Designer's Dream (гет)

Вот только перерыв Аделы длился даже не месяц и не два, а к драконам она не подходила близко и того больше, пока все же не свыклась сама с мыслью о том, что избегать их и дальше просто нету никакого смысла. Она все так же по отдельности общалась с ребятами, реже — со всей компанией, а еще реже — с Иккингом. Он перестал заходить в мастерскую и не просил ее больше ни о чем.

Не спрашивал совета, не рассказывал о том, что у них там происходит и… можно сказать, в какой-то мере они отдалились. И если сначала девушка пыталась с ним поговорить, да сама спрашивала, как у него дела и что нового в школе, он… отвечал крайне неловко. А Адела же восприняла его неловкость как нежелание больше с ней общаться. По крайней мере, не так близко, как раньше. И потому девушка решила, что из уважения к нему же не станет навязываться, да просто продолжит общаться уже, непосредственно, с ребятами.

Рыбьеног временами одалживал у нее книги, его младшая сестренка училась у нее вышивать, Сморкала стал гораздо чаще приходить по вечерам и смешил постоянно своими заскоками, что были настолько же нелепыми, насколько и очаровательными. Приходит, веселил, спрашивал, как дела, и лениво рассказывал о том, что было в школе, если не хвастался и не выставлял себя героем.

Задирака вновь вызвался к ней в модели и совсем недавно Адела даже уговорила его надеть платье. Забавная вышла ситуация, когда парень сам заплел себе косы, попытался изобразить сестру и начал спрашивать у нее про себя же, пока Хофферсон не решила отыграться и не попросила примерить коллекцию женской одежды. И это… был позор. До тех пор, пока Задирака не влился в роль и не начал строить из себя благородную даму. После он не хотел снимать платье и, прикрываясь руками, бегал вокруг стола, возмущаясь на Аделу, что якобы пыталась сделать с ним нечто непристойное.

На следующий день он же за обедом пошутил про то, как мастерица пыталась его раздеть весь вечер, Рыбьеног подавился жаренной рыбой, а Астрид была готова отстаивать честь сестры заодно со Сморкалой, что поднял парня за ворот рубахи и был готов его вот-вот ударить. Точнее, просто делал вид, чтобы припугнуть, а уже потом сама Адела заступилась за свой новый живой манекен, рассказав полную историю того, что произошло.

В итоге парню приехало просто в виде подзатыльника, что уже не так страшно, как смерть от топора, а младшая Хофферсон просто закрыла лицо руками, не понимая, как же можно было так двусмысленно извратить его вчерашний побег в платье, так еще сделать это правдоподобно и случайно, ведь Задирака потом с видом маленького ребенка спрашивал, что же не так. И тут Забияка, чуть более ответственная Торстон, чем другие, аккуратно увела его от темы, как бы ее творческий брат не начал потом заниматься всякой дурью.

В общем-то, дни с ребятами пролетали очень весело, а в совокупности с работой Адела и не заметила, как снова наступили холода. Сначала постоянно шли дожди, потом дождь со снегом, от чего на улице было грязно, холодно, противно и поначалу девушка даже не думала о том, чтобы выходить на улицу, но чуть ли не плакала каждый вечер, убирая грязь, оставленную викингами с улицы. О, состояние их ботинок лучше было и не видеть…

Затем все покрылось льдом, а потом опять растаяло и, наконец-то, пришла зима. Крыши домов больше походили на белые шапочки, викинги все так же трудились в поте лица даже в мороз, не зная холода и гуляя в одних жилетах, а Адела выходила только в своей белой шубке, боясь, элементарно, простудиться, что случалось с ней практически каждую зиму. Сопли, кашель, обильное питье и укутывание в сто мехов, чтобы поскорее выздороветь — стандартная процедура для нее на каждый год.

И сейчас, когда все, казалось, были так легко одеты и совсем не мерзли, Адела спрятала руки в рукава, чтобы хоть немного согреть их, да думала о чае, мастерской и пледе, пока все же не переключилась на рассказ Иккинга. Сегодня они с Астрид ушли в лес кататься вместе со своими драконами и, если верить дальнейшей истории, то закрылок Беззубика примерз, они все вчетвером упали с обрыва и могли погибнуть под толщей снега, вызванной лавиной.

