лицо Цюрри, и Сцилла видела, как дернулся Лука.

— Что бы изменилось для Димитрия, если бы я заговорила?— она была все так же холодна и спокойна.— Его было не вернуть, потому что он был мертв еще до того, как его оставили в снегу. Он видел, как они убили морока, а об охоте никому нельзя было знать, потому что они уверены, что в школе никто не знает о Силе, которую они представляют. По крайней мере, были уверены.

— Кто они?— спросила Мария.

— Ты и сама знаешь, я уверена,— Сцилла поднялась и пошевелила угли в камине.— Восточные Драконы всегда подозревали, что в школе есть Третья сила, которая контролирует весь ход игры, которая контролирует один из Орденов и которая пойдет на все, чтобы найти Тайну.

— Вы знаете, кто они?

— Нет, они умеют скрываться, но веками они были в школе, возможно, где-то на Острове.

— Откуда вы знаете?

Сцилла чуть меланхолично улыбнулась, снова садясь в кресло и перебирая край мантии.

— Я много всего знаю,— она подняла глаза на ребят.— Я веками наблюдала за вами, за Драконами, я видела самые жестокие периоды вашей войны, я наблюдала и ждала. Вы были моей последней надеждой, потому что сама давно я отчаялась найти то, что мне нужно.

— Вы тоже ищите Тайну?— побледнев, проговорила Мария, собираясь встать, но Феликс положил руку ей на плечо.

— Нет, Тайна мне не нужна, для этого я никогда не искала Пути, который был построен для сокрытия Тайны и одновременно для того, чтобы наследники знали, как ее найти. Гномы всегда отличались осторожностью, они предполагали, что настанет время, когда им снова придется откупаться от волшебников, и потому они спрятали путь к Тайне, храня этот Путь в своей памяти, передавая из поколения в поколение, пока эти поколения не оборвались. Гномы знали, что однажды кто-то пройдет этот путь, и Тайну найдут, чтобы навсегда сокрыть от Зла, потому что к тому времени самих гномов уже не будет.

— Они знали?— изумилась Мария, переглянувшись с Лукой.

— Да, так говорили гномы.

— То есть... вы говорили с гномами?— прошептала девушка, и настал черед Луки бледнеть.— Так кто же вы? Сколько вам лет?

— Я дочь Святовита,— спокойно ответила, наконец, на вопрос девушки Сцилла, наблюдая, как ученики в уме считают, чтобы ответить на второй вопрос.

— Больше тысячи...— Лука хватал ртом воздух, пытаясь справиться с этой новостью.

— Я давно не считаю, но да, где-то около того,— кивнула профессор, в упор глядя на Марию, в глазах которой было явное желание засыпать ее вопросами, но женщина сама начала рассказывать. Она должна открыть правду, возможно, тогда Драконы раскроют ей часть своих тайн и помогут обрести покой. Сцилла откинулась на спинку кресла и посмотрела на деревянного дракона, что стоял на каминной полке.— Моим первым воспоминанием, как у всякого ребенка, было воспоминание о маме,— заговорила дочь Святовита, и взгляд ее устремился на века назад.— Она кормила меня молоком и ягодами, а еще она учила меня говорить — говорить так, как говорила она. Она создавала изумительно красивые картины вокруг, показывала места, которые она видела. Если она меня ругала или наказывала, эти картины были пугающими или страшными. Но самыми красивыми были картинки о маминой родине,— она чуть улыбнулась, посмотрев на ребят.— Мама родилась и выросла далеко отсюда, на Южном полюсе, на материке, который ее народ назвал «Белая земля». Она могла часами рассказывать мне об этом месте, о снегах, о льдах, о пингвинах, о ледяной воде, я росла на этих сказках о далекой земле, откуда маму увезли насильно...

— Ваша мама — Юварка?— прошептала с испугом Мария.

— Да, так волшебники называли ее. Она и ее сестра попали в зверинец одними из первых, ими заплатили Святовиту за семью гномов, которых он продал еще в ту пору, когда гномы были рабами волшебников. Мама была очень красивая, я это хорошо помню, и отец влюбился в нее. Но для всех, в том числе и для него, она оставалась лишь существом, к тому же существом непокорным и опасным... Но он был волшебником, великим волшебником, которому ничего не стоило сломить волю гордой Юварки... Мама ненавидела его так же сильно, как любила меня...— женщина вздохнула, перевела взгляд на Луку, который слушал завороженно, боясь моргнуть.— Я очень хорошо помню день, когда ко мне впервые пришел отец, потому что потом моя жизнь в корне изменилась...

— Она больше, чем я ожидал.

