Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

⁽¹⁾ О том, что было ночью

Я вижу не такие сны, как все. Другая девушка на моём месте, впервые ночуя в одной комнате с любимым, может быть, просто не смогла бы уснуть. Или ей приснились бы счастливые, волнующие, пламенные романтические сны. Но ко мне во снах вместо радужных фантазий приходят кошмары.

Одно обжигающее мгновение, когда душа наполняется безысходной жутью до предела, и я открыла глаза, ничего не видя, уставившись в темноту. Такого ужаса я не чувствовала никогда. Да, мне стирали память. Но мне кажется, что все границы моего знания и незнания уже рассыпались, распались на мелкие кусочки. Что бы от меня ни хотели скрыть — люди ли или сверхсущества, или же даже мои собственные психологические механизмы защиты, а я всё равно всё узнаю.

Впервые в жизни меня всецело парализовал страх. Я чувствовала, как пространство давит на меня, прижимает меня к дивану, на котором я распласталась, словно совершенно лишившись способности думать. В первые несколько секунд я вообще ничего не могла осмыслить, кроме этого давящего пространства. Потом спросила себя: «Кто я?» Во сне я была — и слишком хорошо это сознавала — М-21. Я была безжалостным монстром, отчаянным, решительным, смертоносным. Во мне не было никаких человеческих эмоций. Но я всего лишь Юна… Я вся взмокла, а сердце как будто забыло, как биться, и теперь училось заново. Я поняла, что проснулась от шока. Мне наконец стало настолько невыносимо, что я смогла вырваться из чужого сна. Но чувство было такое, будто я по меньшей мере перевоплотилась. Я умерла сначала как Юна, потом как монстр, а потом снова ожила в облике Юны… Вот почему я даже испугалась, что моё сердце не бьётся. Мне кажется, я помню, что у меня было нечеловеческое сердце. Как жаль, я не умею по стуку сердца определять, человеку ли оно принадлежит. Кто я? Я жива? Я одна в этой комнате?.. Нет, М-21 тоже здесь, рядом. Это его сны я видела, это им я была… Как жаль, и надо же было кошмару испортить такую славную ночь! Ведь нам было так хорошо, мы весело играли, и он так доверительно мне когти показывал…

Господи, когти! Это все началось с когтей! Я думала, что это красиво? И мне так хотелось посмотреть трансформацию? Теперь я увидела всё. Я видела то, после чего жить не то чтобы бессмысленно — невозможно. Никто не выживет после столкновения с таким существом, как М-21. Взмах — вспышка — кровавые брызги. И нечего больше смотреть. Нечего… но я видела, видела! Я поняла, что меня тошнит. Мне нужно встать… незаметно и быстро. Пройти мимо М-21, не разбудив его. Если он сейчас проснётся, и на его лице и наяву промелькнёт эта зверская кровожадность, я умру на месте от страха. И я иду, не разбирая дороги, куда-то… кажется, там была ванная?.. Или кухня? Или балкон? Всё равно, только уйти из комнаты! По стенке я добралась до ванной, включила свет и заперлась на задвижку. Как же мне плохо…

Я села на пол и долго-долго сидела, обхватив голову руками и прислонившись лбом к ванне. Меня трясло от слабости. Что я только что видела?.. Как вернуться в комнату, в одну комнату с этим человеком… Как общаться с ним изо дня в день? Как ходить по улицам, видеть каких-то людей и думать, что с ними может произойти, стоит им лишь повстречаться с модифицированным…

Нет, остановила я себя, М-21 не такой. Он не нападает на обычных людей, ты же знаешь… Это делают только инфицированные. И сумасшедшие. Но М-21 не инфицированный и не сумасшедший… Он воин.

Я не хочу писать, что я ещё видела в этом сне. Наверняка это была жестокая правда его выживания, его становления, высокая цена за то, чтобы из пешки «Союза» стать тем, кем он является сейчас. Хочу только сказать, что одно дело — понимать головой, другое — увидеть своими глазами и пережить это. Я до того свыклась с мыслью, что М-21 — агент, что даже не задумывалась толком о том, что именно ему приходится делать. Вернее, старалась не задумываться и извинить. Это же его благородный долг — защищать всех нас. Если бы не было М-21 или не было бы у него этих его способностей, кто бы нас защитил? Кто помогал бы Рею, который опекает нас всех? Кто меня бы спасал? Кто не дал бы взорвать или снести до основания наш город? Но какой ценой… Почему я думала, что плохих людей совсем не жалко? Почему думала, что если человек не придерживается нравственных законов, то в его отношении всё дозволено? Сегодня я увидела, как, после комбинации отточенных, безошибочно проведённых атак, ставших привычными движений, занесённая рука с длинными когтями проходит через тело человека (бывшего человека, киборга, твари или вообще создания другого вида) насквозь. Будь это обычный человек, он погиб бы сразу. Но М-21 борется с серьёзными противниками. О, они умирают не сразу… регенерируют… чтобы М-21 раз за разом обманывал их бдительность, позволяя наносить себе раны, а потом одним точным движением разорвал кожу, разрубил внутренние органы, чтобы враг, если повезет, не успел срегенерировать, чтобы раны не затянулись… чтобы было время нанести новые…

У Такео, например, есть оружие. У Тао есть электрические ленты — и даже их он редко пускает в ход. А у М-21 нет оружия. Он сам — оружие. Не машина для убийства. Он создание для убийства. Ему это не приносит безумного наслаждения. Но всё же… это для него так естественно. Он не видел другой жизни. Те несколько лет, что он помнит, были наполнены только борьбой за выживание. И он научился бить безошибочно, нападать отчаянно с одной только целью — избавиться от противника… и, учитывая темп его тренировок, скоро он станет сильнейшим… убийцей. И это тот человек, которого я люблю?