— А затем драконы своими крыльями укрыли нас от снега, — он говорил с таким восторгом, когда валькирия смущенно поправила свою челку, сидя рядом с парнем. Похоже, только Аделу заботило то, что два самых дорогих для нее человека едва сегодня не погибли.

— В жизни не встречал ничего подобного! Даже в книге про драконов! — младшая Хофферсон едва сдержала смешок, вспоминая то, какого рода информация вообще записана в той книге. То есть, серьезно, они ж убивали их, так с чего бы викингу писать что-то про то, как злобное порождение самой смерти закрывает какое-нибудь животное своими крыльями?

— Я тоже! Это было просто невероятно! Как будто у них открылись какие-то охранные инстинкты! — мастерица молча наблюдала за друзьями, чувствуя, как напряжение нарастало с каждой секундой по неизвестным же ей причинам. Адела определенно точно была рада, что они не пострадали, но от чего-то на сердце все равно словно скребли кошки.

— Кто бы мог подумать! Мы веками воевали, а они пришли к нам на выручку!

— Ну… как бы, это же ваши драконы. Вы их больше года выхаживаете, кормите, поите, давно стали друзьями и летаете вместе… с чего бы им вас вообще бросать? — все же задалась Адела вопросом, склонив голову в бок. — Больше важно, с вами точно все в порядке? Точно ничего не болит и вы не поранились?

— Все в порядке, Адел, — улыбнулась ей сестра, когда младшая же неловко отвела взгляд в сторону. Казалось, что они резко потеряли оба возможность трезво мыслить рядом друг с другом. Аж тошно. — Но без их помощи… мы бы замерзли до смерти.

— Вы могли бы греть друг друга своими телами, — и после этой фразы внутри мастерицы словно что-то треснуло, высвобождая копящееся недовольство и ярость наружу. Только она терпела и достаточно долго… точнее, всего несколько секунд, пока смущенные ребята напротив резко не отсели друг от друга и не отвернулись в разные стороны, будто что-то подобное у них как раз и произошло. Или Адела себе это выдумывает? Почему же тогда такая реакция?

— Астрид, если тебе холодно, я… что? Адела? Ты куда это? — и мастерица все же подскочила, собираясь скорее покинуть ребят, как бы не натворить только рядом с ними глупостей.

— А, да я вспомнила, что поработать сегодня хотела. Появились идеи для новой зимней коллекции и, к тому же, Йохан скоро должен приехать, — живо ответила она, нацепив привычную дружелюбную улыбку, которую использовала при общении с викингами, что приходили к ней в грязных ботинках, роняли один и тот же манекен, куда бы она его там не переставляла, и очень жестко тупили, от чего терпеть их было просто невероятно тяжело. Но к ним она хотя бы привыкла, а вот к этим — нет. И никогда не сможет. — Я просто… подумала, что случилось что-то важное, раз Иккинг всех позвал. И волновалась, что вы могли пострадать.

— Да на то не было причин и… тебе вовсе необязательно было приходить, если ты не хотела, — фраза от Иккинга звучала настолько странно, что даже ее Адела восприняла сейчас в штыки. Он будто… и не хотел, чтобы она приходила, да сидела в их компании.

— Вот как… обязательно учту, — холодный ответ никак не подходил той, что еще пару секунд назад дружелюбно улыбалась ребятам. — Ну, я пойду тогда! Хорошего вам вечера! — хотя она и была сейчас приветлива, сама девушка сжала руки в кулаки, чего под длинными рукавами совсем не было видно, и хотела уйти уже как можно скорее, что, собственно, и сделала.

— Мне кажется, или Адела в последнее время какая-то странная? — потому что буквально минуту назад и сразу после брошенной им фразы Рыбьеног почувствовал на себе презрительный взгляд с ее стороны, будто девушка собиралась вонзить нож или что похуже ему в спину.

— Да с чего ты взял?! — возмутился Сморкала, пускай и понимал, что то действительно было странно, но… в отличие от всех, он хотя бы примерно представлял причину. — Все с ней в порядке! Если кто-то и ведет сейчас себя по-настоящему странно, то это только вы двое, — он указал на Астрид и Иккинга.