Она вздрогнула и проснулась, потянувшись. Трава вокруг была чуть смята, но так же вкусно пахла и была мягкой. Она подняла глаза и удивленно посмотрела на того, кто стоял за решеткой. Потом оглянулась и нашла взглядом маму — она спала в дальнем углу их жилой поляны. Это был их дом.

— Ну-ка посмотри на меня,— пришедший высокий человек говорил на языке, которым пользовались гномы, когда приходили кормить их, и девочка научилась понимать этот язык, который отличался от их собственного, ведь с мамой они говорили, не открывая рта. Правда, девочка еще только училась этому языку, он был сложен для воспроизведения, и мама иногда грустила, потому что считала, что все эти сложности из-за того, что малышка лишь наполовину Юварка...— Посмотри.

Она несмело улыбнулась, глядя на густую бороду человека, в его добрые ясные глаза. На нем была темная одежда, а рядом стояли мальчик и гном, которые тоже смотрели на нее.

— Она похожа на меня,— снова заговорил человек, обращаясь к гному.— Она ходит? Разговаривает?

Конечно, она все это умела, она же не младенец, подумала девочка, и решила все это продемонстрировать человеку с добрыми глазами. Она взмахнула крылышками и взмыла в воздух, тут же пытаясь рассказать человеку о том, как она рада его видеть. Картинка вышла бледной, но ведь она только училась.

Но человеку почему-то не понравилась картинка, потому что он отшатнулся и нахмурился, оглянувшись на гнома и мальчика. Малышка попыталась исправиться, но слишком разволновалась, и у нее ничего не получилось.

— Она всего лишь существо,— проворчал гном.

— Она не будет существом, она моя дочь!— почти прорычал человек, и малышка отлетела в глубь клетки и стала будить маму. Та вскочила, закричала и заслонила девочку своим телом, раскрыв крылья. Малышке стало совсем страшно.— Идемте.

Малышка недоуменно посмотрела на мать, та была в гневе. Она долго наказывала дочь за то, что та подошла к решетке и разговаривала с людьми, и девочка запомнила, что люди — это страшная опасность.

Поэтому, когда ночью за ней пришли гномы, она не испугалась. Мама крепко спала, очень крепко, малышка не смогла ее разбудить, чтобы спросить, можно ли ей пойти с гномами.

— Идем, все будет хорошо,— обещали гномы.

— Идем, тебе понравится,— это сказал мальчик, который пришел с гномами, он протянул ей руку, и она улыбнулась, подлетев и схватив его ладошку.— Только ты должна встать на ножки и идти, понимаешь?

Она покачала головой — мама говорила, что ноги — это просто так, украшение, что ими пользуются только люди.

— Ты должна встать на ножки и идти,— повторил мальчик, потянув ее за руку к полу. У него были серьезные глаза цвета мокрой земли и русые волосы, а еще шрам на подбородке.— Ну, хотя бы попытайся.

Она кивнула и попыталась, но ступни казались странной опорой, коленочки подогнулись, и она упала, тут же взмахнув крыльями и оказываясь в воздухе, показывая, что она не может.

— Ладно, надо идти.

Малышка дернула его за руку и сказала, как умела, что нужно предупредить маму. Мальчик вздрогнул и вздохнул.

— Гномы ей скажут, когда она проснется. Идем, твой отец ждет тебя,— и мальчик потянул ее за собой, и малышка полетела, оглядываясь, потому что она никогда не была нигде, кроме своей клетки. Она не знала, кто такой отец, но ей нравился мальчик, а еще ей было очень интересно, что там, за коридором. Но ей не удалось этого увидеть, потому что совсем скоро мальчик попросил ее спуститься, и гномы замотали ее в одеяла с головой. Она пыталась отбрыкаться или закричать, но не смогла, потому что вдруг уснула, как по волшебству...

Она открыла глаза и сразу села, озираясь. Странная комната, вокруг все каменное, даже кровать, на которой она лежала, укрытая яркими одеялами. Было жарко и очень светло от факелов. В комнате сидел гном и что-то шил, а рядом с ее кроватью стояли тот самый человек, которого она видела накануне, и мальчик.

— Я назову ее Святка, как думаешь?— человек обернулся к мальчику, и тот кивнул, серьезно глядя на малышку. Она ему улыбнулась, показывая, что помнит его.— Я буду звать тебя Святка, слышишь?— человек обратился к ней, и она ему тоже улыбнулась. Мама звала ее «Весенняя капель среди ледяных скал в солнечный день», это была та картинка, которая означала имя девочки, но, как ни пыталась малышка объяснить это людям, они не слушали.— У тебя будут самые красивые платья и игрушки, моя дочь. Симарл,— человек обернулся к мальчику,— ты хотел ей что-то подарить.

Мальчик кивнул и шагнул вперед, протягивая малышке деревянную фигурку дракона размером с ладонь взрослого человека.