Как любить человека, чьи руки обнимают тебя, а на следующий день они трансформируются и буквально вырывают из другого человека жизнь? Наверное, все равно, как именно убить человека: усыпить, тактично отвернувшись; казнить, как в Средние века; или вот так проткнуть острыми когтями, предварительно придав руке неестественное ускорение. Это в любом случае бесчеловечно и отвратительно. Но… как он может гладить меня по голове теми же руками, которыми он убивает противников? И как могу я целовать эти руки? Это отвратительно, мне плохо…

Теперь-то я понимаю, о чём он меня спросил вечером. «Тебе не кажется это неестественным? Тебе не страшно рядом с модифицированным?»

Я сидела, раскачиваясь из стороны в сторону. Я не знала, сколько прошло времени. Я знала, что надо встать с холодного пола, что надо постараться забыть, что я видела. Но к этому невозможно привыкнуть. Каждое воспоминание будет свежим, как эти раны, которые я видела… Как встать, как оглядеться по сторонам? Только сегодня я научилась видеть, я увидела то, что тщательно маскировала словами — и теперь не хочу на это смотреть. Хочу разучиться, забыться, забыть! Но уже не смогу… только если мне снова не заблокируют память. Вот, вот зачем это было сделано. Не из вредности. Не из недоверия… это милость, это дар. В нас и правда хотели сохранить детей. Теперь я понимаю изначальное желание Рейзела уберечь нас от этого. Не так страшно посягнуть на чужую свободу выбора, память и личность, как позволить этой самой личности просто сломаться. Это как же остаться нормальной после того, как увидела изнанку жизни? Франкенштейн выбрал не то чтобы самый лёгкий путь, а такой, который подарил бы нам счастливое незнание… И мне правда захотелось в этот момент осознания вернуться в то время, когда я была такой наивной и ничего не видела вокруг… Но это ведь тоже не жизнь. Что мне делать? Слёзы беззвучно катились по щекам. Мне было слишком страшно, чтобы рыдать во весь голос.

Раздался стук в дверь, и я подскочила. Это было неожиданно. И как раз в тот момент, когда я подумала, что нужно вести себя очень тихо… Ужас залил каждую клеточку моего тела. Это очень неприятно: как будто тебя накачивают, как надувную куклу, холодным джемом…

— Юн, всё нормально? — раздалось из-за двери.

— Да, — постаравшись звучать естественно, севшим голосом проскрипела я.

— Можешь открыть дверь?

— Зачем? Тебе что-то нужно?

— Хочу тебя видеть… — Так в его голосе и правда было беспокойство? Мне не показалось?

— Я-яя… погоди, я голову намылила, — соврала я, вскакивая и хватаясь за шланг. Когда-то мне казалось, что врать — очень неестественно для маленькой девочки Юны. И где же то далёкое время?

— Открой, пожалуйста! — строго сказал М-21. Нет. Потребовал. Ааа! Что он сейчас со мной сделает?!

— Н-не могу! — вскрикнула я и загремела шлангом.

— Юн, ну пожалуйста! — с какими-то нотками отчаяния донеслось тогда из-за двери. Я замерла со шлангом, смотрела на разделяющую нас дверь и думала. В квартире только самый элементарный ремонт, который делали ещё при строительстве… Дверь совсем тонкая. Но даже если бы и не тонкая, у него есть когти. О чём я думала, оставшись с ним совсем одна? Да разве дверь ванной комнаты — достаточная защита?.. Хотя… Что за мысли? Разве он причинит вред мне? Мне?

Я поспешно включила душ и окатила себя холодной водой. Мне уже всё равно. Хуже уже не будет. Потом открыла задвижку, оказавшись лицом к лицу с М-21. Я ожидала занесённой надо мной руки со стальными когтями, с капающей с них кровью. И даже почти удивилась, ничего такого не увидев. Глупо. Это был только кошмар. Вернее, жизнь М-21 — кошмар. Но в той части жизни, которой являюсь я, кошмара нет. Пока что нет…

Вид у него был встревоженный. Волосы торчали в разные стороны, тоже влажные. На груди ещё виднелись капельки пота. А ведь он должен был вытереть их, когда проснулся, или кожа высохла бы сама. Уверена, что пробыла в ванной долго, тогда почему… Вот в чём дело! Он проснулся не одновременно со мной, а только что, и обнаружил, что меня рядом нет…

— Ты как? — спросил он, глядя на меня с такой заботой и любовью, что я тут же раскаялась. Я столько про него передумала… монстр… чудовище… Нет, это мой любимый… и как я только могла думать о нём такие ужасные вещи?