* * *

Но Адела все равно не могла нормально работать в такой обстановке. Эскизы не задавались, очередные вырванные клочки бумаги сразу же летели на пол, а когда в голове повторно воспроизвелись слова Рыбьенога, то она надавила слишком сильно и грифель все-таки сломался. Девушка со злости сметает все принадлежности со стола. Рисунки летят в разные стороны, канцелярия со звоном и грохотом падает на пол вместе с каким-то дневником с ее личными записями, а сама мастерица поднимается, обратно надевает свою шубку и идет на улицу, чтобы проветриться. И собирается пойти туда, где с наименьшей вероятностью сможет встретить кого-то из наездников. То есть, в самую глушь леса.

Тихонько идет по протоптанной тропе и шумно выдыхает, когда вместо душащей атмосферы ее встречает мороз, зимний лес и белоснежная красота. Единственное, что немного напрягало, так это лишь серое пасмурное небо над головой, но учитывая то, что на Олухе, в принципе, хорошие погодные условия были большой редкостью, жаловаться не приходилось.

И Адела прошлась до вороньего мыса и ущелья, где раньше увидела еще Беззубика. Спустилась вниз к камню, на котором еще когда-то лежал этот дракон и вспоминала, как он еще игрался с ней. Как после она приходила к нему каждый день, как приносила рыбу и как узнала о том, что, оказывается, Иккинг занимался тем же самым…

Как они впервые полетели вместе и насколько же неловко им было даже просто держаться друг за друга, пока то не стало чем-то обыденным, привычным, но… все равно до безумия приятным. Частенько они даже в шутку спорили, кто будет спереди и кто кого будет обнимать, что, в свою очередь, тоже было очень весело.

— Собственно… а из-за чего я злюсь? Мне ведь всегда хотелось покинуть Олух. И зная, что дорогие мне люди будут вместе…может, так будет даже лучше для всех нас? И… я обрету свободу, о которой всегда мечтала… — но на душе все равно было паршиво. Сможет ли она искренне обрадоваться за них, если они будут вместе? А почему, собственно, нет? Что не так?

«Я ведь с самого начала знала, что ничего не выйдет», — только вот после этой мысли хотелось просто броситься в очередную крайность и уехать уже сейчас, но Адела понимала, что это всего лишь настроение, всего лишь… маленький псих или же прихоть из-за дурного самочувствия, на которой явно не следует акцентировать сейчас внимание. А для начала, ей следовало остыть и, наконец-то, успокоиться. Взяться за голову, улыбнуться, да вернуться уже за работу.

Только вот, вопреки построенному плану в своих мыслях, она сама не заметила того, как лишь сильнее разозлилась из-за своих же действий. Они с Иккингом сейчас почти что даже не общаются. А его последние слова… что же он хотел этим сказать? То, что ей в принципе не нужно было идти? Сам столько раз говорил, что она — тоже член команды, а теперь все? Перестала помогать и решать его задачи, так уже и не нужна? Почему он не заходит? Что… Адела сделала ему не так?

Мастерица начала уходить уже тогда, когда снегопад только усилился, но вот того, куда идти дальше, она не понимала. Метель становилась все сильнее, впереди ничего не было видно, но Хофферсон продолжала идти вперед по знакомому маршруту, уже ориентируясь на одних только деревьях, но… дальше то было уже бессмысленно. Тропы давно замело, ее следы позади — тоже, а девушка пыталась сосредоточиться, понимая, что если не дойдет или не найдет хоть какое-то укрытие, то потом ее будут раскапывать, прямо как Гнильца после бури, но и то, только если найдут. Девушка ступает куда-то в бок, а затем еще и кричит, проваливаясь глубоко под снег…

* * *

Как только Адела ушла, Иккингу пришло новое и поистине невероятное задание, от которого он буквально сейчас сходил с ума. Все валилось из рук, домашние животные разбегались, носились туда-сюда, а драконы, восприняв это за игру, еще и начали с ревом бежать за ними, догоняя маленьких перепуганных овечек, да огромных яков! Идей не было, срок — всего три дня, в небе сверкнула молния, на улице вновь пошел снег и, на самом деле, стало ощутимо холоднее, чем с утра, хотя стены арены и защищали их в какой-то мере от сильного ветра.