— Мне она больше не нужна. Это Яр, огненный дракон, это подарок мамы.

Малышка взяла игрушку и с интересом повертела в руках, а потом спросила мальчика, где его мама.

— Она умерла,— серьезно ответил Симарл, чуть отступая за спину взрослому.

— Ты должна говорить вслух,— сказал волшебник, глядя на малышку, но она лишь улыбнулась: она и говорила вслух.

Девочка спросила, где мама, но ей никто не ответил.

— Я твой папа, теперь ты будешь жить в этой комнате и учиться, как другие дети, но, конечно, сначала тебе нужно подрасти,— волшебник был немного суров.— Симарл уже взрослый, ему не нужна нянька, так что Добрый Глас теперь вполне может ходить за тобой, Святка.

Малышка снова спросила, где мама, но волшебник отвернулся и вышел из комнаты. Уже в дверях он обернулся и в упор посмотрел на Симарла:

— Я вернусь на заходе солнца и сам отрежу ей крылья, пусть гномы все приготовят.

— Они отрезали вам крылья?— в шоке прошептала Мария, возвращая Сциллу из воспоминаний.

— Отец держал меня на руках и укачивал, пока гномы под его руководством делали первый шаг к тому, чтобы превратить меня в человека,— с грустной улыбкой проговорила профессор, поводя плечами, пытаясь вспомнить те ощущения, что давали ей крылья, но вспомнить она уже не могла.— В тот миг я перестала быть Весенней капелью среди ледяных скал в солнечный день, я стала Святкой, дочерью великого Святовита и сестрой Симарла.

— Он был сыном Елень, да?— спросила Мария.

— Да, мороки доставили его в Дурмстранг, когда Симарлу было всего два года от роду, но на его подбородке остался шрам от того путешествия через снега и горы,— кивнула Сцилла и поднялась. Она остановилась у камина и посмотрела на деревянного дракона.— Он был добрым, но очень замкнутым, наверное, все дело было в его прошлом. Симарл много времени проводил со мной, помогая мне научиться говорить и ходить. И когда мне исполнилось четыре года, отец впервые вывел меня в Зал Святовита и представил всей школе. Там было около тридцати учеников и около десятка взрослых волшебников, много гномов, и все они приветствовали меня, словно я была маленькой принцессой. А я ею и была, отец обожал меня, и я полюбила его.

— Но он забрал вас у матери и отнял крылья!— возмутился Лука, впервые осмелившись заговорить.

— Я была ребенком, он любил меня, я все реже вспоминала о маме и о том, кем была раньше. В шесть лет меня уже определили в класс, но я была малоспособной к магии, и это очень разочаровало отца. В то время он уже был седым, но сильным и статным человеком, я боготворила его, пыталась угодить ему, и потому часами занималась магией, чтобы он радовался моим успехам. Сначала Симарл помогал мне, но потом он отдалился, потому что у пятнадцатилетнего мальчика нет ничего общего с семилеткой... Он готовился стать мужчиной, сильно вырос и возмужал, вокруг него собрались другие ученики — девочки и мальчики, ведь он был племянником Святовита... А для меня он был просто братом и другом,— Сцилла обернулась к ребятам и чуть улыбнулась.— Но однажды все изменилось. Я совершила поступок, который много лет не мог простить мне отец...— ребята молчали, слушая ее. Наверное, для них все это звучало невероятно, да она и сама иногда думала, что все это было не с ней, так давно все случилось, все, кто был тогда рядом, уже сотни лет мертвы.— Я была дочерью Святовита, но я была девочкой, я много не знала из того, что в те дни происходило в школе, гномы меня игнорировали, Хранитель смотрел на меня так же строго, как и на прочих детей в то время, как Симарл был почти в том же почете, что и мой отец. Но,— она чуть улыбнулась,— в те дни меня это не очень трогало, я была счастливым ребенком. Но однажды учеников повели в зверинец, который уже тогда был широким полигоном для изучения магии. Повели всех, кроме меня. Я кричала и топала, требуя, чтобы меня пустили, но гномы, охранявшие вход, были непреклонны. Я пыталась найти отца и упросить его, но Святовит был занят и не мог меня принять... Но уже тогда, в свои девять лет, я была упряма, и отец должен был предположить, что я все равно добьюсь своего так или иначе. Тогда я еще не понимала, почему меня туда так тянет, почему так важно проникнуть за двери зверинца, но эта идея была навязчивой, требовавшей воплощения.

— Ты должен меня провести!— Святка влетела в комнату брата, где он и трое его друзей занимались после ужина.

— И тебе привет,— хмыкнул юноша, отрывая взгляд от огня, в котором ребята что-то варили. Девочка, что сидела рядом с Симарлом, рассмеялась, с жалостью глядя на ребенка.— Куда тебе нужно попасть?