— Нормально, — сказала я. С моих волос стекала по одежде мокрая, холодная вода. Меня колотило то ли от нервов, то ли от холода.

— Что с тобой такое? — недоуменно повторил он, разглядывая меня.

— Д-да вот р-решила голову помыть.

«Вижу», — прочиталось в его удивлённом взгляде, и М-21 спросил:

— Ночью? Посреди ночи, да? В одежде? Холодной водой?

Меня накрыл следующий иррациональный страх: мамочки, он что, тоже умеет читать мысли, да? Сейчас-то он меня и раскусит! А впрочем, нет, сказала я себе. Он просто наблюдательный и здравомыслящий. Ну ясное же дело, любой бы удивился, что девушка проснулась среди ночи, чтобы помыть голову, не раздеваясь и ёжась от холодной воды.

— Я вспомнила… я спала и вот… — начала свою бессвязную ложь я, но тут вдруг считала его мысли. Спутанный комок каких-то муторных, никогда не заканчивающихся сомнений и страхов. Я поняла отчётливо вот что: он проснулся от того же кошмара, который подглядела я. И догадался, что я тоже могла его видеть. Если он сейчас поймёт, что так и было, если я ему в этом признаюсь… Он противен себе не меньше, чем мне, в такой-то вот роли. Если я сейчас ему скажу правду, то его наверняка потеряю. Потому что он не захочет, чтобы я его таким знала и видела. Это для него унизительно. И ещё он понимает, как это невыносимо для меня. В смысле, он думает, что это было бы для меня чудовищным знанием… потому что не уверен, видела ли я сон на самом деле. Это просто его догадка.

Как скрыть правду? Ведь она так очевидна. Да и стоит ли её скрывать от существа, которого так боюсь? Которое, как бы ни старалась, не могу принять?.. «Сделай выбор, — застучало у меня в голове, — и шанса всё исправить не будет!»

— Мне снилось… — пробормотала я, а он напрягся, — что я на конкурсе красоты с Суйи. Она была такая нарядная, а я туда пошла прям как была, в школьной форме, а у меня на голове было какое-то воронье гнездо и паутина, представляешь? Я от ужаса проснулась и вспомнила, что и правда забыла помыть голову, а нам ведь надо сфотографироваться для сайта завтра… Правда, может, из-за потопа и отменят фотосессию, ну а вдруг нет? Ну и вот… С утра не успела бы высушить.

— У нас, может, и фен нашёлся бы? — пожал плечами М-21. От волны невообразимого облегчения, которая исходила от него, стало легче даже мне.

— Откуда бы?

— Да Такео притащил… в наши модификации быстрая сушка не входит.

— А-а, ха-ха, — я захихикала, но тут же постаралась замолчать, слишком уж нервный смешок получился. И постаралась говорить как обычно: — Ну а ты-то что ко мне так ломишься? Тебе что-нибудь тут надо? Кружку? Полотенце?

— Да нет, Юна, — М-21 ещё раз окинул меня растерянным взглядом. — Прости. Я просто… а почему ты в одежде моешься? — всё-таки не мог не спросить он. Интриговало его это обстоятельство.

— Иди уже! — воскликнула я, стараясь, чтобы это прозвучало как шутливое возмущение. — Ты постучал, вот я и оделась… неловко же…

— А-а, — удовлетворился он и тут же закрыл дверь.

Я подошла к раковине и повернула кран. Подставила под тёплые струи руки. Умыла лицо. Сделала несколько глотков. Интересно, эта вода хорошо фильтруется? Не важно… я жадно глотала воду из-под крана. Мне уже не было страшно. Разговор с М-21 отодвинул красочные воспоминания о кошмаре на второй план. Нет, этого я забыть никогда не смогу. Как и не смогу решить для себя этот нерешаемый вопрос морали. Но прожить жизнь без М-21? Без него, который так отчаянно борется за право быть обычным человеком? И только за то, что кто-то другой давным-давно отобрал у него такое право жить, как обычный человек? Наверное, мной двигала жалость. Но я представила себе это встревоженное лицо, этот голос из-за двери… Пускай. Даже если мы пропадем с ним оба. Не смыслю жизни без него.

Я разделась и включила душ. Залезла под тёплую воду. Я не смогу смыть со своей совести это пятно, как и не сможет он. Я не ототру со своего тела этот страх, который как будто въелся в кожу. Ну и пусть. Зато из-за шума воды М-21 не услышит, как я плачу. Он этого никогда не услышит, потому что если я зачем-то и встретилась ему на пути, то только затем, чтобы помочь ему. Я никогда не доставлю ему проблем или беспокойства. Если со мной он сможет получить тот кусочек счастья и покоя, за которые он борется, то так тому и быть. Я его никогда не покину, что бы с нами ни происходило.