— Иккинг, не переживай, — слышит он такую нерабочую, такую даже раздражающую фразу, что сразу же включает дурачка.

— Переживать? Кто здесь переживает? Я? Да не-ет, быть того не может! — и засмеялся, понимая всю безнадежность ситуации. В этот самый момент он очень пожалел о том, что рядом не было Аделы. Даже если она не смогла бы предложить как-то решить эту задачу, ее присутствие… явно бы повлияло на команду и помогло бы ему справиться быстрее. По крайней мере, так бы он хотя бы знал, что не один, и в случае провала ему всегда есть, на кого можно положиться.

«С чем еще я могу тебе помочь? Что… я могу для тебя сделать?..» — ее уставший вид и болезненная улыбка заставили почувствовать парня самым настоящим идиотом. Он не знал, что должен был тогда ответить, да и, на самом деле, боялся отвечать. Хотел поддержать, хотел сам хоть с чем-то помочь ей, но когда даже на простой вопрос, как она, девушка просто ответила, что с ней всегда все хорошо… Карасик просто понял, насколько сильно они отдалились, что Адела даже не могла ответить ему честно, скрывая правду за дежурной вежливой улыбкой.

И он не знал, точно ли может теперь к ней даже просто обратиться. Точно ли она вообще хочет его видеть и смогут ли они общаться дальше или же Иккинг просто будет досаждать ей, отвлекая от работы? Адела, и без того, сделала для него слишком много. Настолько, что, казалось, он просто до конца жизни не расплатится, хотя тот и старался, но… что бы Карасик не предпринимал, того все равно оказывалось слишком мало. Он сказал, что ей не обязательно отвлекаться, если она не хочет, и Иккинг искренне не хотел ее отвлекать, не хотел думать о том, что Адела снова отказывается от всего в его пользу, но в итоге… что? Встретившись с ее взглядом, парень увидел в нем столько обиды и злости, что совсем не трудно было догадаться: он снова что-то делает не так.

— Эй, все за мной, буря уже на пороге! — прокричал Плевака, взглядом пересчитывая всех наездников, но одного ребенка все же не доставало. — Иккинг! Где Адела?

— Что?.. — парень растерялся, не зная, на что сначала ответить. — Эй-эй! Плевака, стой! Мы еще не решили проблему с домашней скотиной! И что с Аделой? Мы ее не видели с тех пор, как она ушла в мастерскую…

— Но в мастерской никого нет! Я лично все проверил, — Шлак, пришедший вместе с кузнецом, отрицательно покачал головой.

— А? Ты уверен? Может, она была наверху?..

— А наверху такой погром, словно там дракон не на шутку разыгрался! — но поняв, что шутку никто не оценил, викинг поспешил поднять пробегающую курицу. — Нет, ее точно не было.

— Так она не с вами… — на самом деле, здесь даже Плеваке стало страшно, ведь все уже давно эвакуировались, но вот Аделы определенно точно не было среди толпы и Хофферсоны отрицательно качали головой.

— Нет? Плевака, я могу вернуться позже! Я попробую еще…что-то сделать с животными, а потом поищу Аделу. Не думаю, что она далеко ушла, — сразу же ответил Иккинг, что еще даже и не знал того, насколько страшной была ситуация.

— Твой отец ждет всех в большом зале! От мерзлый куриц яиц не дождешься, Иккинг. Надо загнать всю скотину в амбар!

Да вот только когда они все же покинули арену, то все зажмурились из-за сильного ветра. Снег буквально бил по лицу, над ними снова сверкнула молния и пара овечек едва не разбежалась, когда одна стукнулась об Астрид, а другую поднял уже, непосредственно, Иккинг, возвращая ее к остальным. Амбар же был завален снегом до самой крыши, заставляя, в свою очередь, задуматься, а точно ли стоит селить животных именно туда и раскапывать все это дело.

— А может все-таки не надо… — да и к тому же, Плевака понимал, что там внутри все равно будет так же холодно, как и снаружи, просто потому что домашние животные сами не смогут отапливать дом, разжечь огонь и… в общем, они не драконы.

— Другого укрытия все равно нет! — возмутился Шлак, да вот только кузнец все равно покачал головой.