— В зверинец! Гномы не пускают меня!— Святка не обратила внимания на смех девочки и двух других ребят, она сверлила глазами кузена.

— Что тебе там делать?— пожал плечами ее кузен, снимая с пояса мешочек и что-то подсыпая в горшок, что стоял на огне.

— Мне нужно!— она сама не могла сказать, что ее туда так тянуло, но была уверена, что ей действительно необходимо там побывать.— Сим, пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста! Я обещаю, что буду всегда тебя слушаться и никому ничего не скажу, только, пожалуйста, отведи меня туда, ты же можешь!

Девочка опять рассмеялась, и Симарл похлопал сестру по плечу:

— Прости, но я не могу, если директор против, я не могу нарушить его запрет,— и брат отвернулся. Святка зло сверкнула глазами, глотая слезы обиды, и выбежала из комнаты. Заносчивый болван!

Но она ошиблась в брате. Ночью он тихо разбудил ее, приложив к губам палец и поманив за собой. Девочка быстро оделась, обрадованная: она сразу догадалась, зачем брат появился так поздно в ее комнате. Молча они дошли до одного из выходов из школы, который ночью охраняли мороки. Но Симарл был сыном Елень, Говорящей с Волками, и мороки легко пропустили его, слегка приподняв головы при их появлении.

— Помни, что ты обещала: никому не говори о том, что ты туда ходила, иначе дядя обязательно узнает,— прошептал Симарл, помогая Святке идти по снегу.— Мы туда и обратно, хорошо?

Девочка кивнула, крепко сжав большую ладонь брата. У него были большие руки и задумчивые карие глаза, а еще он был самым сильным и верным. Для девочки брат был идолом, который по могуществу и доброте превосходил даже ее отца, которого все так любили и уважали.

В зверинце было тихо и темно. Симарл зажег факел и уже хотел спросить ее, кого она хочет увидеть, как раздался душераздирающий громкий крик, словно зов в ночи. Святка замерла, а потом резко бросилась вперед, в темноту, туда, откуда донесся крик.

— Святка, стой!— крикнул ей вслед брат и помчался по пятам, неся в руке факел, пламя которого плясало, грозя погаснуть.— Стой! Ты обещала!

Но девочка не могла остановиться, потому что, несмотря на то, что ее отец был человеком, наполовину она все равно оставалось Юваркой, и крик собственной матери она не могла не почувствовать сердцем. Она слышала ее, слышала маму, вспоминая, как ее отсюда забирали, как ей обрезали крылья, как неделя за неделей из нее делали человека.

— Мама!— крикнула девочка, и зверинец проснулся, зашевелились существа, самые разные звуки заполнили коридоры, но Святка бежала на зов, который повторился в ночи. Где-то сзади тяжело дышал Симарл, уже не пытаясь ее остановить.— Мама!

Она была там, в темноте, за решеткой, к которой прижалась Святка, протягивая руки и чувствуя, как руки матери сжимают тоненькие пальчики, снова разговаривая с ней, видя, как она произносит то имя, которое Святка забыла. Мама плакала и смеялась одновременно, задавала много вопросов, но девочка не могла на них ответить, она забыла, как это, забыла свой родной язык и не могла вспомнить.

— Святка, надо уходить!— Симарл дернул ее за руку, и девочка больно ударилась о решетку. Мама накинулась на юношу, забрасывая его мыслями, одна страшнее и реалистичнее другой.

— Мама, нет, не надо!— закричала девочка, бросаясь к брату, который согнулся на земле, пытаясь отбиться факелом от кого-то или чего-то.— Мама, не надо!— девочка бросилась к клетке и отворила решетку, а потом вернулась к Симарлу, пытавшемуся подняться с пола.— Мама, беги!

— Ты сошла с ума!— крикнул парень, в свете угасающего факела видя, как Юварка покидает клетку, ее огромные крылья вызывали ветер в помещении. Зверинец замер, затих, ожидая, что будет дальше.— Ты не можешь ее выпустить! Отец убьет тебя!

— Она моя мама,— прошептала Святка, — я хочу спасти ее. Пожалуйста. Ты можешь уйти, никто не узнает, что ты здесь был, уходи.

— Нет, без тебя я не уйду,— упрямо проговорил Симарл, хватая девочку за руку.— Идем, ты ее освободила, теперь нужно возвращаться...

— Она хочет, чтобы я пошла с ней,— пробормотала Святка, глядя на брата.

— Нет,— грозно ответил юноша, качая головой и глядя на Юварку, что нависла над ними, протягивая руки к дочери.— Нет! Улетай! Улетай одна, или я позову охрану, и ты навечно останешься здесь!