* * *

На следующее утро в школе было мало людей. Занятия не отменили, но сказали, что пропустившим ничего не будет, потому что дороги и транспорт были в плачевном состоянии. Кто жил близко, те пришли. Наша школа стоит на возвышении, так что, к счастью для Франкенштейна, она расположена так, что её не затопило. Представляю, как бы он убивался, если бы здание второй раз за несколько недель пострадало. Я от школы была не просто далеко, а настолько далеко, насколько в нашем городе вообще возможно. Но прогулять школу я не могла, так как по официальной версии была у Суйи. Было бы странно, если бы она пришла в школу, а я — нет. Кстати, она таки не пришла. Сначала я обиделась, потому что мы с ней списывались и минут двадцать решали, стоит нам идти в школу или нет, решив в конце концов, что пойдём, к моему неудовольствию… Вернее, это я как раз и говорила, что пойти надо, а она уговаривала меня прогулять… Но в глубине души я просто надеялась, что она сможет убедить меня не ходить, а получилось наоборот. Когда она не пришла, я подумала, что могла бы сейчас просто спокойно валяться с М-21 на диване на явочной квартире… Потом вспомнила, что он-то по-любому ушёл бы на работу — у него опции прогулять не бывает. Но диван ведь всё равно бы остался… А я так не выспалась. Абсолютно.

Оказалось, что Суйи не сама в последний момент передумала, а ей позвонили из компании. Как айдол, она должна постоянно поддерживать правильный имидж. Вот ей и пришлось ехать в агентство и записывать какое-то обращение. Смысл в том, что она переживает за пострадавших в стихийном бедствии и призывает нас быть осторожными. Уверена, что Суйи и правда жалко тех, кто пострадал, но эту акцию я считаю какой-то надуманной. В смысле, ну кто поверит, что семнадцатилетняя девочка сама снимает видео, где везде так и светятся логотипы компании, с которой она сотрудничает? Короче, не важно. В любом случае, Суйи сказала правильные вещи, пусть ей их и продиктовали.

А я сидела за партой и тупо глядела на доску. В лучшем случае я могла бы ответить, на какой предмет я пришла, но и в этом особой уверенности нет, потому что из-за форс-мажора расписание сменилось. Так что я вполне могла сидеть на математике с учебником по биологии и не замечать этого…

В моей голове ничего не задерживалось. О чём-то там рассказывали, периодически чиркая мелом по доске, что меня немного возвращало в реальность, щёлкал по клавиатуре Икхан… Шинву 100% ещё дрых, но дома, потому что в классе его не было, про Суйи я уже сказала. Она приехала только к последнему уроку, но нам с ней так и не удалось поговорить: вернее, я так устала, что избежала этого разговора.

Ночью я всё-таки помыла голову (стоит ли говорить, что никакой фотосессии не было, но это не важно), с опаской выбралась из ванной и пошла на кухню. Я не смогла бы лечь спать после того, что увидела. М-21 пристроился тут же рядом со мной. Мое поведение казалось ему подозрительным, и он словно чувствовал мою ауру, хотя и не мог прочитать мыслей. Мне кажется, он не до конца поверил мне, что я ничего не видела. Но, совершенно очевидно, ему тоже было не по себе после кошмара, так что и он не спешил снова ложиться. Теперь я подумала, что дело могло быть и не во мне. Может, он просто боялся снова уснуть.

Есть нам было нечего, но это и к лучшему: мне от любого запаха стало бы плохо, я уверена. Так что мы просто заварили крепкий чай. М-21 смотрел минут десять на то, как я вожу ручкой по бумаге, потом его терпение лопнуло, и он спросил:

— Юн, ну теперь-то что? Ты почему спать не идёшь?

Я отложила тетрадку и демонстративно взмахнула рукой, указывая на торчащие слипшиеся пряди. Он с непониманием проследил за этим движением.

— Голова. Мокрая.

— И чё? — совершенно ничего не понял он.

— Ну как я с мокрой головой лягу спать? — укоризненно проговорила я. Вообще-то, подумаешь волосы — я легла бы не задумываясь. Если бы не некоторые модифицированные с кошмарами.

— Хм, — он пожал плечами с видом «даже не буду пытаться понять женскую логику» и продолжил: — А что ты там такое пишешь?

Не говорить же, что это дневник? Нет, я не стесняюсь. Да и потом, М-21 и так прекрасно знает, что я помешана на дневниках — как и все мои знакомые, он раз двадцать спрашивал, а сколько у меня всего дневников, когда я начала их писать, перечитываю ли потом и всякое такое. Но сейчас М-21 быстро соотнесёт то, что недавно произошло, с тем, что я пишу что-то личное, и поймёт, что я записываю инцидент с кошмаром.

— Сочинение, — не вдаваясь в подробности, откликаюсь я и продолжаю с сосредоточенным видом выводить кракозябры. Вряд ли вот конкретно эту страницу я потом смогу перечитать из-за почерка.

— Ты ж сказала, что тебе только физику задали, — фыркнул М-21. — Ты забы-ыла, да?

М-21, серьёзно, можно было это спросить нейтрально, или сочувственно, или осуждающе… а ты спросил так, как будто тебе забавно наблюдать за моей несобранностью. Как будто снисходительно так…

— Да это не на завтра. Это надо до конца недели сдать.