— В большой зал! — в этот раз слова Иккинга звучали не как предложение, а скорее даже как приказ, потому что погода становилась все хуже и им следовало решить проблему как можно скорее.

— О, ну конечно! Поселим драконов и скотину вместе! Интересно, что же из этого получится? — с сарказмом спросил викинг, даже не скрывая своего возмущения.

— Другого выбора у нас все равно нет. А там… я что-нибудь придумаю. Постараюсь держать драконов подальше от домашних животных, — ответил Иккинг, волнуясь сейчас лишь только о том, куда же могла деться Адела и где ему ее искать, если она еще не там.

— Плевака! — какая-то женщина бежала им навстречу через снег, спотыкаясь и едва не падая, но сама она все равно нагнала ребят. — Плевака, мастерицы нигде нет. Ни в одном из домов, ни в мастерской или большом зале! Одна из ее соседок сказала, что видела, как она уходила по тропе в сторону леса… — Карасик чувствует, как внутри него все леденеет с каждой секундой, стоит только подумать о том, что девушка там одна, где-то в глуши и просто не может дойти до деревни из-за того, что все тропы замело снегом, и ни черта не видно.

И в этот самый момент, когда снова сверкнула молния, взревел Кривоклык, воспламеняясь и распугивая всех животных. Что на него нашло — никто не знал, все пытались угомонить скотину и поймать хоть кого-то из них, но, само собой, бегущего яка в свои две руки не остановишь, овечки бегают куда быстрее, а куры еще и начинаю клевать тебя со страху, когда ты их только поднимаешь.

А учитывая то, что многие драконы попытались помочь своим наездникам, все разбежались лишь быстрее. И этого хватило для того, чтобы Иккинг запрыгнул на своего братца, намереваясь их найти, и дракон взмахнул крыльями раньше, чем Плевака успел его догнать.

— Иккинг, подумай! Ты все равно их не соберешь всех в такую бурю! Остановись сейчас же!

— Без животных у нас совсем не будет никакого пропитания! А без мастерицы… — «не будет уже самого меня» — продолжил он мысленно, но сам лишь покачал головой. — Я приведу их всех и поищу Аделу в лесу.

— Иккинг! Ох, Астрид, хоть ты скажи ему! Нет! Куда ты собралась?! Вы все! Я вас не отпускаю! Немедленно приземляйтесь! Мы возвращаемся в укрытие! — но старого кузнеца, беспокоящегося за детей, никто не слушал. — Иккинг! Стоик меня убьет, если ты сейчас же не…

— Прости, Плевака! — только и выкрикнул в ответ наездник и учитель драконов, когда женщина, в свою очередь, ободряюще похлопала его по плечу, как бы показывая, что все будет в порядке. Но сама она так явно не считала…

* * *

Только вот то все равно было не так просто. Первоочередной целью стояли все-таки животные, и как бы Иккинг не хотел метнуться в лес, он не мог оставить группу здесь в метель, прекрасно зная, что они полетели лишь из-за него. Вместе они кое как, да смогли собрать сбежавший скот. Астрид загнала кур шипами змеевика, Сморкала гнал яков на Кривоклыке, а сам же Иккинг с Беззубиком поймали маленькую овечку, что едва не упала с высокого обрыва, и привели трех потеряшек к общей группе.

Было так холодно, что, казалось, пальцы рук, ухватившиеся за седло Беззубика, просто онемели и парень задрожал, когда особо сильный ветер вновь дал о себе знать. Близнецы по ошибке поймали двух викингов и в этот самый момент, когда Иккинг только увидел вождя племени, все внутри него словно рухнуло, стоило лишь подумать о том, что он проделал весь путь к ним, оставив при этом жителей деревни в зале совсем одних. Отправился на поиски, а теперь… они даже элементарно и не знали, куда им идти.

— Пап… прости. Я снова тебя подвел, — слова давались тяжело, но он старался держаться и боялся даже поднять взгляд на Стоика, представляя, как его всего перекосит от злобы или… к примеру, тот снова скажет, что разочаровался в нем.

— Ты не виноват, сынок, — но слышать в точности обратное было в несколько раз больнее. — Я отведу вас назад.

— А куда нам идти? — громко спросил Плевака, подходя к старому другу и когда-то сбежавшему парнишке, коему все же удалось найти всех разбежавшихся животных.