— Нет!!!— закричала Святка.— Мама, улетай! Беги, мама!

— Беги, или ты умрешь здесь, больше никогда не увидев свою дочь,— пригрозил Симарл, и было в нем в этот момент столько величия и силы, что вряд ли кто-то стал бы ему перечить.

И Юварка кинулась прочь по коридору, ощущая свежий воздух, но оглядываясь, пока могла видеть Святку, которая прижалась к брату и плакала.

— Идем, пока никто не пришел,— пробормотал юноша, но было слишком поздно: слышались крики гномов и топот ног.

— Уходи! Уходи, Сим, они не должны тебя здесь видеть!— девочка толкала брата прочь.

— Нет,— он упрямо посмотрел на нее, качая головой.— Я буду вместе с тобой отвечать за все.

— Тебе не за что отвечать!— со слезами она толкала его, но была слишком маленькой и хрупкой, чтобы даже сдвинуть парня с места.— Уходи же!— и тогда Святка сделала то, на что никогда бы не решилась в другой момент, и что у нее бы не получилось: она схватила палочку и со всей силы, со всем желанием, которое в ней было, ударила в грудь Симарла заклинанием Стены. Парня отшвырнуло прочь, прямо в раскрытую клеть Юварки, он упал и остался лежать, ударившись головой. Святка убрала палочку и побежала прочь от клетки, как можно дальше.

Гномы нашли ее у вольера с Циклопом и сразу же отвели в Святовиту. Но о пропаже Юварки стало известно лишь утром, и никто так и не узнал о том, что в зверинце, кроме Святки, был и ее брат.

— Он был в гневе,— Сцилла дернула уголком губ.— Тогда он сильно меня ударил и посадил под замок, где я провела четыре дня. А потом отец решил отправить меня в Сибирь.

— В Сибирь?— переспросила Мария, завороженная рассказом.

— Он был уверен, что мама вернется за мной, а в Академии ей никогда было меня не найти. И через неделю после этого началось мое путешествие в Сибирь, где родился и вырос отец.

— Но это было далеко, как же вы дошли?— изумился Лука. Ромашки в его руках уже рассыпались в прах, но он даже не заметил этого.

— Я шла не одна, со мной были мороки и несколько гномов, которые несли книги, которые нужно было доставить в школу Сибири. Почти весь путь я ехала на спине морока, по ночам или когда я уставала, они несли меня в специальных носилках, что гномы накидывали им на спину. Через два месяца и тринадцать дней мы достигли Урала, а еще спустя две недели мы были в Академии, которая стала моим вторым домом. Там я выросла и закончила образование, там были мои друзья, и я уже не думала, что когда-то вернусь в Дурмстранг.

— Но вы вернулись.

— Мне было двадцать три, когда мой отец, великий Святовит, умер. Весть о его болезни принесла сова. Симарл просил, чтобы я немедленно вернулась, так как отец хочет меня видеть. Тогда в Академии Сибири уже была открыта сила Природного огня, зеленого огня, который мог перемещать волшебников, и я в сопровождении лишь одного морока за четыре дня добралась до Острова.

— Каминный порох? Сила Природного огня?— осмелилась спросить Мария, покусывая губы.

— А?— казалось, что Сциллу вырвали из воспоминаний.— Да, это было что-то наподобие того, что мы используем сегодня, но более примитивное. Наверное, в Сибири это сейчас изучают в первый день в школе, а тогда это была Высшая магия: мы связывали два костерища и перемещались между ними, бросая пороховую смесь в огонь... Но я опоздала,— в глазах профессора была тоска тысячелетия.— Меня встретили Симарл, новый директор Дурмстранга, и его жена Андроника. Отец не передал мне ни слов любви, ни слов прощения, лишь попросил Симарла, чтобы он вернул меня домой. И я вернулась. Я попрощалась с отцом, которого поместили в каменный саркофаг, а потом гномы унесли его, навсегда укрыв от чужих глаз,— Сцилле показалось, что Мария что-то хочет сказать, но не осмелилась, и профессор продолжила рассказ, который подходил к самой счастливой и самой трагической его части.— Я вернулась домой, но все здесь было по-иному. Гномы перестраивали и расширяли школу, детей и преподавателей стало больше, появлялись учебные комнаты, открывались два разных крыла для учеников — всем этим руководили Симарл и его жена-гречанка. Я помнила ее — она со школьных лет была всегда рядом с братом. У них были два сына, с которыми я проводила много времени. А еще мы часто виделись с Симарлом, гуляли, сидели вечерами — он рассказывал мне об отце, о тех годах, что мы провели врозь, об их совместных планах, которые он теперь воплощает. Он показал мне зверинец, познакомил с преподавателями... Он был сильной личностью, как сказали бы сейчас. Он был красив по меркам того времени, харизматичен, но при этом была в нем какая-то природная струна, которая в моменты тишины выдавала в нем сына Елень. Я это только тогда поняла, после тех лет, что прожила в Академии... Он был мне не просто братом и другом, он был родной душой, тем, кто понимал меня. Долгими вечерами я рассказывала ему о Сибири, о снегах, о мороках, о скале Памяти, в гроте которой погибла Елень...