— Не на завтра? А зачем тогда сейчас-то пишешь? — кажется, я сломала ему мозг. Вот точно так же Шинву меня спрашивал в началке, зачем я делаю задания, за которые не ставят оценки.

— Потому. Что. Мокрая. Голова, — отделяя каждое слово, экспрессивно встряхнула шевелюрой я.

— Ааааа… — соотнёс Аджосси и вернулся к своему чаю. Спустя минуты три, совершенно не зная, чем себя занять, продолжил: — Ты могла бы со мной поговорить, раз я тоже не сплю.

— Ммм? — откликнулась я, даже толком не успев отрефлексировать.

— Раз не сплю, можешь со мной поговорить, а не работать. Пока голову сушишь.

Какой М-21 молодец. Вот видно, что умеет переговоры вести. Сразу представил ситуацию так, что не от важных дел меня отвлекает, а мог бы щедро предоставить мне услугу по развлечению — хотя это ему самому она и нужна. Хотя шутки шутками, а я прекрасно понимаю, что нам двоим просто надо было отвлечься от кошмара.

— А ты-то почему не спишь? — поинтересовалась я буднично, хотя ответ знала. И что М-21 ответит не совсем правду, тоже знала.

— Потому что ты не спишь, — развёл руками он.

— Аааа… М-21, иди спать, а? — добродушно послала его я, и он остался сидеть рядом. Мы нужны друг другу. Это как магический круг, который сказочные герои чертят, чтобы защититься от зла вокруг. Для нас этим спасительным заклинанием стали наши голоса, свет на кухне, чай и плотно закрытая дверь в спальню.

Я старалась сосредоточиться (такой драматичный момент пишу!), а он смотрел на меня, пытаясь понять, серьёзно ли я от него избавляюсь.

— Я могу тебе помочь, — выбрав линию поведения, продолжил торговаться он.

— Ммм? — я сделала вид, что опять всё прослушала. Надо хотя бы создать иллюзию нормальности этой ночи. Может быть, тогда и сами поверим, что всё как всегда.

— Что за предмет-то хоть? Давай я тебе помогу с домашкой, и мы всё-таки ляжем спать?

— Литература… — отвечаю я, раз уж решила, что пишу «сочинение». Дорогой мой М-21, ты вообще знаешь, что такой предмет существует? Судя по твоему лицу, нет. Это вам не публичные выступления готовить. Тут цитаты надо знать и аргументы из классики приводить… Спорим, такому умению в «Союзе» применения бы не нашлось?

— Аааа…

— Моя голова быстрее от этого не высохнет, — поспешно замечаю я, чтобы ему не пришлось объяснять, что с литературой он не сможет мне помочь до тех пор, пока не прочтёт в библиотеке Франкенштейна хотя бы полки две-три, а они у него дли-и-инные такие, во всю стену.

Ещё минут через пять сидения в полной тишине и сосредоточенности:

— Хлоп! — раздаётся на всю кухню, и я подскакиваю. М-21 ударил рукой по столу и триумфально заявил: — Юна! Как же я забыл? У нас же есть фен!

Хорошо, что не сразу сообразил. Так я хоть самое страшное записать успела. Записала — и как будто полегчало на душе. Высказанное или хотя бы написанное слово словно бы теряет свои краски, приобретая звучание и форму. Иронично, да? Ведь должно бы наоборот работать. А так… запишешь страх в тетрадь — сотрёшь из души. Хорошо, что это ещё работает. Так что я высушила волосы феном (соседи наверняка были очень рады — но с другой стороны, может, разбудив их, я не дала им увидеть какой-нибудь их кошмар?), а потом мы всё-таки легли ещё немного подремать. Уже вовсю занималась заря, предметы в комнате не просто стали видны, а даже проступили мельчайшими деталями. Может быть, поэтому страх словно бы помутнел, посерел и улёгся на дне моей души, как простой осадок. И я всё-таки ненадолго уснула.

Честно говоря, всё равно не знаю, как я выдержала этот день. У меня раскалывалась голова, но я забыла таблетки в другом рюкзаке, а попросить у кого-нибудь из одноклассниц стеснялась. Кошмары чуть-чуть отступили на второй план, ведь слишком много всего мельтешило перед глазами по ходу дня, но я всё никак не могла окончательно всё забыть, мыслями всё снова и снова возвращаясь к сегодняшней ночи. И всё-таки не могу не отметить: отчасти я наслаждалась тем, что приняла важное решение. Я похожа на героиню из романа или сериала. Мне выпадают всякие трудности, а я иду, не сворачивая, за своей путеводной звездой…

Где-то на мысли о путеводной звезде моя голова, игнорируя мои высокие стремления, отклонилась назад, и я с ужасом подскочила. Не знаю, либо я начала терять сознание, либо просто чуть не уснула, но вовремя спохватилась и успела сесть нормально. Никто ничего не заметил.

Когда Икхан потащил меня есть, я упиралась, но несильно. Проще было уступить и поесть. Что мы ели? Не помню, кажется, это был рамён. Весь день был как в тумане.