— По нашим следам, — без колебаний ответил вождь, указав в ту сторону, откуда они пришли, но уже затем повисла неловкая пауза. Следы-то уже замело…

— Ну, хороший был план, — пожал плечами кузнец, уже смирившись с мыслью о том, что они обречены.

Только вот о дрожащих детях того явно не скажешь. Вождь посмотрел сначала на одних продрогших ребят, затем на других, в глазах которых читался точно такой же страх и отчаяние. Они понимали, что навряд ли выживут в такой мороз, но уже не паниковали и просто молча мерзли, осознавая свои ошибки.

— И что же… с-с нами будет? — зубы стучали, Рыбьеног задал вопрос, но боялся услышать сейчас правдивый ответ Стоика, что должен был оставаться сильным и уверенным в себе вождем. Если он задрожит сейчас со всеми или хоть немного покажет, что ему тоже холодно, то моральный дух ребят упадет окончательно, а сейчас мужчина был, своего рода, опорой, благодаря которой викинги еще могли позволить себе поверить в то, что все образуется.

— А ну, идите все сюда, — Иккинг первым приблизился к вождю под его холодную мясистую руку. Вслед за ним прижалась Астрид и подтянулись все остальные. От холода это спасало мало, но стало, определенно, хоть немного лучше.

Драконы, заметив замерзших викингов, вскоре встали в круг, раскрывая крылья и накладывая их друг на друга, тем самым защищая людей от снега и сильного ветра. Каждый из них выпустил по залпу пламени, дабы те могли согреться, когда хулиганы даже сначала не могли поверить в то, что они это делают ради них самих. Астрид пояснила всем за их охранные инстинкты, но вот Иккинг молчал, ни на шаг не отходя от отца, когда мысленно, наверное, раз двадцать уже успел запрыгнуть на Беззубика и полететь с ним в лес.

И чем страшнее становилась метель, тем меньше оставалось шансов на то, что мастерица могла выжить и вернуться к ним живой. Парень чувствует на своем плече тяжелую руку Стоика и легко шугается, замечая такой до боли знакомый… такой понимающий взгляд человека, что когда-то точно так же потерял его маму. О ней они почти не говорили, но Иккинг понимал, что отец любил ее больше жизни, и не сомневался в этом ни на миг, даже когда со злости мог поворчать, что его отцу чужда любовь к близким и слова поддержки.

Тогда он просто его не понимал и, наверное, даже не хотел понимать, желая лишь добиться одобрения со стороны единственного члена семьи, а сейчас… сейчас он понимал, но боялся делать новые шаги к их перемирию. И в том, что есть сейчас, в том, что Карасик разговаривается с ним и обращается, как нужна помощь… заслуга мастерицы, что постоянно подначивала его поговорить и, в случае отказа, разговаривала уже с его отцом. Со страшным, серьезным и вечно угрюмым Стоиком Обширным, которого уважали и побаивались все его новообретенные друзья.

— Она все еще в лесу, пап, — совсем шепотом произнес он так, чтобы друзья, слишком увлекшиеся домашней скотиной, его не услышали.

— Я знаю, сынок. Я понимаю… — вождь говорил тихо и более мягко, но сам не заметил того, как прижал к себе своего единственного ребенка, словно боясь, что он снова выкинет глупость, после которой может уже не вернуться…

Они простояли до самого утра. Сначала обсуждали все домашних животных и как же им повезло, что теперь те не боятся драконов, а уже потом все замолчали и каждый утонул в своих мыслях до той самой секунды, пока Забияка не сказала про Аделу, не представляя, каково ей там совсем одной, зимой и в самой глуши темного леса. И тогда поникли абсолютно все.

Младшая Хофферсон никогда не славилась физическими данными. Она не была превосходным бойцом, не была той, кто мог отразить атаку врага или же выжить в лесу, не имея при себе совершенно ничего. Мастерица была нежной и очень хрупкой девушкой, слабой здоровьем с самого своего рождения, из-за чего ее организм постоянно цеплял какую-то заразу.