— Все считают, что она там похоронена,— тихо заметила Мария,— я была там.

— Да, я знаю, я бываю там часто, но зачем развенчивать миф, который вдохновляет людей?— с грустной улыбкой ответила Сцилла, садясь и поправляя мантию.— Мне было двадцать четыре года, по меркам того времени, очень много для незамужней девушки. Но при жизни отца никто не осмеливался решать мою судьбу без него, а Святовит всегда был слишком занят, чтобы отвлекаться на такие мелочи, как засидевшаяся в девках дочь. Да я и не рвалась замуж, мне нравилось принадлежать только себе... Но Дурмстранг — это не Академия, здесь все было по-другому...

Свечи ярко пылали в комнате, каменные своды завораживали рисунками, которые только несколько дней назад закончили выбивать на потолке гномы, и сегодня был первый семейный ужин в этом помещении. Два сына Симарла чинно сидели за дальним концом стола, иногда посылая улыбки новообретенной тетушке.

— Симарл, я думаю, что давно пора решить вопрос с замужеством твоей сестры,— в какой-то момент заговорила Андроника, и Святка вздрогнула. Ей не нравилась невестка, но им приходилось все время сталкиваться в стенах школы, и девушка умело скрывала неприязнь.

— Святка, что ты об этом думаешь?— брат вытер руки и взглянул на девушку.

— Я вообще об этом не думаю,— пожала она плечами, сдерживая себя, чтобы не нагрубить Андронике.

— А давно пора бы,— сдержанно заметила гречанка.— Симарл, у тебя в школе есть четверо неженатых волшебников, выбери для сестры мужа, девушке нужен свой домашний очаг. Она найдет себе занятие, наконец.

— Греть постель и варить еду? Замечательное занятие, ничего не скажешь,— фыркнула Святка. Наверное, в Греции женщинам с детства внушали эти странные стандарты жизни.

— А ты чем хотела бы заниматься?— Симарл с интересом смотрел на сестру, не обращая внимания на раздражение жены.

— Преподавать,— легко ответила Святка, улыбаясь.— Учить детей.

— Ты неважная волшебница, и это не женское дело,— не могла не вмешаться Андроника, поднимаясь из-за стола и начиная убирать посуду.

— Я могу преподавать знания, а не практику,— упрямо заметила Святка, глядя на брата.— Я могу.

— Я подумаю,— ответил Симарл, и взгляд его девушке не понравился.

— Сим!— она догнала его в коридоре, не слушая племянников, которые пытались затащить ее поиграть.

— Разговор окончен, сестра,— отрезал директор школы, сворачивая в свою комнату, но Святка не привыкла отступать.

— Не окончен! Ты не можешь отдать меня незнакомому мужчине, который будет использовать мое тело! Не можешь просто принести меня в жертву каким-то там общественным правилам! Я не хочу!

— Я уже понял, что ты хочешь, Святка,— Симарл устало опустился на лавку.— Но ты забываешь, что ты женщина, ты должна рожать и воспитывать своих детей, а не чужих. Андроника права. Ты должна выйти замуж до первого весеннего дня.

— Сим, пожалуйста, не надо!— взмолилась она, падая перед ним на колени и хватая большую ладонь.

— Святка,— он наклонился вперед и заглянул ей в глаза,— я обещаю, что выберу для тебя того, кого ты захочешь.

— Ты не сможешь,— пошептала девушка.

— Почему? Я не собираюсь ограничивать твой выбор только стенами Дурмстранга. Ты найдешь того, кого захочешь, и будешь счастлива.

— Я уже нашла того, кого хочу,— она побледнела, сжимая его руки.

— Кто он? Я могу вас благословить хоть сегодня.

— Не можешь... У него уже есть жена.

— Тогда тебе нужно выбрать кого-то другого, или же надеться, что он станет вдовцом до конца зимы.

— Даже если он станет вдовцом, мне не на что надеяться.

— Почему? Ты молодая, красивая, очень красивая...— Симарл подался вперед, не понимая, почему сестра так упрямится.

— Потому что мужчина, которого я хочу, мой брат,— твердо произнесла Святка, краснея от мысли, что он считает ее красивой.

— Святка, ты сошла с ума!— он вскочил, вырывая свои руки. Впрочем, девушка ожидала чего-то такого.— Что ты говоришь?