Я только чуть-чуть собралась с силами, когда у нас был урок информатики. Это было после обеда, и меня совсем разморило, так как я наконец-то поела, спустя полсуток, чего-то сытного и тёплого. Но вместо нашего обычного учителя на урок пришёл Тао, и я напряглась, подумав, что что-то случилось. Обычно Тао наблюдает со стороны. Раз он пришёл, у нас что, значит, эвакуация?

Но оказалось, что случилось всё ещё наводнение, и наш учитель не приехал сегодня, потому что остался без машины. Франкенштейн попросил Тао заменить информатика… И о Боже мой, эти светящиеся глаза надо было видеть! Ну, то есть, он старался сдерживать себя, но я слишком хорошо его знаю. А тут ещё эти фонящие мысли. Тао был на седьмом небе. Не понимаю, почему он никогда не просил Франкенштейна дать ему эту должность? Неужели Тао просто настолько уверен, что в роли охранника он будет полезнее?

Когда он объяснил нам ситуацию и встал у учительского места, то первым делом нашёл взглядом меня. Я сразу села прямо от этого взгляда. Мне показалось, что он прошил меня током. Хотя у Тао такой способности вроде раньше не наблюдалось… Но с ним надо быть осторожнее, знаю я про его энергетические примочки, ненароком молнией ударит, мало не покажется…

Его взгляд задержался на моём лице (да, знаю я, что выгляжу ужасно, а синяки под глазами на съёмной квартире нечем было замазать… но советую посмотреть на свои собственные), потом спустился ниже, и я покраснела: скорее с досады, чем от смущения. Ну серьёзно, Тао, мы же с М-21 тебе оба чуть ли не поклялись: не было ничего между нами… Хотя, возможно, это я просто сочинила, потому что мысли его не прочитала (да больно надо!), а по лицу его было трудно сказать, что он обо мне думает. Атмосфера в тот момент взрывалась от девчачьего восторженного: «Оооо!», так что мои одноклассницы просто заглушили его мысли.

— Ну что, давайте посмотрим, на чём вы остановились, — с чеширской улыбкой сказал Тао и гордо взмахнул лазерной указкой.

Я бы на его месте не торопилась так радоваться. С информатикой у нас слабовато. Во время контрольных весь класс списывает у Икхана; вернее, он успевает решать за нас все три варианта. Мне вот интересно, руководство в лице Франкенштейна об этом догадывается или нет? Что учитель не может не знать, я даже не сомневаюсь. Досадно, что мы все такие донышки…

Очевидно, у Тао хватило такта не показать своего разочарования в наших познаниях и способностях. В любом случае, после этого урока я чувствую, что хоть что-то поняла. Икхану Тао дал отдельный проект, так что больше мы его не видели… Шучу. Наоборот. Икхан просто сиял весь урок от такого знака внимания. Разумеется, когда он закончил с проектом, мы всё ещё еле-еле пытались понять, кто в каком месте напортачил с кодом. Тогда Тао попросил Икхана помочь остальным ребятам, а сам сел рядом со мной, делая вид, что помогает мне разобраться. Сердце у меня заколотилось быстрее, потому что Тао в любом случае словно пришёл меня ловить с поличным. Всё равно, по какому поводу: если про урок — я ничего толком не сделала, потому что была не в состоянии думать. Если про ночёвку — он явно досочинил этой ночи не то развитие событий, что там было. И почему я вообще должна перед ним оправдываться? С какой стати он опять мне в душу лезет?

Но за этим возмущением я всё же почувствовала эмоциональный фон Тао; несмотря на радость за себя в роли учителя, там присутствовало ещё и беспокойство. Нет, не азартное предвкушение пикантных подробностей, не зависть, не раздражение, а… что-то неуловимое. Как будто ему было одновременно и жаль меня, и слишком боязно спрашивать, но он знал, что должен всё прояснить. Он открыл текстовый файл и написал, не рискуя задать вопрос вслух: «Как у вас всё прошло?»

«Всё нормально», — написала я очевидную ложь, но не знала, как ещё можно отреагировать. Жаловаться? Объясняться? Не вижу смысла и не умею. Я вообще разучилась говорить о своём состоянии правду: или не хочу ранить чужие чувства, или боюсь раскрыть правду о себе. Ну и чаще всего — просто слишком гордая.

«Неправда, — подумал Тао, глядя на белое полотно текстового файла с недоверием. — Я же чувствую — что-то случилось, но не могу понять, что с тобой произошло».

«Так заметно? — напечатала тогда я, спокойно отвечая и на невысказанный вопрос. — Я просто этой ночью не спала».

В голове у Тао мелькнул, конечно, пошлый вариант этой ситуации, но всё же он сразу понял, что это не то. Он же не видит во мне ни капли смущения или другого подобающего проявления чувств. Только мою полнейшую эмоциональную и физическую разбитость. Произошло что-то нехорошее, а что именно, Тао оставалось только гадать. Спросить у М-21 он не мог, ведь это только навредило бы в том случае, если тот был виновником этого непонятного инцидента. Я вздохнула и покачала головой. Ну в чём ты его, в самом деле, подозреваешь, Тао? Что он против воли мной воспользовался или что? Тао тем временем просто набрал «?» на клавиатуре.