Если в деревне появлялся какой-то вирус, то Адела всегда была в числе первых зараженных. Если наступали холода, она всегда лежала с жаром под присмотром Готти и родителей. У нее не было никаких врожденных болезней или чего-то в том же духе, но младшую Хофферсон явно обделили силой и здоровьем, в то время как ее сестра, казалось, всего за свою жизнь болела раз или два. Разве смог бы этот ребенок выжить в такую бурю, один, посреди леса?..

Как только они вернулись, викинги были рады, кричали: «Они вернулись!», «Все живы!», «А курицы снова несут яйца!», и только Хофферсоны молча развели руки в стороны, когда их маленькая валькирия кинулась в слезах обнимать родственников и просила прощения. Ее никто не винил, но глаза у всех были переполнены печалью. И глядя на горюющую семью со стороны, Иккинг просто не мог ни пройти мимо, ни подойти их и заверить в том, что все будет хорошо, как бы ему самому не хотелось в это верить.

— Смотрите! Там ночная фурия! — крикнул кто-то из викингов, когда Беззубик, лежавший это время возле овечек, навострил свои ушные отростки, и резко сорвался к выходу, едва не сбивая хулиганов с ног.

И секунды не прошло, как дракон залетел обратно, вынуждая Иккинга скорее выбежать на улицу. Не успел тот и ответить, да спросить, в чем дело, как картина перед глазами просто повергла его в шок. Дикий разъяренный дракон, рычащий на викингов и не подступающий никого к себе, принес на своей спине мастерицу Олуха. Без сознания, посиневшую от холода, но все еще живую. Таким образом, неприрученная ночная фурия выручила одного и того же человека уже третий раз подряд, но лишь сегодня этот дракон впервые ступил к викингам, чтобы спасти ей жизнь…

* * *

Под присмотром Готти Адела пришла в себя довольно быстро. Не в самом благополучном состоянии, с болью в горле и во всем теле, но то, что она очнулась, уже было просто потрясающе, ведь из леса девушка могла больше не вернуться. Первым, кого она увидела при пробуждении, был Иккинг. Он обнял ее, а девушка испугалась, не понимая, что же на него нашло. Ведь возле себя она ожидала увидеть, скорее, сестру, либо же и вовсе никого.

— Прости… — шепотом произнес он, когда Хофферсон аккуратно коснулась его спины своей ладонью, думая о том, что тут, скорее, следовало извиниться уже ей.

Извиниться за свое поведение, за то, что она не могла быть ему достаточно полезной и приносила с собой одни лишь только хлопоты. И, самое главное, за то, что пыталась удержать его столько времени. За свое отношение к нему, за ревность и такие мысли, каких у нее никогда не должно было возникать по отношению к лучшему другу.

По крайней мере, он принял ее позицию и согласился с тем, чтобы продолжить просто общаться, как и раньше, а она продолжала его изводить. Не потому, что ей хотелось его внимания, ей просто… нравилось его смущать и чувствовать себя особенной. Нравилось шутить над ним, нравилась его реакция, нравилось даже смешное бормотание о том, что у нее нет ни стыда, ни совести. Но Адела до последнего не понимала того, что своими действиями она ставила его в тупик.

«С самого начала мне следовало просто тебя отпустить. Прости, что пыталась удержать и навязывалась к тебе все это время», — но страх помешал ей сказать того вслух, из-за чего с губ слетело совсем другое…

— Ты ни в чем не виноват, — слабость во всем теле не позволяла ей находиться долго в сидячем положении, а Иккинг казался сейчас таким холодным, даже ледяным, как и все вокруг, из-за чего девушка поняла, что, вероятнее всего, у нее сейчас был жар.

«Теперь я понимаю, что ты хотела совсем не того, что я пытался тебе дать. Клянусь, что больше я никогда не оставлю тебя совсем одну», — только сейчас Иккингом руководствовался его страх. Он боялся, что если бросит ее снова и попытается дать ту свободу, к которой всегда стремилась Адела, то больше никогда не увидит ее вновь и будет виноват в ее погибели…

— Ты вся горишь. Я пойду расскажу Готти, что ты уже очнулась, хорошо? Она знает, чем можно снизить температуру, — по крайней мере, пусть Иккинг и имел представление о том, что надо брать и как заваривать, копаться в сушенных травах целительницы было плохой затеей в силу того, что, к примеру, рядом с чайными листьями вполне себе могло находиться слабительное или даже смертельный яд.