— Что с тех пор, как я впервые увидела тебя через решетку клетки, я не могу представить ни одного мужчину рядом с собой,— она смотрела на него с вызовом, готовая принять любую кару за это признание.— И я не позволю никому из них коснуться меня...

— Уйди!

— С тех пор я не раз ловила на себе его взгляды,— Сцилла улыбнулась воспоминаниям, которые были наполнены светом и теплом.— Он сделал вид, что нашего разговора не было, мы по-прежнему много разговаривали и гуляли вместе, но я чувствовала его напряжение рядом с собой. Так ведет себя мужчина, знающий, что рядом с ним находится женщина, которая бы могла принадлежать ему, если бы он позволил себе захотеть. Но у Симарла была железная воля человека, следующего нормам морали, но я была уверена, что внутри он чувствует то же, что и я.

— Но он же был вашим братом!— изумился Лука, кровь отлила от его щек.

— Да, он был моим двоюродным братом, но в то время это не было таким уж большим грехом. Он так возмутился не потому, что был моим братом, а потому, что я была соблазном, я предлагала ему поступиться честью и предать жену... И я понимала, что он будет скорее мучиться, чем поддастся своим желаниям. А Андроника продолжала давить на него, и Симарл, в конце концов, решил отдать меня своему другу, с которым они все вместе учились, но он не понимал одного,— Сцилла широко улыбнулась,— что он не выдержит того, что бы женщина, которую он в мыслях считал своей и которая была согласна стать его, оказалась с другим... Я прямо сказала ему о том, что не стану ничьей женой, но не это подействовало...

— А что же?— с любопытством поинтересовалась Мария.

— Моя первая женская хитрость. Однажды вечером, когда друг Симарла был с нами, я нарочито не стала останавливать мужчину, когда тот касался моей руки или плеча, уже считая меня своей. Я позволяла ему это с одной целью — чтобы Симарл видел, и он видел. Через два дня он согласился, что отдавать меня мужчине без моего согласия перечит воле моего отца, который хотел, чтобы я была счастлива. И я была счастлива. Оставалось только одно — сломить волю Симарла.

— Женщины,— закатил глаза Феликс, и все, кроме Луки, рассмеялись.

— Да, вторая моя хитрость была сложнее, она была магической. Однажды Андроника приболела, и вечером мы остались в комнате одни. Я давно носила с собой пузырек с зельем Решимости, которое я умела варить превосходно, и оставалось лишь подлить несколько капель в кубок брата. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни,— Сцилла улыбнулась воспоминаниям, все еще ощущая большие руки Симарла на своих плечах, его губы и бороду, которая колола ее кожу.— С того вечера его воля была сломлена, он сдался.

— Женщины,— снова пробормотал Феликс.

— Мы были счастливы,— задумчиво продолжила Сцилла,— мы тайком встречались, обменивались посланиями через мороков, находили друг друга глазами. Он позволил мне преподавать, и наши долгие вечерние встречи, где мы планировали мои занятия, заканчивались на рассвете. Это было счастье, о котором мы не жалели, но за все в этом мире нужно платить.

— Его жена все узнала,— Мария не спрашивала, она утверждала, хотя даже от Учителя не слышала этой истории.

— Да, однажды Андроника нас застала, хотя, думаю, она давно подозревала о нашей любви. Но тот день был особенным не из-за открывшейся правды. В тот день я поняла, что жду ребенка от Симарла.

— Дитя, соединившее кровь Елень и Святовита,— прошептала Мария, широко открыв глаза.— Но...

— Симарл попытался скрыть меня от чужих глаз, когда мое положение стало заметным, я много времени проводила в своих комнатах, готовясь стать матерью этого благословенного ребенка. Но за стенами моих покоев кипели страсти, потому что Андроника не собиралась прощать предательства... Она долго вынашивала план мести, который исполнила, отняв у меня все, что я любила... Роды проходили тяжело, я долго мучилась, многие были уверены, что я умру, не разрешившись, но все-таки я выжила, родив сына. Я смотрела на него, в его красивые глаза, я даже покормила его грудью прежде, чем заснула, лишенная сил, но я заснула счастливая, а проснулась в аду, нескончаемом аду вечности... Андроника, в совершенстве владевшая темной магией, избрала для меня самое страшное наказание — вечную боль и муки... Она убила их, моих мужчин, одного за другим,— Сцилла замерла на минуту, вспоминая, как эта страшная женщина смеялась, стоя над постелью тяжелобольной роженицы, показывая руки, перемазанные кровью.— Она убила их, но не остановилась на этом. Она вырвала из груди Симарла его сердце и, добавив зелья и заклинания, сварила его в моей крови, которую она собрала, пока я была в беспамятстве, а потом вложила сердце обратно в грудь моего любимого, — и навсегда спрятала от меня их тела.