«Не говорите М-21, ладно? — напечатала я, словно бы подтверждая его мрачные догадки, и дописала: — Поклянитесь, что не скажете».

«Ладно», — подумал он и кивнул. Он в общем-то понимал, что я его мысли просто читаю и в слова их облекать не обязательно.

«Я видела его сон, — призналась я — Боевую трансформацию… во всей красе».

Тао не стал ничего отвечать, он просто оторвался от монитора, к которому наклонился, и повернул голову ко мне. На его лице были понимание и жалость. По-видимому, у Тао оказалось более чем достаточно воображения, чтобы понять, что должен чувствовать обычный человек, не агент, когда своими глазами увидит такое.

Не знаю, что заставило меня сказать ему. Может быть, я просто устала от того, что ни с кем не могу поговорить. А Тао единственный посвящен в нашу тайну. Но М-21 он предан, а мне нет… Сейчас пойдёт и доложит кому-нибудь. Или М-21 обо всём расскажет и надаёт ему указаний больше ко мне и на километр не приближаться, чтобы не травмировать детскую психику, или Франкенштейну меня сдаст, опять же, чтобы у нас с М-21 не было соблазна, и чтобы мои нервы сберечь… Ещё вчера ночью я была бы почти рада, если бы мне сказали, что сотрут мне память навсегда. Проснусь утром — и не буду ничего знать. Но разве я не решила нести свой крест до конца? Зачем же я тогда проговорилась Тао? Я же хотела всю жизнь прожить и ни ползнака никому не подать, как мне тяжело.

Рука Тао незаметно сжала мою ладонь и тут же заметалась по клавиатуре: «Ты видела, как он ведёт себя в бою, выходит. Страшно было?»

«Очень», — написала я, потому что уже не было смысла идти на попятный.

«Поэтому я и хотел, чтобы ты больше не вспоминала, — подумал Тао с беспомощной досадой. — Если бы знал, как тебя оградить от этого… Ясно же было, что если ты всё вспомнишь о том, как М-21 вас спасал, и если вы будете с М-21 больше общаться, то к этому всё придет».

Ну не созданы модифицированные, в понимании Тао, для жизни рядом с обычными людьми. То есть, он просто всё это время ждал, когда наступит этот переломный момент, и я с ужасом осознаю, что модификанты — это чудовища? Что потом должно было произойти по его сценарию?

Он подождал пару секунд, колеблясь. «Теперь ты вряд ли даже взглянуть на него захочешь», — подумал он, и тут до меня дошло, что за меня Тао, конечно, переживал, но за М-21 — куда больше. Типа для меня можно поискать внушение посерьёзнее, чтобы опять обнулить мне память, и психологическую травму тоже как-нибудь вылечить, а отвергнутому М-21 ещё как-то с этим жить…

Я считала эту мысль, поэтому ответила до того, как он успел набрать своё предположение: «Я решила остаться с ним». Не знаю, чего было в его взгляде больше, боли или радости. Это было какое-то сложное чувство, нерасщепляемое на компоненты. «Уважаю». Тао это не написал. Он это просто всей душой почувствовал.

«Серьёзно, Юна, — подумав, напечатал он. — Не сомневаюсь, что он тебе как охранник нравится, но далеко не каждая девушка, понимая всё, согласилась бы быть с одним из нас».

Это было так просто. Внезапно сомнения схлынули, обнажая ровный песчаный берег. Да, этот песок никогда не сохраняет написанные на нём слова. Вот так же и моя память после следующего шторма может оказаться пуста. И всё-таки этот пейзаж вечен, и сколько бы бурь ни выпало на нашу долю, ничто не переменится. И я написала то, что всегда знала, и что теперь вдруг стало тем самым основанием для моего решения, без которого мне бы не хватило сил и смелости продолжать: «Я его люблю».

«Модифицированным это чувство незнакомо», — подумал Тао с сомнением, и перед его мысленным взором снова встали те, кого он когда-то знал, с кем работал. Безжалостные убийцы, психопаты с растравленной душой, хитрые карьеристы, не гнушающиеся никакими способами получить желаемое. О любви никто не думал и не говорил. Её просто не существовало в их мире, и даже смешно было бы решить, что она — достаточная причина отказаться от того, что все они считали своей целью. Власть в разумных (или неразумных) пределах. Личная безопасность и комфорт. Уверенность в завтрашнем дне. А на что согласилась я, пожертвовав всем этим взамен на сомнительную возможность зависеть от человека, которого боюсь и не принимаю? Который может покинуть меня в любой момент и никогда не вернуться? И который не сможет дать мне простого человеческого счастья (которого я, безусловно, заслуживаю), так как банально не представляет себе, что это такое?

«Неправда, — вступилась я за М-21, которого Тао хоть и опекает, но, похоже, не очень-то хорошо представляет себе. Нормально он социализирован! А если бы и нет, разве меня это остановило бы? — Он меня любит, хотя не знает, как это показать».

«Хорошо, что ты всё равно замечаешь», — пронеслось его мысленное одобрение, снова не коснувшись текстового файла. И Тао как будто переключился в другой режим. Тут я догадалась, что у него на меня было строго отведённое количество времени. Кусочек, не больше и не меньше; такой, чтобы всё обсудить, но чтобы наше общение не показалось никому в классе подозрительным.

Всё-то ты знаешь, Тао, всё-то просчитал. Все оптимальные ходы у тебя записаны. Кому и с кем быть, чтобы не страдать, к чему стремиться и чего остерегаться. Только жизнь ведь живётся не так. И почему ты полагал, что есть только один правильный путь? Даже если ты просчитал наилучший вариант, это не значит, что он исключает чужую правду, чужой выбор. Что с того, если тебе кажется, что он неверен?

— Смотри, вот тут ошибка, — сказал он мне, возвращая меня в реальность урока. — Вот как надо было.

Я с удивлением отметила, что, успевая разговаривать со мной, Тао одновременно проверял мой код. А теперь он ещё и написал мне правильное решение… Другим он не подсказывал. Видимо, со мной его отношения всё-таки не такие формальные, и я единственная во всём классе пользуюсь его снисходительной помощью.

Тао смотрел на меня как-то не так, как в начале урока. Наверное, он думал о том же, о чём и я. И в его душе точно так же с шипением отступали обратно в море сомнения и навязчивые мысли, оставляя на песке какие-то диковинки, которые теперь было разве что только собрать и с недоумением повертеть в руках. Тао как будто заново открыл не то меня, не то правила этой жизни. Нет, он остался на своём: любовь — это какое-то эфемерное понятие, которое объективно не может и не должно вынуждать здравомыслящего человека на жертвы. Но… решение, принятое не вслепую, не в эмоциональном порыве, а взвешенно и серьёзно, пусть и вопреки всем аргументам, получило его горячее признание. Да, он не понял до конца моих мотивов, но глубину жертвенности оценил. И она его как-то тронула, что ли. Ведь в итоге-то цель у нас одна и та же. Какая цель? Помочь М-21. В его душе больше демонов, чем в душах многих других. Но я не отвернулась и не сбежала, что всё-таки делает меня — в глазах Тао — одной из своих. Ведь я точно так же готова за М-21 стоять до конца, как сам Тао — никогда не предаст его или Такео.

«Ты правильно сделала, что ему ни о чём не сказала», — написал Тао. Как он узнал, что я всё скрыла? Он заметил замешательство на моём лице и пояснил: «Если бы ему сказала, он бы тут же расстался с тобой, и об этом ты бы рассказала в первую очередь». «Он бы отстранился, чтобы не причинять тебе боли, — добавил он мысленно, — и… и это его бы сломило».

Значит, я была права! О-о-о, какое облегчение… Я сделала верный выбор! Да, Тао больше всего боялся видеть не моё разочарование или страх, а то, что М-21 снова вгонит себя в то состояние, в котором недавно был — полной потерянности, апатии ко всему окружающему и ненависти к себе. Что будет считать себя ничтожеством, предавшим немногочисленных близких, которое неспособно изменить свою суть, но смеет мечтать о большем… Что будет погружаться в эту трясину всё глубже, пока наконец не погрязнет настолько, что уже никто и ничто не сумеет его оттуда вытащить. М-21 излишне чувствителен, хотя не склонен это показывать остальным. Только в минуты большого напряжения или потрясения эти сломы, швы на его душе становятся зримыми. И Тао боялся, что разрыв со мной станет для М-21 последней отравляющей каплей, которая нарушит равновесие тьмы в его душе. Но если вместо этого я принесу ему свет… Тао даже не думал почему-то, что малая вероятность счастливого исхода в этой истории сумеет всё же перевесить.

«Но ты всегда можешь поговорить со мной, — написал Тао, со смесью любопытства и озадаченности следящий за быстро сменяющимися эмоциями на моём лице. — Не замыкайся в себе, ладно?» Я кивнула. Тогда он вдруг ухмыльнулся и дописал: «И обращайся ко мне неформально, когда ситуация позволяет. А то глупо как-то, мы же с ним, считай, как братья, а ты с нами так по-разному…»

«Ладно», — с внезапной благодарностью напополам со смущением написала я. Меня и правда приняли! Тао, несмотря на все свои заморочки и аналитические выкладки, просто… принял меня своим сердцем, а не разумом! А уж с разумом… договорится потом сам как-нибудь.

— И проверь ещё раз конец кода, хорошо? — сказал Тао, возвращая мне компьютер. И обернулся к классу, давая понять, что разговор по душам успешно завершён: — Так, ребята, у кого есть вопросы, можете задавать…

А разговор этот и впрямь был очень своевременным. Почему-то мне кажется, что Тао сумел просчитать даже это.

1) В главе упоминаются тяжёлые моменты, очень важные по сюжету. Но, надеюсь, вас это не напугает. И этот мрак там не везде.

Вернуться к тексту