— Но зачем она сердце...?— не понял Лука.

— Она навсегда запечатлела мою смерть в сердце, которое я любила. Я буду жить, чувствуя боль от потери сына и Симарла, пока не найду их тела и не выну любимое сердце из мертвой груди, пока не сожгу его... Тогда я снова буду двигаться дальше, тогда я получу возможность состариться и успокоиться рядом с ними,— из уголка глаза женщины все-таки сорвалась одинокая слезинка.— Пока я лежала в горячке, потерянная в своем горе, волшебники и гномы Дурмстранга судили Андронику и сбросили ее в глубокую шахту, а меня приговорили к позорному изгнанию, но это было не все. Они стерли меня из истории школы, из истории великого Святовита, любое упоминание обо мне было изъято из летописей и хроник, я словно никогда не существовала. Так же они поступили и с младшим сыном Симарла, который оказался, как сейчас говорят, сквибом. Ничто не должно было запятнать красивой истории о великом Святовите...

— Они стерли сквибов,— прошептал Феликс, словно получил ответ на какой-то давно мучивший его вопрос. Мария обернулась к нему, и он лишь качнул головой, обещая рассказать все позже.

— Они нас стерли. Я вернулась в Академию Сибири, где долгие века жила, пытаясь выяснить, где погребена моя семья, чтобы вернуться однажды в школу и закончить свое существование. Я знала, что должна дождаться, когда последний гном, из знавших меня, умрет... Но все случилось иначе: через пару сотен лет до нас дошла весть, что гномы ушли из Дурмстранга, но самое страшное — что оставшиеся там Хранители погибли, исчезли, и в школе хозяйничают англосаксы. Все верные делу Святовита, его наследники и хранители славянской магии, ринулись в школу, чтобы жить там и учить детей. Я тоже вернулась, но мои надежды были разрушены — все, кто знал о месте захоронения моего отца и брата, сгинули, не оставив ни строчки о том, как их найти... Я искала, я так хорошо знала школу, в которой выросла. Но за века моего отсутствия школа перестраивалась и достраивалась, а у меня не было ни одной зацепки. Я даже не смогла найти входа в покои моего отца... Все исчезло,— Сцилла обхватила себя руками.— Я работала в школе, и постепенно до меня начали доходить слухи о созданной еще во времена последних Хранителей тайной организации, призванной защищать школу и Тайну, похороненную в ее недрах. Но я почти сразу поняла, что эта организация находится в таком же неведении, как и я. Путь к месту погребения Святовита, который, как многие считали, вел к Тайне, был утерян, и многие поколения тщетно пытались его обнаружить, чтобы знать, что и где нужно защищать от врагов, которые еще тогда проникли в школу и все время там объявлялись под разными личинами, но прикрываясь одной организацией — Орденом Западных Драконов... И я следила за войной, что разыгрывалась среди учеников, но не вмешивалась, наблюдая, чтобы заметить, как только будет надежда, что могила Святовита обнаружена.

— Почему вы не присоединились к Ордену Востока?— недоуменно спросила Мария.— Ваши знания помогли бы нам! Вы ведь столько знаете о школе!

— К вам? А откуда мне было знать, к кому присоединиться?— усмехнулась Сцилла.— Мне наплевать на Тайну школы и на то, кто и куда ее вывезет. Я ищу могилу отца, в которой по слухам, что бродили еще во времена падения Хранителей, погребен Симарл, а, возможно, и наш сын... К тому же были периоды, когда я уезжала из школы, потому что становилось заметно, что я не старею... В те десятилетия я искала потомков Герла, младшего сына Симарла, но тщетно — они затерялись в веках... Вся моя жизнь в этой нескончаемой вечности стала тщетным поиском,— профессор вздохнула, прикрывая глаза.

— Ваш поиск завершен,— в тишине проговорила Мария, прикусывая губу.— Мы нашли некрополь, где покоится ваша семья.

Сцилла вздрогнула и резко подняла голову, впившись глазами в лицо старосты. Несмелая надежда буквально озарила ее лицо, но казалось, что верить она не спешила. Века разбитых иллюзий не давали ей так просто поверить.

— Мы нашли склеп, там находятся саркофаги вашего отца, вашей тети и вашего брата,— еще раз повторила Мария, не сводя взгляда с профессора.— Мы вам покажем это место при условии, что вы поможете нам докопаться до истины и найти Тайну. Вы будете помогать нам.

— Если это правда, я сделаю все, что в моих силах,— голос женщины дрожал, как и руки, которыми она сжимала край мантии.— Я сделаю все, чтобы только попрощаться с ними и получить возможность умереть. Я так устала...

Рядом шумно выдохнул бледный Лука.